Судьба резидентуры поставлена на карту

— Если с мероприятиями по Розенталю всё ясно, позвольте, товарищ генерал, я перейду к вопросу, который сейчас более всего беспокоит моего шефа, полковника Черкашина… Речь пойдёт о Юрченко и Мартынове…

— Мартынов? Что-то я такого не помню… Материалы по нему ко мне не попадали. А с Юрченко, Владимир Петрович, по-моему тоже всё ясно… Во всяком случае, в вашей справке это очень доходчиво изложено…

— Простите, товарищ генерал, в справке — только начало… Я прибыл, чтобы изложить продолжение… А заключение саги о тандеме Юрченко-Мартынов мы, надеюсь, согласуем вместе, не возражаете?

— Всегда рад помочь коллегам! — Карпов лукаво подмигнул Казаченко.

«Значит, — подумал Олег, — Кудрявцев прибыл к нам в качестве Просителя… А шефу отведена роль Повелителя… Ну что ж, просьбы мы выслушаем, а вот будем ли их исполнять — это вопрос…»

* * *

— Как бы прискорбно это ни звучало, товарищи, но вынужден констатировать: в марте текущего года судьба вашингтонской резидентуры была поставлена на карту! — с пафосом произнёс Кудрявцев и, как опытный актёр-трагик, умолк, выдерживая паузу. Заметив, что вступление не произвело на собеседников ожидаемого эффекта, продолжил уже будничным голосом:

— В прямом и переносном смысле. В прямом — потому что нашему резиденту, генералу Андросову, в марте этого года взбрело в голову установить возле своего кабинета огромную карту Вашингтона. Каждому разведчику, покидавшему посольство, предписывалось отмечать булавкой на карте то место, куда он направлялся. Таким образом, резидент, взглянув на карту, мог в любой момент знать, где находятся его бойцы.

Виктор Черкашин, заместитель Андросова, возглавляющий в резидентуре отдел контрразведки, вернувшись из отпуска, при виде карты пришёл в ужас и бросился в кабинет шефа. Я в это время был на докладе у Андросова и стал свидетелем весьма нелицеприятной сцены.

Черкашин, не обращая внимания на моё присутствие, прямо с порога закричал:

«Станислав Андреевич, если среди наших сотрудников заведётся «крот», то ему нужно будет каждое утро лишь смотреть на карту. И тогда американская контрразведка будет в курсе, где в этот день работают наши люди!»

Перебранка между Андросовым и Черкашиным длилась минут пятнадцать. В итоге Виктор Иванович и я поняли, что резидент не в силах расстаться со своей идеей и будет носиться с ней до полного изнеможения, как обезумевшая от горя мать с мертворождённым ребёнком.

Слова Черкашина оказались пророческими, и очень скоро он сумел доказать резиденту собственную правоту.

Дело в том, что нам известны радиочастоты, на которых работает центральная диспетчерская штаб-квартиры ФБР для поддержания связи со своими сыщиками, находящимися «на маршруте», то есть ведущими слежку за офицерами нашей резидентуры. Прослушивая радиопереговоры диспетчерской со своими «топтунами», подчинённые Черкашина всегда знают, за кем есть «хвост», а за кем нет.

Проанализировав все сводки радиопереговоров американцев, Черкашин пришёл к выводу, что до марта ФБР не знало точно, кто именно из сотрудников посольства является офицером КГБ или ГРУ. Подтверждением тому является следующий факт: когда в какой-либо день ФБР устанавливало слежку за десятью нашими дипломатами, только двое-трое из них оказывались разведчиками.

Однако в марте процент попадания фэбээровцами «в десятку» резко увеличился.

Самое худшее состояло в том, что нередко американские «топтуны» работали на опережение — объявлялись в условленном месте даже раньше наших разведчиков. Объяснение складывающейся ситуации Черкашин нашёл сразу: в резидентуре завёлся «крот», работающий на ФБР.

Своими соображениями полковник немедленно поделился с резидентом и ещё раз попытался убедить его убрать карту, но понимания не встретил. Андросов отверг аргументы Черкашина с порога, и тогда Виктор Иванович решил на свой страх и риск провести эксперимент.

…На следующее утро, в ходе планёрки, на которой присутствовали все офицеры резидентуры, Черкашин объявил, что к булавкам на карте будет добавлена ещё одна. Ею должно быть обозначено местонахождение некоего «особо законспирированного разведчика», работающего в посольстве под надёжнейшим прикрытием и выполняющего особо ответственное задание Центра. Предупредил присутствовавших, что никто, кроме посла, резидента и его самого, не должен знать, кто этот «суперразведчик». Заявил, что сам лично будет каждый день отмечать на карте места проведения этим «супером» операций, чтобы другие разведчики невзначай не привели туда фэбээровских «топтунов».

Разумеется, на самом деле никакого «человека из Центра» не было и в помине — начальник контрразведки резидентуры просто решил наглядно продемонстрировать Андросову, что в коллективе завёлся «крот».

* * *

Через три дня после начала эксперимента нашими «слухачами» был перехвачен радиосеанс связи между американской бригадой «наружки» и диспетчерской. «Топтуны» ожидали «спецсотрудника» на том самом месте, которое Черкашин отметил булавкой. Из их разговора явствовало, что фэбээровцы направились туда, получив задание сделать фотоснимки ещё незнакомого им сотрудника резидентуры…

Теперь Черкашин имел на руках все главные козыри, чтобы убедить резидента в том, что идея с картой в корне ошибочна и порочна. Бесспорными оказались и его доводы, что в коллективе действует «крот». Но кто он? Виктор Иванович составил перечень всех сотрудников, выходивших в город в дни, когда он проводил эксперимент. Имя Валерия Мартынова явно выделялось. В отличие от других офицеров он все три дня стремился выйти за пределы посольства. И хотя записи в журнале местных командировок, сделанные рукой Мартынова, убедительно аргументировали его отлучки: выходы на встречу с агентами, закладка тайника и т. д., беспокойство не покидало Черкашина.

Мартынов работал «под крышей» атташе по вопросам культуры, добывая секретные новинки научно-технического характера.

Пять лет назад ему удалось заполучить чертежи нескольких электронных компонентов, использовавшихся в системах вооружения США первого поколения. Несмотря на то, что это были чертежи устаревшего оружия, Мартынова наградили орденом Красной Звезды. Особое внимание Черкашина привлелкло то обстоятельство, что в личном деле подозреваемого не было никаких объяснений, каким образом ему достались эти документы.

«А не случилось ли так, — рассуждал полковник, — что американские спецслужбы снабдили своего «крота» секретной информацией, чтобы способствовать его продвижению по служебной лестнице, а заодно отвести от него подозрения в шпионаже? Ну погоди, голубчик, не с мальчишками имеешь дело, — с профи!»

…Через два месяца Черкашин представил Андросову множество косвенных улик, свидетельствовавших о шпионской деятельности Мартынова.

В ходе долгой дискуссии они остановились на том, что надо подождать до августа, когда из Москвы с плановой проверкой прибудет один из заместителей Крючкова, его старинный приятель генерал Лисов. Андросов предполагал, что вывести Мартынова «на чистую воду» во время проверки — это великолепный шанс для карьеры обоих. На том и порешили.

Когда приехал проверяющий, Виктор Иванович поначалу чувствовал себя окрылённым, полагая, что заместитель Крючкова оценит сделанное им разоблачение, однако тот схватился за голову и завопил: «Вы что, чёрт побери, с Луны свалились, не знаете, что творится в Москве?! Да если наружу просочится хоть слово о том, что в вашингтонской резидентуре работает американский шпион, карьере Крючкова тут же придёт амбец, а весь Комитет будет опозорен. Хватит уже и тех разоблачений, которые за последние пять лет провёл Второй главк! Вы забыли, что разведка никогда не выносит дерьмо из собственной избы?! Уж лучше пусть кто-то нагадит внутри, чем снаружи!!»

Виктор Черкашин понял, что паркетные генералы хорошо воюют только под ковром, но так как изменить что-либо было не в его силах, он, мысленно послав резидента и проверяющего в общероссийском направлении, внешне смирился, но не отступил. Добился, что Мартынов был лишён допуска к засекреченной информации, а впоследствии отправлен в Москву, чтобы здесь с ним разобрались по-тихому…

— Значит, изменник уже на пути в Москву? — даже не пытаясь скрыть иронии, спросил Карпов.

— Нет! — сжав губы, ответил Кудрявцев. — Он до сих пор состоит в должности старшего офицера резидентуры и, разумеется, продолжает поставлять американцам оперативно значимую информацию!.. Вот так большая политика, в которую с головой окунулся наш председатель, сказывается на деятельности внешней разведки… Впрочем, думаю, что у вас дела обстоят не лучше. Н-да…

— Ну, а почему же до сих пор не отозвали Мартынова в Москву? Подобрали бы какой-нибудь благовидный предлог и — вперёд! — Карпов от волнения выпрыгнул из кресла и зашагал по кабинету.

— Видите ли, Леонтий Алексеевич, не так всё просто… Отозвать предателя в Москву под благовидным предлогом, не возбудив при этом подозрений у его работодателей из ФБР и ЦРУ, не представлялось возможным, поэтому моему шефу Виктору Ивановичу Черкашину ничего не оставалось, как ждать удобного случая…

— Ну, дождались?

— Да, товарищ генерал! Дождались… Собственно, именно поэтому я прибыл к вам, чтобы обсудить реализацию этого «удобного случая»…

Кудрявцев вдруг умолк, попросил воды, залпом опорожнил стакан и продолжил:

— Все мы знаем, какую роль в нашей, да и в вашей тоже деятельности играет господин случай… Так вот, не было бы счастья, да несчастье помогло. В справке, которую вы получили, подробно изложено всё о проделках подполковника Юрченко. Он сейчас дожидается решения своей участи в вашингтонской резидентуре. Центр приказал срочно этапировать его в Москву. Полковник Черкашин решил воспользоваться этим указанием и назначил конвоиром… Мартынова. Для его «кукловодов» из ФБР и ЦРУ это будет выглядеть вполне убедительно: орденоносец Мартынов конвоирует перебежчика… Но у Черкашина нет полной уверенности, что всё пройдёт гладко. К примеру, Юрченко может убедить Мартынова захватить самолёт или выкинуть ещё какой-нибудь фортель… Поэтому мы просим вас, товарищ генерал, оказать нам содействие…

— В чём же, по-вашему, оно будет заключаться?

— Надо будет присмотреть за Юрченко и Мартыновым во время перелёта из Вашингтона в Москву. — скороговоркой ответил Кудрявцев.

— Насколько мне известно, — не скрывая своего неудовольствия, произнёс Карпов, — такие вопросы решает «Альфа», или я ошибаюсь, полковник?

— Нет, товарищ генерал… Не ошибаетесь… Но в центральном аппарате Комитета отказались выделять нам деньги на «Альфу»… Объяснили, что это весьма дорогостоящее мероприятие, — направление группы бойцов «Альфы» в Штаты… Одни билеты, мол, туда и обратно обойдутся в копеечку. Да и, вообще, овчинка выделки не стоит — из-за каких-то двух негодяев гонять элитное подразделение КГБ через океан… Намекнули, что ваш заместитель направляется в Штаты… Почему бы ему не помочь внешней разведке и не присмотреть за оборотнями? Тем более что делаем мы, мол, общее дело… Словом, дали от ворот поворот: выкручивайтесь, как хотите, но денег на этапирование Юрченко и Мартынова мы вам не дадим!

Карпов при этих словах криво усмехнулся и лукаво подмигнул Казаченко. Тот сразу вспомнил рассуждения генерала о нищете органов госбезопасности и тратах четы Горбачёвых на заграничные поездки.

— Спасибо за откровенность, Владимир Петрович! Если уж у внешней разведки нет денег, то контрразведка просто обязана ей помочь… Ну, а если без шуток, чем конкретно может помочь вам полковник Казаченко? Он что? Должен будет во время перелёта держать негодяев под прицелом «калашникова», или вы собираетесь всех троих сковать одной цепью?!

— Я ценю ваш юмор, товарищ генерал… Но, как мне кажется, не стоит драматизировать ситуацию… Всё пройдёт много проще… Ваш заместитель, закончив мероприятие в Анн-Арборе, вернётся не в Нью-Йорк, а в Вашингтон. Оттуда рейсом «Аэрофлота» вылетит в Москву. Члены экипажа будут нами проинструктированы и, в случае возникновения чрезвычайной ситуации, окажут полковнику Казаченко любое содействие, вплоть до выдачи ему огнестрельного оружия… Вашему заместителю, Леонтий Алексеевич, надо будет лишь наблюдать со стороны за поведением Юрченко и Мартынова… Разумеется, не вступая с ними в контакт. Всё! На этом миссия полковника Казаченко заканчивается. По прибытии в Москву изменников встретят бойцы «Альфы»… Да, вот ещё что! Советую не заказывать в «сапожной мастерской» (так в Комитете называют спецлабораторию по изготовлению документов, удостоверяющих личность ) паспорт служащего ООН, ибо ооновский статус не даёт дипломатического иммунитета…

— Но ведь Казаченко направляется в Штаты именно под «крышей» Организации Объединённых Наций, конкретно третьим секретарём посольства советской секции Секретариата ООН…

— Тогда повысьте его в ранге. Хотя бы до заместителя начальника департамента — иммунитет появится…

— Спасибо за подсказку, Владимир Петрович!

— Вам спасибо, Леонтий Алексеевич! А вам, полковник, доброго пути и удачи! Возвращайтесь со щитом и… с перебежчиками!