Комитет по расследованию антиамериканской деятельности

Года полтора Хисс спокойно руководил фондом Карнеги. Затем у него снова начались неприятности. Причиной очередных затруднений Хисса стали показания, которые дала в ФБР Элизабет Бентли, курьер советской шпионской сети.

Бентли училась в Колумбийском, затем во Флорентийском университетах. В последнем она, под влиянием своих преподавателей, стала противницей фашистского режима Италии. В 1935 году вступила в компартию США. Работая с 1938 года в итальянской библиотеке Нью-Йорка, она выполняла партийные поручения и через некоторое время сблизилась с видным американским коммунистом, а по совместительству агентом НКВД Яковом Голосом[16]; стала работать в его шпионской группе. Смерть Голоса в ноябре 1943 года от сердечного приступа она тяжело переживала, но, в конце концов, сказав ему "прощай, golubtchik", продолжила свою работу. Теперь её куратором стал советский нелегал И. Ахмеров. С 1944 года, по указанию Эрла Браудера, руководителя компартии США, она начала передавать свои контакты напрямую Ахмерову (кстати, свояку Браудера). Между тем, познакомившись ближе с верхушкой американской компартии, весьма далёкой от пролетариата, интересы которого они якобы защищали, Бентли стала задумываться над вопросом: на кого же она, собственно, работает? В августе 1945 года она добровольно явилась в ФБР и дала показания о своей деятельности, назвав около сорока правительственных служащих (а всего 150 лиц), которые передавали через неё материалы для советских резидентов. ФБР проверило эти показания, проследив 17 октября 1945 года за её встречей с А. Горским, легальным резидентом НКВД в США[17], который вручил Бентли две тысячи долларов.

С марта 1947 году Бентли начала давать показания о советском шпионаже перед большим жюри Нью-Йорка. Сведения об этом проникли в прессу и в июле 1948 года NewYorkWorld-Telegram опубликовала серию статей о "королеве красного шпионажа" (RedspyQueen); впрочем, не указав имён названных ею лиц. 20 июля 1948 года большое жюри закончило слушания и Бентли освободили от обязательства держать свои показания в секрете.

31 июля 1948 года Бентли была вызвана повесткой в Комитет палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности. Здесь она рассказала, что пяьь лет была курьером в двух шпионских группах, одной из которых руководил Н. Сильвермастер, другой — В. Перло[18]. Среди информаторов она назвала Крамера, Сильвермана, Абта (через несколько дней они были названы Чамберсом), Уайта, Курри и других лиц, всего около 30. Сообщив, что Уайт передавал информацию Сильвермастеру для советских резидентов и помогал продвижению коммунистов в правительстве, она добавила, что не знает, коммунист он или нет, но определённо "попутчик" (fellow traveler). Про Л. Курри[19] Бентли сказала, что он не коммунист, но передавал информацию о правительственной политике в Китае; также он сообщил, что советский шифровальный код скоро взломают. Элджера Хисса среди названных ею перед Комитетом лиц не было.

На следующий день газеты вышли с сенсационными заголовками: "Сеть советских агентов в Вашингтоне!" "Обвиняется советник президента и высокопоставленный чиновник казначейства!"

Администрация президента Трумэна, встревоженная сообщениями о том, сколь многие правительственные служащие оказались советскими шпионами, поспешно объявила показания Бентли ложными.

Комитет по расследованию антиамериканской деятельности занялся проверкой информации Бентли. Сделать это было непросто. С марта 1948 года действовал указ Трумэна, запрещавший предоставлять конгрессменам доступ к досье на федеральных служащих.

Сотрудникам Комитета из разных источников было известно, что Уиттекер Чамберс, старший редактор журнала "Тайм", раньше был видным членом компартии США. По предложению главного следователя Роберта Стриплинга, Комитет направил Чамберсу повестку.

3 августа 1948 года Чамберс выступил как свидетель на открытых слушаниях Комитета. Заседание вёл, в отсутствие постоянного председателя Комитета Дж. Парнелла Томаса, конгрессмен от штата Южная Дакота республиканец Карл Мундт.

Чамберс оказался весьма ценным свидетелем. Он рассказал, что с 1924 года состоял в компартии США, где был оплачиваемым функционером, и вышел из неё в 1937 году по принципиальным соображениям. Затем он рассказал о кружке Уэйра, перечислил его участников ― Прессмана, Абта, Э. и Д. Хиссов, Витта, Крамера и других. Частично его список пересёкся со списком Бентли. Про Уайта он сказал, что не знает, состоит он в компартии или нет, но определённо является "попутчиком". Чамберс упомянул, что, по предложению руководителя коммунистического подполья Петерса, Хисс и Уайт были отстранены от открытого участия в деятельности коммунистов, для инфильтрации в правительство. Рассказал он и о своей встрече с А. Бёрли в конце августа 1939 года, а также о нескольких последующих беседах с агентами ФБР.

Имя Хисса особенно привлекло внимание членов Комитета.

На следующий день газеты вышли с сенсационными заголовками: "Редактор журнала "Тайм" назвал президента фонда Карнеги коммунистическим агентом!"

Узнав о происшедшем, встревоженный Хисс послал телеграмму в HUAC с просьбой разрешить ему выступить на слушаниях.

4 августа Мундт зачитал телеграмму Хисса. В тот же день перед Комитетом давал показания Натан Сильвермастер. Он назвал Бентли "невротической лгуньей", но на вопрос "является ли он или был когда-либо коммунистом?" отвечать отказался, сославшись на 5 поправку к Конституции[20]. Отказался он также отвечать на вопрос, знал ли когда-либо Элизабет Бентли и лиц, упомянутых ею в своих показаниях.

5 августа на заседании Комитета по расследованию антиамериканской деятельности появился Элджер Хисс. Президент фонда Карнеги отвечал на вопросы уверенно, с юмором. Нет, он не коммунист, никогда им не был, не связан ни с какими коммунистическими организациями. Чамберса он не знает, имя не слышал до 1947 года, когда о таковом был спрошен в ФБР. По фотографии он Чамберса идентифицировать не может ― похож на кого угодно, хоть на председателя Комитета. Хисс подчеркнул свою преданность идеалам американской демократии и напомнил о своей работе в госдепартаменте, которая не вызывала у его руководства никаких претензий. На вопрос Мундта: "какой мотив мог быть у старшего редактора "Тайм" для его обвинений?" Хисс ответил: "не знаю". Тем не менее, Мундт повторил свою, уже высказанную им ранее, во время показаний Чамберса, критическую оценку внешнеполитического курса США, в формировании которого Хисс принимал участие, и добавил: "я буду утверждать, что эта политика плоха, даже если Вы докажете, что являетесь президентом "Дочерей американской революции"".

Нападки на Хисса и других бывших правительственных служащих обеспокоили демократов и либерально-космополитические круги США. Практически все лица, названные в Комитете по расследованию антиамериканской деятельности, были в той или иной степени причастны к реализации внутренней и внешней политики Рузвельта, полностью поддерживавшейся этими кругами. Что касается самого Хисса, то недавняя восходящая звезда госдепартамента, секретарь конференции по организации ООН, а ныне президент Фонда Карнеги за международный мир был одним из символов этой политики.

После выступления Хисса в Комитете с опровержением высказанных в его адрес обвинений, либеральные газеты, как по команде, бросились на его защиту. Они заверяли в лояльности Хисса своей стране, осуждали Чамберса за "фантастические выдумки", критиковали Комитет за проведение публичных слушаний без предварительной проверки фактов, что нанесло ущерб репутации достойных людей. Газеты требовали от Комитета извинений перед Хиссом. Элеонора Рузвельт в своей газетной колонке писала: "Клевета на таких достойных людей как Лочлин Курри и Элджер Хисс, по моему мнению, непростительна… Любому, кто знаком с м-ром Курри или м-ром Хиссом, которых я сама хорошо знаю, не требуются доказательства, что они не имеют никакого отношения к коммунистам. Их послужные списки говорят сами за себя". Президент Трумэн, вскоре после выступления Хисса, назвал прошедшие слушания "отвлекающим манёвром" (redherring), который предпринимают республиканцы в своих политических целях.

В Комитете началось смятение. Показания Хисса и Чамберса были, очевидно, взаимно противоречивыми, но как их можно было проверить? Доступ конгрессменам к служебному досье Хисса в госдепартаменте был закрыт по указу Трумэна; всё, что имели члены Комитета ― слова одного человека против другого. Некоторые предложили бросить это дело и "умыть руки", либо передать его в министерство юстиции, чтобы оно выяснило, кого следует привлечь к ответственности за лжесвидетельство. Кто-то даже сказал в панике: "нам конец".

Не все члены Комитета, однако, были настроены так пессимистически. Один из них, молодой конгрессмен от штата Калифорния Ричард Никсон уже встречал имя Хисса как "предполагаемого коммуниста" в отчёте Джона Кронина, с которым он виделся в 1946 году, вскоре после своего избрания в Конгресс. Показания Хисса вызвали у него сомнения. И. о. председателя Комитета Карл Мундт также заметил, что он знаком с деятельностью Хисса и имеет основания считать, что тот организовал в госдепартаменте коммунистическую ячейку, ответственную за провалы политики США в Китае[21].

Никсон внёс предложение, которое стало решающим для последующей тактики Комитета. Он сказал, что хотя практически невозможно установить, был ли Хисс коммунистом, однако можно проверить, были ли Хисс и Чамберс знакомы друг с другом. Его поддержал главный следователь Комитета Стриплинг.

Тем временем, вскоре после показаний Хисса, помощник госсекретаря по вопросам безопасности Джон Перифой совершил несколько нелояльный по отношению к своему начальству поступок. В разговоре с К. Мундтом он сказал, что читал досье Хисса, и что "всё, что о нём говорят ― правда". Прямо нарушив указ Трумэна о запрещении знакомить конгрессменов с делами федеральных служащих, он показал Мундту досье Хисса. Вывод заместителя председателя Комитета был однозначен: "Хисс вовлечён в коммунистическую деятельность".

7 августа Комитет направил У. Чамберсу повестку. Слушания были закрытыми. Чамберсу задавались вопросы, имевшие целью выяснить: действительно ли он знал Хисса и насколько близко. К большому удовлетворению Никсона, председательствовавшего на сессии, Чамберс сообщил много сведений о Хиссе. Он описал привычки Хисса, его увлечения, в том числе орнитологию, его библиотеку, поведение в семье, детали домашней обстановки. К концу слушаний члены Комитета убедились, что Чамберс и Хисс хорошо знали друг друга.

Получив такие показания, Никсон обратился к Берту Эндрюсу, руководителю вашингтонского бюро NewYorkHeraldTribune. Эндрюс считался своим человеком в кругу либералов: он много раз критиковал Комитет; защищал "Голливудскую десятку" во время слушаний по делу о распространении в киноиндустрии США коммунистической пропаганды[22], написал книгу "Вашингтонская охота на ведьм"; получил за всё это Пулитцеровскую премию. Однако Никсон рассчитывал, что, узнав реальные факты, журналист встанет на его сторону. Так и произошло. Прочитав показания Чамберса, Эндрюс убедился, что тот хорошо знал Хисса. 11 августа Эндрюс вместе с Никсоном встретился с Чамберсом на его ферме и задал ему дополнительные вопросы. Окончательно удостоверившись, что Чамберс говорит правду, а Хисс лжёт, журналист, к большому неудовольствию своих бывших единомышленников, сделался активным помощником Никсона.

В тот же день, 11 августа, Никсон представил показания Чамберса Джону Фостеру Даллесу. Именно Даллес некоторое время назад, как председатель правления фонда Карнеги, рекомендовал Хисса на пост президента фонда. Однако Даллес был ещё и главным внешнеполитическим советником Томаса Дьюи, республиканского кандидата на пост президента, и Никсон не хотел поставить своего партийного коллегу в затруднительное положение. На их встрече присутствовал Аллен Даллес. Оба пришли к однозначному выводу: бывший коммунистический функционер-подпольщик Уиттекер Чамберс хорошо знал ответственного сотрудника госдепартамента Элджера Хисса.

Тем временем следователи Комитета вели проверку свидетельских показаний. В частности, они нашли квитанцию об аренде автомобиля, который, по словам Чамберса, давал ему Хисс. Показания Чамберса подтверждались.

16 августа Комитет вызвал Хисса. На слушаниях, проходивших в закрытом режиме, его попросили объяснить противоречия между показаниями обоих свидетелей. Хисс затруднился это сделать. Однако он сказал, что, рассмотрев фотографии в газетах, вспомнил, что знал Чамберса в 1934-35 гг., под именем Джорджа Кросли, журналиста, интересовавшегося работой комитета Ная.

17 августа на закрытой сессии Комитета в Нью-Йорке была проведена очная ставка между Хиссом и Чамберсом. Хисс повторил, что знал Чамберса как Джорджа Кросли, в 1934-35 гг., и что их знакомство было поверхностным. Он тщательно выверял свои ответы; как писал Никсон, "боролся за каждый дюйм". Однако члены Комитета располагали показаниями Чамберса о подробностях жизни Хисса и методично припирали его к стене. Хисс запутался в вопросах о передаче Чамберсу автомобиля; о проживании Чамберса в его квартире; в конце концов он заявил, что не понимает, почему Чамберс решил его оклеветать. К прежнему другу-единомышленнику, поставившему его сейчас в столь затруднительное положение, он относился с нескрываемой враждебностью. Р. Никсон позже писал: "Я никогда не видел, чтобы один человек смотрел на другого с большей ненавистью, чем Элджер Хисс смотрел на Уиттекера Чамберса"[23]. Чамберс в своих ответах показал, что Джорджем Кросли он не назывался, что с Хиссом он был знаком не в 1934-35, а 1934-38 гг., и ещё раз заявил: Элджер Хисс ― коммунист. Хисс предложил ему повторить это вне комитета Конгресса, где свидетели были защищены от исков за клевету.

18 августа перед HUAC дал показания журналист Исаак Дон Левин, содействовавший в 1939 году встрече Бёрли и Чамберса.

25 августа 1948 года состоялись заключительные слушания Комитета, на котором Хисс и Чамберс снова встретились лицом к лицу. Слушания были открытыми и вызвали живейший интерес у публики. Около тысячи человек заняли все места в зале заседаний; работало телевидение. В этот же день Хисс направил на имя конгрессмена Дж. Парнелла Томаса, председателя Комитета, письмо, в котором утверждал, что настоящее дело ведётся "не только против него, но и против великих достижений, в которых он участвовал: "Нового курса", Ялтинских соглашений, основания ООН". Хисс говорил, что его честность и патриотизм могут подтвердить все, с кем он работал[24]. Письмо было направлено и в прессу.

На слушаниях Хисс и Чамберс повторили свои взаимно противоречивые показания. Чамберс, объясняя мотивацию своих поступков, добавил: "Хисс был моим другом, но мы пойманы в ловушку истории… Хисс представляет собой скрытого врага, против которого мы боремся… Я даю показания против него с сожалением и угрызениями совести, но в настоящий момент я не могу поступить иначе". В ответ Хисс снова предложил повторить ему свои показания вне Конгресса.

Карл Мундт закончил слушания 25 августа обвинением Хисса в должностных преступлениях: в подготовке невыгодных для США Ялтинских соглашений; в содействии поражению националистов Китая.

Публичные слушания 25 августа изменили среди американцев оценку событий: большинство сочло показания Чамберса правдой. Р. Никсон отметил, что "общественное мнение, ещё три дня назад полностью поддерживавшее Хисса, теперь повернулось против него".

27 августа 1948 года Чамберс повторил свои утверждения вне Конгресса, в программе "Встреча с прессой". "Элджер Хисс был коммунистом и, возможно, всё ещё им остаётся", сказал он.

30 августа в Комитете выступил Адольф Бёрли. Ссылаясь на плохую память, он дал путаные и неточные показания. Он не сообщил, что делал записи; что отдал их ФБР гораздо позже, через четыре года; что в записях речь шла не о "группе изучения коммунизма", а о шпионаже. Сразу после выступления он сказал репортёрам, что счёл информацию Чамберса недостоверной и потому не показал её президенту Рузвельту. По другим свидетельствам, дела обстояли иначе.

В целом, в расследовании дела Хисса, которое вначале казалось почти неразрешимым, Комитет добился большого успеха. В начале сентября 1948 года опросы показали, что 80 % американцев одобряют слушания HUAC и считают, что их надо продолжать.

Президент Трумэн в интервью повторил свою оценку дела Хисса: "отвлекающий манёвр перед выборами". Но в разговоре с помощниками президент выразился иначе: "сукин сын, он предал свою страну".

Документы. 25 сентября 1948 года, промедлив почти месяц, Хисс подал судебный иск против Чамберса за клевету, оценив нанесённый своей репутации ущерб в 50 тысяч долларов.

Между тем, в министерстве юстиции изучался вопрос о лжесвидетельстве ― показания Чамберса и Хисса были взаимно противоречивыми: один утверждал, что они хорошо знакомы друг с другом, второй это отрицал. Значит, кто-то из них лгал под присягой. В середине октября представитель министерства заявил, что на основании показаний Чамберса и Хисса нет возможности обвинить кого-либо из них в лжесвидетельстве, если не будут получены новые материалы.

В начале ноября начались досудебные слушания по иску Хисса. У. Марбери, адвокат Хисса, предложил Чамберсу представить какие-либо материальные свидетельства его знакомства с Хиссом ― письма или что-то другое. Если бы он знал, к каким последствиям приведёт это предложение, он бы никогда его не сделал!

Чамберс ещё в 1938 году спрятал ― для защиты от возможных угроз, как он позже утверждал ― у племянника своей жены Натана Левина несколько переданных ему Хиссом документов. Теперь, чтобы не проиграть процесс, он решил этими документами воспользоваться. 17 ноября он представил в суд 65 страниц копий документов госдепартамента: телеграммы послам и другие материалы. Документы относились к концу 1937 ― началу 1938 гг., то есть, как раз к тому периоду, когда Хисс служил во внешнеполитическом ведомстве. Однако Чамберс весьма благоразумно, как показали дальнейшие события, отдал суду не все имевшиеся у него документы.

Это был рискованный шаг для Чамберса. Дело в том, что на слушаниях в Комитете он почти не рассказывал о шпионаже, которым занимались члены его группы, а говорил о них только как "агентах влияния". Больше того, 14 октября 1948 года, давая показания перед большим жюри, на прямой вопрос одного из присяжных: "известен ли ему кто-либо, кто занимался шпионажем против Соединённых Штатов?" он ответил: "нет". Теперь, после появления этих документов, явно указывавших на шпионаж, ему могло быть предъявлено обвинение в лжесвидетельстве.

19 ноября Александр Кемпбелл, руководитель уголовного отдела министерства юстиции, получил эти документы. Он сразу же отправил их в ФБР для изучения и попросил судью приостановить дело по иску Хисса, одновременно запретив Чамберсу сообщать кому-либо о представленных бумагах под угрозой обвинения в неуважении к суду.

1 декабря 1948 года в "Вашингтон пост" и "Вашингтон дэйли ньюс" были опубликованы две взаимно противоречивые статьи о деле Хисса. В первой сообщалось, что появились новые свидетельства; во второй ― что министерство собирается закрыть дело.

В тот же день, 1 декабря, Никсон и следователь Комитета Стриплинг встретились с Чамберсом. Тот сказал, что хотя представленные им в министерство юстиции документы представляют "бомбу", ему запрещено говорить о них под угрозой обвинения в неуважении к суду. Но добавил, что у него есть "другая бомба". Никсон предупредил, чтобы он ни в коем случае не давал новые материалы никому, кроме членов Комитета.

Собиравшийся в эти дни отправиться на отдых, Никсон решил не менять своих планов. Он подписал повестку для вызова Чамберса в Комитет, отдал её Стриплингу и отбыл в Панамский канал.

2 декабря следователи Комитета посетили Чамберса на его ферме и предъявили повестку, требующую передать им все имеющиеся у него документы по делу Хисса. Из тайника, сделанного в тыкве, Чамберс достал и вручил им пять роликов микрофильмов.

3 декабря документы были положены в сейф в офисе Комитета и к ним приставили круглосуточную охрану. В тот же день газеты опубликовали сообщение, что Чамберс передал в Комитет по расследованию антиамериканской деятельности похищенные из госдепартамента документы. Сенсационное сообщение о шпионаже перекрыло дело о лжесвидетельстве. "Чикаго трибюн" предложила Стриплингу 10 тысяч долларов за право публикации документов.

Дальше события развивались в стремительном темпе. Стриплинг направил Никсону, находившемуся в Панамском канале, и Мундту, находившемуся в Южной Дакоте, телеграммы с просьбой срочно вернуться, так как Чамберс представил свою "бомбу". Берт Эндрюс также послал Никсону телеграмму о "бомбе", добавив: "мои либеральные друзья больше не любят меня, как и вас, но факты есть факты". Одновременно Стриплинг упросил Форрестола, министра обороны, направить за Никсоном военный самолёт. 5 декабря в 1035 утра гидросамолёт береговой охраны встретился с SS "Панама", взял Никсона на борт и переправил его в Майами. В тот же день Никсон прибыл в Вашингтон. Чамберсу была направлена повестка с требованием явиться в Комитет. Тем временем, министерство юстиции, стараясь упредить события и не допустить выступления Чамберса перед Комитетом (в Вашингтоне), перенесло день слушаний его дела перед большим жюри с 8 на 6 декабря и также вызвало его повесткой (в Нью-Йорк). 6 числа в понедельник в Нью-Йорк прибыл Никсон. Представители министерства юстиции встретили его у поезда и потребовали, чтобы Чамберс, пока он даёт показания перед жюри, не допрашивался Комитетом. Никсон возразил: он может провести слушания в Нью-Йорке на выездной сессии. Представители министерства юстиции потребовали также, чтобы новые документы Чамберса были переданы их ведомству. В этом Никсон отказал категорически. Он заявил, что не доверяет высшим чинам минюста в расследовании дела Хисса, и что пять роликов шпионских микрофильмов, которые сейчас у него есть плюс угроза публичных слушаний в Конгрессе ― это единственное оружие, способное заставить прокуратуру довести расследование до конца.

Затем Никсон выступил перед большим жюри. Переданные ему Чамберсом микрофильмы он только показал, но не отдал, хотя прокурор Кемпбелл угрожал предъявить ему обвинение в неуважении к суду. Никсон указал на возможный конституционный конфликт ― поскольку он выполняет поручение комитета Конгресса, и Кемпбелл снял свои требования. Никсон вернулся в Вашингтон с микрофильмами. Только копии их он оставил в суде.

6 декабря из Южной Дакоты вернулся и Карл Мундт.

7 декабря 1948 года в Комитете состоялись новые слушания. По словам Никсона, они были наиболее компрометирующими для Хисса. Перед Комитетом выступили представители госдепартамента, давшие оценку документам, представленным Чамберсом. Самнер Уэллес, бывший заместитель госсекретаря, заявил, что "ни при каких обстоятельствах никакие документы не могут быть вынесены из госдепартамента" и добавил, что "опубликование предъявленных документов нанесёт ущерб национальной безопасности, некоторые из них всё ещё являются конфиденциальными". Джон Перифой, помощник госсекретаря по вопросам безопасности, заявил, что сам вынос этих документов из госдепартамента свидетельствует о том, что они были взяты с целью нанесения ущерба Соединённым Штатам. Фрэнсис Сайр сказал, что получение этих документов иностранной державой могло помочь ей взломать дипломатический код США[25].

Комитет снова допросил Чамберса. В противоречии с тем, что им говорилось раньше, он заявил, что Хисс и другие являлись членами шпионской группы. Хисс брал домой конфиденциальные документы, затем он сам или его жена их перепечатывали и каждые 7-10 дней приносили ему. Далее эти бумаги переснимались на плёнку и передавались куратору из советской разведки. Рассказал он и о покупке бухарских ковров для членов своей группы.

8 декабря перед Комитетом выступил ещё один свидетель, Юлиан Уэдли, упоминавшийся Чамберсом в числе членов "подпольной коммунистической ячейки в Вашингтоне". Он признал, что был знаком с Чамберсом и поставлял ему информацию из госдепартамента. Показания Чамберса получили новые подтверждения.

Тем временем Никсон, которого снабжали информацией младшие чины министерства юстиции, узнал, что прокуратура готовит обвинение Чамберса в лжесвидетельстве ― ведь ранее он показал под присягой, что ничего не знает о шпионаже. Обвинение Чамберса позволило бы отодвинуть вопрос о Хиссе и, кроме того, скомпрометировало бы главного свидетеля. Никсон решил воспротивиться этому манёвру. В заявлении перед прессой он сказал: "из заслуживающих доверия источников мы узнали, что министерство юстиции собирается обвинить Чамберса в лжесвидетельстве, притом до того, как такое обвинение будет предъявлено кому-либо из названных им лиц. Если это случится, то Хисс и другие избегнут обвинения, поскольку свидетель против них окажется скомпрометированным. Мы намереваемся сделать всё возможное, чтобы предъявление обвинения Чамберсу не было использовано как предлог для закрытия дела Хисса".

10 декабря Чамберс покинул свою хорошо оплачиваемую ($30 тыс. в год) должность в "Тайме". Генри Люс, хозяин журнала, посетовал, что его старший редактор не признавался ему ранее в шпионаже на СССР. "Но вы же знали, что я коммунист", огрызнулся Чамберс, "а каждый коммунист работает на Советы".

13 декабря подал в отставку с поста президента фонда Карнеги и Хисс. Правление предоставило ему трёхмесячный отпуск с сохранением зарплаты для защиты в суде.

Тем временем ФБР вело поиск пишущей машинки, на которой были напечатаны документы, переданные Чамберсом. Агенты Бюро раздобыли и отправили на экспертизу бумаги, печатавшиеся в конце 1930-х гг. Элджером Хиссом и его женой на домашней машинке. Выяснилось, что машинка, на которой перепечатывались документы госдепартамента, была той же, на которой печатали Хиссы. 13 декабря заключение ФБР было представлено в суд.

В своих показаниях перед жюри Хисс продолжал отрицать всё: никаких документов Чамберсу он не передавал; как копии бумаг госдепартамента могли оказаться у Чамберса он не знает ― возможно, Чамберс их украл. Показания звучали неправдоподобно. Когда ему была предъявлена экспертиза ФБР, он сказал только: "удивляюсь, как Чамберс сумел забраться ко мне в дом и напечатать эти бумаги".

15 декабря Хисс под присягой показал большому жюри, что ни Чамберсу, ни кому-либо ещё он не передавал документов из госдепартамента, и что он не встречался с Чамберсом после 1 января 1937 года (документы были датированы 1937 ― началом 1938 гг.).

В тот же день жюри присяжных вынесло вердикт. Элджер Хисс был обвинён в лжесвидетельстве по двум пунктам: 1) отрицал знакомство с Чамберсом после 1 января 1937 года; 2) утверждал, что не передавал Чамберсу документов из госдепартамента.

Мундт на пресс-конференции сказал: "надеюсь, больше никто не будет называть наши слушания "отвлекающим манёвром"".

Бурные события конца 1948 года на этом не закончились. 20 декабря из окна высотного здания Нью-Йорка выпал Лоренс Дугган, президент Института международного образования, а ранее ответственный сотрудник госдепартамента[26]. Стало известно, что неделю назад он допрашивался ФБР.

В тот же день Никсон и Мундт сообщили на пресс-конференции, что журналист И. Левин несколько дней назад назвал шестерых человек, и среди них Дуггана, в числе шпионов, упомянутых Чамберсом на встрече с Бёрли. На вопрос репортёров ― "кто остальные?" ― Мундт иронически ответил: "мы подождём называть их имена, покуда они тоже не выбросятся из окон". Через несколько дней, столкнувшись с Мундтом на радиостанции, прокурор Кларк поинтересовался: откуда тот получает информацию? Мундт небрежно ответил, что его снабжают информацией сотрудники ФБР. Генеральный прокурор был взбешён. Вернувшись в офис, он позвонил Дональду Ладду, заместителю Эдгара Гувера, и закричал: "Любой сукин сын, который передаст любую информацию из твоего ведомства конгрессмену Мундту, будет немедленно вышвырнут с работы, ВЫШВЫРНУТ, даю слово!"

Сам Кларк 25 декабря официально объявил что Лоренс Дугган "был лояльным правительственным служащим".

Тем временем Самнер Уэллес, бывший шеф Дуггана по госдепартаменту, узнав о происшедшем, послал мэру Нью-Йорка срочную телеграмму: "считаю невероятным самоубийство Дуггана… надеюсь, для расследования инцидента будут предприняты все возможные меры". Однако через несколько дней пришлось предпринимать срочные меры к самому бывшему заместителю госсекретаря ― его нашли на даче лежащим без сознания после сердечного приступа.

Осуждение. Хисс обвинялся в лжесвидетельстве, но все понимали, что имеется в виду шпионаж. Суд над ним состоялся в мае 1949 года, через полгода после вынесения вердикта большим жюри. Судья Кауфман вёл процесс с явной симпатией к подсудимому ― например, он отказал обвинению в вызове в качестве свидетельницы Геды Мессинг, занимавшейся в 1930-х гг. шпионажем на СССР и знакомой с Хиссом[27]. Жюри не пришло к единому заключению: 8 присяжных проголосовали за осуждение Хисса, 4 против.

21 января 1950 года состоялся второй суд. На этот раз присяжные единогласно вынесли обвинительный вердикт. 25 января 1950 года Элджер Хисс был приговорён к 5 годам тюремного заключения, с возможностью освобождения, при хорошем поведении, после отбытия двух третей срока. Апелляция Хисса в Верховном суде была отклонена, 4 голосами против 2; при этом судьи, связанные с Хиссом в той или иной степени ― Франкфуртер, Кларк, Рид ― не голосовали.

Друзья и враги Хисса. С самого начала "дела Хисса" отношение к нему было полярным в обоих концах политического спектра США ― либерально-космополитическом и патриотическом. Для американских патриотов Хисс был символом всего, что они ненавидели: политики Рузвельта, "Нового курса", интервенционизма, провалов в Китае и Восточной Европе, наплыва в правительственные структуры тёмных личностей сомнительной лояльности и прочего подобного. И обратно, для большинства либералов невиновность Хисса была, по словам Ричарда Никсона, "вопросом веры". Элеонора Рузвельт несколько раз защищала Хисса в своих статьях. 27 декабря 1948 года, уже после предъявления большим жюри обвинения, она писала: "всё же я верю в честность Хисса". Зам. госсекретаря Ачесон неоднократно уверял общественность, что "Хисс ― лояльный служащий". Он был одним из "свидетелей репутации" Хисса на первом суде (кроме него, такими свидетелями были также Эдлай Стивенсон, судья Верховного суда США Франкфуртер и ряд сотрудников госдепартамента). Приговор Хиссу в январе 1950 года Элеонора Рузвельт прокомментировала в истинно демократическом духе: "Ужасно осудить одного человека со слов другого, виновного не меньше". А государственный секретарь Дин Ачесон и после осуждения сказал: "Я не отвернусь от Хисса"[28].

Массированная поддержка Хисса со стороны демократов и космополитов была обусловлена не только личной симпатией к нему и партийными соображениями. Эти круги прекрасно понимали, что расследование дела Хисса ведётся Комитетом в контексте критики со стороны патриотических сил США политики и выдвиженцев Рузвельта. Ричард Никсон писал: "Живо помню один из аргументов во время званого обеда в Вашингтоне, когда известный либеральный юрист Пол Портер, стуча кулаком по столу, говорил: "Мне наплевать, виновен Хисс или нет. Расследование Комитета вредит стране, потому что нападки на Хисса ― это нападки на внешнюю политику Рузвельта"". ("Известный либеральный юрист" никак не обосновал, почему "нападки на внешнюю политику Рузвельта" являются "вредными для страны" ― видимо, он считал это "либеральной аксиомой").

Кроме того, демократы и космополиты стадным инстинктом верно ощущали нешуточную опасность себе, своему окружению, своему курсу в публичном показе деятельности лиц "двойной лояльности" и скрытых врагов американского народа.

Расследование Комитета встречало откровенно негативное отношение либерально-космополитической прессы, партии демократов, администрации. Ричард Никсон вспоминал: "С нашим крошечным комитетом из шести человек противостоять объединённым усилиям Белого дома, министерства юстиции, администрации демократов, да ещё группе защитников Хисса казалось безнадёжным делом… СМИ совместно с администрацией выступали единым фронтом против нас"[29].

Никсон особо отмечал противодействие следствию по делу Хисса со стороны президента Трумэна. "Безусловно, его цель, в течение всего этого дела была в создании препятствий нашим усилиям раскрыть факты"[30]. "Трумэн… своими публичными выступлениями и исполнительными указами делал всё, чтобы помешать нам… продолжал это делать и после выборов 1948 года… Маниакальное противодействие президента Трумэна нашему расследованию было трудно понять"[31]. В 1952 году Никсон заявил, что Трумэн распорядился уволить любого агента ФБР, сотрудничающего с Комитетом. "Если бы он этого добился", добавил он, "Элджер Хисс был бы сейчас на свободе".

После победы демократов на ноябрьских выборах 1948 года положение Комитета ещё больше осложнилось. 18 ноября председатель демократической партии Макграт сказал, что "у Комитета по расследованию антиамериканской деятельности плохие перспективы". Помощники Трумэна подготовили проект билля о ликвидации Комитета.

Однако декабрь 1948 года изменил ход событий.

Последствия. Слушания по делу Хисса трансформировали в общественном восприятии оценку компартии США. Немалое число американцев стало рассматривать её теперь не как одну из многочисленных партий в стране, пусть даже "подрывного" характера, но как орудие внешних и враждебных американскому народу сил; в частности, как шпионскую структуру. "Дело Хисса изменило общественное восприятие местного коммунизма" (Никсон). Сам Никсон не преминул сразу же, как только стало известно об участии Хисса в шпионаже, связать внутреннюю нелояльность с внешней угрозой: "там, где коммунист ― там и шпион", заявил он уже 5 декабря.

Кроме того, в ходе расследования дела Хисса был поднят вопрос о существовании в США агентов влияния враждебных американскому народу сил. В своих показаниях перед Комитетом 3 августа 1948 года Чамберс говорил: "Эти люди… представляли собой элитную группу лиц, которые могли занять важные позиции в правительстве ― как в действительности и случилось с м-ром Хиссом и м-ром Уайтом…". Никсон, выступая в палате представителей 26 января 1950 года, через 5 дней после осуждения Хисса, сказал: "мы столкнулись с гораздо более опасным видом деятельности, чем простой шпионаж… мы имеем группу лиц, которые, находясь на важных местах в правительстве, могут влиять на формирование нашей политики в интересах враждебных нашей стране сил". Эту оценку почти слово в слово повторил через две недели сенатор Маккарти.

Республиканцы и южные демократы выступили после "дела Хисса" с резкими обвинениями в адрес администрации. Сенатор Кейпхарт из Индианы потребовал немедленной отставки госсекретаря Ачесона и судьи Верховного суда Франкфуртера "из-за их покровительства осуждённому шпиону". Карл Мундт из Южной Дакоты призвал к "самому тщательному поиску тех, по чьей вине наша внешняя политика потерпела такой провал". Джон Ранкин из Миссисипи потребовал "сорвать маски с неслыханных в истории нашей страны предателей". Никсон, выступая в палате представителей, огласил список врагов государства, который звучал как Кто есть кто среди демократов.

"Дело Хисса" активно использовалось патриотическими силами Америки в предвыборных кампаниях 1950 и 1952 гг. Никсон неустанно повторял, что "победа демократов принесёт нашей стране ещё больше Элджеров Хиссов, ещё больше атомных шпионов, ещё больше кризисов". В октябре 1952 года, выступая по национальному телевидению, Никсон ― кандидат в вице-президенты ― снова упомянул о деле Хисса и сказал, что оно показывает, сколько вреда может один человек нанести своей стране, если он оказывается лояльным не ей, а иностранному государству. В конце речи он коснулся и кандидата в президенты от демократов: "м-р Стивенсон был "свидетелем репутации" Хисса, он свидетельствовал, что Хисс ― честный и лояльный человек".

На выборах 1950 года республиканцы улучшили свои позиции в Конгрессе, а в 1952 году демократы потеряли президентское кресло и большинство в сенате и палате представителей.

Разоблачение Хисса стало и личным политическим триумфом Ричарда Никсона, с которого началась его известность в патриотических кругах Америки и стремительная политическая карьера: в 1950 году сенатор от Калифорнии, в 1952-60 гг. вице-президент, в 1968 году ― президент Соединённых Штатов. После 21 января 1950 года бывший президент Г. Гувер направил Никсону телеграмму: "осуждение Хисса стало возможным единственно благодаря Вашему терпению и настойчивости. Теперь, по крайней мере, государственная измена, существующая в нашем правительстве, представлена в таком виде, что в ней может удостовериться каждый"[32].

Но активное участие в разоблачении Хисса принесло Никсону и ненависть со стороны внутренних и внешних врагов американского народа. "Либералы ненавидели и проклинали Никсона за дело Хисса". "Дело Хисса принесло Никсону неумирающую вражду либеральной элиты". Сам Никсон отмечал, что "дело Хисса оставило ненависть ко мне не только среди коммунистов, но и среди важных сегментов прессы и интеллектуалов". Эта враждебность сопровождала Ричарда Никсона в течение всей его политической карьеры.

Приложение. Слушания в Комитете по расследованию антиамериканской деятельности, 3 августа 1948 г. Показания У. Чамберса; фрагмент.

Чамберс. …Несколько лет я работал в коммунистическом подполье, главным образом в Вашингтоне… Это был аппарат, созданный, если я не ошибаюсь, Гарольдом Уэйром… его верхушку составляли семь человек, или около того, из которых позже были завербованы некоторые лица, упоминавшиеся в показаниях мисс Бентли. Когда я познакомился с этой группой, её возглавлял Натан Витт, адвокат. Позже лидером стал Джон Абт. Членом этой группы был Ли Прессман, как и Элджер Хисс, который позже был организатором конференций в Думбратон Оакс, в Сан-Франциско и участником Ялтинской конференции.

Целью группы был не просто шпионаж. Она ставила своей задачей коммунистическую инфильтрацию в правительство США. Хотя шпионаж оставался одной из её целей. Главной целью компартии является свержение правительства, в подходящее время, любыми средствами, и каждый её член, поскольку он таковым является, стремится к этой цели…

Стриплинг. Из кого состояла ячейка, или аппарат, о которой вы упоминали?

Чамберс. Аппарат был организован в группу из семи человек, каждый из которых возглавлял свою ячейку.

Стриплинг. Можете ли вы назвать их имена?

Чамберс. Руководителем группы был, как я уже говорил, Натан Витт. Другие участники ― Ли Прессман, Элджер Хисс, Дональд Хисс, Виктор Перло, Чарль Крамер -

Мундт. Крамер это его настоящее имя?

Чамберс. Нет, его настоящее имя было, кажется, Кривицкий (Krevitsky). В группе были ещё Джон Абт, кажется, я его упоминал, и Генри Коллинс.

Ранкин. А как насчёт Гарольда Уэйра?

Чамберс. Гарольд Уэйр был, конечно, организатором группы.

Стриплинг. Это сын Эллы Рив Блур (Ella Reeve Bloor), известной коммунистки?

Чамберс. Да.

Мундт. Работал ли Прессман в ААА?

Чамберс. Некоторое время работал.

Стриплинг. М-р председатель, у меня есть документ, в котором описана служебная карьера Прессмана.

Мундт. Назовите, пожалуйста, документ.

Стриплинг. Это "Кто есть Кто".

Ранкин. "Кто есть Кто в американском еврействе", не так ли?

Стриплинг. Да. "Кто есть Кто в американском еврействе". Он был помощником главного юриста Администрации сельскохозяйственного регулирования (ААА) с 1933 по 1935 гг., назначен на эту должность министром сельского хозяйства Генри Э. Уоллесом. Затем он был юрисконсультом в Works Progress Administration с 1935 года, назначен на эту должность Гарри Гопкинсом. Затем он был юрисконсультом в Resettlement Administration, в 1935 году, назначен на эту должность Рексфордом Тагвеллом. Затем он был юрисконсультом Конгресса производственных профсоюзов, с июля 1936 года и оргкомитета рабочих металлургии. В марте 1937 года юрисконсультом оргкомитета союза текстильных рабочих. М-р председатель, после перехода в КПП он на правительственной службе больше не находился.

А где служил Джон Абт?

Чамберс. Я этого уже не помню.

Мундт. У вас есть его послужной список?

Стриплинг. Да. Согласно "Кто есть кто в Трудовых отношениях" он работал на следующих правительственных должностях. С 1933 по 1935 гг. руководитель Litigation, ААА. Помощник главного юрисконсульта Works Progress Administration в 1935 году; в 1936–1937 гг. юрисконсульт комитета сенатора Лафолетта по гражданским свободам, специальный помощник генерального прокурора в 1937 и 1938 гг. Сейчас он состоит в Прогрессивной партии м-ра Уоллеса.

Ранкин. Вы имеете в виду, что этот Ли Прессман поддерживает м-ра Уоллеса в его кампании по выборам президента?

Стриплинг. Он имеет официальную должность в Прогрессивной партии.

Мундт. Как и м-р Абт.

Стриплинг. Он также связан с Уоллесом.

Хеберт. Нет никакого секрета в связях Уоллеса с коммунистами[33]. Нам незачем углубляться в эти вопросы.

Стриплинг. Вы не помните, где в то время работал Дональд Хисс?

Чамберс. Кажется, он был в министерстве труда, занимался вопросами иммиграции.

Стриплинг. М-р председатель, согласно моим данным, он значился как служащий госдепартамента с 1 февраля 1938 года по 26 марта 1945 года.

Мундт. Дональд Хисс ― это брат Элджера Хисса?

Чамберс. Младший брат Элджера Хисса.

Стриплинг. У меня есть послужной список Элджера Хисса.

Мундт. По-моему, его надо зачитать, включая ранние назначения.

Стриплинг. С 1929 по 1930 гг. он был клерком-секретарём судьи Верховного суда. С 1930 по 1933 гг. он занимался частной юридической практикой…

Ранкин. Могу я узнать, у какого судьи Верховного суда он работал?

Стриплинг. Я потом сообщу вам это, м-р Ранкин.

Ранкин. Я бы хотел, чтобы это было записано здесь и сейчас. Может вы сообщить мне эту информацию?

Стриплинг. Я скажу вам её потом[34]. С 1933 по 1935 гг. он был нанят Администрацией сельскохозяйственного регулирования (ААА). Однако в 1934 г. он был направлен в специальный сенатский комитет, расследовавший деятельность военной индустрии. В 1935 г. он был юристом в министерстве юстиции. В октябре 1936 года он работал в офисе помощника госсекретаря. Это вся информация, которой я на данный момент располагаю.

Мундт. У вас есть данные, когда он покинул госдепартамент?

Стриплинг. Я скоро их получу.

Мундт. И почему, как вы считаете, он был уволен из госдепартамента?

Стриплинг. У меня нет сведений, что его уволили, м-р председатель.

Стриплинг. Был ли связан с этой группой некто Петерс?

Чамберс. Дж. Петерс был, насколько мне известно, руководителем всего коммунистического подполья в США.

Стриплинг. Появлялся ли он в Вашингтоне?

Чамберс. Да.

Стриплинг. Как настоящее имя Дж. Петерса?

Чамберс. Мне говорили, что его зовут Гольдвейс, или как-то так.

Стриплинг. Гольдбергер?

Чамберс. Гольдбергер.

Ранкин. Так как его имя?

Чамберс. Мне он годами был известен просто как Петерс.

Стриплинг. Его имя, м-р Ранкин, хорошо известно в коммунистических кругах. Он действовал под именем Дж. Петерс, также под именем Александр Стивенс, использовал фальшивый паспорт на имя Исидора Бурштейна…

Стриплинг. М-р председатель, Комитет по расследованию антиамериканской деятельности направил повестку для вызова Дж. Петерса на 30 октября этого года. Мы прилагали усилия и в городе Нью-Йорке и в штате Нью-Йорке, чтобы его вызвать. Мы не смогли обнаружить его и запросили помощь министерства юстиции и иммиграционных властей, но всё ещё не можем найти его. В коммунистических кругах, согласно нашим данным, он много лет известен как руководитель подполья…

Мундт. Вы говорили, что этот человек ранее служил в иностранной армии и был членом иностранного правительства. Он хотя бы был американским гражданином?

Чамберс. Я не знаю, но, скорее всего, не был.

Мундт. Не был?

Чамберс. Нет.

Мундт. То есть, вся эта шпионская деятельность в нашем правительстве возглавлялась человеком, который даже не был американским гражданином.

Стриплинг. Он не является американским гражданином, м-р председатель.

Чамберс. Я не удивлён.

Стриплинг. В прошлом году был издан приказ о его депортации, но мы всё ещё не знаем, где он находится. Он очень важный свидетель.

Мундт. Министерство юстиции не могло его найти?

Стриплинг. М-р Томас, наш председатель, связывался с министерством в этом году, пытаясь найти м-ра Петерса, но мы пока не имеем информации, где он может находиться.

Мундт. Им следовало бы изменить своё утверждение, что "они всегда могут найти тех, кто им нужен", добавив "кроме м-ра Петерса".

Ранкин. Видите ли, м-р председатель, в штате Нью-Йорк, согласно его законам, вы не можете спрашивать человека, которого нанимаете на работу, каким было его прежнее имя или откуда он приехал, что очень удобно для таких лиц.

Стриплинг. М-р Чамберс, мисс Бентли в прошлую субботу показала, что Гарри Декстер Уайт занимался шпионской деятельностью. Вы знали Гарри Декстера Уайта?

Чамберс. Да.

Стриплинг. Гарри Декстер Уайт коммунист? Был ли он коммунистом, по Вашим сведениям?

Чамберс. Я не могу с определённостью сказать, что он был зарегистрированным членом партии, но он наверняка был попутчик, так что сказать "он не коммунист" было бы ошибочно.

Стриплинг. Вы встречались с Гарри Декстером Уайтом, когда покинули партию и предлагали ему сделать то же?

Чамберс. Да.

Стриплинг. То есть, Вы рассматривали его как члена партии?

Чамберс. Я не совсем точно выразился, я предлагал ему не покинуть партию, а порвать с коммунистическим движением.

Стриплинг. Что он Вам ответил?

Чамберс. Он расстался со мной в весьма возбуждённом состоянии, и я думал, что убедил его. Очевидно, это было не так.

Стриплинг. У Вас были причины так думать?

Чамберс. Показания мисс Бентли и некоторые вещи, которые доходили до меня из других источников убедили меня, что я ошибся.

Стриплинг. То есть, что Вы не смогли его убедить?

Чамберс. Да.

Макдоуэлл. Я думаю, нам надо точно идентифицировать м-ра Уайта.

Стриплинг. Он работал заместителем министра финансов и главой отдела валютных исследований.

Хеберт. Это тот Уайт, о котором говорила мисс Бентли?

Стриплинг. Да.

Мундт. Мы зачитывали его послужной список в субботу.

…

Чамберс. После того, как я некоторое время пробыл в Вашингтоне, стало ясно, что некоторые члены группы могут занять высокие места в правительстве.

Хеберт. В каком году это было?

Чамберс. Около 1936. Один из них был Элджер Хисс, считалось также, что Генри Коллинс может далеко пойти. Ещё Ли Прессман. Поэтому было решено Петерсом, или Петерсом по совету людей, которых я не знаю, что мы должны отделить этих людей от подпольного аппарата ― то есть, чтобы они не общались с другими, но контактировали с Петерсом через меня.

Также было решено добавить к ним других, которые изначально не были в аппарате. Одним из таких лиц был Гарри Уайт…

Хеберт. Он рассматривался как источник информации для коммунистической ячейки?

Чамберс. Нет. Этих людей не планировалось сделать только источниками информации. Они представляли собой элитную группу, которая, как считалось, могла достичь видного положения в правительстве ― что и случилось в действительности, особенно с м-ром Уайтом и м-ром Хиссом ― и это их положение могло оказать гораздо бо льшую услугу для компартии.

Хеберт. Другими словами, Уайт был использован как неразумный простофиля?

Чамберс. Вряд ли тут уместно слово "неразумный".

Хеберт. Как Вы считаете, для чего он был использован?

Чамберс. Вряд ли тут уместно выражение "использован".

Хеберт. Нанят?

Чамберс. Как я уже говорил, он очень охотно сотрудничал с нами.

Хеберт. Вы лично встречались и разговаривали с ним?

Чамберс. Да.

…

Мундт. М-р Чамберс, я с большим интересом проследил за карьерой Элджера Хисса… Есть основания считать, что он организовал в госдепартаменте одну из коммунистических ячеек, которая оказала влияние на нашу политику в Китае и привела к кампании против Чан Кайши, которая внедрила Марзани на важную позицию, и я полагаю, что было бы важно узнать, чем эти люди занимались, когда ушли из госдепартамента. Вам известно, чем сейчас занимается Элджер Хисс?

Чамберс. По-моему, он возглавляет фонд Карнеги за международный мир.

Мундт. У меня такая же информация. Очевидно, что у международного мира мало шансов, если им руководят такие люди, как Элджер Хисс.

Ранкин. Где штаб-квартира этой организации?

Чамберс. Я не знаю.

Макдоуэлл. В Нью-Йорке.

Ранкин. По законам Нью-Йорка, при найме на работу вы не можете спрашивать человека, является ли он коммунистом, или откуда он прибыл, или как его раньше звали. Вы даже не можете предложить ему представить его фотографию. Конечно, он может руководить таким предприятием в Нью-Йорке ― но он не смог бы этого сделать в Миссисипи.

…

Ранкин. Кстати, как Вы считаете, не перевернулся ли бы в гробу м-р Карнеги, богатый шотландец, основавший эту организацию, если бы узнал, кто сейчас возглавляет его фонд?

Чамберс. Боюсь, что да.

Макдоуэлл. Насчёт м-ра Уайта я бы хотел заметить, что министр финансов имеет прекрасный штат следователей, лучший, чем в любом другом ведомстве, кроме прокуратуры, и поистине весьма странно, что этот человек так долго был связан с шайкой международных бандитов, но никто не знал об этом.

…

Никсон. М-р Чамберс, Вы показали, что 9 лет назад встречались в Вашингтоне с представителями властей и рассказывали им о коммунистах в правительстве.

Чамберс. Да.

Никсон. В какую организацию Вы обращались?

Чамберс. Исаак Дон Левин, который сейчас является редактором PlainTalk, связался с покойным Марвином Макинтайром, секретарём м-ра Рузвельта, и спросил, в каком виде удобнее всего было бы представить эту информацию президенту. М-р Макинтайр ответил ему, что м-р А. А. Бёрли, помощник госсекретаря, является советником м-ра Рузвельта по вопросам разведки. Я встретился с м-ром Бёрли и рассказал ему то же, что и вам.

Мундт. Это было в 1937 году?

Чамберс. Это было в 1939 году, через 2 дня после пакта Гитлера со Сталиным.

Никсон. Когда Вы встретились с м-ром Бёрли, Вы обсуждали ситуацию в общих чертах, или называли конкретные имена?

Чамберс. Я называл конкретные имена, среди них м-ра Хисса.

Никсон. Вы назвали м-ра Витта?

Чамберс. Да.

Никсон. М-ра Прессмана?

Чамберс. М-ра Прессмана.

Никсон. М-ра Перло.

Чамберс. Кажется, да.

Никсон. М-ра Крамера?

Чамберс. Возможно.

Никсон. М-ра Абта?

Чамберс. Наверняка.

Никсон. М-ра Уэйра?

Чамберс. Да.

Никсон. М-ра Коллинса?

Чамберс. Да, думаю, что назвал.

Никсон. М-ра Уайта?

Чамберс. Нет, потому что в то время я считал, что убедил его порвать с коммунистами. Я назвал его только через 4 года, ФБР.

Никсон. Вы назвали его ФБР, после того, как посчитали, что не убедили его?

Чамберс. Да.

Мундт. М-р Коллинс тоже работал в госдепартаменте?

Чамберс. Да, кажется, во время войны.

Мундт. Он принадлежал в госдепартаменте к ячейке Элджера Хисса?

Чамберс. Да.

Макдоуэлл. М-р Бёрли на сегодняшний день является руководителем либеральной партии в штате Нью-Йорк.

Чамберс. Мне это неизвестно.

Макдоуэлл. Это тот А. А. Бёрли, который был послом в одной из южноамериканских стран?

Чамберс. Бразилии, по-моему. Он антикоммунист и, нужно добавить, очень умный человек.

Ранкин. М-р Бёрли?

Чамберс. М-р Бёрли ― антикоммунист.

Никсон. М-р Чамберс, известны ли Вам какие-либо последствия Вашего сообщения в правительство?

Чамберс. Нет. Я полагал, что какие-то меры предприняты будут, что было, конечно, довольно наивно. Вскоре я увидел, что ничего не делается.

Никсон. Я думаю, важно отметить, что сообщение было сделано через два дня после подписания пакта Сталина с Гитлером, то есть, когда русские никоим образом не являлись нашими союзниками, и никаких мер по этому делу не предпринималось.

Хеберт. Какое у Вас образование?

Чамберс. Я учился в общественной школе, а потом в Колумбийском университете (в Нью-Йорке).

Хеберт. Интересно отметить, что всякий раз, когда речь заходит о коммунизме, мы слышим о Колумбийском университете…