Глава восьмая АНАТОЛИЯ

Глава восьмая

АНАТОЛИЯ

В своей знаменитой речи 1927 года, известной под названием «Нутук», Кемаль, вспоминая события с мая 1919 года до создания республики, так описал свое состояние во время отъезда из Стамбула: «Было важно, чтобы вся нация поднялась против тех, кто был готов угрожать независимости Турции. Бесспорно, нельзя было немедленно выступать с нашими требованиями в той обстановке. Напротив, было необходимо действовать поэтапно… С самого начала я предвидел окончательный результат. Но мы не должны были сразу раскрывать наши настроения и намерения. Если бы мы это сделали, нас сочли бы мечтателями…»

Самые преданные сторонники Кемаля находят в этих словах убедительное доказательство его поразительного предвидения, его способности предвосхищать события: он сразу всё понял, всё предвидел, всё рассчитал. Другие отмечают удачный подбор слов: каждое слово тщательно подобрано, каждая фраза составлена осторожно, чтобы создать должное впечатление — предвосхищение проекта и его детальную подготовку — без какого-либо риска обмана: «С самого начала я предвидел окончательный результат…» Но что тогда называл Кемаль окончательным результатом?

Высадка в Самсуне

В Стамбуле Кемаль тщательно готовился к своей миссии. С Джевадом, начальником Генерального штаба, он согласовывает особый телеграфный шифр, лично подбирает двадцать офицеров для своего штаба и, наконец, отмежевывается от полковника Исмета, который не скрывал своего неодобрительного отношения к перемирию и его последствиям. Исмет признается своему другу Карабекиру, что разуверился во всем и что лучше стать простым крестьянином. «У меня нет денег, чтобы купить землю, и я не отдам ни свое оружие, ни мой мундир», — отвечает ему Карабекир, которого только что назначили командующим 15-м армейским корпусом, одним из лучших в османской армии, поэтому у него не было никаких причин для отчаяния, какое испытывал Исмет. Кемаль пытается поднять дух Исмета и просит его оставаться в боевой готовности: «Ты мне поможешь, когда начнется настоящая работа». Последний визит Кемаль наносит полковнику Кара Васыфу, лидеру «Каракола», который станет представителем «анатолийцев» в Стамбуле.

Рауф, верный соратник Кемаля, провожает его на пристань. В полдень старый пароход «Бандырма» поднимает якорь и отправляется в Самсун. Как раз вовремя, так как британские власти «начинают задумываться над тем, почему генерал-инспектор 9-й армии в сопровождении своего штаба направляется в Сивас, хотя идея формирования 9-й армии была оставлена». Британский офицер, визирующий паспорта Кемаля и его спутников, удивлен, почему молодой генерал — ему всего около двадцати двух лет — требует у вышестоящего начальства «зеленый свет» и ему его дают!

На борту «Бандырмы» находились Кемаль, его штаб и полковник Рефет, назначенный командующим 3-м корпусом. Спутников ожидает различная судьба. Полковники Рефет и Ариф отделятся от Кемаля, Ариф будет повешен в 1926 году за участие в заговоре в Измире, майор Хюсрев останется с Кемалем и станет депутатом и послом; военный врач Рефик станет премьер-министром, когда президентом будет Исмет Инёню. Другие сделают успешную карьеру в армии.

Кемаль не увидит Стамбула в течение восьми лет — до 1927 года. Мог ли он предположить столь длительную разлуку со Стамбулом, плывя на «Бандырме» по Босфору к Черному морю? Как любой генерал, Кемаль испытывал беспокойство, предшествующее сражению. Но он покидал Стамбул счастливым и с легким сердцем. Счастливым, потому что должность инспектора 9-й армии предоставляла ему полномочия, какими он еще никогда не был наделен; по иронии истории, он обязан подобной ситуацией своим противникам — либералам, бросившим в тюрьму его лучших друзей. С легким сердцем, потому что удалялся от места, враждебного ему, где он был несчастным. Космополитизм Стамбула, особенно обострившийся во время оккупации, удручал Кемаля. Тяготившей его обстановке в Стамбуле паша предпочитал военный лагерь и действие.

Однако Кемалю не стоило сожалеть о своем пребывании в течение шести месяцев на берегах Босфора. Там он расстался с напрасными иллюзиями и повзрослел. Исчезновение Энвера не решило всех его проблем. Кемаль приобрел опыт политика и отказался от прежнего утверждения, что «политика разлагает армию». Он понял, что политики и военные должны действовать вместе и, более того, что честолюбивый османский офицер едва ли может отказаться от политики. Голосование за доверие Тевфик-паше, частые встречи с Али Фетхи, опыт издания «Минбер», встречи с Вахидеддином открыли Кемалю глаза на правила и тайны политической игры.

«Бандырма» прибыла в Самсун 19 мая после трехдневного плавания. Ситуация, как писал Кемаль военному министру, оказалась гораздо хуже той, какую он ожидал увидеть; недовольство среди населения всё возрастало. И Кемаль сразу же активно включился в работу, опираясь на полученный им мандат. Первыми спохватились англичане: уже 19 мая британский комендант написал османскому военному министру, требуя «объяснить, какими полномочиями наделены Кемаль и офицеры его штаба и что они собираются создать». Если бы генерал Милн мог предположить!

Вызывали ли беспокойство телеграммы, отправленные Кемалем Карабекиру или Фуату? Вполне логично, что инспектор 9-й армии вступает в контакт со своими подчиненными, а именно с командующим 15-м корпусом армии Карабекиром. 15-й корпус представлял собой серьезную силу: многие его офицеры не были демобилизованы, а те, что были, ухитрились остаться в строю. Им удалось также сохранить оружие и снаряжение.

21 мая Карабекир получает телеграмму, в которой Кемаль пишет: «Я очень огорчен и озабочен серьезным изменением общей ситуации, нам следует координировать наши действия». Через два дня Кемаль телеграфирует Фуату в 20-й корпус армии, в Анкару, представляющую западную точку анатолийского редута. Телеграммы! Весьма грозное и эффективное оружие, используемое Кемалем, так же как и железные дороги. В свое время султан Абдул-Хамид уже уделял особое внимание телеграфу как важнейшему средству контроля над территорией. Кемаль виртуозно возродил это наследие Абдул-Хамида. Телеграф и железные дороги, эти продукты индустриальной эпохи, занимали особое место: возможно, Кемаль не смог бы одержать победу в войне за независимость и создать современную Турцию, имея в распоряжении только телеграф и железные дороги, но и без них он не смог бы ни выиграть войну, ни создать новую Турцию.

Обстановка в Самсуне накалялась; британские войска, прибывшие сюда в марте, получили новое подкрепление. Угроза со стороны англичан и греков возрастала. Утром 25 мая Кемаль и его штаб покидают Самсун в стареньком «мерседес-бенце», делающем в час не более 15 километров. Они отправились в небольшое местечко Хавза.

Среди полей подсолнечника

Хавза, затерянная на плоскогорье среди полей подсолнечника, становится штаб-квартирой Кемаля на две недели. 20 мая он присутствует на религиозной службе в мечети города и с удовлетворением слышит заявление местного чиновника о том, что население готово участвовать в спасении Измира. К этому времени греки уже продвинулись на сто километров к северу от Измира. А анатолийцам, прежде чем думать о помощи братьям на западе, следовало бы позаботиться и о собственной безопасности; всё чаще говорят о предстоящей высадке британских войск на побережье Черного моря. Кемаль снова обменялся телеграммами с Карабекиром с целью организовать защиту от подобной атаки.

Британская угроза не помешала инспектору 9-й армии провести официальную встречу с английским капитаном Хёрстом. Мистер Хёрст лишь носил форму капитана: он был сотрудником британского консульства в Леванте, одним из многочисленных специалистов-востоковедов, используемых британской армией в силу их лингвистического образования и знания этого региона и населения. К тому же Хёрст состоял сотрудником службы контроля и разведки в регионе Самсуна,

Кемаль и Хёрст обсуждали общую ситуацию в регионе и проблемы безопасности. Кемаль любезно разъяснил Хёрсту, что останется на несколько дней в Хавзе, так как «воды из местного источника очень полезны» для его больных почек, а затем отправится в Амасью, Эрзурум и Трабзон. Но турок утаил от собеседника, что накануне он отправил телеграммы всем гражданским властям в регионе, запросив информацию о подготовке к организации национального сопротивления.

Несмотря на притворно мягкий тон беседы, Хёрст насторожился. Митрополит Самсуна и епископ Хавзы сообщали ему о подготовке сопротивления; в Мерсифоне, куда Хёрст направился из Хавзы, он нашел христиан в состоянии паники. Ситуация слишком серьезна, как заявили ему члены американской миссии, хотя они и считали, что население не станет поддерживать «военных, большинство которых были членами „Единения и прогресса“». Хёрст остается в Мерсифоне неделю, в течение которой ничего не произошло, но «огонь постепенно разгорался»: телеграф был перегружен сообщениями, отправляемыми и получаемыми Кемалем. Покинув Мерсифон, Хёрст со спутниками не раз видели валяющиеся вдоль дороги коробки от патронов, а 11 июля были атакованы лазами[23]. Лазы всегда отличались агрессивностью, но Хёрст считал, что это Кемаль спровоцировал их нападение.

Отчет Хёрста прибыл в Стамбул 13 июня. Но еще с 8 июня Калторп предупреждал Лондон: «<…> Тревожные новости поступают из региона Самсуна; создается впечатление, что некоторые личности, настроенные враждебно, стремятся расшатать общественный порядок и спровоцировать беспорядки. Считается, что важную роль в этом движении играет Кемаль-паша». Не ожидая ответа из Лондона, Калторп и генерал Милн обращаются к Блистательной Порте (правительству), требуя возвращения паши. Военный министр, подчиняясь требованию англичан, просит Кемаля немедленно вернуться. Ответ Кемаля не заставил себя ждать: он тут же отправляет министру телеграмму, в которой сообщает, что «имеет честь объяснить министру невозможность своего возвращения из-за отсутствия угля и бензина…» и добавляет: «Я прошу указать мне мотив моего вызова в Стамбул». Таким образом, Кемаль не подчиняется вызову министра, но пытается сделать вид, что и не отказывается — он не может вернуться из-за отсутствия топлива. «Никогда не нужно раскрывать свое мнение…»

В середине июня 1919 года Кемаль, оставаясь в Хавзе, искусно манипулирует телеграммами. А в это время англичане оккупируют юго-восток Анатолии, угрожают побережью Черного моря и направляют двадцать тысяч солдат на Кавказ. Французы оккупируют Киликию, итальянцы — Анталью, греки — Западную Анатолию. Армяне и курды с нетерпением ждут решений мирной конференции в Париже.

В этой напряженной атмосфере один из самых молодых соратников Кемаля, капитан Хюсрев, пишет Карабекиру, выражая свое крайнее беспокойство: «Что нас ожидает?» Молодой офицер видит лишь одно решение: «Попытаться адаптировать принципы большевиков и установить с ними отношения при условии сохранения существующих законов и традиций турок».

Это очень обрадовало бы Москву. Ведь с момента высадки союзников в Крыму и их интервенции на Кавказ в конце 1918 года чтобы помочь Белому движению и преградить путь большевикам, выход России в Средиземное море снова находился под угрозой. Как писал военный корреспондент «Таймс», «проливы Босфор и Дарданеллы не только давали союзникам контроль над Черным морем и защиту дороги в Индию, но и предоставляли также наилучшее средство для влияния на политику России». Москва не бездействовала перед угрозой союзников. В Стамбуле большевики создают первую группу коммунистов осенью 1918 года, и члены таких организаций, как «Каракол» и «Мессаи», также не оставались равнодушными к идеям большевиков. Но настоящая контратака связана с Первым конгрессом Коминтерна в марте 1919 года, решившим организовать экспорт коммунизма во все страны; Восток, ближний и дальний, стал привилегированной мишенью новых руководителей России. «Восток — ахиллесова пята капитализма», — утверждал Субхи[24].

Будущему главе коммунистической партии Турции было тогда 36 лет. Ничто не предвещало, что Субхи, сын губернатора, доктор права университета Стамбула, имеющий диплом Школы политических знаний Парижа, станет активным революционером. Сначала он вступает в османскую социалистическую партию; в 1914 году перебирается в Россию и через три года, став, по словам одного из советских авторов, «живым свидетелем октябрьских сражений», вступает в партию большевиков и становится ответственным за пропаганду в составе мусульманского бюро.

Но для большевиков пропаганды недостаточно: они нуждаются в партнерах и союзниках, таких как анатолийские националисты.

Карабекир, имевший опыт общения с большевиками на Кавказе и не забывший враждебные отношения между Турцией и северным соседом, не спешил с ответом юному другу Хюсреву[25].

Амасийский протокол

Когда Карабекир ответил, Кемаля и его соратников уже не было в Хавзе — они прибыли в Амасью. По прибытии Кемаль вышел на балкон мэрии и обратился к толпе с речью: «Жители Амасьи, султан и его правительство оказались в плену у союзников. Страна — на краю пропасти. Мы с вами должны найти решение, чтобы положить конец этому трагическому положению. Жители Амасьи, мы должны сбросить оковы, смыть позор, мы будем защищать нашу родину до последнего камня!»

Освободить султана и правительство, сражаться, защищая родину, — какой турок откажется от этого? И насколько символично бросить подобный призыв в Амасье! Амасья, главный город на пути из Самсуна в Сивас, — древняя резиденция первых османских султанов; ее шелковые прядильни были разрушены в результате одного из коммерческих договоров, навязанного европейцами османам в прошлом веке. Тем не менее город остается активным центром торговли, а ряд религиозных школ принес ему имя «Оксфорд Анатолии».

Через два дня после прибытия Кемаля, 19 июня, к нему присоединились Рауф и Фуад. Рауф покинул Стамбул незаметно — куда смотрели британские спецслужбы? Он направился в Западную Анатолию, где встречался с военными командирами и отрядами, сражающимися с греками, выяснял их возможности, снаряжение, их боевой дух. В свою очередь, Кемаль отправил телеграмму в Эдирне командующему 1-м корпусом армии полковнику Каферу Тайяру. На западных границах империи Тайяр обеспечивал поддержку армией Ассоциации защиты прав Фракии. Кемаль призвал его присоединиться к движению сопротивления анатолийцев.

Как и в Шишли, Кемаль, Рауф и Фуад принялись за работу. «Мы начали обсуждать проблемы страны», — телеграфировали они Карабекиру, который командовал наиболее закаленными в боях войсками, человеку осторожному, не верившему в бескорыстную помощь Москвы. Он посоветовал друзьям в Амасье более тщательно выяснить всё про большевизм. Кемаль не разделял опасений Карабекира: он ответил ему, что мусульмане России живут при режиме большевиков, и добавил, что следует вступить в переговоры как можно скорее, чтобы получить материальную помощь, при единственном условии: не разрешать Красной армии войти в Анатолию. Кемаль и Фуад очень долго спорили по поводу большевиков: можно ли с ними сотрудничать?

Этот вопрос был слишком революционным, чтобы затрагивать его в документе, разработанном тремя соратниками и известном как Амасийский протокол. Протокол содержал две фундаментальные идеи. Первая идея глобальная: нация хочет спасти свою независимость и сохранить целостность родины. А вторая идея, более радикальная: центральное правительство неспособно осуществить это национальное желание, поэтому необходимо создать в Анатолии национальное правительство, свободное от любого влияния и не зависимое от какого бы то ни было контроля. Для создания национального правительства триумвират предлагает созвать в Сивасе конгресс, объединяющий все движения национального сопротивления.

Кемаль, Рауф и Фуад вскоре почувствовали, что их идея «правительства в изгнании» порождает настороженность. 21 июня они привлекают к работе полковника Рефета, бывшего участника встреч в Шишли, командующего 3-м корпусом армии. Рефет в интервью газете «Акшам» в 1924 году описывает встречу трех единомышленников в Амасье как заговор, в котором преобладали персональные амбиции участников. Рефет с трудом воспринял идею «правительства в изгнании»: «Может ли быть сформировано правительство, если представится случай, на конгрессе (в Сивасе)?» Али Фуад ответил утвердительно: «Да, я считаю, что необходимо создать правительство, способное защитить свободу и независимость нации, и конгресс сможет это сделать после тщательного анализа и обсуждения всех деталей».

22 июня 1919 года Амасийский протокол отправляется по телеграфу в Эрзурум, Эдирне, Конью, Стамбул, в штабы главных корпусов армии и некоторым политикам персонально: Иззет-паше, Кара Васыфу и Халиде Эдип.

Проект Кемаля, Рауфа и Фуада предельно ясен: чтобы спасти родину, необходимо создать свободное национальное правительство в Анатолии, так как законное правительство сотрудничает с врагами. Был ли этот призыв из Амасьи революционным? Нет, скорее патриотическим: султана не подвергали критике и тем более не осуждали; в протоколе отсутствовали яростные нападки, бросаемые в 1908 году младотурками против султана — палача конституции. Враг — это правительство, сотрудничающее с «Либеральной Антантой», осудившей юнионистов и бросившей их в тюрьму… Тогда как Али Фуад возвращается в Анкару, Кемаль и Рауф отправляются в Эрзурум, чтобы участвовать по настоятельному совету Карабекира в конгрессе восточных провинций Анатолии.