Глава шестая ДВИЖЕНИЕ

Глава шестая

ДВИЖЕНИЕ

Париж, 24 января 1921 года. Уже в который раз собираются дипломаты для обсуждения турецкого договора. Легко можно вообразить подобный диалог:

«— Как, месье, мы можем приглашать разбойников за стол переговоров?

— Но это необходимо, мой друг. Севрский договор всё еще не применяется, и вы знаете так же хорошо, как и я, что Блистательная Порта больше не имеет никакой власти. Не хотите ли вы, чтобы анатолийцы объединились с большевиками? В Тунисе пришлось запретить газету, восхваляющую Кемаля как национального героя. В Марокко генерал Лиоте нам непрерывно повторяет, что действия турецких националистов вызывают большие симпатии и что необходимо заключить соглашение с Анкарой. А в Индии уже давно известно о том, как восхищаются националисты Индии Кемалем. И эта эпидемия продолжает распространяться: разве Афганистан не собирается вступить в альянс с Анкарой? Верите ли вы, что наши итальянские друзья, я называю их друзьями дипломатически, помогут нам, принимая в Риме турецкий национальный конгресс, чтобы позволить посланцам Анкары получить благословение всех турок, находящихся в изгнании в Европе? Чего вы хотите, сэр, возможно, вы правы: договор должен быть применен, но ни вы, ни мы не имеем возможности сделать это. Армия Врангеля? Не станем повторять наших ошибок. А греки! Они на грани финансового краха, и признаемся, что поражение на выборах Венизелоса и возвращение короля Константина не вызывают восторга ни у кого. Я опасаюсь, что придется внести некоторые изменения в договор, как это предлагает Сфорца. Поедем в Лондон и там посмотрим».

Неожиданный поворот конференции

Ходило много слухов о том, кто же возглавит делегацию националистов: говорили об Иззете и самом Кемале, но в конце концов главой делегации был назначен Бекир Сами, министр иностранных дел Анкары. Покинув Анкару под восторженные приветствия толпы, Сами прибывает в Лондон через Рим и Париж, где он дает несколько интервью.

Конференция начинается 23 февраля 1921 года. Делегация Анкары сидит в одном конце овального зала, делегация Стамбула — в противоположном. Когда было только объявлено о конференции, великий визирь предложил Кемалю включить несколько представителей Анкары в османскую делегацию. Можно представить, как встретил Кемаль подобное предложение: Великое национальное собрание — «единственная законная и независимая власть. Вы должны признать, что законное правительство в Анкаре» и «Его Величество должно официально заявить, что признает Национальное собрание как единственный орган страны, способный выражать волю нации». Тонкий психолог, Кемаль не скупится даже на комплименты великому визирю, чтобы растрогать его: «Исключительная возможность исторической важности предоставлена Вашему превосходительству как выдающемуся государственному деятелю». В конце концов, великий визирь уступает до такой степени, что две турецкие делегации оказываются в Лондоне, поселившись в одном и том же отеле «Савой».

Старый Тевфик, разрываемый между своей преданностью султану-халифу и патриотизмом, произносит на открытии конференции всего одну фразу: «Делегация Анатолии пользуется доверием нации и будет выступать от имени Турции. Я передаю слово Бекиру Сами-бею».

На следующий день Тевфик, сраженный гриппом, вовсе не дипломатическим, исчезает. С этого момента Сами выступает от имени двух делегаций. То ли этот захват власти, то ли собственный успех вскружил ему голову и позволил принять неосмотрительные инициативы. В самом деле, Сами согласился с созданием межведомственной комиссии для оценки этнического состава регионов Измира и Фракии. В частной беседе с Ллойд Джорджем он обсуждал участие Турции в «Кавказской конфедерации», задача которой — сдерживать натиск большевиков, и, наконец, он подписывает с Лондоном, Римом и Парижем три соглашения, предусматривающие, в частности, предоставление Франции и Италии зон экономического влияния в Турции.

Как он поступил с очень строгими инструкциями Кемаля, запрещавшими ему любые инициативы? Никак. Когда Национальное собрание ознакомилось с отчетом, парламентарии пришли в ярость и стали обвинять всех — Бекира Сами в предательстве, а правительство в выборе такой делегации. И всё же Национальное собрание ратифицировало турецко-британское соглашение об обмене турок, депортированных на Мальту, на английских офицеров, содержавшихся в плену в Анатолии.

Сами, вернувшийся в Анкару в начале мая, вышел в отставку и предстал перед судом Трибунала независимости. Но Кемаль отказался от расправы и произнес с трибуны блестящую речь искусного политика. Да, Бекир Сами вел себя плохо, но он столько сделал для нации, и не стоит ли его вернуть из отставки? Забудем всё, бросает этот волшебник и отправляет затем Сами в неофициальную миссию для новых переговоров с Римом и Парижем.

От одного дуэта к другому

Когда в Лондоне греки утверждали, что располагают достаточными военными и материальными возможностями, чтобы «умиротворить Анатолию», раздавались голоса сомнения и скептицизма. Сфорца напомнил бедствия Наполеона в России, а генерал Гуро более резко описал героическое сопротивление турецкого населения Айнтепа, который в течение шести месяцев выдерживал осаду французской армии.

Уязвленные недоверием, греки снова перешли в наступление через десять дней после конференции и продвинулись на сто километров за четыре дня. А на десятый день они снова подошли к Инёню, только если в январе их было 25 тысяч, то теперь в три раза больше.

«У них в три раза больше артиллерии и пехоты. Но наша кавалерия сильна: лошади не нуждаются ни в технике, ни в снарядах, а наши сабли стоят недорого».

26 марта. «Враг начинает наступать на правом фланге».

27 марта. «Сражение по всему фронту». 28, 29, 30 марта: «Бои продолжаются».

Ночь на 31 марта. «Ясная луна, я ничего не понимаю — долина Инёню заполняется голосами и вспышками».

На следующий день, 1 апреля.

«Озаряется гора Метис, а мы читаем телеграмму: „6 час. 30 мин. Горит Бозуёл, враг отступает с поля битвы“».

Все эти сообщения подписаны: «Исмет, командующий Западным фронтом».

Рождается новый герой — генерал Исмет. На обложке второго номера нового еженедельника в Стамбуле карикатура, где Исмет «помешивает суп на спине» греческого генерала. А Кемаль пишет победителю в Инёню: «В мировой истории очень редко встречаются полководцы, взвалившие на себя столь тяжкую ношу, какую Вы взяли на себя в ходе боев в Инёню». Какое торжественное посвящение в рыцари!

А вслед за Исметом на первый план выдвигается Февзи. Массивный, серьезный, полный энергии Февзи был оценен Кемалем: после принятия конституции он становится председателем Совета министров, а весной — и военным министром.

Так рядом с Кемалем появились два надежных соратника, а два других ушли: Бекир Сами скромно покидает политику после своей неофициальной миссии, тогда как Ахтем Рюстем исчезает после того, как представил в «Исламские новости» последнюю статью, в которой — жестокая ирония! — критикует поведение Сами во время конференции в Лондоне. Каждый из них имел свое место в кемалистской системе. Сами и Рюстем вместе с Кемалем участвовали в приемах Харборда и Жоржа Пико, выполняя дипломатическую миссию — они должны были убеждать союзников и большевиков в том, что националисты существуют, что с ними можно встречаться и они отвечают за свои действия, что с ними следует вести переговоры. Их миссия не была завершена, она достигла критической точки: итальянцы стали союзниками, французы готовы к переговорам, англичане могли бы изменить свое отношение, если бы не слепая любовь Ллойд Джорджа к Венизелосу. Наконец, Москва подписывает с Анкарой соглашение.

16 марта 1921 года правительство Российской Советской Федеративной Социалистической Республики и Великое национальное собрание Турции объявляют о дружбе и братстве навеки. Какие выгоды давало это соглашение? Признание Москвой национального пакта? Ее обещание оказать помощь деньгами, оружием, боеприпасами и инструкторами в обмен на турецкий хлопок? Взаимное обещание не помогать и не принимать любую организацию, выступающую против законного правительства другой страны или требующую часть ее территории? Или обмен информацией о любых переговорах, способных в заметной степени изменить турецко-российские отношения?

Любой договор никогда не бывает совершенным, и этот тоже не стал исключением из правил. Впрочем, Кемаль проявил себя исключительно тактично, лишь изредка комментируя его и касаясь только фактов. Короткая фраза в его «Воспоминаниях» дает разгадку этого молчания: «По договору с Москвой Батум был снова оставлен». Батум, османский с XV века, был передан России в 1876 году вместе с Карсом, Артвином и Ардаганом. Через пятьдесят три года большевики согласились уступить три последних населенных пункта, но категорически отказались отдавать Батум. Анкара пошла тогда на крайнюю меру: 23 февраля представители Анкары в Москве подписали соглашение с последним буржуазным правительством Кавказа — с грузинскими меньшевиками.

Реакция Ленина была мгновенной: Красная армия немедленно вмешалась и в течение недели смела меньшевиков. Батум никогда не станет турецким. Вернувшись из Москвы, посланцы Анкары безуспешно пытаются вести сепаратные переговоры с каждой из трех кавказских республик. Никакого успеха. Ленин не скрывал своего удовлетворения договором: «Мирный договор с Турцией устраняет навсегда риск войны на Кавказе». Границы между кавказскими республиками и Турцией отныне незыблемы. В обстановке революционного подъема Ленин пренебрегает трудностями, какие придется преодолевать Москве, чтобы урегулировать постоянные тяжбы между кавказцами. С июня 1921 года две области, населенные в основном армянами, Ахалкалах и Карабах, столкнут в конфликте армян, азербайджанцев и грузин. Ахалкалах будет передан Грузии. Карабах после первоначального решения о присоединении к Армении будет передан Азербайджану под влиянием, вероятно, Сталина.

И всё же нет худа без добра. Вместе с договором с Москвой турки навсегда потеряли не только Батум, но одновременно и вирус пантюркизма, первый этап которого подразумевал контроль над Кавказом. Это было трудным решением для Кемаля, а Карабекир настолько медленно выводил свои войска с армянской территории, что Москва даже начала обвинять его в «двурушничестве».

Вот почему «Новый день» Нади, одновременно справедливо и нет, написал: «Конференция в Лондоне не только не урегулировала восточный вопрос, а еще более его запутала». Действительно, конференция и договор с Москвой «запутали» восточный вопрос, но этот туман был на пользу Кемалю. Как никогда прежде, он может сказать как Антанте, так и Москве: я свободен, теперь ваш черед меня «соблазнять».

Несмотря на все их заслуги, Бекир Сами и Ахтем Рюстем не получают ни «теплого местечка», ни поздравлений. Кемаль — не из тех, кто воздает должное успешным соратникам. Что это — эгоизм или высочайшая несправедливость? Кемаль поставил главную цель — спасти свою страну, и те, кто пошел за ним на эту авантюру, должны понимать, что они всего лишь исполнители этой миссии. Если они не добиваются успеха, как Али Фуад, их необходимо заменить, невзирая ни на какие дружеские связи. Если же добиваются успеха, окончательная цель приближается, и это всё. Как сценарист и режиссер, Кемаль расставляет персонажей, руководствуясь единственным критерием: они должны вносить лепту в продвижение к цели, они должны служить, быть полезными.