Крона Поэта

Поэзия ЭШ – это река, бурно текущая между двух берегов: русского берега – Велимира Хлебникова и другого – итальянского берега, где она встретилась с языком Габриеле д'Аннунцио, которым ЭШ прониклась, но не подверглась его влиянию в творчестве.

А вот Хлебников для ЭШ – гуру, и в русской поэзии он оказал на нее наибольшее влияние. Эвелина посвятила Хлебникову 16 стихотворений и несколько книг-объектов.

Она автор известного проекта «Итальянские художники – Хлебникову», который многократно выставлялся в музеях и выставочных залах Италии и России.

ЭШ всю жизнь с ним общается, что видно сразу и в стилистике, и в форме стихов, основной корпус которых находится в десяти русских книгах ЭШ: трех книгах «Эхо зеркал», в пяти книгах «Иероглиф бесконечности», «Неумолимая орбита» и «Песни Клену».

Через 6 лет жизни в Италии ЭШ написала свое первое стихотворение на итальянском языке. А через 10 лет вышел первый сборник ее стихов «Le facezie o dell‘ardore» («Забавы, или О страсти»), за который она получила престижную литературную премию города Комо. А вот передачу по ТВ о награждении ее еще одной высокой поэтической премией Гвидо Гоццано за сборник «Atlante delle cerimonie» ЭШ «проспала». Почему?

Стихи писала…

В поисках итальянского берега в поэзии ЭШ мы, казалось бы, должны были идти к итальянским футуристам: Маринетти, Палаццески, Соффичи и другим, которые могли бы повлиять на творчество ЭШ так же сильно, как Хлебников. Но в том-то и дело, что берега поэтической реки Эвелины Щац оказались несимметричны! Поэты других континентов двадцатого века стали ее «Вергилиями» в мире современной поэзии. Хотя в итальянский поэтический язык она вникала с д'Аннунцио, зачитывалась Леопарди, была не просто лично знакома, но и дружна с Монтале и даже в его честь назвала своего единственного сына – Eugenio.

Сын ЭШ Eugenio Alberti Schatz женился на племяннице известного казахского поэта Олжаса Сулейменова, написавшего книгу «АЗиЯ», и таким образом семья Шац стала теперь евразийской.

Я не удивлюсь, если внук ЭШ Эдгар женится на девушке из черной Африки – прапрапраправнучке арапа Петра Великого, и семья Шац, совершив кругосветное путешествие Европа – Америка – Азия – Африка, снова вернется в Одессу к своим корням (посколько имя Эдгар идет от одесских немцев маленького клана), но уже с «евразийскими и африканскими языковыми трофеями». Мануэль Шац, как всякий настоящий художник, так интуитивно представлял будущую невесту правнука.

Ручей «Азия» уже сейчас впадает в реку стихов ЭШ «Шелковым путем», или «Иероглифом бесконечности», или «верблюдом, играющим на двухструнной скрипке пустыни Гоби». В поэзии ЭШ вообще много восточных мотивов. Например, книга «Самарканда, или Книга церемоний», переизданная через 30 лет, и большой корпус стихов ЭШ связан со Средней Азией, Китаем, Японией. На рубеже 2016–2017 годов ЭШ представляет на выставке «Шелковый путь» в Государственном Центре современного искусства (ГЦСИ, Москва) наряду с другими работами поэтическую книгу художника «Странник Гумилев».

Для любого поэта собственные стихи, как «Чистилище» Данте, облегчают душу до тех пор, пока она не станет совсем невесомой и не поднимется ввысь:

«И я второе царство воспою, / Где души обретают очищенье / И к вечному восходят бытию».

Для ЭШ Данте не берег, Данте – недостижимая вершина на итальянском берегу поэзии наравне с Леонардо. На русском эхо Ломоносова, и немаловажное влияние Цветаевой, особенно в эмоциональном восприятии мира.

Я любовь узнаю по боли

Всего тела вдоль.

Марина Цветаева

я любовь узнаю по звону

тетивы натянутой тела

бьет тень боли в висках сурово

колокольным раззвоном неба

это бой часов расставанья

звук знакомый: тоска желания

мчит стрела тетивой пущенная

в точку плотности ощущений

так скрестились Восток и разное

так восторг излился страданием

Три феномена составляют основу поэтической кроны ЭШ.

Первый феномен поэзии ЭШ в том, что, начав писать стихи на итальянском в середине 60-х годов и приняв современную итальянскую свободную систему стихосложения, ЭШ вернулась через 20 лет в родной русский язык с той же свободной метрикой.

Она не была первой, кто это сделал: за 70 лет до нее Велимир Хлебников уже создал в русском языке подобную поэтическую систему, но ЭШ продолжила и развила ее дальше (см. «Археология поэта. Словарь образов Эвелины Шац»).

Вторым феноменом ЭШ является то, что она использует единый научный и искусствоведческий подход к исследованию мира. В итальянском искусстве такой подход уходит корнями к Леонардо, который изучал анатомию человека и рисовал человека. Подобный универсальный, точнее философический, подход близок ЭШ, потому что у нее так устроен мозг: она с детства участвовала и в школьных математических олимпиадах и одновременно много рисовала. Она по-прежнему следит за развитием астрономии и астрофизики. Не случайно у нее есть цикл стихов «Путешествие в левое полушарие», «Каприччо круга» (книга стихов и выставка инсталляций), Клинамен (две разные книги «ученых» стихов на итальянском и на русском). В ее поэтическом языке часто встречаются такие слова, как комплекс, квадратура круга, хроноразмер, клинамен, финитность и т. д., которые не встретишь в классической лексике традиционных поэтов.

И наконец, третий феномен ЭШ состоит в том, что материалом для поэтического творчества у нее являются сами обьекты искусства. Здесь, конечно, сказались два высших образования по искусствоведению: МГУ, где она слушала лекции профессоров Алпатова и Лазарева, и Миланский университет. К этому надо добавить творческое общение и совместную работу ЭШ со многими современными поэтами, художниками, композиторами, и станет понятна «переплавка» (re-melt) поэтических образов в ее стихах. Если формулировать коротко, то ЭШ – поэт искусства и поэт для композиторов, художников и поэтов.

Последняя по времени книга стихов ЭШ называется «Песни клену», Милан, 2015. Ассоциация биографии и творчества ЭШ с деревом, с его переплетенными корнями и разветвленной кроной не случайна. ЭШ бежит от себя, от своей биографии, она все время ее разветвляет и меняет, как меняется дерево с переменой времен года. Следовательно, и «Песни клену» должны быть разными и непредсказуемыми. ЭШ ведет себя в стихах, как многоликий и загадочный Шива, эта «Множимость Я» и есть суть ее творчества.

Поэтому понять основной корпус стихов ЭШ дано не каждому и не сразу, требуется определенное усилие, погружение в них, надо много знать в мире эстетики и культуры в целом. Как писал скульптор Юрий Тильман, сосед ЭШ по Милану:

«По десять минут, читая обрывками, слушая в полуха, читая в полглаза, принимая в полсердца, вдруг пришло: насторожилось ухо, задвигалось сердце, напрягся глаз и… сатори (сатори – по-японски состояние просветления, озарения. – М.Я.). Сложилась картина». Картина Поэзии.

Смысл современного искусства, возможно, и состоит в том, чтобы из информационного хаоса бытия («слушая вполуха, читая вполглаза») сотворить единое целое, верное направление, указывающее свет в конце жизненного тоннеля, когда читатель очутится «в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины». Так путники в пустыне на ночь выкладывают стрелку из камней, чтобы знать, в каком направлении бежать в случае опасности. Но ЭШ идет еще дальше в археологию будущего. В своей любимой книге «Неумолимая орбита» она пишет:

я целое фрагментами насыщу

я хаосом порядок напою

а холостые очевидности взорву

и полость нежностью творения наполню

ЭШ зацикливает неумолимую орбиту бытия, соединяя ее конец с началом жизненного тоннеля, и в этом она видит смысл современного искусства:

и вновь все началось с конца

а эпитафия перетекла в эпиграф

Я в вечность вступала – медленно

с черного хода

Трудилась не как гений – легко

а как пчелка

усилием воли – не просто

Упрямо готовила встречу с тобой

за чертой

По сути ЭШ приходит к мысли Иосифа Бродского: «Значит, нету разлук. Существует громадная встреча».