Глава 10. Подавление мятежей, повстанческого движения и борьба с бандитизмом

Ни одна страна, находящаяся в состоянии революции и вовлеченная в войну с внешним врагом, не может терпеть Вандеи в собственном сердце.[995]

Ф. Энгельс

В 1917–1926 гг. сложным было не только международное, но и внутреннее положение Советской России. До 1921 г. у нее были лишь короткие передышки между военными действиями. Передышка после заключения Брестского мира 3 марта 1918 г. была недолгой. Разработанная и намеченная В.И. Лениным в «Очередных задачах Советской власти» программа создания основ экономики не могла быть реализованной в условиях начавшейся Гражданской войны и интервенции. РКП (б) стала воюющей партией, а страна — военным лагерем. После разгрома армии А.И. Деникина до начала борьбы с Польшей и войсками П.Н. Врангеля передышка также была короткой (февраль-апрель 1920 г.). И молодая республика использовала каждую передышку для укрепления своей экономической и оборонной мощи.

Важнейшей обязанностью председателя ВЧК в годы Гражданской войны являлось руководство чекистами в подавлении мятежей и восстаний, хотя главные усилия были направлены на борьбу со спецслужбами белогвардейских правительств и интервентов и на охрану тыла действующей армии.

После революции большевистская власть сразу же столкнулась с вооруженным сопротивлением противников. В первые дни в Петрограде отрядами революционных солдат и Красной гвардии было подавлено выступление юнкерских училищ.

13-17 марта 1918 г. были восстания в Орле, Брянске, Самаре и Симбирске, 24 марта в Гомеле. Одним из важнейших распоряжений Дзержинского в 1918 г., был приказ ВЧК от 25 июня об изъятии оружия у населения: всем лицам, не имевшим права и разрешения от органов власти на ношение и хранение огнестрельного и холодного оружия, взрывчатых веществ, бомбометов, кортиков, пулеметов, патронов, пулеметных лент, биноклей, бомб и пр., было предложено доставить все упомянутые выше в ВЧК в двухнедельный срок со дня опубликования приказа. Все губЧК были обязаны издать такой же приказ по уездам, волостям, селам и деревням «о разоружении богатеев, мужиков кулаков, попов, правых эсеров и меньшевиков». Через две недели дать еще три дня, после чего «приступить к планомерному разоружению и отбиранию всего вышеперечисленного, обходя дом за домом, деревню за деревней, улицу за улицей. «Необходимо это провести так, чтобы ни у одного кулака, ни у одного буржуя не осталось ни одного штыка, ни одного патрона». На все изъятое составить ведомости, оружие привести в порядок, смазать и сохранить; ведомости из уездов, волостей, сел и деревень доставить в губЧК, а из них — в ВЧК «без замедления». Председатель ВЧК предупредил, что «виновные в неисполнении сего будут подвергнуты суровому наказанию»[996].

Самыми трудными месяцем на первом году существования советской власти был июль 1918 г. после разрыва союза с левыми эсерами в связи с левоэсеровским мятежом в Москве и мятежом правых эсеров в других городах центра России.

6 июля во время работы V Всероссийского съезда советов они подняли мятеж. Около 3-х часов дня левые эсеры И.А. Андреев и Я.Г. Блюмкин, подделав подпись Дзержинского, с фальшивым удостоверением проникли в германское посольство и убили посла графа В. Мирбаха. Это было на руку военной партии Германии, которой важен был повод для начала наступления на Петроград, Москву и Царицын.

Еще в середине июня 1918 г. Дзержинский получил от Л.М. Карахана сведения, исходившие из германского посольства, подтверждавшие слухи о готовившимся покушении на жизнь членов германского посольства и о заговоре против советской власти. Немцами был дан список адресов, где должны были быть обнаружены заговорщики. Кроме этого списка, был дан в немецком переводе текст двух воззваний. Дело было передано для расследования Я.Х. Петерсу и М.Я. Лацису. Несмотря на конкретные указания, предпринятые ВЧК обыски ничего не обнаружили, и все арестованные по этому делу были освобождены. Дзержинский был уверен, что германскому посольству кто-то умышленно дает ложные сведения для шантажа или для других политических целей. Его уверенность опиралась не только на то, что обыски не дали никакого результата, но и на то, что доставленные чекистам воззвания в городе не распространялись.

28 июня председателю ВЧК Карахан передал новый материал, полученный им от германского посольства, о готовящемся заговоре. В частности, сообщалось, что в Москве против сотрудников германского посольства и представителей советской власти готовятся покушения, но одним ударом можно раскрыть все нити заговора для чего необходимо в этот же день, в 9 вечера направить верных неподкупных людей для обыска по адресу: Петровка, дом 19, кв. 35 и исследовать тщательным образом все находящееся в квартире: книги, журналы, каждый клочок бумаги и др. и, если будет найдено что-либо шифрованное, немедленно доставить в посольство, где его расшифруют. Хозяином этой квартиры был доктор И.И. Андрианов, у него проживал главный организатор заговора англичанин Ф.М. Уайбер.

После получения этих сведений Я.Х. Петерс и М.Я.Лацис послали по указанному адресу наряд для обыска. Было задержано несколько лиц, в том числе учитель английского языка Уайбер, у которого было найдено на столе в книге шесть шифрованных листков. Уайбер на допросе заявил, что он политикой не занимается и не знает, каким путем попали в его книжку шифрованные листки. Один из найденных листков, начинающийся шифром, был передан Караханом в посольства для расшифровки. Посольство отослало в ВЧК расшифрованный листок и сам ключ шифра. Остальные листки расшифровали Дзержинский, Карахан и Петерс.

Ознакомившись с содержанием этих листков, Дзержинский пришел к убеждению, что кто-то шантажирует и ВЧК, и германское посольство и, может быть, Уайбер тоже жертва этого шантажа. Чтобы развеять сомнения, Дзержинский попросил Карахана познакомить его непосредственно с кем-либо из германского посольства. На встрече с Куртом Рицлером и лейтенантом В.А. Миллером, он высказал свои сомнения и уверенность, что кто-то их шантажирует. Рицлер указал, что шантаж трудно предполагать, так как денег дающие ему сведения лица от него не получают. Председатель ВЧК указал, что могут быть и политические мотивы предполагаемой мистификации, как, например, желание врагов направить их внимание по ложному следу.

Что в деле кроется какая-то интрига, Дзержинский еще более убедился после получения достоверных сведений о том, что именно Рицлеру сообщено, будто ВЧК смотрит сквозь пальцы на заговоры против германского посольства. Недоверием к себе Дзержинский объяснял тот странный факт, связывающий ему руки в раскрытии заговорщиков или интриганов, когда ему не было сообщено об источнике сведений о готовящихся покушениях. Этим недоверием он объяснял и тот факт, что в ВЧК сразу не был прислан ключ к шифру и потребовалось убеждать Рицлера дать его ВЧК, но тот первоначально предлагал весь найденный материал направить в посольство. Очевидным для Дзержинского было и то, что это недоверие было возбуждено лицами, имевшими какую-либо цель помешать раскрытию настоящих заговорщиков, о существовании которых, на основании всех имеющихся данных, не приходилось сомневаться. Он опасался покушений на жизнь Мирбаха со стороны монархистов, желавших добиться реставрации при помощи военной силы германского милитаризма, а также со стороны савинковцев и спецслужб Англии и Франции. Недоверие к Дзержинскому со стороны дававших материал, связывало ему руки.

Результаты обыска и содержание шифрованных листков и с&м способ шифрования (шифр детский — каждая буква имела только один знак, слово отделялось от слова, употреблялись знаки препинания и др.) и неизвестность источника не давали никаких нитей для дальнейшего следствия. Опыт же ему подсказывал, что источникам, не подлежавшим проверке, нельзя доверять. Кроме того, в данном случае трудно было доверять и потому, что упоминаемая в шифрованном письме некая Бендерская, видимо, соучастница заговора, была, как было сказано Рицлером, одновременно и осведомительницей посольства. Рицлер попросил ее пока не арестовывать, так как можно лишиться ценного источника информации. В расшифрованном в немецком посольстве первом листке фамилия «Бендерской» была заменена точками

Дзержинский попросил Рицлера спросить своего осведомителя, откуда он знал, что можно обнаружить материал, произведя обыск ровно в 21 час, не раньше и не позже, откуда получил шифр, какое было назначение найденных шифрованных листков, кого он знает из заговорщиков и др. Через Карахана он просил свести его с осведомителями. Но фамилия главного осведомителя не была названа, а о Бендерской сообщено, что, когда она пришла в посольство в первый раз, у нее был замечен и отобран револьвер (Поред обнаружением шифрованных листков Бендерская была приведена в ВЧК по какому-то маловажному делу и отпущена. Следствие вел заведующий уголовным подотделом Визнер,).

Наконец, Рицлер согласился познакомить Дзержинского со своим осведомителем. За два дня до покушения Дзержинский встретился с осведомителем. В начале беседы присутствовал лейтенант Миллер. Председатель ВЧК распросил осведомителя и понял, что его сомнения подтверждаются неуверенными ответами и старанием посеять к нему недоверие со стороны Миллера. Когда лейтенант стал уходить, осведомитель В.И. Гинч хотел тоже уйти, но, услышав заверение Миллера, что ему нечего опасаться и с ним ничего не случится, и он остался. В конце беседы Гинч попросил Дзержинского о пропуске в ВЧК, сказав, что он несколько раз был там со сведениями, но его не хотели выслушивать, был и в отряде Попова, но тоже толку не добился.

После свидания с осведомителем у Дзержинского больше не было сомнений в факте шантажа, но он не мог понять цели, думая, что цель шантажистов «сбить комиссию с толку» и занять ее не тем, чем нужно. А германскому посольству сообщил, что считает арест Гинча и Бендерской необходимым, но ответа не получал. Они были арестованы только после убийства графа Мирбаха.

Заместитель председателя ВЧК В.А. Александрович был введен в комиссию в декабре 1917 г. в качестве товарища председателя по категорическому требованию членов Совнаркома — левых эсеров. Он имел такие же права, как и председатель: подписывать все бумаги и делать распоряжения вместо него. Он хранил большую печать, которая была приложена к подложному удостоверению от якобы имени Дзержинского, при помощи которого Блюмкин и Андреев совершили убийство. Яков Блюмкин был принят в комиссию по рекомендации ЦК левых эсеров для организации в контрреволюционном отделе контрразведки по шпионажу. За несколько дней до покушения Дзержинский получил от Ф.Ф. Раскольникова и О.Э. Мандельштама, работавшего в Петрограде у А.В. Луначарского, сведения о том, что Блюмкин не раз заявлял, что жизнь людей в его руках, подпишет бумажку — через два часа нет человеческой жизни; вот, мол, у меня сидит большая культурная ценность поэт. Пусловский, подпишу ему смертный приговор, но, если собеседнику нужна эта жизнь, он ее оставит и т. д. Когда возмущенный Мандельштам запротестовал, Блюмкин стал ему угрожать, что, если тот кому-нибудь скажет о нем, он будет мстить всеми силами. Эти сведения Дзержинский передал Александровичу, чтобы тот взял от ЦК левых эсеров объяснения и проверил сведения о Блюмкине для предания его суду. И тогда же на собрании комиссии было решено контрразведку распустить, Блюмкина пока оставить без должности. До получения объяснений от ЦК левых эсеров Дзержинский решил о полученных данных против Блюмкина комиссии не докладывать.

Сведение об убийстве графа Мирбаха Дзержинский получил 6 июля около 3 час. дня от В.И.Ленина и немедленно поехал в посольство вместе с Караханом и отрядом чекистов, следователями и комиссарами для поимки убийц.

В.Д. Бонч-Бруевич вспоминал, что как только стало известно о покушении на германского посла Мирбаха, они с Дзержинским подъехали к посольству, был быстро очищен переулок от скопившейся толпы и установлен строгий порядок.

Миллер встретил председателя ВЧК горьким упреком: «Что вы теперь скажете, господин Дзержинский?» и показал на бланке комиссии удостоверение с его подписью. Оно давало полномочия Блюмкину и Андрееву просить по делу аудиенции у графа Мирбаха. Но такого удостоверения Дзержинский не подписывал, подписи его и И.К. Ксенофонтова были скопированы. Блюмкин повел себя как провокатор[997].

Они вошли в комнату и увидели развороченный взрывом пол, выбитые стекла, испещренные ямками и ссадинами потолок и стены, что свидетельствовало о мощном взрыве. Дзержинский, сделав распоряжения по ВЧК, вышел из комнаты весь взволнованный, Бонч-Бруевич сообщил ему, что сюда едут Ленин и Свердлов.

«Это хорошо, — бросил мне Дзержинский…

В это время приехал на автомобиле один из чекистов и сообщил, что конный полк ВЧК, находившийся под командой левого эсера Д.И. Попова, восстал и отказался повиноваться распоряжениям Советского правительства.

— Как? — воскликнул возмущенный Дзержинский. — Это не может быть! Это ерунда!..Я сейчас поеду туда и разберусь, в чем дело…

— Ни в коем случае вам ехать не надо, — сказал Бонч-Бруевич Дзержинскому, — вы только испортите дело…

Свердлов присоединился к мнению Дзержинского, говоря, что стоит Феликсу приехать, и все будет в порядке.

Тут же были получены сведения по телефону, о том. что все левые эсеры, работавшие в ВЧК, исчезли из помещений, а заместитель председателя ВЧК Александрович не только исчез, но и захватил с собой кассу ВЧК, в которой было около полутораста тысяч рублей.

Дзержинский негодовал. Сведения, приходившие с разных сторон, его не только раздражали, не только волновали, но очень сильно возбуждали.

— Нет, я поеду к ним во что бы то ни стало… твердил он свое»[998].

Тогда еще Дзержинский не подозревал левых эсеров в измене, считая, что Блюмкин обманул их доверие, и распорядился немедленно разыскать и арестовать убийц. Не подозревая предательства левых эсеров, он выехал в отряд Попова, куда мог скрыться убийца. Он, как и Я.М. Свердлов, был убежден, что личная поездка даст возможность установить не только местопребывание убийцы, но и выяснить, насколько это убийство не личный акт, а заговор всей партии. Но партия левых эсеров начала мятеж против советской власти. Мятежники захватили здание ВЧК, телефонную станцию и начали военные действия, заняв вооруженными силами небольшую часть Москвы. Большинство отряда Попова состояло из деморализованных черноморских матросов и разоруженных анархистов. Попов и Александровичем приняли в отряд ВЧК этих людей, скрыв его численность. Ранее в отряде служили красноармейцы-финны, большинство которых ушло на чехословацкий фронт, а многих Попов выгнал, оставив около 200 человек. На вооружении отряда были три броневика и три мортирные пушки и около трех тысяч гранат. Всего же мятежников насчитывалось около 1800 человек, в их распоряжении было до 8 орудий, 4 броневика и 48 пулеметов.

Приехав в отряд, председатель ВЧК задал вопрос, где находится Блюмкин, и получил в ответ, что его в отряде нет, он ухал в какой-то госпиталь. Дзержинский потребовал, чтобы к нему привели дежурных, которые стояли у ворот и могли бы подтвердить отъезд Блюмкин. Но дежурных ему не привели. Заметив колебание Попова и шапку скрывшегося Блюмкина на столе, Дзержинский потребовал открыть все помещения, приказав отряду остаться на своих местах, в сопровождении трех чекистов, начал обход помещения. В это время к нему в сопровождении нескольких десятков вооруженных матросов подошли члены ЦК левые эсеры П.П. Прошьян и В.А. Карелин и заявили, напрасны поиски Блюмкина, он убил графа Мирбаха по распоряжению ЦК партии эсеров. Дзержинский объявил Прошьяна и Карелина арестованными и сказал присутствовавшему здесь же Попову, что если он не подчинится и не выдаст их, то, как изменник, получит пулю в лоб. Попов ответил: «Я вам подчинялся и выполнял ваши требования до тех пор, пока не получил приказа из ЦК нашей партии, которому должен подчиниться». А Прошьян и Карелин заявили, что они повинуются приказанию, но перешли в соседнюю комнату, где заседал ЦК левых эсеров, вызвали М.А. Спиридонову, Ю.В. Саблина, Б.Д. Камкова, Черепанова, В.А. Александровича, В.Е. Трутовского, начальника их боевой дружины Э. Фишмана и др. Дзержинского со всех сторон окружили матросы, а Саблин приказал сдать оружие. Дзержинский обратился к матросам, спросив, позволят ли они, чтобы был разоружен председатель ВЧК, в отряде которого они состоят. Матросы заколебались. Тогда Саблин с пришедшими 50 матросами из соседней комнаты при помощи Прошьяна обезоружили Дзержинского. После этого. Черепанов и Саблин заявили, что большевики стоят перед совершившимся фактом: Брестский договор сорван, война с Германией неизбежна, пусть будет и здесь так, как на Украине, мы уйдем в подполье; коммунисты могут оставаться у власти, но должны перестать лакействовать перед Германией, которая займет Россию до Волги; Муравьев уже идет на Москву, латыши 1-го стрелкового полка и солдаты Покровских казарм перешли на их сторону, с ними и отряд Я.К. Венглинского, авиационные части и две тысячи донских казаков, все Замоскворечье, рабочие и красноармейцы Москвы.

Дзержинский им ответил, что они выполняют желания и планы английских и французских банкиров и являются предателями и изменниками революции. Из другой комнаты вышла Спиридонова и, чтобы поддержать настроение матросов, обратилась к ним с речью, указав, что большевики являются изменниками революции, так как они лакействуют перед немцами, выполняя их волю.

Видя нерешительность матросов, Спиридонова и другие члены ЦК устроили митинг. В это время их каптенармус выдавал мятежникам по две пары сапог, консервы, баранки и сахар.

Помимо Дзержинского левые эсеры арестовали председателя Моссовета П.Г.Смидовича, М.Я. Лациса и еще 27 коммунистов.

Постепенно становилась ясной лживость заявлений левых эсеров: они арестовали Я.К. Венглинского, из его отряда они заманили к себе обещанием раздачи консервов 20–40 человек, которых задержали под страхом расстрела; был доставлен командир из Покровских казарм, который показал, что находящиеся там люди остались верны советской власти.

Почти все мятежники были пьяными. Сам Попов на глазах у всех выпил стакан спирту. Насколько они были пьяными, свидетельствует разорвавшаяся граната, которой были смертельно ранены два человека.

Днем мятежники стали обстреливать чердаки незанятых домов, всех, пытавшихся уйти от их патрулей, расстреливали на месте. Из трех разведчиков, посланных Кремлем, расстреляли одного. По рассказам спасшихся от этой беспорядочной стрельбы, пострадали многие посторонние лица. Все финны и солдаты из отряда Венглинского, обслуживавшие две пушки, были на стороне пленников, но они были терроризированы матросами, среди которых раздавались угрожающие голоса о расправе над пленными. Большинство же, чувствуя себя неуверенно, действовало нерешительно. Но на слова Дзержинского, что они сами призывают немцев, в подполье могут уйти только главари, а приход немцев означает полнейшее порабощение народа, отвечали заученной фразой Спиридоновой: не хотим лакействовать перед Мирбахом.

Вечером прибежали Саблин и Попов, которые сообщили, что на съезде принята резолюция о подавлении мятежа левых эсеров, а фракция левых эсеров во главе со Спиридоновой арестована. Действительно, VI Всероссийский съезд советов арестовал фракцию левых эсеров (352 человека). Попов в ответ на это грозил снести пол-Кремля, полтеатра и пол-Лубянки. Но настроение в отряде с каждым новым известием становилось все более подавленным.

К 2 часам ночи 7 июля левые эсеры были окружены советскими войсками, которые утром перешли в наступление. Когда загремели пушки и первый снаряд попал в их штаб, весь ЦК левых эсеров обратился в бегство, переодевшись в гражданское платье. «Подлые трусы и изменники убегают», — кричали им арестованные.

С каждым новым выстрелом оставалось все меньше матросов. После разрушения здания штаба снаряды стали попадать в дом, в котором находились арестованные. Из сочувствующих им финнов и других они организовали себе охрану и перешли с ними в мастерскую. Во время перехода, они обратились к собравшимся там солдатам со словами: как не стыдно им поддерживать изменников революции. В ответ Саблин, ругаясь, стал угрожать солдатам, приказал занять свои посты. Но солдаты в мастерской передали арестованным оружие и гранаты. Мятежники взяли лошадей и пушки без замков, вынутых сочувствующими Дзержинскому солдатами, и ушли к Курскому вокзалу[999].

Мятеж был ликвидирован, около 300 мятежников захвачено в плен. 8 июля 13 активных участников мятежа, в том числе и Александрович, по постановлению ВЧК были расстреляны. 27 ноября 1918 г. Верховный Революционный трибунал приговорил к расстрелу успевшего скрыться Попова и заочно 9 членов ЦК левых эсеров к тюремному заключению на различные сроки.

Если в Москве мятеж был подавлен в течение суток, то большие трудности чекисты и армейские части встретили в Ярославле. Но мятежники выступили и в Муроме, Владимире, Ростове, Рыбинске, Елатьме. Они рассчитывали на поддержку Антанты, но те с помощью запоздали. Однако ожесточенные бои шли 17 дней, с 6 по 21 июля, за Ярославль. Там мятеж организовал «Союз защиты родины и свободы». Он являлся частью общего плана антисоветских мятежей в городах верхней Волги для создания единого фронта с интервентами с Севера и с белочехами в среднем Поволжье, а затем наступления на Москву и свержения советской власти.

Восстание в Ярославле подготовила подпольная организация офицеров во главе с А.П. Перхуровым, направленная Савинковым из Москвы. Мятеж начали в ночь на 6 июля 106 заговорщиков, к которым присоединилась часть населения. Мятежники обезоружили милиционеров, захватили арсенал с оружием, почту, телеграф, банк, центральную часть города, арестовали более 200 коммунистов. Перхуров объявил себя «главнокомандующим Ярославской губернии» и командующим группой войск «Северной добровольческой армии». Мятежники провозгласили необходимость созыва Народного Учредительного собрания. В городе начался белый террор.

Антисоветские мятежи не имели успеха, они были подавлены в Рыбинске 8 июля, в Муроме — 9 июля. После жестокого подавления восстания была проведена фильтрация населения. Следственная комиссия, направленная Дзержинским, за 5 дней (24–28 июля) расстреляла 428 человек[1000].

Любопытна дальнейшая судьба полковника Перхурова. 11 августа 1921 г. из Екатеринбурга по распоряжению Дзержинского под усиленной охраной он был выслан в Москву. В виду важности преступника, ответственность за его доставку была возложена на губЧК Екатеринбурга[1001]. 24 апреля 1922 г. Дзержинский писал Уншлихту: «Полагаю, что Перхурова лучше было бы сначала судить, а потом можно было бы и помиловать. Стоило бы зафиксировать Ярославское восстание в судебном процессе. А вопрос о помилований следовало бы рассмотреть детально»[1002].

Московское восстание левых эсеров имело резонанс и в Поволжье. Главком Восточного фронта Муравьев, хотя и призвал 9 июля 1918 г. в своем приказе войска «к исполнению своего революционного долга», но на следующий день переехал из Казани, где находился штаб фронта, в Симбирск с отрядом около тысячи человек, занял несколько объектов города, арестовал ряд советских и партийных работников, в том числе командующего 1-й армией М.Н. Тухачевского. Назвав себя «главкомом армии», телеграфировал в СНК, германскому посольству и командованию Чехословацкого корпуса об объявлении войны Германии. В то же время призвал добиваться поддержки местного совета, приказав «войскам своего фронта перестроиться фронтом на запад и двигаться на Москву»[1003].

СНК декретом от 11 июля объявил Муравьева вне закона. Войска фронта не поддержали мятеж. При аресте 11 июля Муравьев оказал вооруженное сопротивление и был убит. Историки называют его политическим авантюристом. Но так ли то? От советской власти он не отказался, а выполнял все ее решения, сражался на фронтах, и, подчиняясь партийной директиве руководства свой партии, не признал Брестского мира и выступил против большевиков.

В годы Гражданской войны шло по нарастающей недовольство крестьянства политикой коммунистов. Судьба страны в большей мере зависела от поведения крестьянства-основного класса до и после революции. Оно в своей массе по-прежнему оставалось мелким, раздробленным, сохранило частную собственность на орудия и средства производства. После революции произошло осереднячивание бедноты, улучшилось материальное положение крестьян. Они от большевистской власти получили землю (по крайней мере, в районах помещичьего землевладения), о которой мечтали несколько веков. Поэтому на стороне большевиков было абсолютное большинство деревни-бедняки и батраки, и всякая угроза возвращение помещиков и потери земли, установление диктатуры белых генералов рассматривались ими как большая опасность, чем диктатура большевиков. Преобразования в деревне проходили в очень сложной обстановке.

Крестьянство, мечтавшее о возделывании земли, было крайне заинтересовано в мире. Но после разгрома белогвардейцев и интервентов ожесточенная борьба не прекратилась. Окончание Гражданской войны и борьбы с интервентами не означало наступления мира во многих районах страны.

После Гражданской войны страна, как отмечал В.И. Ленин, получила не передышку, а нечто более серьезное. «Мы имеем, — говорил он 21 ноября 1920 г., - новую полосу, когда наше основное международное существование в сети капиталистических государств отвоевано»[1004]. Он расценил положение страны, прежде всего с точки зрения военной опасности, и тактика РКП (б), по его мнению, должна была быть такой, чтобы «помешать западноевропейским контрреволюционным государствам раздавить нас»[1005].

Вполне понятно, что противники советской власти за рубежом оказывали всяческую поддержку антибольшевистским выступлениям. Так, открытая антисоветская политика Японии выражалась в оказании всесторонней поддержки «Приморскому правительству» М.К. Дитерихса, якутскому тойонству и бандитам, свирепствовавшим в тайге.

До конца 1920 г. крестьянское движение блокировалось то с «белыми», то с «красными», оставаясь относительно самостоятельной силой. После войны значительная его часть перешла к организованному повстанческому движению, выступив против советской власти с оружием в руках. Это было следствием внутреннего политического кризиса, конфликта между властью и значительной частью ее социальной базы. В.И. Ленин так определил источник кризиса: «Наша обстановка, наша собственная среда»[1006].

Новая крестьянская война была продолжением войны против помещиков и власти «за землю и волю», развернувшейся, по мнению ряда авторитетных историков, с начала XX в., и то затихая, то усиливаясь, продолжалась в 1917–1918 гг., вылилась в конце концов в широкомасштабную Гражданскую войну, которая охватила ряд районов страны.

Внутренний кризис в стране обнаружил недовольство и значительной части населения. О ее настроении свидетельствует стихотворение Жуковского-Жука «Родные картинки»: «Иностранцы, интервенты, // Заморские черти, // Эполеты, позументы // И вагоны смерти, // Комячейки, чрезвычайки, // Госполитохрана, // Плети, шомпола, нагайки, // Пытки, атаманы, // Всюду сеть «демократизма» // С примесью дворянской // И утопии марксизма // Во стране крестьянской[1007].

На главную причину недовольства значительной части, например, сибирского крестьянства указывал Ленин: они улучшения от революции не видели. Да и продразверстка воспринималась очень остро и вызывала недовольство. Принудительные заготовки по уездам и деревням вели к отказам и сопротивлению крестьян.

Политическое руководство Советской России видело выход из создавшегося положения в переходе от военного коммунизма к новой экономической политике. Нэп была введена резолюцией X съезда РКП (б) от 15 марта 1921 г. «О замене разверстки натуральным налогом». А 21 марта 1921 г. декретом ВЦИК РСФСР была отменена государственная хлебная монополия и продразверстка как способ ее осуществления. Но для реализации нэпа требовалось время, следовало учитывать и сложное положение и в социальнопсихологическом отношении. В деревню возвратились не только демобилизованные красноармейцы, но и бывшие солдаты белых армий, амнистированные участники мятежей и др. И победители, и побежденные оказались в одной деревне, нередко являясь соседями и родственниками. Только в Тамбовскую губернию к августу 1922 г. прибыло из лагерей и ссылки до 20 тыс. человек[1008].

Уникальным явлением для советской действительности был «красный бандитизм», как следствие отрицательного отношения части населения к нэпу. Вместо заслуженного поощрения и чувство удовлетворения за нечеловеческое напряжение военных лет, нэп обернулся для многих крушением идеалов и личных надежд, нищетой, лишением постов в советах, кооперации, при этом зачастую увольнение сопровождалось «шутками», как писал в газету «Беднота» секретарь Жуковского волостного парткома Пензенской губернии И. Пиреев: «Было вам время — прокомбедились и отъячейкились»[1009].

Сущность «красного бандитизма» проявлялась в активных действиях отдельных групп населения, взявших на себя функции органов власти, в самочинных расправах без суда и следствия над советскими служащими и видными коммунистами, убийствах специалистов и др. В составе этих групп и отрядов были многие исключенные из РКП (б) и органов власти в результате партийных и административных чисток. Например, в 1921 г. почти целиком были изгнаны руководители губЧК Новгорода, Пскова, Астрахани и других городов. Во время чисток было много произвола, отсутствовала элементарная забота об оставшихся без работы и средств существования. Среди исключенных было много людей, не принявших новую экономическую политику и посчитавших ее «предательством интересов революции»; к тому же среди рядовых граждан росла ненависть к бюрократизму и новому чиновничеству. Поэтому-то они и начинали борьбу против нэпманов, административного персонала, бюрократов. Наибольший размах «красный бандитизм» получил в Екатеринбургской, Енисейской и Иркутской губерниях, в Кузнецком бассейне, Щегловском и Мариинском уездах Томской области и на Алтае[1010].

Между мятежами и бандитизмом была сама тесная связь. Нередко разгромленные формирования мятежников превращались в бандитские отряды. У Советского правительства не было возможности приступить к восстановлению народного хозяйства из-за повстанческого движения и бандитизма в ряде регионов страны. В этой связи нельзя не согласиться с мнением Ф. Энгельса о нетерпимости Вандеи в сердце государства.

Принципиальное отличие французской Вандеи и восстаний крестьян в Советской России заключалось в том, что Вандея была инспирирована иностранной державой, а восстания в России имели глубокие социальные корни и опирались на широкую социальную базу для антиправительственных выступлений не только в лице бывших белогвардейцев, остатков помещичьего класса и буржуазии, но и значительной части крестьян, рабочих и интеллигенции.

Крестьянское повстанческое движение было одним из видов вооруженной борьбы, особой войны, противоборства, пожалуй, органично присущей только России XX в., как стремление определенных социальных групп разрешить накопившееся проблемы.

Повстанчество и бандитизм наносили огромный ущерб народному хозяйству: взрывались мосты, водокачки, железнодорожное полотно, уничтожались телефонная и телеграфная связь, сжигались здания советов, клубы, народные дома, устраивались крушения поездов. Бандитизмом были в большей или меньшей степени поражены как центральные, так и окраинные районы страны.

Для пополнения своих формирований руководители мятежей и восстаний прибегали к различным методам: от насильственных мобилизаций до провокаций. Часто мобилизации проводились под угрозой расстрелов, конфискации имущества. Так, в Тамбовской губернии было мобилизовано мужское население в возрасте от 16 до 35 лет, в Западной Сибири — от 18 до 46 лет, в Карелии — все взрослое мужское население.

У повстанческих формирований, как правило, не было программы, ее заменяли лозунги. Так, руководитель восстания в Якутии генерал А.Н. Пепеляев следующим образом сформулировал политическое кредо мятежников: «Интернационализму мы противопоставляем горячую любовь к народу и Родине, безбожию — веру в бога и партийной диктатуре коммунистов — власть всего народа»[1011].

Но требования восставших были близки и понятны многим красноармейцам (в основном выходцам из крестьян), поэтому командование часто сталкивалось с их нежеланием выполнять приказы и было вынуждено свои части пополнять или расформировывать, как «зараженные бандитизмом и массовым дезертирством», а для восстановления боеспособности личного состава применять аресты, предавать суду ревтрибунала многих красноармейцев[1012].

В ликвидации повстанчества и бандитизма большой вклад внесли чекисты, которые применяли специальные методы борьбы. И главными из них были: внедрение агентуры в банды в целях выявления их состава и планов, уничтожали главарей банд, разлагали банды изнутри, применяли вооруженную силу по согласованию с военным командованием и др. Важным подспорьем в борьбе с бандитизмом был оперативный учет (регистрация), как составная часть наблюдения за противниками власти. В числе лиц, подлежавших регистрации, были участники повстанческого движения и бандитизма. Но, несмотря на наличие самостоятельных структур и своих войсковых формирований, учитывая их многочисленность и организованность, ВЧК не была в состоянии не только подавить мятежи и повстанческое движение, но и ликвидировать бандитизм. Поэтому предпочтение в решении этой задачи на начальном этапе было отдано частям РККА, которые координировали свои действия с аппаратом ВЧК. На втором этапе — при завершении операций, органы ГПУ-ОГПУ решали свои задачи собственными силами при активной помощи частей и подразделений РККА и частей ЧОН[1013].

В 1919 г. для подавления мятежа на Дону в числе других были направлены командные курсы, и В.И. Ленин поручил 25 апреля Э.М. Склянскому, чтобы тот согласовал многие вопросы с Ф.Э. Дзержинским, в том числе и о направлении «самых энергичных людей»[1014].

Весной 1919 г. в Землянском уезде Воронежской губернии произошли выступления крестьян и дезертиров, организованные эсерами. Бандитами был разгромлен уездный комитет партии и ряд советских учреждений. По сообщению Землянского уездного исполкома, уезд оказался в катастрофическом положении. Восставшие дезертиры нарушили работу советских учреждений, прекратился сбор налогов. Медицинский персонал, не получая жалованья уже три месяца, отказался работать. Отсутствие средств грозило остановкой работы всех государственных учреждении. Уездный исполком просил выделить ему два миллиона рублей. 5 мая 1919 г. В.И. Ленин направил этот материал Ф.Э. Дзержинскому. Принятыми мерами ВЧК выступление крестьян и дезертиров было подавлено[1015].

19 мая 1919 г. СТО поручил Дзержинскому и Склянскому «принять самые энергичные меры к тому, чтобы извлечь из страны то оружие, которое до сих пор не используется для военных надобностей, и передать его Военному ведомству». Особое внимание было обращено на Донскую область. Вместе с тем они должны проверить фактическую наличности оружия у Военного ведомства, еженедельно делая доклады в Совете Обороны по данному вопросу[1016].

13 июня 1919 г. в фортах «Красная Горка», «Серая Лошадь» и «Обручев» вспыхнул мятеж, который по плану заговорщиков должен был послужить сигналом к восстанию в Кронштадтской крепости и в Петрограде. Чекисты, руководимые Я.Х. Петерсом и М.С. Кедровым, сумели в короткий срок выявить и взять под свой контроль нити заговора и в ночь на 14 июня нанесли упреждающий удар. Были арестованы руководители заговора в Кронштадте и на кораблях Балтийского флота, а при массовых обысках и облавах, проведенных совместно с отрядами рабочих удалось изъять 7 тыс. винтовок, более 140 тыс. патронов 600 револьверов и много другого оружия[1017]. В ночь на 16 июня быстрыми и решительными ударами по фортам с моря и с суши мятеж был подавлен.

11 июля 1919 г. по докладу Дзержинского «О восстаниях дезертиров и зеленых» СТО поручил РВС Республики принять меры к увеличению числа войск ВЧК[1018].

В начале 1920 г. Дзержинский снова в центре событий. На севере Башкирии вспыхнуло восстание против советской власти. Положение в республике осложнилось из-за попытки руководителей Башкирского ревкома разгромить обком РКП (б). 16 февраля 1920 г. в ЦК РКП (б) Ф.Э. Дзержинским был сделан доклад о политическом положении в Башкирии. ЦК возложила на него борьбу с контрреволюцией в этой республике, а Артем (Ф.А. Сергеев) был назначен уполномоченным ВЧК по борьбе с башкирской контрреволюцией.

На следующий день Дзержинским была направлена телеграмма представителю ЦК РКП(б) в Башкирской республике Ф.А.Сергееву (Артему). В ней говорилось, что в Башкирии действуют контрреволюционные силы при содействии эсеров и антисоветских агентов, что подтверждается письмом правого эсера В.М. Чернова и бюллетенями партии правых эсеров, в которых указывается на желание этой партии создать «третью силу» Гражданской войны, объединить национальные республики Запада, Кавказа, Украины и Востока для борьбы с Советским правительством. Все ЧК и особые отделы, находившиеся на территории Башкирии и прилегающих к ней губерний, Дзержинский подчинил во всех отношениях Артему. Ему было предложено немедленно принять следующие меры: показать населению, что все попытки контрреволюционных агентов: белогвардейцев, правых эсеров и т. п., стремящихся поднять темные, несознательные массы Башкирии против Советской республики, натолкнуться на беспощадные репрессии со стороны ВЧК; повести твердую политику и заставить местные власти немедленно произвести аресты и выдать всех активных и пассивных действующих всех лиц, замешанных и подозреваемых в контрреволюционной деятельности; приступить к сбору материалов о башкирской контрреволюции; установить и сообщить, где и какие находится части войск ВНУС (род оружия, боеспособность) и привести их в боевую готовность; «твердой рукою карать всех контрреволюционеров, не останавливаясь перед применением высшей меры наказания через специально устроенные полевые трибуналы»; копии материалов о контрреволюционерах высылать с нарочным председателю ВЧК, с которым поддерживать связь по телеграфу не менее двух раз в неделю, а записками сообщать о ходе событий; особое внимание обратить на группы русских переселенцев, осевших в Башкирии, которые используются контрреволюцией, разъяснять усиленной агитацией среди местного населения политику правительства, «указывая, что РСФСР с должным вниманием и уважением относится и будет относиться к независимой Советской Башкирии, но в то же время железной рукой будет бороться со всеми контрреволюционными элементами, правыми эсерами и их попытками использовать Башреспублику в свои целях. Укажите, что РСФСР будет защищать всеми имеющимися у нее средствами Башреспублику от контрреволюционных авантюр».

В рекомендациях председателя ВЧК особо подчеркивалось, что Ф.А.Сергеев(Артем) должен своей политикой и действиями создать такую обстановку, при которой бы сложилось полное убеждение, как среди населения Башкирской республики, так и контрреволюционеров, что всякая попытка сбросить советскую власть неосуществима, «а потому наряду с применением суровых репрессий по отношению к контрреволюционерам, необходимо самым решительным образом и не меньшей беспощадностью через партийные и советские органы и в специальных выступлениях бороться

1) со всеми руссофикаторскими тенденциями, откуда бы они не исходили;

2) с попытками бороться с самой идеей Советской Башкирской республики, исходящими как от партийных, советских работников, так и от русского населения самой Башкирии и окружающих ее губерний». Все же попытки поддержать вспыхнувшее на севере Башкирии восстание, пресекать в корне железной рукой, локализовав его и подавив в корне.

Дзержинский выразил уверенность, что Артем сделает «все возможное для подавления в корне контрреволюции а Башкирии»[1019].

В конце февраля 1920 г. он сделал запрос телеграммой Артему, насколько тот считает действенными приятые меры для того, «чтобы раз навсегда обезопасить себя от всяких неожиданностей», потому что события Мензелиском и Белебеевском уездах внушают опасения»[1020]. Восстание в Башкирии началось с событий в Мензелинском и Белебеевском уездах. Благодаря решительным мерам Артема, было подавлено, а состав ревкома обновлен.

После начала польского наступления в 1920 г. Украина превратилась в кипящий котел. Вспышки восстания стали повсеместными, потому что она «не очищена от петлюровщины, и мужик украинский смотрит на город как на пиявку на его шее, всегда готов пограбить города». Дзержинский, находившийся в Украине, в письме в ВЧК отмечал 28 мая 1920 г. трудности борьбы с отрядами Н.И. Махно, «требуется длительная систематическая, сложная борьба и работы по закреплению деревень и сел».

Вооруженные отряды анархистов под руководством Махно, действовали в Украине в 1918–1921 гг. Признавая на словах советскую власть и даже участвуя в отдельных боевых операциях на стороне Красной Армии, они внезапно изменяли.

Для того, чтобы покончить с бандитизмом, Дзержинский предложил командующему войсками ВОХР В.С. Корневу «не ослабляет своей энергии», и из мер борьбы усилить проверку документов пассажиров на железных дорогах и водных путях сообщения, назначив для «этого особых контролеров по хорошо разработанному плану и с подчинением этих котролеров центру» и провести по этому вопросу совещание руководителей ТО ВЧК и Особого отдела[1021].

25 июня 1920 г. Ф.Э. Дзержинский писал И.К.Ксенофонтову из Харькова: «Пока мне вернуться нельзя. Надеюсь, что скоро удастся мне сплотить особую военную группу для борьбы с Махно, — тогда сумел бы на некоторое время приехать в Москву»[1022]. На следующий день он отметил: «В области моей специальности здесь обильный урожай… Громадной помехой в борьбе — отсутствие чекистов-украинцев. С Махно мне не везет. С ним можно было скоро расправиться, имея конницу. У меня ее не было. Только теперь удается мне сколотить полк из эскадронов, которые удалось выклянчить. Надеюсь через неделю пустить этот полк в действие[1023].

А в это время активизировались повстанцы в Тамбовской губернии, где восстание возглавил уроженец Кирсановского уезда, член партии социалистов-революционеров с 1905 г., участник нескольких террористических актов против царских чинов А.С. Антонов. Он создал мобильную, хорошо вооруженную армию. Главный оперативный штаб, политические руководители в каждом отряде, полку и бригаде, печатные органы, службы снабжения, санитарные части — все, как в регулярных войсках. 24 сентября 1920 г. Ленин предложил Дзержинскому и Склянскому спешно приять «архиэнергичные меры. Спешно!»[1024].

В октябре 1920 г. восставшие захватили суконную Болдыревскую (Рассказовскую) фабрику. Не ранее 19 октября 1920 г. В.И. Ленин писал Ф.Э. Дзержинскому, что это «верх безобразия» и предложил прозевавших это чекистов (и губисполкомщиков) Тамбовской губернии отдать под военный суд, строгий выговор объявить Корневу, послать архиэнергичных людей тотчас, дать по телеграфу нагоняй и инструкции[1025].

В этот же день Ленин направил следующую телеграмму Корневу и Дзержинскому: «Тов. Шлихтер сообщает мне об усилении восстании в Тамбовской губ., о слабости наших сил, особенно кавалерии.

Скорейшая (и примерная) ликвидация безусловно необходима.

Прошу сообщить мне, какие меры принимаются. Необходимо проявить больше энергии и дать больше сил[1026].

Через день повстанцы были выбиты из Рассказовской фабрики.

Но крестьянские восстания вспыхивали то в одном, то в другом районе, а белогвардейцы готовили захват власти в столице. И 28 октября 1920 г. Дзержинский подписал приказ о проведении операции по предупреждению белогвардейского восстания. В нем отмечалось, что по имеющимся в ВЧК сведениям, русские контрреволюционеры, опираясь на поддержку мировой буржуазии, поставили себе задачу свергнуть советскую власть вооруженной рукой, поднять восстание, прежде всего в Москве.

Поэтому ВЧК предложила всем губЧК принять к исполнению нижеследующее: совместно с парткомами выработать ряд мер по предупреждению возможных восстаний; при объявлении забастовок принимать различные меры к их ликвидации, вплоть до суровых репрессивных мер к руководителям и злостным подстрекателям, а в отношении рабочих применять предупредительные меры; немедленно приступить к аресту всех контрреволюционеров как в военных, так и в гражданских учреждениях, в отношении которых имеются данные, как-то: активных членов партии правых и левых эсеров, монархистов, народных социалистов, кадетов, меньшевиков и анархистов, могущих принять участие в выступлении; по согласованию с парткомами «подготовить на всякий случай ударный кулак из надежных и преданных советской власти товарищей»; немедленно арестовать «всех гнусных и злостных шептунов, распространителей ложных панических слухов, подстрекателей-агитаторов»; при проведении операций обращать особое внимание на уничтожение связей белогвардейцев с другими городами, немедленно сообщая по телеграфу соответствующим губЧК.

В конце приказа Дзержинский дал ряд рекомендаций местным губЧК по проведению операций, направленных на предупреждение восстаний: не проводить операций вслепую, изолировать только тех лиц, против которых есть фактический материал; при арестах ответственных спецов соблюдать все формальности; решение о массовых операциях и сама операция должны производиться с ведома и согласия парткома и губисполкома; случайно задержанных немедленно освобождать; о принятых мерах сообщить в кратчайший срок; через неделю после операции сообщить в ВЧК о количестве арестованных с указанием: кто взят, партийная принадлежность и выдвинутое обвинение; под личную ответственность председателя губЧК «принять все зависящие меры к тому, чтобы слух о предполагавшемся белогвардейском восстании не распространился в широких кругах обывателей…Срок начала операции считать трехдневный с момента получения настоящего приказа»[1027].

18 ноября 1920 г. Политбюро ЦК РКП (б), обсудив вопрос «О борьбе с махновщиной», поручило Дзержинскому «как особо важную задачу принять экстренные меры для полного обезвреживания отряда Махно и махновщины, находиться все время в полном контакте с т. Троцким». Доклад Дзержинского в Политбюро был назначен через 2 недели[1028].

Меры, предложенные Политбюро, были необходимы, потому что Махно отказался выполнить требование советского командования о переброске его отрядов на Кавказ и издал секретный приказ о подготовке захвата ряда городов. Приказ был перехвачен чекистами. В ночь на 25 ноября 1920 г. Цупчрезвычком Украины потребовал от всех губчека арестовать махновцев. Ряд из них был арестован органами ЧК в Харькове и направлен в ВЧК. 27 ноября 1920 г. Дзержинский отдал распоряжение В.А. Балицкому о немедленном аресте анархо-махновцев на территории Украины, а главарей секретно препроводить в Москву. Для этого привлечь все силы ВНУС, губЧК, особых отделов и фронта, чтобы разоружить и ликвидировать банды анархистов «одним коротким ударом, как было сделано Москве в 18 году, сломав самым беспощадным образом всякое сопротивление»[1029].

29 декабря 1920 г. состоялось расширенное заседания специальной комиссии по обсуждению состояния борьбы с бандитизмом в Украине, на котором присутствовали Данилов, Ф.Э.Дзержинский, С.С. Каменев, Лебедев, Х.Г. Раковский, Самойло, Э.М.Склянский и М.В.Фрунзе. Были обстоятельно обсуждены шесть вопросов: о командовании и вооруженных силах, привлекаемых к борьбе с бандитизм в Украине, об организации аппарата, об организации частей, привлекаемых для борьбы с бандитизмом, о методах партизанской борьбы, применяемых бандитами, о дислокации войск в Украине, о необходимости содействия ВЧК.

Совещание приняло следующие решения:

О командовании и вооруженных силах, привлекаемых к борьбе с бандитизм в Украине: вооруженная борьба с бандитизмом по-прежнему сохраняется за командующим всеми вооруженными силами на Украине М.В. Фрунзе, для борьбы с бандитизмом привлекаются как войска внутренней службы, так и полевые войска; командование войсками внутренней службы возлагается на помощника командующего всеми вооруженными силами в Украине; войска внутренней службы остаются в подчинении командующих округов на общих основаниях.

Об организации аппарата: в составе штаба командующего всеми вооруженными силами в Украине сохранить те части штаба ВНУС Украины, которые необходимы для выполнения войсками ВНУСа всех возложенных на них функций; по предложению СНК Украины при командующем всеми вооруженными силами в Украине признать необходимым организацию постоянного совещания в составе представителей: а). Всеукраинского ЦИК, б). Наркомпрода, в). Наркомвнудел, г). начальника всех чрезвычайных комиссий и особых отделов в Украине и начальника политотдела фронта; при тех органах, которые привлекаются для борьбы с бандитизмом, создавать постоянные совещания по тому типу, по которому такое совещание создано при командующем всеми вооруженными силами в Украине; в тех случаях, когда это возможно по условиям дислокации войск или представляется необходимым по местным условиям, признать возможным объединение в одном лице губвоенкома нли уездвоенкома и командующего войсками внутренней службы на данной территории.

Об организации частей, привлекаемых для борьбы с бандитизмом: для организации наиболее успешной борьбы с бандитскими шайками командующему всеми вооруженными силами в Украине разрешается выделить для этой цели наиболее подходящие части, а равно давать им соответственную организацию и технические средства.

О методах партизанской борьбы, применяемых бандитами: обратить особое внимание на методы партизанской борьбы, а равно применения методов, употребляемых бандитами для борьбы с ними же.

О дислокации войск в Украине: Поручить командующем всеми вооруженными силами разработать дислокацию войск на Украине в соответствии с выявившимися очагами бандитизма для полного его искоренения.

О необходимости содействия ВЧК: обратить внимание председателя ВЧК на необходимость отправки в Украину агентов для выявления и поимки руководителей бандитизма.[1030].

Наряду с Украиной на Тамбовском фронте советской власти не удалось добиться коренного перелома.

27 декабря 1920 г. оперативная пятерка ВЧК обсудила вопрос «О Тамбовском восстании банды Антонова». Пятерка предложил «Самсонову разработать план борьбы (агентурный) по материалам для взрыва банд изнутри»[1031].

31 декабря 1920 г. на совещании по борьбе с бандитизмом в Тамбовской губернии с участием Ф.Э. Дзержинского, В.С. Корнева, делегации Тамбовского военного совещания и Главкома С.С. Каменева было решено усилить войска, оперирующие в этом районе, непосредственное управление всеми частями в Тамбовской губернии возложить на Павлова, всех коммунистов Тамбовской губернии вооружить винтовками, в Тамбов отправить группу партийных работников, поручив решение этого вопроса Дзержинскому[1032].

По ходу совещания Дзержинский сделал черновые заметки: «Количество частей — достаточно ли, роды оружия; качество частей, что надо сделать для поднятия полит, раб., санит. кварт.;связь с частями; советская работа и раб. ЧК агентурная; мародерство; техника — аэропл., броневики, винтовки; топливо для заводов; просьбу в ЧК и ПУР о людях; террор» [1033].

Самым сложным в борьбе с бандитизмом и повстанческим движением был 1921 г. К весне в стране переплелись воедино многочисленные социальные, экономические, политические, национальные и межнациональные противоречия. Они слились в вооруженное противоборство, разнообразные конфликты и столкновения. Историк Л.М. Спирин считал, что с начала 1920-х гг. пошел третий этап, «самой настоящей гражданской войны, войны народной»[1034].

Она началась с Кроншадтского мятежа, затем вспыхнуло восстание в Западной Сибири, продолжалась борьба с антоновщиной и махновщиной, неспокойно было на Кавказе. Решительный протест крестьянства вызывала продовольственная диктатура, повсеместная жестокость ее проведения. Например, в Омской губернии по инициативе командиров продотрядов Володина и Волжского по отношению к неплательщикам применяли массовые аресты, конфискации имущества без суда, изгнание крестьян с семьями из домов, раздевание догола, посадку в хлева, амбары и в воду, демонстрацию расстрелов, пиление шей тупым концом шашки и др. После обследование продналоговой кампании в Алтайской губернии, член ВЦИК М.А. Чернов отметил, что приговоры судебных органов по отношению к неплательщикам колеблются от нескольких месяцев до 10 лет лагерей принудительных работ, местами арестов в большинстве случаев являются холодные амбары, иногда горячие бани, при этом в амбары сажают крестьян раздетыми, а в горячие бани в меховых тулупах, избиение наблюдалось во всех уездах; в Рубцовском и в двух волостях Бийского уезда они носили сплошной характер и сопровождались издевательствами и пытками по несколько часов[1035].

Обстановка в стране настолько накалилась, что достаточно было малейшей искры для того, чтобы разгорелся пожар. Таковой искрой стал Кронштадтский мятеж. Даже после его жестокого подавления деревня и национальные окраины не успокоились и продолжали борьбу. Самыми крупными были выступления в Тамбовской губернии, Западной Сибири, Карелии, Якутии, в Туркестане, в Хиве и Бухаре, на Дону, Кубани и в Украине. В результате мощных крестьянских волнений советская власть перестала существовать к весне 1921 г. на обширной сельской территории страны. Повстанцы взяли под свой контроль и ряд городов. Вооруженная борьба с ними Красной Армии, только что победоносно завершившей борьбу с белыми, оказалась малоэффективной.

На Северном Кавказе и в Закавказье положение осталось также крайне напряженной из-за противоречий в политике Советской России, Турции и Персии. До февраля 1921 г. помощь контрреволюционерам оказывало меньшевистское правительство Грузии. Несмотря на мирный договор от 7 мая 1920 г. с Советской Россией, Грузия оставалась базой для ее противников. Там нашли приют «Горское правительство», «Комитет содействия горцам и терским казакам по их освобождению от большевиков», представители «Северо-Кавказского эмиратства», муссаватистское правительство, видные деникинцы и др. Весь 1920 г. меньшевики снабжали армию П.Н. Врангеля оружием, снарядами, углем, нефтью, авиационным бензином и пр. Вполне понятно, почему Советское правительство стремилось изменить создавшееся положение в Закавказье. И эта проблема была решена вооруженным путем. В ночь с 11 на 12 февраля 1921 г. в Лорийском, Горийском и других уездах началось восстание, инспирированное большевиками. 16 февраля 1921 г. в Шулаверах восставшие создали ревком Грузии, который провозгласил Грузинскую Советскую республику. По просьбе ревкома 25 февраля 1921 г. части XI Красной армии вошли в Тбилиси и свергли меньшевистское правительство.

Сложнее было справиться справиться с бандитами и повстанцами на территории России, Украины и Белоруссии, с басмачами в Средней Азии.

В районах мятежей и бандитизма уничтожались ссыпные пункты. В первом полугодии 1921 г. было расхищено около 20 млн. пудов хлеба. Восстание в Западной Сибири прервало сообщение с европейской частью страны почти на три недели, не позволило направлять в центр ежедневно по пять составов с хлебом, мясом, маслом, рыбой, что вызвало продовольственный кризис. В Якутии были разгромлены склады Дальторга и Внешторга.

Восставшие были далеки от проблемы продовольственного обеспечения населения, они мыслили другими категориями, ставя своими задачами свержение или ослабление советской власти в данном районе. У них, как правило, не было четкой политической программы, а требования более всего выражены в лозунгах: «Советы без коммунистов», «Вся власть советам, а не партиям» и др. Но многие крестьяне были полны решимости добиться выполнения своих требований: свободы хозяйственной деятельности и торговли, восстановления гражданских свобод, денационализации промышленности и др.

Положение усугублялось и тем, что наряду с политическим развивался и уголовный бандитизм, и порой невозможно было отличить один от другого. Так, в западных районах Белоруссии свирепствовали банды С.Н. Булак-Балаховича. Например, в местечке Плотницы они сварили в огромном котле заживо еврея и заставили жителей «хлебать коммунистический суп». Характерной чертой погромов было большое количество изнасилованных: только в Мозырьском уезде число их достигло 1500 человек[1036].

Все это вызывало чувство неуверенности населения, не давало ему спокойно трудиться. Бандитизм показывал и бессилие власти. О каком спокойствии можно было вести речь, например, в районе с. Поныри Курской губернии, где действовала банда «Кузенка», грабившая кооперативы, почтовые конторы и даже облагавшая налогом зажиточных крестьян; за невыполнение их требований бандиты насиловали женщин, отрезали им руки и груди, обливали керосином и сжигали[1037].

Но реальной угрозой советской власти в начале 1920-х гг. были мятежи и восстания. Только в Кронштадтском мятеже участвовало около 27 тыс. солдат и матросов, в их распоряжении было 2 линкора и другие боевые корабли, до 140 орудий береговой обороны и более 100 пулеметов.

У большинства восставших крестьян не было такого вооружения, но была решимость бороться с надоевшим режимом. Так, крестьяне Ишимского и Тюкалинского районов Западной Сибири 20 февраля 1921 г. созвали в Ишиме беспартийную конференцию. На ней присутствовали делегаты от 9 волостей и 116 сел. Выступая перед ними, делегат Падышев выразил мнение большинства: «Встречали советскую власть с радостью, но приходится плакать. Крестьянина замучили разверстками и повинностями. Он хочет покоя и говорит: для меня безразлично, кто будет у власти, хоть царь, хоть палка, лишь бы оставили меня в покое»[1038].

Восставшие в ряде волостей Западной Сибири и в других районах были поддержаны коммунистами и сотрудниками органов ЧК, недовольными введением нэпа. Например, в Кирсановском узде Тамбовской губернии почти все члены партии в начале 1921 г. пополнили ряды армии А.С.Антонова[1039].

Действия повстанцев и мятежников были почти одинаковыми: агитация против налогов, диверсии, разграбление имущества, свержение органов власти, мобилизация населения, распространение слухов о ширящемся восстании, арест советских активистов и коммунистов, расправа над ними и членами их семей[1040]. Следует отметить, что в большинстве случаев, зверства восставших не были спонтанными, а направлялись руководителями движения, о чем свидетельствуют приказы барона Р.Ф. Унгерна, Н.И. Махно и др. Вот выдержка из приказа № 15 от 2 мая 1921 г. Унгерна:

«…2.Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Все имущество их конфисковывать.

З.Суд над виновными может быть или дисциплинарным, или же в виде применения разнородных степеней смертной казни»[1041].

Главарь одной из банд полковник Емлин обещал поголовно вырезать всех коммунистов в приграничных районах. Он и другие поступали на основе инструкции порученца атамана Г.М. Семенова генерал-лейтенанта Глебова, 4-ый параграф которой гласил: «Сознательные члены коммунистической партии объявляются вне закона и подлежат беспощадному уничтожению», а параграфе 8 рекомендовал: «Провести несколько налетов на почтово-пассажирские поезда для добычи средств. Коммунистов расстрелять»[1042].

За последние годы наметилась тенденция идеализации и романтизация повстанческого движения и его лидеров. Но им не были суждены идеалы гуманизма. На силу они нередко отвечали силой, на жестокость — еще большей жестокостью, повсеместно проводили реквизиции и погромы, а нередко стремились «погулять вволю». Так, в Западной Сибири коммунистов не расстреливали, а пилили им головы, распиливали пополам, раздевали догола, обливали на морозе холодной водой, превращая людей в ледяные фигуры. В Ишиме были вырезаны все коммунисты и их семьи, а в с. Омутинском расстреляны и замучены 490 человек, часть пленных красноармейцев была заколота вилами или заморожена. Около трех тысяч человек пали жертвами восстания. В некоторых селах у пленных красноармейцев делали на теле глубокие надрезы, а в раны насыпали соль или толченое стекло, в прорубях топили даже беременных женщин, предварительно вспоров им животы. В Лебяжьей волости повстанцами был изрублен на куски начальник отряда ВОХР Белоглазов. 20 февраля 1921 г. начальник Сибирского фронта В. Родин издал приказ № 30:

«семьи всех расстрелянных коммунистов должны быть взяты под самый строгий надзор и, если местное население сочтет нужным, под арест.

12. Скот коммунистических семей закалывать и отправлять на фронт…».

Политика руководителей восстаний и мятежей не имела существенных отличий от политики большевиков. Например, в Западной Сибири восставшие, проклиная свергнутую большевистскую власть, объявили все свои действия как «благо для народа». И, несмотря на то, что эта власть просуществовала всего лишь 38 дней, она успела издать приказы и постановления о «продуктовых карточках на все продукты, включая клюкву», о «сборе» денег, одежды и продуктов для Народной армии», о «свободе передвижения» только между 8 утра и 6 часами вечера, о беспрекословной «сдаче оружия», о мобилизации всех мужчин в возрасте от 18 до 35 лет и др. А за невыполнение этих требований подразумевалось наказание «по законам военного времени»[1043].

Учитывая опасность повстанческого движения и бандитизма, политическое руководство страны уделило большее внимание этой проблеме. Она рассматривалась высшими советскими органами власти и управления, а основные политические директивы разрабатывались на уровне ЦК РКП (б) — ЦК ВКП (б). Так, 12 января 1921 г. пленум ЦК после обсуждения вопроса о настроении среди крестьянства решил назначить комиссию составе Ф.Э. Дзержинского, главкома С.С. Каменева, С.С. Данилова и Ф.А. Артема с заданием специально подготовить меры военной ликвидации бандитизма[1044].

На подавление мятежей и восстаний были брошены лучшие силы РККА и войск ВЧК. Общая их численность в Тамбовской губернии доходила до 120 тысяч человек, в Украине с 150 тысяч красноармейцев и 28 тысяч бойцов ВОХРа, в Карелии — 12 тысяч. Во главе частей стояли видные военачальники времен Гражданской войны: М.Н. Тухачевский, С.М. Буденный, К.Е. Ворошилов, Г.И. Котовский, В.А. Антонов-Овсеенко и др.[1045].

Большую роль в борьбе с бандитизмом сыграла Центральная межведомственная комиссия, осуществлявшая руководство ликвидацией восстаний и бандитизма. В ее состав входили представители СТО, РВС Республики, ВЧК (ГПУ), ЧОН, НКПС, НКПрод, Главного командования РККА, ЦК РКП (б). Комиссия работала под непосредственным руководством СНК и ВЦИК РСФСР, ЦК РКП (б).

Только в 1921 г. она рассмотрела десятки вопросов об участии. чекистов в борьбе с восстаниями и бандитизмом: 12 февраля 1921 г. решила направить коммунистов и группу чекистов в Тамбов, 17 марта — ввести строгий учет бывших офицеров и наладить получение информации о настроениях в воинских частях, участвующих в подавлении восстаний и бандитизма; 20 марта

— активизировать борьбу с бандитизмом в Поволжье силами чекистов; 24 апреля — усилить борьбу с антоновщиной и нанести удар по бандитизму на Кавказе[1046].

Дзержинский не принимал непосредственного участия в подавлении Кронштадтского мятежа. Он руководил чекистами из Москвы.

2 марта 1921 г. постановлением СТО в Петрограде было ведено осадное положение, мобилизованы преданные власти армейские части, партийный актив и чекисты.

По поручению Дзержинского его секретарь В.Л. Герсон 15 марта 1921 г. в 23 часа вел разговор с Н.Н. Мещеряковым, находившимся в Петрограде.

Герсон: Каково состояние частей?

Мещеряков: Состояние большинства единиц неустойчивое.

Герсон: Состоялся ли уже суд.

Мещеряков: Тройка постановила 60 ликвидировать, о чем будет отдано в приказе по частям.

Герсон: Каково настроение рабочих?

Мещеряков: Пока сносное.

Герсон: Какая прокламация появилась на фабрике Лаферм?

Мещеряков: Относительно Лаферма не знаем. У нас имеется прокламация 14/111, в которой говорится о поддержке Кронштадта и подписанная якобы от уполномоченных собраний представителей фабрик и заводов. Происхождение ее выясняют. Вероятнее всего белогвардейская.

Герсон: т. Дзержинский думает, что надо было бы прекратить высылку матросских частей из Питера и найти способ на месте к их изоляции.

Мещеряков: Больше не высылают. Теперь передаю следующее: нужно прислать чекистов человек 20.

Нужно прислать проверенные и крепкие части, снабженные всем необходимым и обмундированием, а также коммунистов для укрепления частей и обработке их ввиду разлагающей обстановки.

— Ос. отп. Для проведения в жизнь (Курсивом выделены заметки Дзержинского на стенограмме разговора — Авт.).

Необходимо выделенные частей для охраны границ и отпуска особотделам средств для зарубежной агентуры по примеру других пограничных отделов.

Части, которые будут сюда направлены, должны сопровождаться своими особотделами или отделением и по прибытии немедленно связываться с местными особотделами и сообщать о настроении прибывающих частей, чтобы избежать неожиданностей.

Желательно переговорить с РВСР об освобождении долгосрочных по месту их нахождения, что многих удовлетворит и не потребует их перевозки. Эта мера во многим развяжет руки, — Гэрсону. Смотри мою записку.

Необходимо приказом РВРС обязать командование сообщать особотделам об исполнении указанных особотделам недостатков в частях, что устранит волокиту и предотвратит нежелательные явления. — Ос. отд. т. Склянский затрудняется найти форму для такого приказа. Представьте мне сегодня (16/III) Ваш проект.

Необходимо усилить контроль на ж. д. для воспрепятствования проезда агентуры противника и усилить контроль корреспонденции. Почтой посылают ими прокламации — Секр-опер упр. Обсудить и принять меры совместно с Благонравовым. Обратить внимание военной цензуры.

Сегодня мы были на Южгруппе в Ораниенбауме. Завтра будем в Сестрорецке.

Меры для укрепления частей принимаются как с нашей стороны, так и со стороны командования.

Принимаются репрессии, которые действуют отрезвляюще[1047].

16 марта 1921 г. Пленума ЦК РКП (б) поручил Ф.Э. Дзержинскому, Ем. М. Ярославскому и представителю РВС Республики составление правительственных сообщениях о кронштадтских событиях[1048].

К утру 18 марта мятеж был подавлен. Сотни восставших были расстреляны, тысячи матросов переведены на Черноморский флот, многие эмигрировали в Финляндию. 19 марта 1921 г. 1921 г. по распоряжению Дзержинского был командирован в Петроград Я.С. Агранов для расследования обстоятельств Кронштадтского мятежа. Всем советским, военным и железнодорожным властям и ТЧК было предложено «оказывать полное содействие тов. Агранову при исполнении возложенного на него поручения»[1049].

В марте-апреле 1921 г. Дзержинский отдает распоряжения о судьбе кронштадтских матросов и просит просил Склянского прислать справку, «сколько, куда и когда послано из Питера матросов и какие директивы были даны командованию на Украине»[1050]. 19 апреля 1921 г. Ленин высказал большие опасения по поводу расположения кронштадтских матросов в Крыму и на Кавказе и считал, что их надо бы сосредоточить где-нибудь на севере и запросил мнение Дзержинского[1051].

Большее внимание в начале 1921 г. Дзержинский обращает на Украину. На совещании руководящих чекистских работников 1 февраля 1921 г. в г. Харькове он отметил, что «по сравнению с предыдущим месяцем две злые стороны украинской жизни: хищения угля и бандитизм. Отнюдь ни не стали слабее». И до сих пор главные силы Махно не ликвидированы, хотя они и понесли значительный урон; махновцы потеряли значительную долю своего военного имущества, но распыленные банды захватили для своих операций гораздо большие районы. Отряды Махно срочно из Гуляй-поля пошли на северо-запад, обошли Харьков с севера, захватили южные уезды Курской губернии и к 1 февраля были в районе Юго-Восточных железных дорог.

3 февраля 1921 г. Дзержинский писал Герсону из Харькова: «Ввиду того, что за последние дни наши красноармейские части, преследующие банды Махно по пятам, не отставая ни на шаг от него, несут большие потери и геройски дерутся, необходимо Вам немедленно снестись с тов. Енукидзе, Ксенофонтовым и Мессингом на предмет присылки в Харьков, на адрес тов. Фрунзе, около 2000 штук подарков для красноармейцев. Это очень важно. Предметы могут состоять из серебряных портсигаров, металлических и серебряных часов, цепочек, шашек, кинжалов и прочее.

Если в МЧК и ВЧК не окажутся, то обратитесь к тов. Енукидзе и Ксенофонтову, чтобы выписали из банка. Постарайтесь, чтобы человек выехал с подарками спустя два дня». Для борьбы с бандитизмом 11 марта 1921 г. Дзержинский просил Склянского выделить от Военного ведомства «весьма спешно» для рабочих отрядов и войск ВЧК в Донецкой губернии 3 тыс. винтовок и соответствующе количество пулеметов[1052] и сообщил В.Н. Манцеву о том, что Орбюро ЦК РКП (б) выделило Донецкой РТЧК наряд в 500 человек и о возможности своего выезда через Харьков в Донбасс[1053]. Не позднее 21 марта 1921 г. он дал указание В.А. Балицкому, что все сведения о бандах должны быть согласованы со сводками Воен. Ведомства[1054].

В ночь с 26 на 27 мая 1921 г. Дзержинский провел в Харькове оперативное совещание руководящих работников ВЧК и ВУЧК.

При обсуждении организационного вопроса «Охрана и защита поездов от нападения банд» он привел пример, когда крайняя неналаженность информации ВЧК со стороны ВУЧК поставила в неудобное положение И.С. Уншлихта на заседании Комиссии по борьбе с бандитизмом при СТО, так как главком С.С. Каменев располагал данными о том, что борьба с бандитизмом в Донецкой губернии передана в ведение ЧК, в то время как Уншлихт не имел таких данных. Кроме того, Самсонов говорил ему, что ничего не знает о постановке борьбы с политическими партиями в Украине и их характеристику.

Дзержинский считал необходимым, чтобы материалы о работе особых отделов о борьбе с бандитизмом и политическими партиями сдавались курьерами непосредственно заведующим соответствующими отделами под личную расписку. Он выдвинул следующие пункты на обсуждение совещания: а) самооборона едущих в поездах, б) создание на каждой дороге специального совещания при начальнике ДТЧК, в) при ОКТЧК должен быть уполномоченный по борьбе с бандитизмом, подчиненный начальнику Отдела по борьбе с бандитизмом ВУЧК, или же эта работа должна быть выделена в самом отделе».

После обсуждения было принято постановление о налаживании постоянной информации ВЧК об оперативных материалах органов ЧК Украины, все распоряжения ВЧК и доклады ей ЧК УССР должны проходить через ВУЧК, всю политическую информацию сосредоточить в ВУЧК под контролем ЦК КПУ и СНК УССР.

Также было решено срочно провести совещания с военными руководителями Украины, начальниками войск ВЧК, заведующим отделом по борьбе с бандитизмом и начальниками ОКТЧК об охране поездов и железных дорог; войти с предложением в ЦК РКП (б) и ЦК КПУ о выделении работников для борьбы с бандитизмом и пополнении ТЧК вооруженной силой[1055].

На бланке 1921 г. Дзержинский писал, что в борьбе с бандитизмом необходимо использовать полностью ТЧК. За все, не предусмотренные нападения на железные дороги и непринятие мер их руководителей надо привлекать к ответственности. Чтобы справиться с задачей борьбы с бандами, ОКТЧК и РТЧК должны быть тесно связаны с Цупчрезкомом, губернскими и уездными чека, а некоторые ОРТЧК получить права и функции уездных чека. «Надо взять, — указал он, — карту ж.д. и расположение очагов бандитизма и определить, какие ОРТЧК должны быть на правах уездчека. Все

РЧТК по линии должны немедленно получать сводки о бандитах в местностях, прилегающих к району их деятельности. Для этой цели при Цупчрезкоме и губчека должны быть органы, получающие все сведения о бандитах и направляющих их куда следует. У них должна быть самые полные сведения — по Украине по губерниям. В первую очередь должно быть обращено внимание на освещение по вопросу о бандитах прилегающей к ж.д. местности для чего бросить туда все силы и всю изобретательность.

Разведка при осведомлении должна быть задачей ОР и РТЧК, но в подчинении губчека[1056].

30 марта 1921 г. все губЧК и особые отделы получили от Дзержинского и управляющего делами ВЧК Ягоды шифровку, в которой сообщалось о том, что «банды Антонова Тамбове, Махно Украине, Маслакова Дону разбиты нашими войсками. Антонов с сотней сабель скрывается в неустановленном еще месте, Махно с десятком людей скрылся, местонахождение также неизвестно, та же участь постигла Маслакова. Разбитые бандиты разбегаются по своим домам. Поражение бандитов абсолютно не значит прекращение бандитизма, не значит также смерть главарей указанных банд. Скорее предполагать, что банды только на время распутицы и бездорожья прекратили свои действия, но с восстановлением дорог сконцентрируются с новой силой, поднимая восстания, срывая посевную кампанию и тому подобное». Председатель ВЧК приказал: 1) развить максимальную энергию, приложить все силы и средства, чтобы «добить окончательно рассеявшиеся банды, вылавливая из халуп, куда они разбежались в ожидании сигнала к поднятию нового восстания с восстановлением путей; 2) для одиночек бандитов и установления их скопления все силы губЧК направить в деревни и села, вербуя из крестьян агентов, связывая их через уполномоченных с политбюро, — «только от степени развития агентуры, куда бросить лучших самых опытных товарищей можно предотвратить развитие бандитизма»; 3) в местностях, где скрылись главари бандитов, сделать все возможное установления их местопребывание, не останавливаясь перед наградами: ни денежными, ни материальными [1057].

21 августа 1921 г. произошел очередной бой Н.И. Махно с красноармейцами, которые его настигли. Он был ранен в 11 — й раз за годы Гражданской войны. И снова в печати, в газете «Коммунист» появилось сообщение о гибели Махно[1058]. Пока днем и ночью непрерывно стучали десятки телеграфных аппаратов, уточняя жив или убит «батька», тот медленно продвигался проселочными дорогами к Днестру[1059].

26 августа 1921 г. В.А. Балицкий телеграфировал И.С. Уншлихту и Ф.Э. Дзержинскому: «В дополнение к войсковым сведениям от 24/8 об убийстве Махно, Маруси, Иванюка и Лося во время боев 20 и 22 августа в районе Софиевка (20 верст в Зал. и Буга) добытым от пленного бандита — по линии ЧК из СО ХВО получены сведения, где указывается, что во время боя в вышеуказанном районе 38 полком 7 кавдивизии убиты Махно, Маруся, Иванюк и Лось. В результате боя банда потеряла все пулеметы, 100 лошадей и много убитыми, остатки банды до 40 человек рассеялись. Сведения, добытые по линии ЧК, подтверждаются показаниями пленных. Нами высланы сотрудники на место боя для детального расследования. Попутно отдано распоряжение 00 ХВО через Криворожскую уЧК, Николаевскую губЧК и Бобринецкое политбюро путем тщательного расследования, опросом местных жителей установить факт, сфотографировать все труппы и добыть голову Махно. Результаты ожидаются и будут сообщены дополнительно»[1060].

В борьбе с бандитизмом в Украине, несомненно, были достигнуты большие успехи. Если в конце 1920 г. насчитывалось 89 организованных банд, общей численностью около 56 тыс. человек, то к концу 1921 г. осталось только около 13 мелких, разрозненных и деморализованных банд с 300 участниками. В 1921 — первой половине 1922 гг. в основном оперативными сотрудниками отделов по борьбе с бандитизмом было уничтожено до 90 % видных атаманов, деморализованы десятки банд и ликвидированы их опорные пункты[1061].

На территории России основное внимание Дзержинского в борьбе с повстанческим движением и бандитизмом было сосредоточено на Тамбовщине и в Западной Сибири.

12 февраля 1921 г. он сообщил в ЦК РКП(б), что ввиду слабости оперативной борьбы с бандитизмом в Тамбовской губернии, Президиум ВЧК в своем заседании 10 февраля решил отозвать в распоряжение ВЧК Тамбовской предгубчека Громова назначении вместо него Михаила Михаила Антонова и просил утвердить данную кандидатуру[1062].

8 марта 1921 г. Дзержинский поручил Менжинскому удовлетворить все требования Антонова-Овсеенко и Тамбовского губкома РКП (б): убрать ненадежный (из тамбовцев) батальон ЧК, заменив его другим; назначить дельного начальника особого отдела, обратив внимание на штаб Павлова (в нем и в ряде частей «есть гнезда измены»); в губЧК «послать срочно первоклассных работников», сняв их из других районов[1063].

12 марта 1921 г. он снова вернулся к этому вопросу, поручив Герсону собрать данные от Апетера, Самсонова, Корнева и Склянского о том, что сделано ими по требованиям Антонова-Овсеенко и Тамбовского губкома: усилить ЧК и заменить батальон ЧК, назначить нового начальника особого отдела, дать заведующего секретнооперативным отделом и начальника военного сообщения, отозвать трудовые части из тамбовских дезертиров и расследовать, кто их послал в Тамбов.[1064].

На запрос Дзержинского начальник Административного управления ВЧК сообщил, что в Тамбов переброшен особый отдел Царицынской губЧК в количестве 90 человек, туда отправляются, сотрудники расформированного особого отдела Пермской губЧК, заменено руководство Тамбовской губЧК. Помимо этого, начиная с февраля, в Тамбов послано 50 чекистов.

По поручению Дзержинского к 15 марта 1921 г. ВЧК составила справку делегату X съезда РКП (б) от Тамбовской губернии Васильеву о том, что сделано по докладу Антонова-Овсеенко: сделаны выписки из доклада и разосланы в учреждения для принятия соответствующих срочных мер; по усилению чека: начальником особого отдела назначен Чибисов, который с 5-ю ответственными сотрудниками убыл в Тамбов; отдано распоряжение губЧК из расформированного особого отдела всех сотрудников, не местных уроженцев, откомандировать в распоряжение Тамбовского особого отдела; небольшими группами послано в Тамбовскую ЧК 50 человек; срочно подбирается начальник и штат секретного отдела; по батальону Тамбовской ЧК — Корнев распорядился заменить батальон поротно из батальонов других губЧК; начато расследование о направлении в Тамбов тамбовских дезертиров[1065].

24 марта 1921 г. Дзержинский подписал приказ № 60 о мероприятиях по борьбе с бандитизмом. Он отметил, что в связи с развитием бандитизма и близкого подхода банд к губернским и уездным городам за последнее время в ВЧК стали поступать донесения с мест нервного, а иногда панического содержания от предгубЧК, что является результатом неуяснения военной обстановки, с одной стороны, с другой — ввиду отсутствия хорошей агентуры и разведки. По получении от председателей губЧК таких телеграмм ВЧК принимает экстренные меры как нажима на военное командование, которое, абсолютно доверяя донесению председателя губЧК, не имеющего права поддаваться общей панике, посылает войска, снимая зачастую их с мест, где действительно опасность велика, а иногда направляет бронепоезда. В результате, по выяснении действительной боевой обстановки, оказывается, что все это было сделано напрасно, потому что банда находится на расстоянии десятков верст и небольшой численности и местных войск вполне достаточно для ее уничтожения. Так было 11 марта 1921 г. в Пензенской губернии, где предЧК Аустрин передал по телефону паническое сообщение о наступлении на Пензу крупных сил антоновских банд, занятии города Чембар и угрозе воейковским складам взрывчатых веществ. После такого донесения главнокомандованием по соглашению с ВЧК для усиления гарнизона Пензы немедленно из других мест были посланы на станцию Воейково бронепоезд, пехотный полк с батареей и, открыв закрытый участок железной дороги, направили еще два воинских эшелона. Но оказалось, что на ст. Воейково находится лишь небольшой инженерный склад, а отряды Антонова не угрожали Воейково и были разбиты частями ВЧК в 30 верстах южнее г. Чембар и в 50 верстах от ст. Воейково. Из-за неосмотрительности и невыдержанности председателя ЧК страна израсходовала топливо на эшелоны и бронепоезда, нарушив планы и расчеты НКПС и Наркомпрода, нервировала войска, а главное — подрывала доверие ВЧК к своим местным органам и предгубЧК, «заставляя критически относиться ко всем донесениям с мест, что, безусловно, вредно отражается на работе последней. Когда действительно нужна помощь, то она такими действиями предчека может не всегда поспеть».

Поэтому председатель ВЧК предложил руководствоаться следующим:

«Первое: немедленно сноситься с командующим войсками данной местности на предмет выяснения наличия вооруженных сил губернии.

Второе: немедленно связаться со всеми политбюро по проводам, где нет — живой связью, указав последним о высылке глубокой разведки навстречу противнику на предмет точного выяснения количества банд, их вооружения и направления, также выслав непосредственно от губчека надежных, крепких товарищей для руководства разведкой политбюро.

Третье: все поступающие сведения немедленно доносить местному командующему войсками.

Четвертое: сейчас же по получении сведений о бандах связаться по проводам с соседними губерниями, информировать их о всех изменениях в направлении банд и выяснить, какую реальную помощь могут оказать соседние губернии.

Пятое: выяснить точную обстановку, учтя все имеющиеся силы как в губернии, так и возможности помощи соседних губерний, и только по выяснении совместно с предгубисполкома, команд, войск, губкомом всей общей обстановки сообщать в ВЧК коротко, ясно и точно, учтя все свои возможности и требуя уже помощи из Центра, указывая, что соседние губернии помощи дать не могут. За точность и своевременность посылаемых сведений отвечает предгубчека».

Было предложено этот приказ «весьма секретно довести до сведения и неуклонного исполнения всем политбюро»[1066].

В борьбе с мятежниками и бандитами командование армии и руководители чекистов, парткомы РКП(б) и местные Советы не останавливались перед принятием крайних мер. Районы, охваченные бандитизмом и восстаниями, переводились на осадное и военное положение, предводители повстанцев и бандиты объявлялись вне закона. Пример подавала Полномочная комиссия ВЦИК. Так, в соответствии с ее приказом № 130 дома злостных бандитов предлагается разбирать и затем сжигать, а лиц, предоставляющих приют их семьям, рассматривать как укрывателей бандитов [1067].11 июня 1921 г. по всем селам был оглашен новой,171-й по счету приказ Полномочной комиссии:

«…1. Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать на месте без суда.

2. Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполкомиссий и райполиткомиссий объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.

3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на мест без суда.

4. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и выселению из губернии и имущество конфисковывается. Старший работник в этой семье расстреливается на месте без суда.

5. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать.

6. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.

Председатель полномочной комиссии Антонов-Овсеенко. Командующий войсками Тухачевский. Председатель губисполкома Васильев. Секретарь Лавров.

Приказ прочесть на сельских сходах»[1068].

Широко была применена практика взятия заложников.

Только в Тамбовской губернии на 22 июня 1921 г. за особым отделом 10 дивизии числилось 1002 человека, из них бандитов 533, шпионов — 27, дезертиров — 114, заложников — 377 и за различные преступления был задержан 51 человек[1069].

В оперативной сводке от 27 июня 1921 г. указывалось, что в районе Борисоглебска в районе села Туголуково разведкой 89 полка был захвачен, судим и расстрелян главарь банды. После этого взято 30 заложников и собран сход, на котором местным жителям объявлено о сдаче остальных членов банды. И если это условие не будет выполнено через 2 часа, то заложники будут расстреляны. В указанный срок сдались 99 человек[1070].

29 июня 1921 г. Коллегия ВЧК заслушала вопрос «О тамбовских событиях». После доклада Дзержинского было решено: поручить Менжинскому представить сотрудников Секретного отдела к награде, а П.К. Студеникину отдать в приказе о действиях бронеотряда и других воинских частей ВЧК в Тамбовской губернии[1071].

После заслушивания доклада командира автоброневого отряда 1 июля 1921 г. Дзержинский предложил Уншлихту образовать военную партийную комиссию с участием представителя Скпянского и Левина для рассмотрения действий военных властей в борьбе с Антоновым: организовать комбинированный отряд с авточастью и конницей, чтобы он мог оперировать как самостоятельная армия; выработать с главкомом «твердые правила, запрещающие кому бы то ни было забирать для каких бы то ни было целей из авточасти отдельные машины» и подготовить инструкцию о борьбе с бандами авточастей[1072].

В письме Дзержинского Манцеву от 1 августа 1921 г. он прямо указывает «измотался и расхворался», но главное то, что Самсонову «удалось проникнуть в самое сердце антоновщины и, кажется, Антонову не удастся уже воскреснуть…»[1073].

Речь шла о том, что чекисты по заданию Ф.Э. Дзержинского под руководством начальника Секретного отдела ВЧК Т.П. Самсонова разработали и провели операцию, которая позволила им арестовать видных антоновцев. При этом особую находчивость проявил Е.Ф. Муравьев, который в течение полутора месяцев, постоянно рискуя своей жизнью, давал ценную информацию из лагеря Антонова и убедил все руководство повстанцами прибыть в Москву якобы на совещание всех антибольшевистских сил для координации своих действий в борьбе с советской властью. Все они были арестованы, кроме Антонова, который после контузии отлеживался на одном из хуторов.

По мере ликвидации больших формирований повстанцев, все большее значение приобретает агентурная работа. 10 ноября 1921 г. Президиум ВЧК счел необходимым вести ее в тесной связи с военным командованием и местными советами. Вместе с тем в приказе от 31 декабря 1921 г. подчеркивалось, что «отдел по борьбе с бандитизмом является единым руководящим органом, объединяющим борьбу на территории Республики»[1074].

На другом фронте — борьбы с восстанием в Западной Сибири задачу его ликвидации удалось решить в более короткий срок. Оно началось 4 февраля 1921 г. в Ишимском уезде и за три дня достигло Акмолинска, а в марте-апреле перебросилось далеко на Север, от Тюмени и Тобольска, до берегов Карского моря, от Нарыма до Печеры, охватив некоторые районы Екатеринбургской, Челябинской, Пермской и даже Архангельской губерний, территорию около 1,5 млн. кв. км.

В черновых заметках от 24 июля 1921 г. об обстановке в Западной Сибири отмечалось: положение устойчивое кроме Ишимского района и Тюменской губернии, там не идет на убыль восстание; рабочие — полная пассивность, индеферентность, абсентизм огромный; ухудшение продовольственного положения, многие получают по 10 — 7 фунтов; красный бандитизм — самочинные расправы, ненависть к бюрократизму; политбюро в большинстве несут службу связи красных бандитов. В партийной работе: «недостаток работ., бегство раб.; склоки; оппозиция; явления разложения — ком. ячейки — основа кр. банд; нелегальные организации; роль политбюро. Заражение барнаульской орг. белогвардейщиной. На рабочие ячейки нельзя рассчитывать, тоже на крестьянские. Разграбление амбаров комячейками.

В Ишимском районе ком. яч. были во главе восстания»[1075].

Оправдывая жестокость мер, применявшаяся при подавлении восстания не только к повстанцам, но и к лицам, проявлявшим колебания, Ф.Э. Дзержинский писал 8 февраля 1921 г. Л.П. Серебрякову: «Красная Армия, видящая, как сажают раздетых в подвал и в снег, как выгоняют из домов, как забирают все, разложилась. Необходимо прислать сюда товарищей, бывших в голодных местах, чтобы они рассказали красноармейцам ужасы голода, чтобы в их душе померкли ужасы продналога в Сибири и поняли, что так надо было поступать (выделено Авт.), иначе — ведь армия наша крестьянская не вылечиться от виденных ею образов»[1076].

Многие документы Дзержинского свидетельствуют о том, что они касаются и других городов и районов страны, где население выступало с оружием в руках против советской власти или готовились заговоры. Таковыми были Петроград, Башкирия и Северный Кавказ.

Одной из «срочных» мер ликвидации бандитизма на Северном Кавказе Дзержинский считал организацию «самой решительной борьбы с развивающимся политическим бандитизмом, в частности, объявление линии Северо-Кавказской железной дороги на чрезвычайного положения. Он также предложил усилить бдительность и очистить транспортные учреждений от враждебных и сомнительных элементов, составить об этом в ЦК «яркий доклад».

24 марта 1921 г. Дзержинский сообщил И.А. Апетеру, что два дня назад у него были Зудов и один из членов ВЦИК из Башкирии. Они просили вместо председателя башкирской ЧК Каширина прислать С.С. Лобова, но Оргбюро ЦК РКП (б) им отказало, поэтому необходимо дать указание И.Д. Каширину не отрываться от областкома, он «несколько партизан и с областкомом мало считается». От них же поступила информация, что весной — летом можно ожидать восстания[1077].

29 марта 1921 г. Ф.Э.Дзержинский и В.М.Молотов направили в Стерлитамак областкому РКП (б) и Каширину телеграмму, поставив их в известность о том, что по имеющимся сведениями в ближайшее время можно ожидать восстания в Башкирии. Для своевременного и безболезненного его предупреждения необходимо «установить полнейший контакт работе всех органов Соввласти и (в) особенности строжайшая согласованность действий чека и облпарткомом в духе постановлений десятого партсъезда при полной взаимной информации о полученных директивах ЦК РКП и ВЧК. Только при условии такой дружной работы можно рассчитывать на общий успех дела[1078].

6 апреля 1921 г. Дзержинский телеграммой Ф.Д. Медведю в Смоленск предложил срочно собрать «все сведения действительного участия польских властей для возбуждения дипломатическим путем дела», потому что сводки говорят о все усиливающемся бандитизме в приграничной полосе, питаемом поляками»[1079].

12 апреля 1921 г. в телеграмме председателям губЧК Самары, Симбирска, Пензы, Нижнего Новгорода и Чебоксар предложил давать разведывательные и агентурные сведения и исполнять разведывательные заданий командующего войск Приволжского военного округа, ввиду того, что на его возложено руководство борьбой с восстаниями и бандитизмом[1080].

После получения сведений о готовящемся восстании в Петрограде 26 июля 1921 г. Дзержинский отдает распоряжение Менжинскому «произвести массовые аресты и главнейших арестованных вывезти из Питера. Надо кроме того усиленно проверить состояние гарнизона… Считаю, что надо дать директиву быстрее вести следствие о заговорах в приграничных местностях и перестрелять заговорщиков»[1081].

С августа 1921 г. чекисты усилили оперативный розыск. Из центра на места было направлено несколько десятков запросов по конкретным лицам. В числе других в Екатеринбургской губернии был обнаружен на должности местного чиновника Александр Петрович Перхуров, 45 лет, генерал-майор белой армии, потомственный дворянин Тверской губернии, называвший себя беспартийным, но по убеждению правый эсер савинковского толка. Именно он возглавлял Ярославский мятеж эсеров 1918 г. 11 августа 1921 г. в Екатеринбургскую губЧК поступило распоряжение Ф.Э. Дзержинского о немедленном сопровождении под усиленной охраной в Секретный отдел ВЧК Перхурова. Ввиду важности преступника, ответственность за его доставку была возложена на председателя губЧК[1082].

После прибытия Перхурова в Москву Т.П. Самсонов направил записку И.С. Уншлихту:

«Руководителя Ярославского восстания Перхурова мы держим до особого вашего разговора и разрешения этого вопроса с т. Дзержинским.

Прошу указаний, как быть с Перхуровым дальше?»

Судьба Перхурова была предрешена Ф.Э. Дзержинским.24 апреля 1922 г. он писал И.С. Уншлихту: «Полагаю, что Перхурова лучше было бы сначала судить, а потом можно было бы помиловать. Стоило бы зафиксировать Ярославское восстание в судебном процессе. А вопрос о помиловании следовало бы рассмотреть детально»[1083].

Дзержинский обращал внимание чекистов на то, чтобы они усвоили себе понимание борьбы в широком смысле, не ограничивались карательными мерами, а участвовали в политической работе среди местного населения, которая была направлена на разъяснение действий органов безопасности. Выступления чекистов открывали глаза крестьянам, втянутым в антисоветские выступления, способствовали окончательному переходу их на сторону советской власти. Председатель ВЧК положительно оценивал работу будущего Героя Советского Союза, чекиста 1920-х гг. Дмитрия Медведева. А. Цессарский писал: «Помнят старожилы, как Дмитрий Медведев… ездил по селам, не страшась и не таясь, и агитировал и убеждал тех, кто по темноте своей заблудился. Рассказывал, как к молодому председателю учека с повинной приходили сотни обросших и одичавших людей, били шапкой оземь и навсегда отрекались от своего прошлого»[1084].

Помогли в ликвидации восстаний амнистии, которыми воспользовались многие. Только после мартовской (1921 г.) амнистии, объявленной У Всеукраинским съездом советов, в Украине с повинной явилось более 10 тыс. человек, в Воронежской губернии в 1921 г. сдалось 4 тыс., в Тамбовской губернии в июле 1921 г. — около 13 тыс. дезертиров и 5586 бандитов[1085]. К 1 июня 1921 г. на ЮгоЗападе России было 93 банды общей численностью 6 920 штыков и сабель. Общая амнистия способствовала на Юго-Востоке отказу многих из них от вооруженной борьбы с властью: сдались Екатеринодарский полк белых есаула Самуся, остатки пластунского батальона во главе с есаулом Поница и остатки Запорожского полка во главе с есаулом Дарбой и остатки штаба Кубанской повстанческой белой армии, банды Фомина[1086]. К осени 1921 г. в Поволжье вместо отрядов конницы до 500 и более сабель остались лишь мелкие уголовные шайки, насчитывавшие по 5-10 бандитов[1087].

К концу 1921 г. главные формирования повстанческих армий были разгромлены, и Л.Д.Троцкий в докладе на 1Х Всероссийском съезде Советов 27 декабря 1921 г. имел все основания сказать, что «бандитизм, как социальное явление, как вооруженные отряды широких кулацких и отчасти середняцких масс в разных районах страны, отошли в прошлое. Это мы наблюдаем во всех частях страны»[1088].

Конечно, Лев Давидович поторопился отрапортовать. Его заявление говорило лишь об общей тенденции, четко обозначившейся в конце 1921 г., но она не исключала серьезных рецидивов. Например,16 декабря 1921 г. банда численностью около 1700 человек ворвалась на окраину г. Гурьева и всю ночь грабила население, расправляясь с советскими работниками и коммунистами; но уже к концу следующего дня бандиты бежали, оставив 148 убитых и 200 пленных.

И все же решающее значение в работе чекистов принадлежало хорошо налаженному осведомлению. После 11 января 1922 г. при всех губЧК — отделениям по борьбе с бандитизмом. В дополнении к этому 15 февраля 1922 г. при окружных и губернских отделах ГПУ были созданы отделы по борьбе с бандитизмом в составе особых отделов военных округов. В работе отделов по борьбе с бандитизмом было выделено два основных направления: борьба с тайными организациями, вооружавшими и обучавшими бандитов, и борьба с вооруженными бандитскими формированиями и содействовавшими им лицами и группами.

Об успешной работе чекистов свидетельствуют многое операции на Кубани, Украине и в Белоруссии, в Западной Сибири, Карелии, в Тамбовской губернии и в других районах страны.

Одной из успешных операций чекистов была ликвидация руководителя тамбовского восстания. А.С. Антонов был выявлен агентурой чекистов и убит во время перестрелки в хуторе Верхний Шибряй летом 1922 г.[1089].

С весны 1922 г. чекистам стало известно от агента Е.Н. Ластовкина, что Александр Антонов вместе со своим братом Дмитрием скрываются в Уваровской волости, Борисоглебского уезда, в 110 верстах от Тамбова в лесной чаще на берегу р. Ворона и иногда приходит к сожительнице П. Касатоновой. У Ластовкина были свои счеты с Антоновым. Тот хотел привлечь очень авторитетного сельского учителя в свое движение. Ластовкин отказывался под различными предлогами. Тогда Антонов пошел на провокацию: под видом работника милиции подослал бандита, который ограбил дом и изнасиловал жену Ластовкина, и тот сам пришел в банду. Но вскоре узнал, как все было на самом деле, и сбежал, скрывшись в с. Курдюки. Придя домой, он направил жену к начальнику милиции Кирсановского уезда с предложением отравить Антонова. Но ее не допустили к начальнику милиции. Ластовкин скрылся в подполье. В банде его считали «без вести пропавшим». Через своих близких Ластовкин все же связался с ПП ВЧК в Тамбовской губернии, предложил свои услуги и был завербован под псевдонимом «Мертвый». С его помощью была возможность несколько раз взять Антонова, но просчеты чекистов не позволили сделать этого. Наконец, 14 июня 1922 г., после установления места нахождения Антонова, был выработан план действий. Группу в составе шести человек возглавил начальник отделения ГО ГПУ М.П. Покалюхин. В нее вошли Е.Н. Ластовкин, Н.Н. Хвостов, Я.В. Сапфиров, А.И. Куренков и Е.Ф. Ярцев. В пятницу, как обычно, братья Антоновы пришли в Верхний Шибряй. На следующий день, в село вошла группа чекистов под видом плотников и приблизилась к дому, где засели Антоновы. Сотрудники ГПУ окружили дом и вызвали хозяйку. На вопрос: кто у вас есть, она ответила, что пришли двое: Степан и Матвей. Но тут из-за двери прозвучал выстрел. Началась перестрелка, которая продолжалась несколько часов. Темнело, и чтобы не дать Антоновым уйти, чекисты подожгли избу. Антоновы, выскочив через окно, отстреливаясь, побежали к лесу, но были убиты меткими выстрелами Ефима Ярцева. В последующем, 23 ноября 1922 г., в представлении ГПУ в Президиум ВЦИК о награждении Е.Ф. Ярцева орденом Красного Знамени, о нем было написано, как о человеке, «проявившем особую храбрость, хладнокровие» и то, что, будучи на главном посту, он выдержал ряд атак Антоновых и меткой стрельбой из карабина убил обоих[1090].

26 июня 1922 г. начальник Тамбовского ГПУ Мосолов сообщил Самсонову: «В дополнение к нашему № 1848 от 30 мая сообщаем, что после установления связи с Антоновыми, его братом Дмитрием и детального освещения его деятельности через осведомителя «Виктора» 24 июня в 22 ч. 20 мин. вечера и после двух часов перестрелки наших сотрудников с Антоновым и его братом последние нашими убиты и трупы доставлены Тамбов. 25/VI.22.». На этом сообщении Дзержинский написал резолюцию: «Сфотографировать убитых»[1091].

Следует иметь в виду, что Е.Ф. Муравьев и тысячи других чекистов и их помощников исполняли свои обязанности по идейным соображениям, а не за вознаграждение. Именно они сорвали подготовку переворотов в Тюмени, в районе Гусятина и Олевки и не допустили мятежа банд Ю.В. Тютюника, предотвратили выступление антисоветски настроенного амурского казачества.

В ноябре 1922 г. В.И. Ленин обратил внимание коммунистов на то, что государство 9/10 времени занято борьбой с буржуазией. «Пять лет мы держим власть, и притом в течение всех этих пяти лет мы находились в состоянии войны».[1092]) Речь шла и о борьбе на внутреннем фронте уже после окончания Гражданской войны.

Таким образом, было покончено с одним из самых тяжелых последствий Гражданской войны — мятежами, восстаниями и бандитизмом, как массовым явлением. Оставшиеся мелкие группы могли быть ликвидированы силами территориальных органов, поэтому приказом ГПУ от 18 апреля 1923 г. отделы КРО по борьбе с бандитизмом были упразднены.

Вклад чекистов был значителен. Лишь в 1921-первой половине 1922 г. войска ВЧК-ГПУ и части Красной Армии при участии работников особых отделов разгромили 75 крупных банд общей численностью более 55 тыс. человек. Это было бы невозможно без упрочения положения советской власти, новой политики по отношению к крестьянству, оказания реальной помощь ему семенами, сельскохозяйственными машинами, четко выраженного курса на установление законности и порядка, улучшения работы госаппарата и других мероприятий правительства.

Ряды противников советской власти таяли и после объявлений амнистий и обращений вчерашних предводителей восставших, захваченных и преданных суду. Они, или по убеждению, или надеясь на снисхождение власти, как правило, выступали с обращениями к повстанцам с призывами о прекращении борьбы. Так, генерал А.Н. Пепеляев писал своим сторонникам: «Мы считали, что Советская власть способна только разрушать, сейчас мы видели, что она стала на путь возрождения России. То, что я видел вокруг себя, убеждает меня в том, что незачем «спасать Россию» Я глубоко убежден, что «всякая борьба с советской властью сейчас будет борьбой с Россией… Я пишу это не из страха. Я — старый солдат, не раз смотрел в лицо смерти. Цель моего обращения — предупредить искренне любящий народ и родину, дабы они не очутились в таком трагическом положении, в какое попали мы»[1093].

И в последующем, на суде, он снова говорил: «Всеми силами души сожалею, что не понял революции. Искренне и сердечно раскаиваюсь в своих преступлениях против народа. Приговор приму как заслуженное, должное. Прошу у суда снисхождения, чтобы мог искупить свою тяжкую вину перед Советской Россией». Его с 20 сообщниками приговорили к расстрелу[1094].

С 1923 г. у политического руководства страны особое беспокойство вызывал Северный Кавказ. Его проблемы, чаще всего Чечни, были обсуждены в Политбюро ЦК РКП (б) 18 октября 1923 г., 24 января 1924 г., 1 октября 1925 г.[1095] В этом регионе были сосредоточены значительные армейские формирования и подразделения ГПУ.

Некоторые военные руководители полагали, что справиться с повстанчеством и бандитизмом на Северном Кавказе следует военной силой. Но видные работники ГПУ И.С. Уншлихт и Я.Х. Петерс считали, что «мы сейчас к такой войне не готовы и по политическим, и чисто военным соображениям. Сейчас следует принять меры для ограждения железных дорог и граждан от разбойничьих набегов чеченцев. Использовать для этой борьбы местные элементы, которые от упомянутых набегов страдают. В то же самое время подготовить планы и силы для более широкой операции»’[1096].

Летом 1923 г., когда по инициативе правящих кругов Англии вынашивались планы организации новой военной интервенции против Советской России, между Н. Гоцинским, А. Митаевым и К. Челокаевым было достигнута договоренность о совместном выступлении против советской власти, религиозные авторитеты призывали верующих готовиться к «газавату» против большевиков. Они располагали серьезной силой: только в Чечне насчитывалось в т. н. шариатских отрядах более 10 тысяч бойцов. Там велась усиленная подрывная работа турецких офицеров и агентов панисламизма. И чекисты начали готовиться к широкомасштабным операциям, которые были проведены ими в 1925 г.

Методы руководства Дзержинского борьбой с бандитизмом стали носить характер текущих распоряжений. 27 января 1923 г. он писал Благонравову о том, что в крупных железнодорожных узлах оперируют банды грабителей, специалисты своего дела — эстонские взломщики по прорезыванию крыш вагонов. Считая секретаря В.Н. Манцева Ф.Я. Мартынова специалистом по борьбе с такого рода хулиганства, он предложил привлечь его к борьбе с грабителями, дав ему широкие права, через высшие органы власти провести закон об административной высылке в Архангельский лагерь профессиональных грабителей — «Я уверен, что Мартынов с этой задачей справиться быстро к успешно»[1097] Мартынов на несколько месяцев поступил в подчинение Г.И.Благонравову и работал под его руководством[1098].

17 августа 1923 г. Дзержинский направил телеграмму в ОКТО ГПУ Нижнего Новгорода, РТО ГПУ Саратова, Астрахани, Самары и ее копию губотделам ГПУ эти городов: «Пристани Щербаковка ограблен бандитами пароход «Володарский». Уполнаркомпуть Ищенко опасается перерыва движения. Органам ГПУ принять все меры уничтожения корне бандитизма и донести принятых мерах»[1099].

На ежедневной информационной сводке ТО ГПУ за 1 и 2 декабря 1923 г. о нападении бандитов на поезда и ограблении пассажиров Дзержинский 6 декабря написал резолюцию: «т. Ягоде: «Бандиты должны быть срочно изловлены и уничтожены. Прошу передать это Евдокимову»[1100].

На следующий день, в связи с крушением скорого поезда на 139 версте Курской железной дороги, В.Л. Герсон предложил Ф.Э. Дзержинскому организовать на перегоне Шульгино-Лаптево хорошую разведку и опросить всех крестьян. Станцию Шульгино крестьяне прозвали «Жульино». За все время там не удалось задержать преступников и бывало так, что крестьяне чинили суд Линча. В этот же день Дзержинский_предложил Благонравову «воспользоваться этими весьма ценными сведениями и соорганизовать решительную экспедицию, которая могла бы завоевать симпатию и доверие честных крестьян и уничтожить бандитов.

Необходимо составить доклад во ВЦИК для испрошения широких полномочий.

Предварительная разведка необходима — может быть, можно использовать знакомую Герсона или получить от нее ту или другую помощь и указания. Например, с ее письмом поехать с дешевым товаром поторговать или вести переговори о торговле»[1101].

И все же по-прежнему частыми были нападения на поезда. Порою это вело к международным конфликтам. 21 декабря 1923 г. нарком иностранных дел Г.В. Чичерин сообщил В.Р. Менжинскому о нападении бандитов на поезд, в котором ехал из Москвы в Баку персидский курьер. У него был похищен дипломатический багаж. Поэтому Дзержинский 23 декабря просил Благонравова «наметить план действительных мер и доложить мне. Необходимо на это обратить сугубое внимание. Случаи, о которых пишет Чичерин, должны быть расследованы со всей энергией с тем, чтобы выловить бандитов»[1102].

В этот же день он обязал Герсона «следить за всеми нашими сводками и докладывать мне о всех проявлениях недовольства, бандитизма и т. п., а также об использовании нашей дискуссии белогвардейцами, меньшевиками и т. д. и их прессой»[1103].

27 декабря 1923 г. Дзержинский поручил Менжинскому составить в ЦК РКП (б) доклад «О положении с бандитизмом, нападениями на поезда, разборкой путей, уголовщиной, которые терроризируют население. Указать на полную беспомощность уголовного розыска, особенно в деревне, которая часто попадает в полный плен к хулиганам. Указать на формализм и либерализм наших судебных и прокурорских органов. Необходимо дать ОГПУ полномочия по борьбе с хулиганством и дать директиву обратить внимание на деревню. Надо присоединить заявление Чичерина или заручиться от него специальным освещением с международной точки зрения усилившегося бандитизма. Надо упомянуть о благодарности крестьян Мартынову и нашему (ТО ГПУ) станции Шульгино-Лаптево. Вопрос срочный. Евдокимов тоже привез богатый материал. У Балицкого тоже должен быть»[1104]. Начальник особой группы ОГПУ СССР Ф. Я. Мартынов, боровшийся с бандитизмом в Белоруссии, заслужил благодарность от жителей Минской губернии «за неустанные труды по охране Советской Белоруссии от наемных убийц и подлых поджигателей»[1105].

12 января 1924 г. после получения доклада Е.Г. Евдокимова о тревожном положении на Северном Кавказе Ф.Э. Дзержинский направил письмо в ЦК РКП (б), преложив принять срочные меры, в том числе: оздоровление аппарата власти, центральные органы которой оторвались от масс, низовые же проводят политику только в интересах некоторых племен и родов; оказание горскому населению необходимой материальной помощи в форме: предоставления кредитов, главным образом, натурой для организации общественных работ по ирригации, восстановлению путей сообщения и предприятий перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию и т. п., выработать методы борьбы с усиливающимся бандитизмом; организация самой решительной борьбы с развивающимся политическим бандитизмом, в частности, объявление линии СевероКавказской железной дороги на чрезвычайном положении. Он внес предложение «для выработки мер назначить комиссию в составе Ворошилова, Орджоникидзе, Сокольниикова, Лежавы, Хинчука, заместителя Ногина по текстильному синдикату т. Петерса от ОГПУ, от НКПС — меня под председательством т. Рудзутака»[1106].

Помимо этого Дзержинский предложил подчинить ОГПУ в оперативном отношении милицию и уголовный розыск.

30 января 1924 г. в отзыве на предложение Дзержинского Г.В. Чичерин писал: «По поводу обращения т. Дзержинского в Политбюро от 29 января за № 194/т, Коллегия НКИД считала бы возможным ввести предлагаемую т. Дзержинским систему предоставления особых полномочий ОГПУ для борьбы с бандитизмом в указанной им форме лишь в тех районах, где фактически свирепствует бандитизм, точно указав их пределы. Предоставление ОГПУ права внесудебного разрешения дел, по мнению коллегии НКИД, возможно только для бандитов, захваченных с оружием в руках. Дальнейшее расширение права ОГПУ на внесудебное разрешение дел коллегия НКИД считала бы опасным»[1107].

Против предложения Дзержинского о расширении внесудебных полномочий ОГПУ 1 февраля 1923 г. выступил Н.В.Крыленко, считая, что это предложение «ведет на деле к внесудебной расправе со всеми, в отношении коих «по агентурным данным» имеется подозрение в том, что они причастны к бандитской шайке, наводчики бандитов, укрыватели, пособники и т. д. Он обратил внимание на то, что за последнее время ОГПУ усвоил себе практику расширять свою подсудность путем обращения к Президиуму ЦИКа за разрешением рассмотреть то или иное дело во внесудебном порядке, причем сначала рассматривает дело и выносит приговор, а потом просит ВЦИК утвердить этот приговор, — становится совершенно ясным, что и в пределах действующего законодательства и практики ГПУ имеет достаточный простор и достаточно возможностей для принятия экстренных мероприятий по борьбе с бандитизмом».

Крыленко сообщил, что «за десять месяцев прошедшего года приговорено к расстрелу судами — 971, трибуналами — 296, а всего 1267 человек, причем за разбой и участие в бандах 721 человек или 57 %. Приговор утвержден в отношении 497 человек или 39 % к общему числу.

За то же время ГПУ осужден 121 человек, из них за разбой и бандитизм 16 человек. Общее число осужденных, в отношении коих приговор приведен в исполнение, равняется 604 человека, что дает в среднем по два человека в сутки. Этот процент не может считаться низким, и, наоборот, должен быть признан чрезмерно высоким. Если же приводились в исполнение все приговоры, то он увеличился бы в два раза и достигал бы 4-х человек в сутки».

Он также не согласился с мнением Дзержинского о причинах роста бандитизма в виде формализма и волокиты судов: «Все дела о бандитизме, как общее правило, ведутся ГПУ, и в суд дело поступает после того, как его промаринуют в ГПУ. Дела слушаются обыкновенно либо в военных трибуналах, либо в уголовных отделениях губсудов, где они уже не лежат потом, что по этим делам следствие всегда сравнительно просто и не требует никаких особых дополнительных действий»[1108].

По предложению Дзержинского Политбюро ЦК РКП(б) обязало НКЮст разослать циркуляры о том, чтобы ни одно дело не задерживалось в судах более трех месяцев, причем губпрокуратура и губсуды обязаны представлять двухнедельную отчетность о количестве пропускаемых дел. Что же касается предложения об оперативном подчинении ОГПУ милиции и уголовного розыска и о внесудебных репрессиях к участникам бандитизма, они были рассмотрены на заседании Политбюро ЦК РКП (б) 14 февраля 1924 г., которое в целях более тесного взаимодействия силовых структур приняло специальное постановление «О борьбе с бандитизмом». Выступили Ф.Э. Дзержинский, Н.В. Крыленко, Г.В. Чичерин и А.Г. Белобородов. Постановили: «Признать необходимым усиление борьбы, как в городе, так и в деревне, возложив руководство ею на ОГПУ и его местные органы, подчинив ему в оперативном отношении органы уголовного розыска и милиции и признав необходимым соответственно временное расширение прав ОГПУ в области внесудебной репрессий, а также представить Президиуму ЦИКа СССР соответствующий конкретный план расширения прав ОГПУ на внесудебные репрессии и освобождения крестьянского населения от бандитов, с тем, чтобы в этом плане были указаны районы, сроки и методы борьбы»[1109].

После того, как ЦИК СССР 9 мая 1924 г. возложил на органы ОГПУ борьбу с бандитизмом во всесоюзном масштабе, Коллегия ОГПУ в июне 1924 г. нацелила местные чекистские органы опираться на помощь населения, улучшить агентурную и оперативную работу с использованием сил уголовного розыска и милиции. Поэтому ПП ОГПУ внесли некоторые уточнения в направления работы чекистов с учетом обстановки своих районов. Так, внимательное агентурное наблюдение за каждым шагом украинской эмиграции позволяло чекистам пресечь ее усилия по подготовке восстания на территории западных областей Советского Союза. Но решающее значение в этом регионе все же имела позиция Польши и других правительств Европы, не готовых еще пойти на широкомасштабные военные действия против СССР. Они постоянно помогали националистическим и другим антисоветски настроенным группировкам, как бы держали их «в запасе» до определенного времени.

Вспышки бандитизма были характерны для 1924–1925 гг. 26 декабря 1924 г в ТО ОГПУ сообщили из Полторацка о появлении банды в 40 верстах от полотна железной дороги в Каршинской волости численностью в 1200 человек, бандиты грабили население, уничтожали небольшие советские отряды власти. Дзержинский писал Ягоде: «Что это за такая банда? Это настоящий фронт. Надо обратить внимание на скорейшее уничтожение этой банды. Сообщите мне, что это за банды и какую опасность они представляют. Пришлите мне и карту, чтобы я мог ориентироваться, где это происходит. На границе с Персией? Так ли?»[1110].

В 1924 г. совместными усилиями армии и органов ОГПУ было подавлено восстание амурского казачества в пограничной полосе Буссе Черняево. В Украине разгромлены банды А.А. Гулого-Гуленко, Палия-Сидорянского и Ю.В. Тютюника, «Волынская повстанческая армия» и др.

По данным ОГПУ, в 1924 г. в борьбе с бандитами было захвачено в бою 27 пулеметов, 799 револьверов, 2576 обрезов, 89 гранат; добровольно сданы: 1 пулемет, 84 револьвера, 272 винтовок и обрезов, 2 гранты, «выкачено» — 6 пулеметов, 893 револьтвера, 29977+483 винтовок и обрезов, 102 гранаты; убито 205 главарей, 2132 рядовых, 3232 добровольно сдались, ранено 36 главарей, 1312 рядовых, захвачено в плен 229 главарей, 10 633 рядовых; добровольно сдались 211 главарей, 2361 рядовой[1111].

Бандитизм постепенно уходил из жизни советских людей, но все же значительная часть сельского населения проявляла недовольство мероприятиями власти. И после подавления мятежей и восстаний положение в деревне осталось крайне сложным. Очаги сопротивления политике советской власти возникали то в одном, то в другом месте. Зачастую крестьяне объединялись с другими недовольными или поддерживали их, независимо от партийной принадлежности или политической платформы. Один из руководителей военной контрразведки Р.А. Пиляр, выступая на 2 Всесоюзном съезде сотрудников особых отделов, отмечал, что крестьяне возмущены репрессиями в связи с проведением налоговой кампании, ложащиеся тяжелым бременем на бедняцкие семьи. Эти репрессии превратились в уродливые явления. Например, в Саратовской губернии было арестовано около 250 тыс. человек за невзнос налогов, в Симбирский — 10 тыс. человек». У крестьян, не уплативших налог, отбирались скот, остатки зерна и др. продукты крестьянского производства, что, если не разоряло, то во всяком случае ослабляло хозяйство. Причем сплошь и рядом, вследствие неналажености соответствующих аппаратов, отобранное крестьянское добро, тут же на глазах крестьян портилось и его приходилось выбрасывать.

1925 г. стал годом окончательной ликвидации повстанчества и бандитизма не территории Советского Союза. Лишь в ряде районов Средней Азии остались басмаческие банды.

В этом году основное внимание было обращено на Северный Кавказ. Дзержинский считал, что в решении северокавказских проблем следует наряду с мерами по линии ОГПУ принять меры экономические. 17 января 1925 г. он писал С.К. Орджоникидзе: «…Необходимо, по-моему, создать совещание для выработки и проведения мер, которые бы кавказские народы связали бы экономически с нами тесным образом так, чтобы для всего населения была очевидной польза в принадлежности к Союзу ССР. Такое совещание, если создавать, то самое лучшее при ВСНХ под моим председательством. Как Вы смотрите на это? Не стоит ли нам — цекистам Сев. Кавказа и Закавказья собраться со мной и обсудить для внесения предложения в ЦК. Я уверен, что Англия бросит большие миллионы, чтобы оторвать от нас Закавказье, подняв хотя бы бутафорское восстание для вмешательства и чтобы натравить Турцию»[1112].

По чекистской линии началась операция, которая готовилась с 1924 г. — установление строго контроля за наличием оружия у населения. Чекисты во взаимодействии с частями Красной Армии, выполняя решение ЦИК СССР, только в Чечне с 25 августа по 11 сентября 1925 г. изъяли 25 299 винтовок, 4319 револьверов, арестовали 39 главарей, том числе Н. Гоцинского, А. Шамилева, Каим Ходжу и др., и 270 рядовых бандитов[1113]. С 18 сентября по 6 октября были разоружены Ингушетия и Осетия. При этом изъято 19 559 винтовок, 3229 револьверов, 45 656 патронов, арестован 51 бандит. В отличие от других районов Северного Кавказа население Балкаро-Кабардинской и Карачаево-Черкесской областей саморазоружилось с 18 по 30 октября, сдав при этом 12 631 винтовок и 2924 револьверов. К 7 сентября 1926 г. в Дагестане было изъято и добровольно сдано 38 201 винтовка, 19 589 револьверов, 12 пулеметов и 561 граната. Арестовано 1867 человек, через центральную оперативную группу прошло 349 арестованных, внесудебной тройкой рассмотрено 139 обвиняемых, 7 из них приговорено к высшей мере наказания (расстрелу), 41 — к 3-м годам концлагеря, 3 — к 3-м годам высылки в Сибирь. К концу операции освобождено — 1518 человек[1114].

При проведении операции не обошлось и без эксцессов. Например, в ряде районов Дагестана стало нормой введение войск в аулы, поголовные обыски, многочисленные аресты, принуждение населения к клятве на Коране, что у него нет оружия, угрозы расстрела. Военный нажим не дал никаких существенных результатов, но озлобил население и вызвал в нем потерю симпатий к власти, породил разговоры о «русском сапоге», о власти «Ивана». На требование властей о сдаче оружия оно отвечало: вам нужно оружие, мы отдаем его, но вместо оружия пришлите нам кирки, лопаты для проведения дорог, оросительных каналов, дайте нам работу; вы отбираете оружие, но теперь вы сами должны будете охранять нас от воров, конокрадов и бандитов»[1115].

Дзержинский всегда выступал за применение крайних мер борьбы с бандитами. Одним из последних его документов была резолюция на сводке ДТО Юго-Западной железной дороги за 15 июля 1926 г. о том, что была раскрыта и задержана организованная банда из 7 человек во главе с атаманом А. Ткачуком. Резолюция председателя ОГПУ была однозначной: «Надо их расстреливать беспощадно»[1116].

Следовательно, можно было с полной уверенностью утверждать, что к середине 1920-х гг. были погашены тлевшие очаги контрреволюции, мятежи, ликвидирован политический бандитизм в Западной и Восточной Сибири, в Тамбовской и Саратовской губерниях, на Северном Кавказе и в Украине.

К более «мягкой» политике органы безопасности под руководством Дзержинского перешли в большей мере после 1922 г. Время и опыт показали, что только репрессивными мерами, рассчитанными на уничтожение противника и запугивание населения, невозможно было подавить повстанческое движение и бандитизм. Поэтому парткомы РКП (б) и местные советы их проводили в сочетании с другими, каковыми были: продуманная агитационнопропагандистская работа партийных и советских органов при активном участии чекистов, создание благоприятных условий для «разоружения» банд и повстанцев (недели явки, амнистии) и др.

К тому же надо учитывать и настроение населения. Автор книги о сибирском восстании, мой односельчанин, Константин Лагунов пишет о том, что сибиряки очень быстро «разочаровались в созданной в ходе восстания власти, и народ «не только спешил покинуть повстанческие полки, но и помогал Красной Армии поскорее затушить пламя восстания»[1117].

И прав был Б.В. Савинков, когда писал: «Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры, и «савинковцы», и грузинские меньшевики, и Махно, и Григорьев, и даже кронштадтцы не были поддержаны русским народом, и именно между всеми разновидностями бело-зеленого движения, с одной стороны, и Советской властью — с другой, русский народ выбирает Советскую власть»[1118].

Борьба с повстанцами, мятежниками и бандитами свидетельствовала о том, что деятельность чекистских и военных органов носила подчиненный характер по отношению к мероприятиям общеполитического и экономического характера и достигала успеха лишь при активной поддержке народа.

Работа всех звеньев аппарата ОГПУ в центре и на местах позволила бы и в последующие годы бы сохранить status cwo не только в деревне, но и в городе. Но это при условии спокойного развития страны, без революционных взрывов и новых «коренных преобразований», чем явилась насильственная коллективизация. О каких-то продуманных, всесторонне обоснованных мероприятиях властей, в том числе и ее представителей, сотрудников ОГПУ не могло быть и речи. Политическому руководству важно было в течение двух-трех лет уничтожить кулаков и «подкулачников» повернуть деревню на путь социалистического развития. Ведомство государственной безопасности, претворяя в жизнь политику большевистской партии, начало вести борьбу с новыми врагами советской власти (к ним были отнесены не только кулаки, но и «подкулачники», фактически все, недовольные политикой в деревне) на пути радикального поворота крестьянства. Массовое сопротивление значительной части населения означало наступление новой фазы борьбы, потребовавшей коренной перестройки работы органов ОГПУ.