Глава 7 Пути Господни неисповедимы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

Пути Господни неисповедимы

В 1946 году генерал-майор Маргелов был зачислен в Высшую Военную академию имени К. Е. Ворошилова. Как раз в этом году академия под руководством Героя Советского Союза генерала армии М. В. Захарова перешла на двухгодичный срок обучения.

Безусловно, на момент поступления Василий Филиппович имел богатейший боевой опыт. И вот теперь ему было необходимо получить соответствующие знания и освоить сложнейшие науки высшего военного искусства.

То, что ему предстояло знать по окончании академии Генерального штаба, оговаривалось в приказе самого И. Сталина: «…хорошо знать основы боя корпуса, технику и тактику родов войск и уметь организовывать взаимодействие всех сил и средств корпуса в бою;

…изучить организацию и проведение армейской операции, уметь применять в ней артиллерийские, танковые, авиационные соединения и материально обеспечивать операцию;

…изучить решающие операции Великой Отечественной войны, этапы развития военного искусства;

…знать организацию, тактику и оперативное искусство иностранных армий;

…знать основы оперативной подготовки приграничного округа к войне и основы отмобилизирования военных округов;

…совершенствовать знания одного из иностранных языков…».

Сама академия первоначально располагалась на Кропоткинской улице города Москвы, где слушатели получали исключительно знания. А вот временным пристанищем для них стали Чернышевские казармы, со своими длинными коридорами и тесными, разделёнными фанерными перегородками каморками. Словом, так учились и жили будущие советские военачальники после войны… Учились, как и заведено, по группам численностью всего в 12 человек.

Учился Маргелов так же энергично и упорно, как всегда воевал и командовал. В этом даже и нет никакой тени сомнения. Вдумчиво, вкрадчиво, упорно он постигал все академические науки и темы по курсу. Ежедневно и много он работал над расширением своих знаний. При этом Василий Филиппович не мог не произвести впечатления на своих преподавателей. Например, он образцово отрабатывал все штабные документы, отлично владея графикой и отличаясь хорошим ведением рабочей карты. Хорошо разбирался в оперативной обстановке, проводил оперативные расчёты и делал правильные выводы.

Принятые им решения всегда отличались обоснованностью и решительностью при проведении их в жизнь.

Но свой суровый маргеловский характер ему пришлось проявить и на экзаменах. На защите дипломной работы Василий Филиппович поспорил со старым генералом-профессором («никогда не нюхавшим пороха») — «чья дивизия сильнее — наша или американская?» Генерал-майор Маргелов утверждал, что наша сильнее, а вот старый генерал сильнейшей называл дивизию супостата. В результате за спор со старшим оценка была снижена на один бал…

Как вспоминают его сыновья, «экзамены по оперативному искусству и военной истории (то есть по основным предметам) сданы им на «отлично», а вот на государственных экзаменах получил оценку «хорошо».

«Тов. Маргелов, дисциплинированный, волевой, решительный и в строевом отношении хорошо подготовленный генерал. Обладает усидчивостью и напористостью в работе. Здоров. Политически и морально устойчив. Скромный в быту и хороший товарищ…

Вывод: «Достоин занятия должностей командира стр. дивизии или зам. начальника штаба армии», — подчёркнуто в выпускной аттестации Василия Филипповича.

Известно, что в феврале 1948 года его вызвали на приём к Министру Вооружённых Сил.

Б. Костин утверждает в своей книге, что Булганин Н. А., а именно он был Министром, уговаривал боевого генерала согласиться с назначением в ВДВ на дивизию. Впрочем, его сыновья также утверждают: «Предварительно Василий Филиппович в беседе с представителем Главного Управления кадров уже высказал своё пожелание продолжить службу в Вооружённых Силах и не где-нибудь, а именно в Воздушно-десантных войсках — уж очень ему запали в душу боевые гвардейцы-десантники, сражавшиеся бок о бок с его гвардейцами 49-й дивизии в Венгрии и в Австрии в 1944–1945 годах. Слушатели академии на занятиях и во время самостоятельной подготовки часто спорили о формах и способах ведения современных войн и войн ближайшего будущего. Активное участие принимал в этих спорах и генерал Маргелов».

«Со слов отца, одновременно с ним H.A. Булганин пригласил ещё одного генерала, тоже Героя Советского Союза… Рассказал генералам о Воздушно-десантных войсках, об их славном боевом прошлом, о том, что партия и правительство приняли решение развивать этот сравнительно молодой род войск.

«Мы верим в них, — подытожил свою речь Николай Александрович, — и считаем необходимым укрепить их боевыми генералами, отличившимися в годы Великой Отечественной войны. Как ваше мнение, товарищи?».

Тот, второй генерал, начал жаловаться на раны, полученные на фронте, сказал, что, мол, врачи-де не рекомендовали ему совершать парашютные прыжки. В общем, отказался от предложения министра.

Генерал Маргелов, имевший множество ранений за три войны, в том числе и тяжёлые, да ещё в ноги, задал в ответ единственный вопрос:

— Когда можно отправиться в войска?

— Сегодня же, — ответил H.A. Булганин и крепко пожал ему руку».

Следующей была беседа с самим командующим ВДВ генерал-лейтенантом А. Ф. Казанкиным. Как раз в штабе ВДВ, который тогда размещался напротив Петровского дворца на Ленинградском шоссе в барачного типа здании, служил полковник И. И. Лисов, однокашник по Белорусской военной школе. Он-то и заглянул в этот день в приёмную командующего.

«…B затемнённом углу сидел Василий Маргелов, — вспомнит он в девяностые. — Я его сразу узнал, хотя прошло много лет. Вид у него был далеко не бодрый.

Я подошёл к нему со стороны, глянул на генеральские погоны и Геройскую Звезду и, чуть оробев, подумал — как ему представиться. И решил:

— Товарищ старшина! Помощник командира второго пулемётного взвода Иван Лисов — он же начальник оперативного отдела штаба Воздушно-десантных войск! Здравия желаю!

Он удивлённо поднял голову, узнал меня сразу, обхватил за плечи, и мы крепко при всех расцеловались!

— Ваня, дорогой ты мой, наконец встретились! Давно ты здесь? Что делаешь?

— Да нет, Вася, всего год. А ты к нам на работу? Выйдем в коридор, там свободнее.

Когда мы оказались один на один, он спросил:

— Что это у вас за войска: лётчики не лётчики, пехота не пехота? Может, пока не поздно, сослаться на слабость здоровья и рвануть к своим сухопутчикам? Этот номер у меня вполне пройдёт, ведь много ранений имею, да и жена Анка — капитан медицинской службы, такую болезнь придумает, что ни к небу, ни к воде меня близко не допустят, — улыбаясь, разглядывал меня Маргелов.

Я пригласил его в свою рабочую комнату поговорить «про жизнь десантную».

— Напрасно, дорогой мой Маргелыч, расстраиваешься, я ведь хорошо тебя знаю по нашей курсантской жизни как сильного, волевого человека, инициативного, да ещё с партизанским характером. Наши войска для тебя или ты для них — находка! Поверь мне и не сомневайся.

— Однако, Ваня, у вас тут все «сигают» с неба. А для меня легче три раза в атаку сходить, чем с парашютом прыгнуть. Не по мне ваш «цирк».

— Ну зачем так говоришь — никто из нас ни парашютистом, ни десантником не рождался, а вот побороли страх, не только привыкли, но и полюбили своё дело. Да и я всегда рядом буду — независимо, чем тебе командовать придётся — не подведу! Соглашайся, Василий Филиппович! А если невмоготу будет, капитан медицинской службы тебя всегда сможет из-под купола парашюта вывести и в пехоту списать.

— Не слышал ли ты, Иван Иванович, куда и что мне могут предложить? — спросил Маргелов. — Надоело по углам да землянкам скитаться, ведь семья прочную базу требует.

— Не знаю, что конкретно тебе предложат, но сейчас для генерала твоего ранга есть должность командира дивизии и заместителя начальника штаба войск.

— Ты за кого меня принимаешь? — ощетинился он. — Я строевой офицер! Мне штаб противопоказан. Я был в своё время начальником штаба дивизии и понял: штабная служба не моё призвание, писать не люблю! Всю войну прошёл вместе с людьми, а тут воюй с бумагами. Не пойдёт!

— Пожалуй, ты прав. Штабная работа тебя не увлечёт, хотя в твоём академическом дипломе армейская профессия определена как командно-штабная. […].

Я дождался возвращения Маргелова после беседы с Казанкиным. Вошёл он ко мне с просветлённым лицом и с ходу доложил:

— Можешь поздравить — уговорил старик и назначил командиром 76-й гвардейской Черниговской Краснознамённой воздушно-десантной дивизии».

Весьма интересно узнать, что свой отпуск после окончания академии генерал Маргелов использовал чрезвычайно своеобразно. Он принялся искать всю имеющуюся литературу про воздушно-десантные войска. И здесь ему можно было только посочувствовать. Какие-то труды и издания 30-х годов были давно преданы забвению. Какие-то брошюрки дать абсолютно ничего не могли. Но что-то Василию Филипповичу найти всё же удалось. Например, «Руководство по применению воздушно-десантных войск» и другое.

76-я дивизия только в начале 46-го года передислоцировалась из Германии в Советский Союз. В этом же году она была преобразована и в воздушно-десантную. Тогда же началось всеобщее овладение парашютно-десантной подготовкой.

Весной 47-го дивизия окончательно разместилась в Пскове, а проще говоря, в самой что ни на есть российской глубинке. В тяжёлое послевоенное время им приходилось терпеть неустроенный быт, отсутствие необходимого продовольствия, талонную систему и извечные очереди. Новые подчинённые Василия Филипповича проживали в бараках, а иногда и в армейских палатках. Комдиву повезло больше: он устроился в одной из комнат клуба дивизии.

«Трудное это было время: везде были следы недавно закончившейся войны, особенно страдало обустройство войск и жильё офицерского состава… — свидетельствует П. Ф. Павленко, начальник штаба 76-й вдд. — Материально-техническая база боевой подготовки фактически была на нуле. К тому же прежний комдив крайне мало занимался делом и отличался нерешительностью, пассивностью… Учёба в дивизии шла кое-как, организованность и дисциплина оставляли желать лучшего. Некоторые командиры частей и офицеры штаба дивизии увлекались личными делами, даже завели коров и свиней. Дивизия была одной из отстающих в ВДВ. Картина была удручающая».

К этому стоит прибавить травматизм и гибель солдат и офицеров в ВДВ.

Например, поступивший на снабжение в ВДВ парашют ПД-47, сшитый из паркалевого полотна, имел квадратную форму с усечёнными углами. Весил он все 16 килограммов, а площадь купола парашюта равнялась 71,8 квадратного метра. Для управления таким парашютом требовалась немалая сила, да и приземление со скоростью в 7 метров в секунду не обещало ничего хорошего от удара о землю. Десантники частенько приносили в жертву свои ноги.

Статистика 1948 года говорит о том, что тогда было совершено 67 325 прыжков при 12 отказах, которые закончились гибелью, а сотни человек получили травмы.

В общем, плелась в хвосте дивизия на тот момент, когда он её принял.

А начал комдив, по сути, со своего первого прыжка, не считая знакомства с дивизией и наведения элементарного порядка.

— Первый прыжок с парашютом — это большое и ответственное событие в жизни каждого человека, — говорил Василий Филиппович. — Совершить прыжок с летательного аппарата — это значит проявить смелость, мужество, волю. Как человеку, прошедшему три войны, этого мне ни у кого не занимать. Но так как я добровольно вызвался быть десантником, то понимаю всю серьёзность своего отношения к первому прыжку. Первый прыжок — это рождение парашютиста-десантника. И я готов сделать первый шаг в небо!

Офицер сказал — офицер сделал! Вскоре надели и подогнали парашют на комдива. А готовились к прыжкам вместе с ним ещё двое: старшина Н. Михалёв и полковник А. И. Зигаев. Начальник парашютно-десантной службы лично проверил правильность подгонки парашютов, затем определил очерёдность отделения от летательного аппарата, что называется по весу, и все направились к аэростату, в корзине которого разместились.

Маргелов прыгал вторым. На высоте 400 метров прозвучала долгожданная команда, и Василий Филиппович благополучно отделился и завис в воздухе под раскрытым куполом своего парашюта. Однако приземлился неудачно, повредив свою раненую ногу. В медсанбате ему наложили гипс и, как в далёком 41-м, выдали костыли…

Пройдут годы и, как всегда, с долей юмора Василий Филиппович скажет очередному корреспонденту:

— До сорока лет я смутно представлял, что такое парашют, мне и во сне прыжки не снились. Получилось это само по себе, а точнее, как положено в армии, по приказу…

Я человек военный, если нужно, готов хоть к чёрту в зубы. Вот так и пришлось, уже будучи генералом, совершить первый в жизни прыжок с парашютом. Впечатление, скажу вам, ни с чем не сравнимое. Над тобой открывается купол, ты паришь в воздухе как птица, — ей-богу, петь хочется. Я и запел. И тут же решил прыгнуть ещё раз. Но на одних восторгах далеко не уедешь. Заспешил, за землёй не следил, в итоге пришлось недели две ходить с перевязанной ногой. Получил урок. Парашютное дело — не романтика, но и огромный труд и безукоризненная дисциплина…

В парашютной книжке генерала Маргелова первый прыжок будет записан как совершённый 3 июня 1949 года. Но эта дата не соответствует действительности ввиду заполнения документа задним числом…

Тем не менее «символ человека, поборовшего врождённое чувство страха перед высотой и совершившего прыжок с парашютом, — знак парашютиста-десантника — Василий Филиппович не снимал со своего генеральского кителя никогда, всегда носил его с гордостью», — напишут его сыновья.

А тем временем в маргеловской дивизии вовсю шла и боевая работа, и работа по обустройству личного состава…

— Многие из вас и ваших офицеров обросли мхом, живут по принципу «моя хата с краю», не болеют за дивизию, — простонародно говорил комдив на совещании. — А некоторые от безделья страдают «японской болезнью» — «хоцу ецця»…

«Жизнь дивизии вскоре забила ключём, — вспоминает генерал П. Ф. Павленко. — Работали офицеры дивизии, не считаясь со временем. Новый комдив был настоящим «задающим генератором». Везде он успевал в течение дня побывать лично и увидеть, что и как делается, как командиры частей выполняют его указания и руководят учёбой.

Ещё до рассвета — на аэродроме, где готовятся десантники к прыжкам, затем — на площадке приземления, на стрельбище, тактических учебных полях.

Не прошло и месяца, как все солдаты, не говоря уж об офицерах, хорошо знали в лицо своего командира дивизии и говорили о нём с гордостью».

Кроме всего прочего, в Маргелове раскрылся дар архитектора. Об этом в своей книге пишет Б. Костин: «Конечно, в полном смысле листы, на которых был изображён дивизионный городок, на проектный шедевр не тянули, но идея была проста и, самое главное, жизнеспособна. Казармы полков — в одну линию, в другую — дома командного состава, на каждую часть — строевой плац, парашютно-десантный комплекс, столовая, полигон».

Серьёзное внимание уделялось и солдатскому здоровью: «Пустые кровати в полковых медицинских пунктах — признак командирской заботы. Хромающий солдат с мозолями или потёртостями на ногах — основательный повод для разговора с младшими командирами».

Возникла мысль и о возрождении полковой школы: «Маргелов, имевший за плечами значительный педагогический опыт, положил его в основу создания дивизионной школы по подготовке младших командиров».

А ещё Маргелов проявил себя на Военном совете Воздушно-десантных войск перед началом нового учебного года. Его выступление оказалось, как всегда, наиболее конкретным и деловитым: «— В 1948 году в дивизии было много чрезвычайных происшествий. Причина — низкая дисциплина, в том числе и командирская, исполнительская. Основные ошибки — слабая воспитательная работа с личным составом. Командование дивизии разработало план, и я, как командир, от него не отступлю, недостатки и упущения будут устранены.

Мои соображения по огневой подготовке Воздушно-десантных войск. Решая схожие задачи, что и стрелковые войска, ВДВ имеют значительно меньше артиллерийских и миномётных средств. Предлагаю в программу по огневой подготовке включать только такие упражнения, которые необходимы для Воздушно-десантных войск, а если необходимо, то ввести новые, например стрельбу с воздуха по наземным целям. Если Военный совет мне разрешит, то к осенней проверке я подготовлю две роты…

Карабины, находящиеся на вооружении, — военного выпуска и требуют замены на автоматическое оружие.

Предлагаю ввести в воздушно-десантные дивизии разведывательный батальон, а в парашютно-десантных полках — разведроту.

В воздушно-десантной дивизии есть своя рота связи. Считаю, что эта рота со своими задачами в бою не справится.

Предлагаю ввести в штат воздушно-десантной дивизии батальон в составе: радиороты, телефонно-кабельной учебной роты.

Считаю необходимым лыжную подготовку в Воздушно-десантных войсках ввести как обязательную и снабдить войска доброкачественными лыжами.

Считаю совершенно необходимым ввести в программу групп командиров дивизий вопросы общевойсковой подготовки… такие, как ввод в бой механизированных армий, наступление стрелковой дивизии и корпуса с целью прорыва фронта противника.

Считаю совершенно необходимым ввести в состав воздушно-десантной дивизии третий полк, так как такая система оправдала себя на протяжении ряда войн.

Констатирую. Наши воздушно-десантные дивизии укомплектованы так, что примерно 30 процентов негодны к службе в ВДВ. Считаю такое положение неприемлемым. Вся дивизия до одного человека должна прыгать с парашютами.

Хочу передать Военному совету просьбу солдат и офицеров и лично мою просьбу о пересмотре формы одежды воздушно-десантных войск. Я предлагаю ввести авиационную форму, так как она является традиционной».

Такое вот выступление комдива, цитируемое в виде тезисов Б. Костиным, даже по сегодняшним меркам выглядит смелым. Василий Филиппович действительно был необычным генералом и командиром. Про таких говорят: офицер до мозга костей! Не иначе…

Буквально это подчёркивает и очередная аттестация на командира 76-й ВДД: «С командованием дивизией справляется успешно. Большую заботу генерал Маргелов проявил в деле создания и улучшения материальной базы, боевой и политической подготовки и установлении культуры в быту солдат и офицеров. Парашютные городки дивизии, учебные классы по всем специальностям, стрельбище являются лучшими в корпусе и не раз ставились в пример другим. Столовые, склады, автопарки приведены в хорошее культурное состояние. Большую заботу генерал Маргелов проявил в создании благоприятных условий, боевой и политической подготовки учебных подразделений дивизии; подготовка их и быт — хорошие. Командирской подготовкой генерал Маргелов занимается успешно, не перекладывая её на других лиц. Свой штаб готовит умело; штаб дивизии, несмотря на явное несоответствие занимаемой должности НШ дивизии, генералом Марковым сколочен и подготовлен вполне удовлетворительно.

Программа парашютной подготовки дивизией как в 1948, так и в 1949 г. выполнена полностью. За 1949 г. дивизией совершено 39 855 прыжков с аэростата и самолётов.

При совершении прыжков в 1948 году катастроф в дивизии не было; в 1949 году произошла 1 катастрофа, в которой погиб 1 человек; тяжёлых травм от прыжков в 1949 году было 17. В текущем году под руководством и при участии генерала Маргелова были проведены тактические учения с фактической выброской и высадкой рот, батальонов и полков, штабные учения штабов дивизий и полков. Все учения организовывались лично генералом Маргеловым и проведены поучительно. При проведении занятий с офицерами на учениях с войсками генерал Маргелов успешно применяет опыт Отечественной войны и богатый личный опыт действий в тылу противника и знания, полученные в Академии.

Вступив в командование ВД дивизией, генерал Маргелов быстро, энергично, умело изучил ВД подготовку войск, штабов и офицеров. Лично совершил три прыжка, хотя по имеющимся последствиям ранения на войне прыгать не должен».

После такой аттестации в декабре 1949 года командующему воздушно-десантной армией ничего не оставалось делать, как только заключить: «К осени 1950 года… может быть выдвинут на должность командира воздушно-десантного корпуса» и поставить свою подпись.

Так генерал-майор В. Ф. Маргелов был зачислен кандидатом на должность командира воздушно-десантного корпуса. Последнюю подпись поставил председатель высшей аттестационной комиссии маршал Советского Союза А. М. Василевский.

Но случилось это намного раньше установленного наверху срока — 15 апреля 1950 года.

37-й гвардейский воздушно-десантный корпус на тот момент находился в Приамурье. Время всё ещё было послевоенное, а значит, всё те же трудности: обустройство на пустом месте. Строили же, как правило, силами частей корпуса в суровых условиях амурских морозов. А людей нужно было не просто разместить, но и укрыть, а ещё и обогреть. При этом не снимались задачи и с боевой подготовки. Парашютные прыжки, тактические учения, стрельбы, освоение техники — осталось всё.

Кроме того, корпус оперативно подчинялся командующему 1-й Отдельной Краснознамённой армией, что только удваивало все возникшие проблемы разом. Ибо генерал-полковник Д. Д. Лелюшенко слыл военачальником специфическим: властным и деспотичным. Нередко решения принимал непродуманно, практически эмоционально, а служебные совещания превращал в издевательские экзамены по знанию уставов и технических характеристик бронетехники.

Оно и понятно, Дмитрий Данилович Лелюшенко был дважды Героем Советского Союза, с 1918-го до 1933-го служил исключительно в кавалерии, в том числе в 1-й Конной армии Будённого. Затем стал танковым командиром. В годы войны командовал армиями, в том числе и гвардейской танковой. Словом, власти ему было не занимать.

Вот и получалось, что комкор Маргелов буквально разрывался на части, выполняя не только свои прямые обязанности, но и проявляя удивительное дипломатическое искусство с целью ослабления напряжённой обстановки, исходящей от армейского руководства.

Жил Василий Филиппович скромно и здесь, занимая половину одноэтажного барачного типа строения напротив штаба корпуса. Всё отличие комкора заключалось в двухметровом дощатом заборе, которым оно было обнесено.

Кабинет генерала также не отличался изысканностью: «Кабинет полуосвещён, горит настольная лампа и одна лампочка под потолком. В довольно просторном кабинете два канцелярских стола, поставленных Т-образно, десятка полтора простых стульев по стенкам. В углу металлический сейф, на нём два шлакоблочных кирпича, по видимому, строительные образцы. Портрет Сталина в рамке. Скромное убранство кабинета говорило о том, что хозяин его не очень-то долго засиживается здесь и равнодушен к излишним украшательствам».

Именно таким увидел кабинет Маргелова Алексей Васильевич Кукушкин, назначенный после окончания Военной академии им. Фрунзе в штаб 37-го корпуса.

А вот перед ним и сам хозяин кабинета: «Посреди кабинета стоял генерал в гимнастёрке со звездой Героя, синих шароварах с лампасами и унтах. Стройная, ладная атлетическая фигура, подпоясанная генеральским ремнём без портупеи. Приятное, если не сказать красивое, лицо славянского типа несколько портил шрам на щеке. Твёрдо сжатые губы и характерные складки указывали на решительный характер и волю».

Алексей Васильевич честно признаётся: «он мне понравился».

«Я чётко доложил, что прибыл для прохождения службы в штаб корпуса.

— Ты, академик, по-честному скажи мне — с желанием прибыл к нам или нет? — хриплым голосом спросил комкор.

— По правде, товарищ генерал, без всякого желания!

— Григорий Павлович, — обратился он к подполковнику в авиационной форме, сидевшему у приставного стола (позднее я узнал, что это был начальник ПДС корпуса Паньков Григорий Павлович), — ты посмотри на него! Ещё и гвоздя не забил, а тоже — не хочу у вас работать! Присылают нам всяких м…ов, будто у нас не десантный корпус, а румынский бардак!

Он нервно ходил по кабинету, торопливо затягивался папиросой и продолжал громко ругаться, не выбирая выражений.

Обозлённый таким поворотом разговора, к тому же с утра голодный, я резко прервав его, сказал:

— Товарищ генерал! Что Вы ругаетесь? Вы спросили меня, я Вам честно ответил. Но я Вам докладываю, что раз прибыл в корпус, значит, и работать буду добросовестно.

— Спасибо! Уважил… — насмешливо проговорил комкор и тут же задал мне в лоб другой, не менее провокационный вопрос:

— Скажи по-честному, водку пьёшь?

— Пью, товарищ генерал!

— Ну, вот, такую мать! Всех пьяниц к нам в корпус присылают. У нас своих выпивох, как цыган на ярмарке!

— Товарищ генерал! Выпиваю не часто, лишь по случаю и умеренно, — пытался оправдаться я.

— Пить не надо вообще и даже умеренно.

И, слегка улыбнувшись в сторону Панькова, добавил:

— Ну, разве что в праздники, да и то революционные… А прыгать будешь?

— Раз приехал в воздушно-десантный корпус, значит, и прыгать буду, — ответил я.

— Это уже лучше, — выдохнув струю дыма, сказал генерал.

— Теперь слушай, что надо знать десантнику, чтобы освоить прыжок с парашютом. Во-первых, научиться укладывать его. Хорошо уложишь — на 50 процентов жив! Во-вторых, правильно отделиться от самолёта. Рот раскроешь — весь завтрак через задницу вылетит. Если отделишься коровой, обязательно что-нибудь да запутается, а если всё сделаешь правильно, на 50 процентов жив будешь!

Комкор ходил по кабинету и, рубя рукой воздух, продолжал:

— Я вот по-честному тебе, академик, скажу. Сам по два раза обе ноги ломал. Но вот теперь освоил и ничего… хожу. […].

Так с благословления Василия Филипповича в тот памятный вечер началась моя десантная служба продолжительностью в тридцать четыре года», — вспоминает A.B. Кукушкин.

«Волевой, честный, инициативный, исключительно трудолюбивый и дисциплинированный командир, — будет подчёркнуто в очередной аттестации на В. Ф. Маргелова. — Иногда бывает вспыльчив. В отдельных случаях не продумывает вопросы до конца. Физически здоров. В морально-политическом отношении устойчив. Пользуется достаточным авторитетом.

Партии Ленина — Сталина и Социалистической Родине предан.

Вывод: Корпус боеготовен к выполнению боевых задач».

Кто знает, каких физических и моральных сил это стоило Василию Филипповичу!

За период обучения 1950/1951 год его корпус получил посредственную оценку. За период обучения 1951/1952 год войска корпуса удостоились оценок: 13-я воздушно-десантная дивизия — удовлетворительно, 98-я воздушно-десантная дивизия — хорошо, 99-я воздушно-десантная дивизия — удовлетворительно.

На первый взгляд это в основном обыкновенные тройки. Но это не совсем так. Тройка для такого военного организма, как корпус, оценка положительная. Ибо надо долго прослужить в армии, чтобы усвоить правильное понимание оценок.

При этом в той же аттестации одна и та же рука укажет: «В 1952 году значительно повысилась парашютно-десантная подготовка. Во всех частях успешно проведены ротные, батальонные и полковые учения с практическим десантированием.

В частях корпуса заметно улучшился воинский порядок, однако ещё имеется значительное количество чрезвычайных происшествий и воинских правонарушений, непосредственно влияющих на воинскую подготовку.

Состояние боевой техники и вооружения в корпусе удовлетворительное, но в содержании автотранспорта имеются существенные недостатки.

Уют и благоустройство войск созданы удовлетворительно».

Учитывая весь план работ, проделанный комкором с момента своего назначения на эту должность, можно отметить, что это абсолютно великие заслуги при скромном их «летописце».

Сам же генерал-майор Маргелов никогда не изменял себе и своему характеру.

В пятьдесят третьем в 98-й дивизии его корпуса произошло чрезвычайное происшествие. Один солдат, по-мальчишески обидевшись на своего командира роты за то, что тот обещал ему за хорошую службу отпуск и не дал его, находясь в карауле, напился и в таком состоянии решил убить обидчика-офицера. Те из командиров, кто пытался с ним говорить, ничего не смогли сделать. Дошла очередь до командира дивизии. Не получилось разговора с пьяным солдатом и у него. Тогда он докладывает о происшествии комкору и просит разрешения, «во избежание ненужных жертв применить по солдату оружие на поражение».

— Ждать меня, выезжаю сам на место происшествия! — ответил генерал Маргелов.

«Приехав на место, генерал Маргелов увидел, что пьяный часовой спрятался и не подпускает к себе никого, повторяя угрозы застрелить любого, кто к нему приблизится, — пишут его сыновья. — Солдаты его полка залегли кольцом вокруг поста, готовые открыть огонь. После доклада о происшествии командир корпуса приказал всем оставаться на местах, а сам направился… прямо к Сидорову. Комкора упрашивали не подходить к солдату, мол, лучше его застрелить — ведь убьёт же!

Таминдаров Х. Ш. вспоминает, что у Маргелова был бельгийский пистолет, и он медленно приближался к солдату, заложив руки за спину. Но это не соответствует тому, что рассказывал отец. Если при нём и был пистолет, то только не в руках.

Приблизившись к солдату метров на двадцать, генерал Маргелов спросил: «Знаете ли Вы меня?» Солдат ответил утвердительно: «Да, знаю, Вы командир корпуса ВДВ». Комкор ответил, что это очень приятно, и спокойным голосом сказал: «Положи автомат и подойди ко мне». Однако солдат срывающимся голосом попросил не подходить, а то застрелит. «Я на посту и могу убить!» — почти простонал он. Позже генерал Маргелов сказал своим начальнику отдела кадров и начальнику политотдела Аксёненко: «Когда солдат сказал, что знает меня, я почувствовал — психика его не нарушена».

А в тот момент генерал Маргелов, уловив некую тень замешательства в голосе солдата, сделал ещё несколько шагов к нему и громко и властно заявил:

— Слушай, солдат! Даю тебе честное генеральское слово, если отдашь мне автомат, судить тебя не буду!

— Товарищ генерал! Не подходите, застрелю!

— Ах ты, мудак паршивый, стреляй, гад, в своего генерала! Меня фашисты расстреливали четыре раза и не убили! А ты, засранец, хочешь убить! Да тебя твои сослуживцы тогда растерзают! Положи автомат и подходи ко мне! Я тебя не дам в обиду!

Распахнув шинель, решительно двинулся к солдату.

Солдат явно растерялся. Такого оборота дела не ждал, и, видимо, трезвея, крикнул:

— А Вы действительно не накажете меня?

— Даю генеральское слово, что судить не буду!

После этих слов солдат медленно вышел из сарая, молча положил автомат у своих ног и остался стоять, даже не шевелясь.

Генерал быстрым шагом подошёл к нему, обнял его, затем усадил его на лежащее рядом бревно, угостил папиросой.

— Ты действительно боевой солдат, — заявил он, — иди и садись в мою машину, поедем в штаб корпуса.

Комкор попрощался с командиром дивизии, а командиру полка, уезжая, едко заметил:

— Из тебя, подполковник, командир полка, что из собачьего дерьма пуля!».

Не изменял своему характеру Василий Филиппович и в отношении к парашютным прыжкам. Несмотря на свою высокую должность, несмотря на свой возраст, а ему перевалило уже за сорок пять, несмотря на множество ранений, полученных в боях, он продолжал регулярно прыгать. Иногда даже с риском. При этом, как вспоминает A.B. Кукушкин, «от прыжков никого не освобождал. Саботажников и трусишек вывозил на прыжки лично и, как правило, в выходной день. В Управлении корпуса не прыгал лишь один человек — начальник тыла корпуса полковник Жуков, человек пожилой и больной.

Где-то в 1954 году увлечённость комкора прыжками каким-то образом дошла до маршала Малиновского Р. Я., и тот распорядился впредь генералу Маргелову В. Ф. прыжки с парашютом совершать только по его личному разрешению».

К слову, командир корпуса уже до этого имел звание инструктора парашютно-десантной службы.

На всём этом можно было бы и не заострять внимания, если бы не одно «но». Пути Господни действительно неисповедимы! Когда Василий Филиппович по недоразумению покинул лётную школу и, казалось бы, навсегда, был отлучён от неба, разве он думал, что вновь встретится с ним в качестве командира соединения десантников и в качестве парашютиста? Конечно же, нет! Но жизнь штука сложная и, как говорится, на всё воля Божья. Однако самое интересное заключается в другом. Генерал Маргелов, по воле судьбы оказавшись в Воздушно-десантных войсках, принял это как должное, а возможно и как знак судьбы. Он не просто вошёл в эту новую для себя роль, но и не стал в ней случайным человеком. Василий Филиппович пришёл в ВДВ командиром сложившимся, с богатейшим командным опытом и соответственно с опытом боевым. Немаловажно и то, что пришёл после окончания Высшей военной академии. Безусловно, именно его настоящий, что называется, русский характер и сыграл в этом действии свою главную роль. Маргелов пришёл в ВДВ, словно его там давно ждали, пришёл по-своему первопроходцем, по-своему новатором. Он принёс туда много своего, что видимо, оказалось кстати.

Новый поворот в судьбе Василия Филипповича мог произойти в 1953 году, когда в августе его вызвали в Москву. Рассматривался вопрос о его назначении Комендантом столицы.

«— Товарищ Маргелов, есть предложение назначить Вас Комендантом Москвы. Как вы на это смотрите?

— Спасибо большое за доверие. Единственное, чего я боюсь, так это чтобы международного скандала не вышло.

— Как это?!

— Да, понимаете, ведь придётся и с иностранцами встречаться, какие-то вопросы с ними решать. А я, знаете ли, человек крутой, если что не по мне, так всё открытым текстом и выскажу. Да ещё в соответствующих выражениях.

— Каких это ещё «соответствующих выражениях»?

— Которые, как правило, называют непечатными!» — вспоминал сам Василий Филиппович.

Вскоре было решено, что генерал-майор Маргелов на эту «блатную» должность не подходит.

Но не всё в жизни стоит рассматривать с точки зрения примитивной человеческой выгоды. Постановлением Совета Министров СССР от 3 августа 1953 года и приказа Министра обороны Василию Филипповичу было присвоено очередное воинское звание «генерал-лейтенант» согласно занимаемой должности. А в 1954-м два советских военачальника на должность командующего Воздушно-десантными войсками в один голос предложили кандидатуру генерал-лейтенанта Маргелова. Один из них был маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский, а другой — генерал-полковник A.B. Горбатов (командующий ВДВ).

И снова судьба, снова её крутой поворот, снова пути Господни, которые неисповедимы.

На эту должность Маргелова назначат приказом Министра обороны 31 мая…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.