Лишние хромосомы

Биологию у нас вела Ирина Абрамовна Чебоксарова.

Неуклюжая, незлобивая, не от мира сего, она походила на пожилую профессорскую жену из кинокомедии. Каковой, собственно, и была.

Своего ученого супруга она умудрялась приплести к любой учебной теме.

“Мой муж, замечательный профессор Чебоксаров… – без этого запева не обходился ни один наш урок биологии. Потом она держала мечтательную мхатовскую паузу и с отрешенной значительностью уточняла: – Николай Николаевич…”

Изредка она вспоминала, что кроме рассказа учитель должен вести опрос. Что именно с нас можно спросить, баба Ира (как ее называли) не представляла, ее вопросы заставали врасплох как содержанием, так и формой.

– Лишние хромосомы – это вам не что? – с таким вопросом однажды на уроке она обратилась ко мне.

Я не слышал, что она говорила до того, но едва ли это помогло бы. Несмотря на большой школьный опыт ответов на любые вопросы, я решительно не знал, что ответить на вопрос “Это вам не что?”.

– Садись, Бунимович, медленно соображаешь, – с искренним сочувствием сказала баба Ира и уже совсем другим голосом, нежно обратилась к моей соседке по парте Марине Мдивани, любимице всей школы: – Мариночка, лишние хромосомы – это вам не что?

Озадаченная Мариночка тоже растерялась:

– Я что-то сегодня тоже медленно соображаю, Ирина Абрамовна.

– Садись, – укоризненно сказала баба Ира и с пафосом изрекла: – Лишние хромосомы – это вам не шуточки!

И ведь действительно – не шуточки.

Весной мы регулярно уговаривали Ирину Абрамовну проводить уроки биологии ближе к природе – в скверике возле школы.

Там при всем желании невозможно было услышать, о чем она нам увлеченно рассказывала, да никто особенно и не пытался.

Зато можно было сбегать за фирменным мороженым в стаканчиках, которое во всем городе продавалось только в двух местах – в ГУМе и у нас в универмаге “Москва”.

В конце такого урока на природе Ирина Абрамовна выставляла отметки.

– Соловейчик, близко сидел – “пять”.

– Ярин, далеко сидел – “четыре”.

– Кадырбаева, на качелях качалась. Ну, – она задумывалась, – тоже “четыре”.

– Соколов и Попов, за мороженым бегали – “три”.

“Неудов” баба Ира не ставила никогда.

Постоянно видели мы и замечательного профессора Чебоксарова (Николая Николаича).

Каждый день он встречал бабу Иру после уроков у дверей школы.

Юность безжалостна, и мы вовсю потешались над этой забавной немолодой парой.

Однажды я увидел из окна нашего кабинета физики, как они вдвоем, осторожно ступая, поддерживая друг друга под руку, медленно шли домой по заметенному снегом школьному двору. И сердце сжалось (именно так) от странной нежности.

Что, впрочем, никак не помешало продолжать потешаться над безобидной бабой Ирой на ее уроках.

Уже поступив в МГУ, обнаружил в университетской лавке книжку “Народы, расы, культуры” знакомых авторов – Чебоксарова Н.Н., Чебоксаровой И.А.

Так я узнал наконец, чем же занимался замечательный профессор (этнограф!) Николай Николаевич Чебоксаров.

Полвека спустя этнокультурная идентичность стала ключевым русским вопросом.

На недавней неполиткорректной дискуссии в модном клубе один мерзавец громил авторов той самой книжки – чету Чебоксаровых, акцентируя внимание не столько на замечательном профессоре, сколько на отчестве нашей Ирины Абрамовны.

Он брызгал слюной во все стороны все обильней, поскольку никак не мог взять в толк, почему я с моим идентичным бабе-Ириному отчеством в ответ только блаженно улыбаюсь.

А я и не слушал, что еще он там несет.

Я вспоминал бабу Иру, наш класс, уроки в весеннем скверике, божественный вкус пломбира из универмага “Москва”.

Благодаря ему, козлу драному, я получил неожиданный привет из прекрасной моей школьной юности.