Глава 12 Мой пароль – имя кота, а его – Бог

Международный аэропорт Лос-Анджелеса -> Международный аэропорт Рафаэль Нуньес -> Международный аэропорт Эсейсы, Буэнос-Айрес

Отправление: 2 апреля, 2011

Есть особый медицинский термин – иерусалимский синдром. Каждый год он затрагивает сотни людей, отправляющихся в Израиль и там настолько съезжающих на почве религии, что им кажется, будто с ними говорит Бог или что они сами – Мессии. В психиатрической клинике в Иерусалиме имеется специальное крыло, которое помогает таким людям. Я общалась с работающим там психиатром и спросила ее, как их лечат.

«Если в клинике находится больше одного такого пациента одновременно, – ответила она мне, – то лучший способ привести их в чувство – представить друг другу».

Мне очень нравится рисовавшаяся картина: один парень, уверенный, что он Мессия, и второй парень, уверенный, что он Мессия, встречаются и сразу такие – «Ой. Ладно, этот чувак кажется сумасшедшим. Забудьте».

Я пережила подобное на одной квартирной вечеринке в Лос-Анджелесе. Мы с Хоуп, держа в руках красные пластиковые стаканчики с разливным пивом, начали танцевать, параллельно сканируя комнату на предмет симпатичных парней. И тут я бросила взгляд на свою тридцати-кхм-летнюю танцующую подругу: я видела, как она делает это уже несколько десятилетий, и поразилась.

«Мы ведь реально уже давно танцуем».

Переварив эту мысль, мы долго истерически смеялись, хотя нам было особо не до смеха. Я и мои друзья оказались уже слишком стары для таких развлечений.

Кроме того, я, как и Астрид, стала замечать, что многие мои красивые, умные, много путешествовавшие подруги, готовые наконец-то выйти замуж и завести детей, начинали встречаться с красивыми молодыми мужчинами, которые практически сразу предупреждали их о своем нежелании брать на себя обязательства. Мои подруги игнорировали их слова, после чего отношения в конце концов распадались. С другой стороны, такие женщины пропускали свидания с достойными, но не столь милыми и доступными мужчинами.

Наблюдать такие примеры, словно смотреться в зеркале… Это будоражило меня. Ой, ладно, звучит безумно. Не будем углубляться.

Новый, 2011 год я встретила в Шамони, в великолепном шале, полном комиков. Мы находились в очаровательной, волшебной, сказочной европейской стране, а вокруг меня находились очень громкие комики. Очень. Не представляете, сколько шуток им требовалось ежедневно и ежечасно шутить. Просто какие-то Олимпийские игры по хохмам ниже пояса. Посмеяться было над чем, но все же чувствовался перебор, в результате чего я решила, что чувство юмора уж точно больше не приоритет для меня в потенциальном мужчине. Возможно, даже к лучшему, если бы оно отсутствовало. Интересный, остроумный и, главное, спокойный – вот мои требования на тот момент. Также я не хотела следовать Сашиному совету и прочитать книгу, которую она рекомендовала, – «Выйди замуж: как найти Мистера Достаточно хорош». Это, и я думаю, все со мной согласятся, самый депрессивный совет для любой женщины. Однажды я видела выступление автора книги, и вот ее история: она была привлекательной женщиной, которая могла выбрать любого мужчину. Но ни один из кавалеров не оказался «достаточно хорошим». Ей стукнуло 40, выбирать уже стало не из кого, и она забеременела, прибегнув к помощи банка спермы. Автор жалела, что не остепенилась раньше, поскольку теперь ее возраст делал ее неконкурентоспособной даже на рынке приемлемых мужчин.

Она утверждает, что 30-летние женщины, которые говорят, что они не волнуются о замужестве, – врут. Ее главный посыл: остепенитесь, пока вы еще достаточно молоды, чтобы оказаться рядом с кем-то хорошим.

Убейте меня. И пожалуйста, кто-нибудь, помогите этой женщине повеселиться.

Таким образом, я искала третий вариант.

Он заключался в том, чтобы потратить время на поиски, поэтому я решила заморозить яйцеклетки. Расскажу немного подробнее: еще очень давно я поняла, что обожаю каждого малыша, который попадает в радиус трех метров от меня. (Кроме заноз в заднице.) Я была в родовой палате вместе с Сашей в тот год и провела всю следующую неделю, мечтая наяву о маленькой девочке, как раньше я мечтала бы о новом парне. Невероятная влюбленность, которая сразу же накрыла меня рядом с этим ребенком, научила меня, что я не обязательно должна быть генетически связана с крошечным человеком, чтобы любить его. И в итоге я расслабилась насчет биологического возраста, осознав, что с радостью возьму приемного ребенка, если мои яичники решат уйти на пенсию и переехать во Флориду. (Так и представляю себе свои бросившие дела яичники: они едут по побережью в огромном «Кадиллаке» и грозят своими маленькими яичниковыми кулачками проезжающим мимо сумасшедшим молодым мотоциклистам. И… снято.)

Тем не менее потом я поняла, что не всякий мужчина будет рад приемным детям. Поэтому засунуть немного яйцеклеток в холодильник, возможно, не являлось залогом счастливой жизни для меня, но это представлялось отличным вариантом для мужчины, с которым я когда-нибудь остепенюсь. Я определенно не хотела потратить время на поиск идеального человека, а потом ринуться делать детей только из-за того, что часики тикают. Мне приходилось наблюдать много в прошлом разборчивых и вдумчивых людей, которые теряли голову и на исходе четвертого десятка отчаянно бросались в новые и возможно-ведущие-к-новой-жизни отношения. Помня о них, я решила заморозить яйцеклетки – как женщина нового тысячелетия, способная сама о себе позаботиться.

Моя мать была счастлива. Она плакала, и смеялась, и хлопала в ладоши, словно я сказала ей, что беременна. Для нее стало таким облегчением узнать, что я, как обычный человек, по крайней мере планирую ребенка. (Мой отчим, доктор, годами нередко принимал мои звонки с просьбой выписать противозачаточные. И нередко я слышала, как моя мать кричала на заднем плане: «Не давай их ей!» Эта женщина очень, очень хотела, чтобы я забеременела.) Вот почему она подбадривала меня, когда я запустила свой маленький эксперимент над собой, вкалывая в свое тело разные лекарства, в результате чего у меня начала расти грудь – казалось, что из нее можно накормить целый вагон метро. На следующий день после сдачи яйцеклеток мама поймала меня со списком из 15 имен – одно для каждой сданной яйцеклетки.

Конечно же, прямо как в фильме с Джей Ло, как только я начала колоть эти инъекции, я познакомилась с парнем. Мне встретился угрюмый чувствительный ТВ-редактор с красивыми ресницами, который держал меня в напряжении, потому что в течение нескольких месяцев я постепенно узнала о нем три вещи:

1. Он снимал документальный фильм о секс-коммуне в Сан-Франциско в рамках своего «исследования, есть ли в моногамии смысл или нет».

2. Он изменял своей бывшей жене, которую, как выяснилось, я уже встречала до этого.

3. Он заявил, что готов перестать встречаться с другими людьми, месяцы спустя после того, как я уже была уверена, что мы перестали встречаться с другими людьми.

Но я отбросила все вышеперечисленные знаки и продолжала двигаться вперед. Я была крошечной машинкой, которая не обращала внимания на огромные сигнальные красные флаги.

Однако, повествуя о заморозке яйцеклеток, я забежала вперед. Что привело к странным дням, когда с утра я колола в живот лекарства от бесплодия, а вечером занималась сексом со своим парнем – в презервативе? Может ли быть путь проще? – спросила бы себя современная девушка. В конце концов, когда мне из-за процедуры понадобился перерыв в сексе на пару недель, я сказала ему, что делаю. Он отреагировал спокойно.

«Как круто. Это прямо противоположно тому, что я обычно слышу от женщин твоего возраста. Это значит, что ты не торопишься».

Однако загадочным образом услышанные новости заставили моего парня, который совершенно не торопился, внезапно просто обезуметь от желания отказаться от презервативов. Я думаю, что его опьяняли мои фертильные феромоны.

В итоге я обзавелась несколькими потенциальными эмбрионами, лежащими в холодильнике. (Доктор сказал, что у меня «прекрасные данные» и что, если бы я была моложе, я могла бы стать «донором яичников».) В любом случае я считала, что жизнь моя идет прекрасно, пока однажды вечером, пару месяцев спустя, не поговорила со своим редактором.

Мы сидели в ванной на двоих, которую я купила из оптимистичного настроя «если купить такую, он обязательно появится». Потом я год сидела в ней одна, пока не нашла того, кому нравились ванны. Атмосфера у нас тогда была соответствующая: пена, свечи, розовые лепестки и вино. Мы забрались в ванную, поболтали о том о сем, я потерла ему пяточки, и он сказал мне, что весь день слушал песню, которая заставила его думать обо мне. «Ооооооу», – произнесла я, абсолютно голая. Но он продолжил.

Песня называлась «Проклятье». Оооооу? Она была о зомби, который возвращается к жизни, когда влюбляется в красивую девушку. Некоторое время они идут по земле вместе, живые и влюбленные, но в итоге выясняется, что вся его живость является просто проявлением его природы зомби, и в итоге он высасывает жизненную силу из девушки. Она начинает увядать, сереет на глазах и в итоге ложится в кровать, став пустой оболочкой прошлой себя. Он бросает ее и начинает встречаться с другой живой женщиной.

Я встала, вылезла из ванной, такой голой я еще никогда не была, сняла с себя лепестки роз – и мы расстались. На следующее утро я проснулась с мыслью «Черт, я опять одинока», прошла в ванную и обнаружила, что она забилась лепестками. Все. Вечеринка закончилась.

И я написала Отцу Хуану.

После его визита в прошлом году мы с ним оставались на связи. Он даже пригласил меня провести время в Патагонии с его семьей (!!!!) за пару месяцев до разрыва в ванной, но у меня на тот момент были высасывающий жизнь парень и работа. Я по-настоящему радовалась своей работе, которая не позволила мне слишком долго задаваться вопросом, что было бы, если бы между мной и поездкой с Хуаном и его семьей в великолепную Патагонию не стоял этот чертов полигамный любитель ванн.

Как бы то ни было, после моего разрыва с последним прошло несколько месяцев. Они были наполнены заигрывающей перепиской с Хуаном и созданием сценария о странном шпионе с суперкомпьютером в голове, а также моей ежегодной, уже не подобающей мне по возрасту Рождественской поездкой на заднем сиденье автомобиля маминого мужа с подушкой и одеяльцем. И вот после всего перечисленного, поскольку я очень, очень заслуживала этого, мать-природа сделала мне подарок:

RE: КОЛУМБИЯ????

Ола, Пульпа!!!!!!! Я один еду в Колумбию пофотографировать……. Может, ты можешь поехать?????????????????????????? Будет время узнать друг друга получше…..

Бесо муй гранде,

Дульче де лече!!!

Можно подумать, что фильм «Роман с камнем» неплохо на меня повлиял. Сексуальный Майкл Дуглас с его шляпой и его улыбкой, отламывающий каблуки Кэтлин Тернер, борющийся с партизанами и крокодилами, а потом танцующий с ней во дворе дома… И наконец, целующий ее в своей белой рубашке и идущий с ней по улицам Нью-Йорка, чтобы жить долго и счастливо… Да, он пьянит… но такого не бывает. Однако именно этого я ждала от своих колумбийских приключений с Хуаном.

Я перестала есть. Я сделала эпиляцию всего. Каждый рабочий день вместо обеда я бегала в спортзал. Я слушала уроки испанского в машине. Я купила много белых рубашек и украшение из бирюзы, которое, как я надеялась, будет сиять на золотистой коже. Я нарастила ресницы, чтобы выглядеть как модель в экстренных случаях вроде купания в океане. Я купила сексуальную ночнушку: она собирала моих «девочек» в кучку, и они торчали призывнее, чем в самые лучшие свои дни.

Но я не просто встречалась с Хуаном в Колумбии. Он пригласил меня после этого пожить с ним еще три недели в его квартире в Аргентине. Мы должны будем погулять на свадьбе у его друга, и, кроме того, съездить в Мендосу, винный край Аргентины, и посетить ранчо его семьи на Пасхальную неделю. Мне не придется сидеть в своей квартирке в Буэнос-Айресе, ожидая его звонка. Я все время буду вместе с ним.

Итак, я была на 87 % уверена, что мне предстоят просто еще одни прекрасные каникулы с прекрасным парнем. Но… шесть лет. Мы ждали друг друга шесть лет. Конечно, я – безбожный ТВ-сценарист, а он был почти-что-священником, живущим на другом континенте. Все мои друзья и члены семьи смотрели на меня скептически и задавали вопросы вроде: «А ты уверена, что тебе оно надо?» Но их реакция делала тот факт, что спустя столько лет мы возвращаемся друг к другу, только лучше, не правда ли? И было в голосе Хуана и в его глазах что-то новое, когда мы болтали по скайпу. Он тоже начал задумываться, а есть ли что-то большее между нами.

«Ah, que linda sos», – ворковал он за компьютером. – Как ты красива.

«Будет время, чтобы узнать друг друга получше…»

Из-за работы я могла присоединиться к нему только в последнюю из трех его недель в Колумбии. Я уехала так рано, как смогла. Мой последний день с «Чаком» мы провели на Голливудских холмах, под надписью «Голливуд», снимая сцену из написанного мной эпизода. Его действие происходило в шахте под горами, вы угадали, я уверена, – в Колумбии. И вот наконец в день, когда я должна была лететь к Отцу Хуану, я проснулась с ужасной прической, а затем провела целый день на работе, снимая липовую Колумбию, которую сотни людей построили, потому что я это придумала. И вот наконец в полночь я уехала к своему аргентинскому любовнику в настоящую Колумбию, будучи во всеоружии до последнего миллиметра. Настолько эффектно я никогда еще не выглядела.

В самолете я сидела между двумя одинокими путешественниками лет двадцати с хвостиком. Она летела на свадьбу друга в Картахену, он – навстречу своему первому одиночному приключению. Мы все заказали напитки, и эти двое болтали через меня, пока я пыталась дышать ровно и усмирить свои фантазии в стиле «и жили они долго и счастливо». К концу полета мои попутчики обменялись номерами и собирались разделить такси до города. Я чувствовала себя аспирантом, который наблюдает за малышами-студентами, веселящимися в баре, и решает пораньше поехать домой.

«Мы начинаем посадку в город Картахена…»

Я проверила помаду, пока внутренний монолог набирал обороты:

«Что, если я начну жить на два города – в Буэнос-Айресе и Лос-Анджелесе, мы с Хуаном поженимся, я рожу детей, и мы все будем прекрасно говорить по-испански? Вот вам и не скучная версия моей остепенившейся личности, от которой у меня случаются панические атаки. Это будет как в прекрасном фильме. «Эй, а ты слышал о Кристин Ньюман? Она выскочила замуж за горячего аргентинского священника, и у них трое прекрасных детей, которые говорят на десяти языках, она продает по фильму в год и живет в доме в Аргентине! Какая счастливица!»

Мои попутчики переглядывались через меня, обмениваясь заигрывающими улыбочками.

«Добро пожаловать в Колумбию…»

Хуан ждал меня в аэропорту. Его белозубая улыбка на фоне загара и в обрамлении щетины сияла еще ярче.

«Пульпа», – сказал он, прижимая меня к груди.

Четыре недели спустя я снова стою в аэропорту, обнимая Хуана.

– Пульпа, – сказал он, совсем другим голосом.

– Я всегда буду благодарна за эту поездку, – сказала я, рыдая у него на шее.

– Я буду помнить тебя вечно, – пообещал Хуан. – Приезжай когда-нибудь снова навестить меня со своей семьей, – прошептал он мне на ухо.

Слезы текут по щекам, и я ухожу от своего изысканного Отца Хуана в последний раз, и сажусь на свой первый из двух самолетов, которые доставят меня домой к моему коту.

Понимаю, слишком неожиданно, что я рассказала, чем все кончится, до того, как вы узнали непосредственно саму историю. Но штука в том, что я и сама поняла, как это кончится до того, как прожила всю историю. Я поняла, что не случится никакого «жили они долго и счастливо в Южной Америке» спустя пару дней в Колумбии.

В наш первый день в Картахене мы с Хуаном были счастливы до небес, держались за руки и не могли поверить, что у нас получилось организовать эту поездку. Мы бродили по разгоряченным улочкам, он продолжал сиять, а я превращалась в мокрый выжатый помидор в белом платье. Североамериканцы просто хуже справляются с жарой, чем загорелые жители Южной Америки.

Сначала мы зашли в свой номер: там имелся кондиционер, однако там стояла и огромная, занимавшая всю комнату кровать, к чему мы пока еще не были готовы. Наш отель назывался Casa de la Fey – «Дом веры», – и на всех его стенах висели католические иконы, что заставило нас изменить планы и решить для начала пройтись по окрестностям.

Мы пытались наверстать пропущенный год, пили мохито и ели севиче, снимались на фоне десятков прекрасных старинных дверей и балкончиков Картахены, полных цветов. Мы случайно встретились с девушкой из самолета, которая глупо хихикнула, увидев Хуана, и сказала, что у нее свидание с нашим попутчиком сегодня вечером. Солнце село, и мы отправились в бар на крепостной сцене, где целовались на фоне розово-оранжевого Карибского моря на теплом, соленом ветру. Это было прекрасно. Магия все еще была с нами.

Мы вернулись в отель, чтобы переодеться к ужину, и Хуан достал из рюкзака кристально-белую рубашку, которую берег для нашего первого вечера в Колумбии. Он выполнял свою часть работы по воплощению моей фантазии о «Романе с камнем». Еще Хуан достал футболку, которую привез специально для меня. Это была футболка, которую он надел в тот день, когда мы впервые встретились шесть лет назад, на вечеринке в Буэнос-Айресе. Я помнила ее по своим фотографиям, но отказывалась поверить своим глазам. Впервые я почувствовала, что, возможно, для него наша встреча значит не меньше, чем для меня.

И в конце концов, выпив и расслабившись, мы упали на кровать и занялись любовью до ужина. И это оказалось… неидеально. Неплохой секс, однако немного странный. Не как годом ранее в Лос-Анджелесе. В поцелуях чего-то не хватало, и я стала ощущать легкое разочарование. Но я сказала себе, что слишком много хотела от этого первого секса после года перерыва, а также после стольких перелетов и стольких ожиданий. Ожидания всегда меня подводили. Так что мы приняли душ (идеальное занятие с Хуаном) и пошли ужинать на площадь, очень похожую на ту, где танцевали Майкл Дуглас и Кэтлин Тернер. Прошла еще пара дней, и мы отправились в национальный парк Тайрона – нетронутые изолированные джунгли и пляжи Карибского моря. По пути мы остановились у грязевого вулкана Тотумо – очень странное место, где ты залезаешь в грязь прямо в кратер. Похоже на гигантский муравейник, стоящий посредине абсолютного ничто. Вдоль склона установлена лестница, по которой ты поднимаешься в кальдеру с идеально влажной, теплой, липкой грязью. Она очень густая, поэтому можно сидеть в любом положении, как будто купаешься в пудинге. В ней крайне приятно бултыхаться со своим мужчиной, который делает тебе массаж.

Мы с Хуаном рисовали на телах друг друга смешные рожицы, занялись массажем, а потом спустились к реке, где женщины раздели нас и затем вымыли нас дочиста, как будто мы были их младенцами. Удалив грязь даже из самых недоступных мест, они обернули нас в полотенца, в то время как рядом играли их настоящие дети. Это, пожалуй, самое необычное спа, которое я когда-либо посещала, и стоило оно всего доллар. Даже не знаю, что понравилось мне больше – погружаться в теплую грязь или разрисовывать Хуана. Моя версия выбора Софи.

В Тайроне мы остановились в небольшом домике прямо в национальном парке, где по пляжу ползали аллигаторы, а документы на въезде проверяли полицейские в полном обмундировании. Это было очень красиво: наш крошечный домик и Хуан, растянувшийся на белом пляже, – пожалуй, я никогда не забуду те моменты. Он сделал мне тросточку и вырезал на ней слово «ПУЛЬПА». Целыми днями мы гуляли по пляжам, не успевая вернуться домой затемно, и однажды вечером все кончилось тем, что я пробиралась по колумбийским джунглям в бикини, используя в качестве фонарика приложение на iPhone – я убегала от прилива. Но именно на этих красивых пляжах я окончательно поняла, что переживаю всего лишь еще один курортный роман.

Нам не о чем было говорить. Пытаясь найти темы для разговоров, мы останавливались на религии, его учебе в семинарии – как в первый раз. У меня вызывали интерес его рассказы о жизни в семинарии и о том, как им рассказывали жития святых – но я честно говорила о том, что я считаю историческим фактом, а что – легендой. Я поделилась с ним тем, как хотела бы верить, поскольку верующие кажутся гораздо спокойнее во всем, однако я просто не видела доказательств, которые могли бы убедить меня. Хуан не настаивал на своих убеждениях, но он немного расстроился из-за моего недостатка веры. Он поинтересовался, смогла бы я когда-нибудь креститься, «если понадобится». А я, в свою очередь, спросила, считает ли он, что Иисус был бы кем-то большим, чем стремящимся изменить мир этиком, если бы он жил в эпоху Интернета, позволяющую быстро проверять факты и сверять фотографии.

Но момент моего окончательного прозрения случился, когда мы гуляли по пустому пляжу и Хуан, оооооочень меееедленно, рассказывал мне историю о том, как по пляжу тянулись сначала две цепочки шагов, которые потом превратились в одну, потому что Иисус взял уставшего спутника на руки. Вы точно видели такую картинку где-нибудь на постерах. Я кивала, слушая его историю и притворяясь, будто слышу ее впервые, – и вдруг поняла, что это не мой мужчина.

Но и я была не его. Я постоянно крутилась, как юла, а он двигался очень медленно, мне нравилось отпускать саркастические шуточки, критиковать и судить, а от него действительно исходил какой-то свет добра. Моим паролем было имя моего кота, а у него – имя любимого святого.

Но мы ничего подобного не обсуждали на колумбийских пляжах. Я уже упоминала, как важно для меня классно провести отпуск? И вы, возможно, по данной главе уже поняли, насколько хорошо я умела прятать голову в песок и игнорировать неприятные факты. Поэтому я лишь не на долгое время расстроилась, слушая историю о следах, а затем со всем рвением предалась тому, что прекрасно у меня получается, – я наслаждалась отношениями, которые, как я знала, продлятся только в течение каникул. Мой внутренний голос произносил нечто вроде следующего: ты в красивом месте с красивым парнем. У вас еще месяц впереди. Вы нравитесь друг другу. Вас ждут чудесные приключения, здесь и в Аргентине. Будь благодарна и хорошо проведи время. Повеселись.

И знаете что? Так я и сделала.

Уже сидя в самолете из Колумбии в Аргентину, положив голову ему на плечо, я рискнула подобраться очень близко к обсуждению того, что реально происходит между нами.

– Я знаю, что я приехала надолго, – сказала я. – Если срок слишком большой или тебе нужно жизненное пространство, я могу провести какое-то время со своими друзьями, просто скажи мне.

– Хорошо, – просто ответил Хуан. Не «Да что ты говоришь!». И не «Конечно же, нет!»

Сложно описать, что я почувствовала, впервые попав в его квартиру. Хуан был для меня немного мифическим персонажем. А жилье делало его реальным. Он живет в квартире. Здесь он чистит зубы. Такие вот диваны ему нравятся. Здесь он был все это время.

Когда мы вошли, он сразу переменился. Немного холоднее, немного менее расслаблен. Его каникулы закончились. Мы больше не находились в этом пузыре – представь и далеко. Хуан, показывая фотографии, рассказал мне историю своей семьи, после чего мы пошли поесть пиццы в ближайшее кафе. Но там он выглядел рассеянно – как будто мысли его витали далеко отсюда.

На следующий день мы отправились на свадьбу его друга. Я встретилась с людьми, которых Хуан знал с детства, все они его обожали и были просто поражены, узнав, что у него была история с американской девушкой, растянувшаяся на шесть лет. Мы танцевали у ресепшн и провели выходные в одном из загородных домов его семьи, где я валялась у бассейна, а Хуан объедал гранатовые деревья и болтал с кузенами. Наша жизнь казалась настолько чудесной, что моя уверенность в том, что мы с ним друг другу не подходим, пошатнулась. Нам было так хорошо вместе. Мы очень приятно проводили время с этими людьми. Все так хорошо выглядели. А я уже упоминала, что одно из поселений, где располагался дом семьи Хуана, называлось «НЬЮМАН»? Мы провели выходные в НЬЮМАНе, Аргентина. Загородный клуб назывался НЬЮМАН. Дети ходили в школу под названием НЬЮМАН. Лошадиная ферма называлась НЬЮМАН. Мы с Хуаном отправились на матч по регби, где прекрасные аргентинские регбисты бегали в форме со словом «НЬЮМАН» на спине. Это место буквально носило мое имя.

Вернувшись в Буэнос-Айрес, наша пара устраивала вечеринки в его квартире, мы вместе готовили завтраки, я научила его кое-каким своим фирменным блюдам, на которые у меня не хватало времени в Штатах уже лет десять. Мы притворялись счастливой парочкой.

Но… за завтраком было тихо. И я упоминала, что выступала инициатором секса в 100 % случаев? О, и однажды мы забежали в гости к его другу-священнику, который час спустя после нашего ухода позвонил Хуану и спросил, не хочет ли он сходить на свидание с его сестрой.

– Я сказал ему «нет», – ответил Хуан, смущенно кладя трубку. Я в это время готовила. – Видел я его сестру.

«Я живу с мужчиной, чьи друзья-священники надеются, что он будет встречаться с их сестрами», – написала я своей маме. Я даже и не говорю о том, что упомянутый священник видел меня и даже ни на секунду не допустил, что мы с Хуаном вместе. А Хуан его не поправил, поскольку тоже так не думал.

Еще я встретилась с матерью и бабушкой Хуана – грациозными милейшими женщинами, которые жили вместе в своей красивой квартире, расположенной не так далеко от квартиры Хуана. И вдруг, спустя несколько дней моего пребывания в Аргентине его бабушку госпитализировали. Ситуация была тревожная, казалось, что она может и не выкарабкаться, поэтому со всего света стали слетаться родственники, чтобы попрощаться с ней.

А теперь вопрос… как один человек может справляться с умирающей бабулей, когда другой пытается хорошо провести время на каникулах с партнером, который непонятно чего хочет? Хуан желал, чтобы я исчезла? Или чтобы сжимала его руку у кровати бабушки?

«Готовь, – скомандовала мне мама. – Готовь на всех. Носи еду в больницу. Этого ждут латиноамериканские женщины».

Я спросила Хуана, хочет ли он, чтобы я уехала или осталась, а также нужно ли мне помогать или готовить. Он по своему обыкновению ничего мне толком не ответил. «Делай как хочешь», – вот что я услышала от него.

Поэтому я готовила. Я забегала в больницу с едой. Я встретилась с множеством родственников из разных концов света, которые все были очень заинтригованы сложившейся ситуацией: Хуан и его американская девушка, которая стоит с ним у смертного одра его бабули. Но затем я исчезала – встречалась с друзьями в городе, занималась танго, давая Хуану «пространство». Это было чудесно.

Бабушка в итоге выздоровела и прожила еще год. Она была очень доброй, улыбчивой женщиной, которая удивительно умела обниматься, и у нее были такие прохладные щечки, пахнущие лавандой, и она всегда держала меня за руку, пока мы разговаривали. Я рада, что носила ей еду в больничную палату.

После месяца в Южной Америке первый из моих 7-часовых перелетов привел меня в Панаму, где я сразу отправилась в книжный магазин. В самолете не работали киноэкраны, а я закончила читать единственную свою книгу и испытывала ужас перед следующим 7-часовым перелетом без развлечений. Паникуя, потому что во всем аэропорту я не могла найти ни одной англоязычной книги, я отправилась к кассам, где мне подтвердили, что в следующем самолете с фильмами должно быть все в порядке.

– Они мне правда, правда очень нужны, – сказала я стюардессе.

– Хорошо, – ответила она. – Следующий.

Я чувствовала себя ужасно, ведь я больше не была девчонкой с аргентинским любовником. Теперь я была просто одинокой, 37-летней женщиной, возвращающейся домой, чтобы вновь заняться сайтом знакомств. И только тогда я поняла, каким спасательным кругом являлся для меня все эти годы Хуан, хотя мы редко общались. Он был где-то там.

Он меня изменил. Он олицетворял собой возможность – может быть, просто может быть. И теперь наши отношения закончились. Я купила телефонную карточку, нашла телефон, и мое сердце чуть не выскочило из груди, когда я позвонила на другой континент подруге, чтобы рассказать о происшедшем.

– Ты мне очень нужна, – сказала я Хоуп.

– Рассказывай, – произнесла она как обычно.

Хоуп провела пару лет в старшей школе и в колледже в Южной Америке и любила ее задолго до того, как я сюда впервые приехала, поэтому она очень хорошо понимала суть происходящего, когда я описывала ей свой месяц в Аргентине с друзьями и семьей Хуана. Пьянящее чувство, говорящее, что ты – часть этого, то есть живешь своей обычной жизнью в столь экзотическом месте.

Семья Хуана владела ранчо в пяти часах езды от Буэнос-Айреса. Оно принадлежало им уже несколько поколений, и теперь его дядя и тетя выращивали там соевые бобы и разводили арабских скакунов. Его дядя, 70-летний доктор, работающий в Буэнос-Айресе, мог скакать на лошадях по восемь часов подряд, несмотря на возраст, и наездники со всего мира приезжали к нему на ранчо, чтобы купить себе скакуна.

Хуан неоднократно в течение прошедших лет рассказывал мне об этом месте, и я мечтала о нем, представляя нашу жизнь на двух континентах:

RE: Feliz Aсo Nuevo!

Новый год я провел на ранчо с множеством детей и лошадей, как и должно быть…

Если ты приедешь в Аргентину, мы должны будем туда съездить!!!!!!!!!!!!!!!!!!

В мою последнюю неделю в Аргентине, выпавшую на Пасху, Хуан свозил меня на это ранчо. Мы ехали туда с его дядей и тетей, приветливыми и очень интересными людьми, а также с 12-летней дочерью его кузины. Она была очень милой болтушкой и заплетала мне косички, пока мы с ней учили друг друга испанскому и английскому, а Хуан молча смотрел в окно на желтые прерии и голубое небо.

От девочки я узнала, что Хуан еще никогда не привозил на ранчо девушку. В общем, неудивительно, что, когда мы приехали и встретились с еще 20 членами семьи, занимавшими три домика в этом идиллическом месте, мы с Хуаном стали мишенями для множества вопросов, любопытных взглядов и приподнятых бровей. Очень дружелюбные и приветливые родственники делали поведение Хуана…. все более напряженным.

«Lo amas?» – шепотом спросила меня группа улыбающихся девчонок.

Ты его любишь?

Семья Хуана отнюдь не помогала мне в стремлении отказаться от своей фантазии о жизни сеньоры дель кампо. Мы гуляли в лучах золотых закатов по полям, устраивали пикники, пили мате и много болтали, сидя на травке. В доме была повариха, которая готовила сотни ньокки к обеду, а ее муж, самый старший из трех поколений Уго, которые работали на этом ранчо (Уго, Угито и 8-летний Угитито), зарезали и готовили на открытом огне барана к ужину. Там были десятки очаровательных детей, они все целовали меня в щечку – Буэнос диас – и садились на коленки. Хуан и другие мужчины играли в поло на велосипедах в поле. Мы катались на лошадях с мягкими подстилками из овечьей шкуры вместо седел, и познакомились с покупателем из Саудовской Аравии, который прилетел за скакунами.

Может, я не так уж и уверена, что мы не предназначены друг для друга… Я определенно могу до бесконечности смотреть, как он гоняет на велосипеде – до конца своих дней.

В Пасхальное воскресенье вся наша компания из 20 человек расселась по машинам и отправилась в городскую церковь. Она представляла собой крошечную государственную iglesia, и в нее влезало от силы человек сто. Старшая кузина Хуана, счастливая веселая женщина, которая окончила престижную английскую школу в Буэнос-Айресе, а теперь жила на ранчо со своим мужем и пятью детьми, протянула мне свечку и прошептала на ухо:

«Я знаю, что у тебя в сердце пока нет света Христова, но я вижу его в твоих глазах». Когда настало время причастия, в церкви образовалась очередь. В нее встали все без исключения, даже самые крошечные кузины Хуана и его 70-летние тетя и дядя. Люди подходили к священнику, держа в руках свечи, и только мы с Хуаном не последовали их примеру. Я не пошла, очевидно, потому что я не католичка. Что касается Хуана, то в церкви, кроме меня, все знали о причине его отказа от причастия.

В этом, как я позже выяснила, была виновата я. Потому что после его последней исповеди он много грешил и оказался недостоин причастия.

Я его испачкала. И все в городе знали об этом.

Позже, когда наступила ночь и все пошли спать, мы с Хуаном остались почитать у камина. Нам дали раздельные комнаты, но мы находились в доме совсем одни, следовательно, ничего не мешало нам заняться сексом прямо там, на диване… как мне казалось. Я пододвинулась к Хуану поближе и попыталась поцеловать его.

Но он мне не ответил.

И мы, в конце концов, поговорили о наших отношениях.

– Мне кажется, что ты влюбляешься, а я нет, – начал Хуан.

– Но ты не влюблялась! – напомнила мне Хоуп, пока я рыдала в телефон Панамского аэропорта.

– Знаю, но почему он не влюбился? Потому что я уже очень старая? Может, он весь месяц испытывал отвращение, когда занимался со мной сексом? Думаешь, он хотел бы, чтобы я не приезжала? Не могу поверить, что все кончено, и я снова одинока! – совсем раскисла я.

Во время нашего разговора с Хуаном он, пока я плакала, сказал, что рад, что мы провели вместе этот месяц, поскольку он позвал меня в свою жизнь, надеясь на серьезные отношения.

– Так ты правда думал о возможности твоего переезда в Лос-Анджелес или моего в Буэнос-Айрес и о том, что у нас есть будущее? – спросила я его.

– В общем… да.

Меня раздражал наш разговор. Самое прекрасное в курортных романах – это то, что вам не нужно переживать негатив от расставания или говорить друг другу непростые вещи о наличии или отсутствии у вас чувств. Вы не должны акцентировать внимание на том, что ничего не получилось и почему. Вы просто говорите друг другу, что ваш роман мог бы длиться вечно, если бы не география. Вам не нужно переживать разрыв.

Но Хуану необходимо было расстаться. Я до сих пор не знаю, когда он понял, что не влюблен в меня. Но с того момента он стал чувствовать вину, занимаясь со мной сексом и думая, что он обманывает меня. В отличие от меня он не провел десять лет, осваивая науку безумно влюбляться на время каникул, даже если на самом деле никаких чувств не испытывал. К тому же он не был на каникулах, а жил своей реальной жизнью и, несмотря на теплый прием со стороны его родственников и друзей, он знал, что я не останусь.

Крошечные пятилетние кузины спрашивали его, собираемся ли мы пожениться, а он знал, что мы никогда больше не увидимся. Конечно, ему сложно было притворяться.

– Почему он не мог просто притвориться?! – выла я в телефонную трубку в Панаме.

– Потому что он не такой человек, – ответила моя подруга. – У тебя был месячный отдых от одиночества. Он прошел прекрасно. Конечно, ты хотела бы стать частью этой чудесной семьи и жить в Аргентине. Но вы с Хуаном просто не подходите друг другу.

– Я знаю, но просто теперь я обычная одиночка. У меня больше не будет аргентинского любовника. Я не поеду жить на ранчо, и мои дети не научатся говорить по-испански. Все кончено.

Я села на самолет до дома. И снова нельзя было посмотреть кино. Никогда не летайте компанией Copa Airlines. Паническая атака подобралась ко мне как никогда близко, когда я сидела в течение семи часов, просто уставившись в черную спинку кресла передо мной и пытаясь объяснить стюарду, насколько сильно мне нужно, чтобы он починил видеосистему. Стюард, казалось, разделяет мои переживания, поэтому он похлопал меня по плечу и заверил, что постарается сделать все возможное, но сумел только поставить мне фильм «Турист» без звука. Поэтому я включила музыку, приняла снотворное и стала смотреть на Анджелину и Джонни Деппа – красивых людей в красивом месте, – произносящих слова, которые, может, и хорошо, что я не слышала. Любовная сцена, придуманная вами, практически всегда лучше этих нелепых диалогов.