Знакомство

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Знакомство

Музыкальная тусовка в Шверине была немногочисленной, поэтому, понятное дело, все там друг друга знали. Знали не только своих ребят, но и берлинских. Дружили, вместе пили и играли, ездили друг к другу в гости. Тилль пользовался особым уважением, во-первых, по причине своей молчаливости и полнейшей бесконфликтности, а во-вторых, потому что был одним из немногих, кто имел собственное жилье (где, соответственно, можно было оттягиваться без тормозов) и, что немаловажно, транспорт, на котором можно было разъезжать на тусовки. Кроме того, чистый воздух и деревенские просторы так и влекли к Тиллю многочисленных друзей. Татьяна Бессон (группа Die Firma) вспоминает: «Мы были с Тиллем Линдеманном приятелями, его дом находился в деревне, и мы часто его навещали. Он плел корзины в будке путевого обходчика, там же мы могли репетировать. А потом гуляли часами неподалеку в птичьем заповеднике в полной тишине».

Кстати, на заре туманной юности в группе Die Firma успели поиграть трое из других наших героев: Рихард Круспе, Пауль Ландерс и Кристоф Шнайдер. Расскажем теперь и о них.

Рихард Круспе (Richard Zven Kruspe) по прозвищу Шолле родился 24 июня 1967 года в городе Виттенберг. Можно смело предположить, что причиной последующей закадычной дружбы Рихарда с Тиллем послужило похожее детство обоих. Рихард тоже вырос в не слишком благополучной семье. До семнадцати лет он жил в крошечной деревушке Вайзен (Weisen) с родителями, братом и сестрой в доме, полном кошек и собак. Но вскоре родители развелись, и он оказался в Шверине, в доме своего отчима. Судя по немногословным рассказам Рихарда, нрав отчима тоже не отличался кротостью, и отношения между ними как-то сразу не сложились. Одно из его ярких воспоминаний: «Когда мне было двенадцать, в моей детской комнате висел постер группы KISS. Мой отчим сорвал его со стены и порвал на мелкие кусочки. Я не спал потом всю ночь, но на следующий день склеенный плакат висел на прежнем месте». Надо сказать, что именно группа KISS оказала на будущего гитариста Rammstein самое большое влияние: «KISS для нас были абсолютным феноменом. Они представляли в наших глазах капитализм в чистейшем его виде, и каждый ребенок был заражен KISS, как вирусом. Мы писали „KISS“ на своих тетрадях, и если это попадалось на глаза учителю, можно было запросто вылететь из школы».

Конфликты с отчимом постепенно переросли в настоящую войну, и юный Рихард при любой возможности старался покинуть ненавистный отчий дом: «Порой мне приходилось оставаться на ночь у друга или, еще хуже, ночевать на скамейках в парке, а полиция в это время бегала в поисках меня по всему городу». Положительным влиянием отчима Рихард сейчас считает только одно: «Он сумел привить мне очень важную для музыканта черту: дисциплинированность. Сочинять нужно каждый день, не расслабляясь — для меня теперь это очень важно!» Видя, что Рихард становится все более неуправляемым, родители быстро придумали выход и отдали его в секцию борьбы. Это немного помогло. «Когда я начал заниматься борьбой, — вспоминает Рихард, — меня научили управлять агрессией и злобой. Я тренировался пять дней в неделю и участвовал в соревнованиях по выходным. К сожалению, для победы мне всегда не хватало терпения».

Увлечение музыкой, начавшееся с подражания любимым KISS, постепенно начало перерастать в нечто большее: «Мне было двенадцать, и я постоянно слушал музыку — слева от меня стоял проигрыватель, справа — магнитофон, посередине сидел я и всему этому подпевал. Однажды понял, что у меня есть талант. Тогда я начал упражняться: два года подряд, около шести часов каждый день». Способности Рихарда отмечала и его школьная учительница музыки, которая считала, что у мальчика хорошее чувство ритма и его надо отдать в музыкальную школу.

В результате Рихард стал единственным из раммштайновцев, кто получил музыкальное образование. Произошло это уже не по родительской указке, а по велению сердца. Толчком послужила полуромантическая история: «Когда мне было шестнадцать, я со своими друзьями побывал в Чехословакии и в конце поездки купил гитару. Сначала я хотел перепродать ее, потому что в ГДР гитары стоили довольно дорого, а деньги для меня были делом не лишним. На обратном пути мы остановились в палаточном лагере. Я сидел около костра, и какая-то девушка попросила меня сыграть. Я объяснил ей, что играть не умею, но она продолжала настаивать. Я взял гитару и начал дергать струны. Чем громче я играл, тем больше ей это нравилось. И тут мне в голову пришла гениальная мысль: девушки любят парней, которые умеют играть на гитарах!» После этого Рихард поступил в музыкальное джаз-училище, которое окончил в двадцатилетнем возрасте, уже вовсю играя в различных группах.

Музыка долгое время оставалась для Рихарда увлечением, а не профессией. Зарабатывать на жизнь приходилось самыми невероятными способами. Как и в Советском Союзе, в ГДР существовала система школьной профессиональной подготовки. Иначе говоря, в старших классах школьник выбирал себе специальность, по которой и проходил обучение раз-два в неделю. Рихард окончил свою школу со специальностью повара, и, хотя надолго он в профессии не удержался, в первые годы полученные навыки ему весьма пригодились. За свою трудовую биографию Рихард успел также поработать дальнобойщиком (но после аварии у него отобрали права), мойщиком окон (уволился, потому что боялся высоты), продавцом и даже обувщиком (сам делал тапочки и продавал их на рынке). «Слава богу, хоть руки у меня растут из нужного места, — говорит Рихард, — так что, когда голод берет за горло, я становлюсь неожиданно изобретательным».

В 1989 году в жизни Рихарда произошло важное событие, окончательно определившее его взгляды на жизнь. До падения Берлинской стены оставались считанные месяцы, страна погрузилась в глубокий политический кризис, а столицу захватила волна демонстраций. В одну из них Рихард и угодил по чистой случайности, выйдя из метро. «Я был окружен полицейскими и увезен на грузовике куда-то на окраину города, — вспоминает Рихард. — После часа езды машина остановилась где-то в районе Вайзензее. Там меня держали три дня. Шесть часов я должен был стоять около стены, и если пробовал шевелиться, меня били. Я был совершенно ни в чем не виноват, но это полицию не интересовало. По прошествии трех дней я был полностью „готов“ и решил для себя: хватит. Раньше у меня никогда не было мыслей оставить ГДР. Но тогда мне стало ясно, что я должен отсюда уезжать. Вскоре я бежал в Австрию через венгерскую границу. Мой путь вел в Западный Берлин. Я понимал, что это не самое лучшее решение». Однако внешняя бытовая неустроенность не слишком омрачала тогда настроение Рихарда. Музыка становилась в его жизни все более значимой. Он быстро нашел общий язык с местной музыкальной тусовкой. Начал играть с различными группами, участвовал в многочисленных демо-записях молодых западноберлинских команд. Казалось, все начало налаживаться, но тут дала сбой личная жизнь. Рихард вынужден был расстаться со своей тогдашней подругой Анной Линдеманн (бывшей женой Тилля). Несмотря на то, что Рихард и Анна никогда не были женаты (их общая дочь Кира до сих пор носит фамилию матери), скорее всего, именно эти драматичные события стали причиной того, что в жизни Рихарда наступила полоса глубокой депрессии. Проведя год в Западном Берлине, после падения стены Рихард вернулся на свою родину и снова оказался в Шверине, где играл в местных группах: Orgasm Death Gimmick и в ранее уже упомянутой Die Firma. Именно в этой группе Рихард познакомился с будущим барабанщиком Rammstein Кристофом Шнайдером, а несколько позже — с тогдашним барабанщиком группы «First Arsch» Тиллем Линдеманном.

Кристоф Шнайдер по прозвищу Дум (Christoph «Doom» Schneider) родился 11 мая 1966 года в Берлине в многодетной семье (еще пятеро сестер и старший брат). Дети были от разных пап, так что семейная обстановка в дальнейших комментариях в принципе не нуждается. Тем не менее с родителями Кристофу как раз повезло. Отец был директором Берлинской оперы, мама — преподавателем музыки.

Очевидно, именно в силу засилья женского пола в семье Шнайдер в детстве занимался моделированием собственной одежды, увлекался и другими «девчачьими» играми. Впрочем, вполне возможно, что дело тут не в женском окружении, а в наследственности, ведь фамилия Schneider в переводе с немецкого значит «портной».

Увлечение музыкой началось с того, что Кристофу по наследству от старшего брата перешла ударная установка. Ее-то он и освоил, быстро и весьма успешно. После этого играл с друзьями в нескольких дворовых группах. Кристоф — единственный из раммштайновцев, кому довелось послужить в армии. Вернувшись на гражданку, работал на телефонном узле, а потом, подавшись на природу, два года был грузчиком на горной метеостанции. Спустившись с гор, вернулся к музыке и играл на барабанах в составе все той же Die Firma.

Кристиан Флаке Лоренс (Christian Flake Lorenz) родился 16 ноября 1966 года в Берлине, кроме него в семье были еще два сына. Flake (именно «Флаке» а не английское «Флейк») — его реальное имя, а не псевдоним. Семья была по гэдээровским меркам довольно благополучной: отец — инженер-конструктор, позже он даже стал директором своего предприятия. Первое знакомство с музыкой у Флаке произошло благодаря радио. Раз в неделю по местному восточному каналу ретранслировали известную музыкальную программу Джона Пила на Би-би-си. Флаке очень скоро подсел на нее и стал постоянным восторженным слушателем. Чуть позже, когда западноберлинские радиостанции усилили свои передатчики и их стало возможно свободно ловить на Востоке, свой любимый рок Флаке слушал уже каждый вечер. Родители этому не препятствовали. Дело в том, что отец Флаке сам когда-то был джазовым музыкантом, и в его годы это увлечение было столь же запретным, как и рок в восьмидесятые. Момент, послуживший толчком к тому, чтобы стать музыкантом, Флаке помнит до сих пор: «Мы устраивали вечеринки в чьей-нибудь свободной квартире, где просто слушали кассеты с любимой музыкой, иногда пуская весь альбом целиком без остановок. Именно так было с первым услышанным мною альбомом Sex Pistols — „Never Mind The Bollocks“. После того как я его прослушал, мне безумно захотелось играть в группе». Начинал юный Флаке с участия в христианской рок-команде. Играли и репетировали в основном в церквях. Церковь была отделена от государства, и это обеспечивало относительную свободу, по крайней мере, полиция репетициям и концертам не мешала. Но для Флаке главным было даже не это. Своего инструмента у юного дарования тогда еще не было, и ему было тогда абсолютно все равно, что играть, лишь бы каждый вечер его руки могли касаться чудесных бело-черных клавиш. Когда Флаке исполнилось двадцать, отец, видя всю серьезность увлечения сына музыкой, купил ему орган «Weltmeister», выложив, надо сказать, почти три свои зарплаты. Орган был далеко не новым (скорее он был ровесником Флаке), но, несмотря на это, звучал просто великолепно.

Увлечение музыкой не помешало Флаке получить медицинское образование. Тем не менее, начав самостоятельную жизнь, зарабатывал он все же руками — работал грузчиком на бойне, а позже «вырос» до слесаря-инструментальщика.

Тем не менее именно его увлечение музыкой нашло применение на так называемой большой сцене раньше остальных будущих участников Rammstein. Он был членом довольно известной восточногерманской панк-группы Feeling В, коллектива, который сделал себе имя еще до падения Берлинской стены. Группа была основана в 1983 году, и уже в 1989-м они оказались первой панк-командой, которой удалось записать и официально выпустить свой альбом, а позже даже засветиться на национальном телевидении. (Пытливый раммштайновед знает, что в репертуаре именно этого коллектива была песня «Тревожная молодость» А. Пахмутовой, исполнявшаяся на чистом русском языке. Два экс-участника Feeling В и привнесли ее в репертуар Rammstein во время российских гастролей группы.)

Вторым участником легендарной Feeling В был гитарист Пауль Ландерс (Paul Landers). Родился 9 декабря 1966 года в Берлине в весьма интеллигентной семье, при рождении получил имя Хайко Пауль Хирше (Heiko Paul Hiersche). Детство провел в Берлине, в районе Баумшуленвег. Его отец был профессором славянских языков и обычно работал дома. Мать преподавала русский язык в школе внешнеэкономических связей. Увлечение родителей славянскими языками было не случайным. Оба они были родом не из Германии — мать родилась в Польше, а отец происходил из немецкоговорящей части Чехословакии.

Учеба Паулю не нравилась с самого начала. «В школе мне всегда было жутко скучно». Кроме того, Пауль был самым маленьким в классе и производил на своих учителей достаточно болезненное впечатление. Примечательно, что целый год Пауль прожил с родителями в Москве, на улице Губкина, напротив универмага «Москва». Это было связано с работой родителей. Пауль учился в школе при посольстве ГДР, в третьем классе. Как это обычно бывает с детьми, он быстро научился говорить по-русски без акцента. Русский не забыт им и до сих пор. Впечатления от жизни в Советском Союзе надолго остались в памяти Пауля. Он смог не только пожить в Москве, но и поездить по стране, даже отдыхал на Азовском море. «Мои родители ездили на рынок раз в неделю, — вспоминает Пауль. — Обычно это длилось целый день, потому что автобус приходилось подталкивать, когда он ехал в гору. А потом папа возвращался с тремя кусками масла — и это было совсем неплохо по тогдашним меркам. С тех пор мой отец видеть не может яйца, потому что тогда мы питались практически только ими. Еще мама готовила „картошку в масле“, просто варила картофелины в кипящем масле — получалась очень интересная еда. Хорошее во всем этом было то, что я получил возможность усвоить несложную истину — некоторых вещей может просто не быть. Вернувшись год спустя в Германию, я уже не мог больше вместе с остальными жаловаться на отсутствие кетчупа или простыней на постели. Я успел понять, что такое настоящая нужда. Возможно, опыт жизни в России стал причиной того, что я не рвался уехать из ГДР — я знал, что мы живем далеко не так плохо, как нам кажется».

Увлечение музыкой пришло к нему не сразу. Старшая сестра занималась на фортепиано, но заинтересовать Пауля инструментом, несмотря на все попытки, так и не удалось. Учительница музыки постоянно жаловалась на то, что он плохо себя ведет и постоянно отвлекается. Родители Пауля тем не менее проявили упорство: решив, что у него идеальные «руки кларнетиста», они отправили сына учиться играть на кларнете. Но из этого тоже ничего не получилось. Регулярные занятия очень быстро наскучили Паулю, вскоре он бросил и кларнет. Тем не менее под влиянием друзей музыку он слушал регулярно. Одно время увлекался Жан-Мишель Жаром, но в целом поглощал все подряд и поклонником какого-то определенного стиля не был. Когда Паулю было четырнадцать, в отцовском запыленном шкафу он нашел старую гитару. Издаваемые ею звуки не могли оставить его равнодушным. Совсем скоро, к немалому удивлению родителей, Пауль не только научился на ней играть, но и снова сел за фортепиано, даже взялся за сочинительство. Родители были счастливы такому повороту событий, и вскоре Пауль обзавелся своей первой электрогитарой местного производства. После этого он поступил в музыкальную школу, но музыка еще долгое время оставалась для него лишь домашним увлечением.

После школы за компанию с приятелем он пошел в училище, где получил специальность связиста. Когда Паулю исполнилось двадцать, он покинул родительский дом. Прежде чем стать профессиональным музыкантом, он зарабатывал, чем придется — начиная с установки телефонных аппаратов и заканчивая типично рокерской специальностью кочегара в библиотеке. На одной из выездных рок-тусовок на Хандзее (островной немецкий заповедник) он познакомился со своей будущей женой Никки Ландерс. Очень скоро они поженились. Это весьма скоропалительное решение Пауль объясняет сейчас поистине по-панковски: «До того как стать Ландерсом, меня звали Хейко Пауль Хирше, но мне моя фамилия совсем не нравилась! Моя тогдашняя девушка была из Лейпцига, по имени Никки Ландерс, ее-то фамилию я и взял себе. Мы поженились в Берлине, церемония длилась две с половиной минуты. Я хотел этого не из-за церемонии, и даже не из-за фамилии, я хотел быть женатым. Мне это нравилось. Мне было двадцать, но я чувствовал себя двенадцатилетним ребенком, и я сказал себе — послушай, ты женат, в паспорте стоит: ЖЕНАТ! Меня это как-то прикалывало. Мне всегда нравилось не то, что нравится большинству!» Три или четыре года Пауль и Никки жили в нелегально занятой ими квартире на Инвалиден-штрасе — в Восточном Берлине подобный способ приобретения жилья в то время не был чем-то особенным. Теперь очевидно, что свадьба, как, впрочем, и последовавший развод, не были для Пауля ничем, кроме еще одного подтверждения того, что он стал «совсем взрослым».

В 1983 году Пауль на одной из рок-тусовок познакомился с Флаке и Алешей Ромпе. С тех пор долгие годы эта троица не расставалась. Именно они составили костяк ставшей вскоре весьма знаменитой группы Feeling В. Гораздо позже, в 1990-м, к ним присоединился Кристоф Шнайдер. Первые репетиции новоиспеченная команда проводила в обычной квартире. Играли так громко, что соседи постоянно вызывали полицию. Когда у группы набралось достаточно песен для живых концертов, ребята отправились колесить по ближайшим городкам, играя на танцах в районных домах культуры. Новая панк-команда быстро нашла своих верных поклонников. Дело тут было даже не в музыке, а скорее в том, что представлял собой этот коллектив на сцене и вне ее. Достаточно сказать, что концертный костюм Флаке состоял из пионерской пилотки и коротких джинсовых штанишек. Не отставали от товарища и остальные. «Мы собирались по утру и пили пиво, — вспоминает Флаке, — потом загружались в разбитый грузовичок и несколько часов тряслись в нем до места выступления. Готовили сцену и снова пили пиво. Мы часто выпивали столько, что я потом ничего не помнил. Сохранились фотографии, где наш вокалист Алеша, абсолютно пьяный, с микрофоном в руках, лежит на сцене и спит непробудно. В зале испытывали настоящий шок и начинали швырять в нас кружки с пивом. Были случаи, когда мы могли отыграть только первую песню, после чего Алеша уходил за кулисы и пропадал в неизвестном направлении. Мы играли ужасно, и в глубине души нас это удручало, но людям был нужен этот кусочек хаоса». Несмотря на то что группу по большому счету нельзя было назвать профессиональной, она была очень самобытной и веселой, что сделало ее просто идеальной для молодежных пивных панк-вечеринок.

Для полноты картины несколько слов стоит сказать и о лидере, идеологе и вокалисте Feeling В Алеше Ромпе, который постепенно стал, пожалуй, самым ярким представителем рок-культуры ГДР. Алеша родился в Швейцарии, но каким-то неведомым образом на заре своей юности оказался в ГДР. Наличие швейцарского паспорта позволяло ему не только свободно перемещаться с Запада на Восток, но позже не раз спасало группу от полиции и компетентных органов, так как международных скандалов никто не хотел. Алеша, настоящий панк до мозга костей, был в группе вечным заводилой и отличался наиболее забавными поступками. Когда в конце восьмидесятых официальный гэдээровский лейбл предложил Feeling В выпустить первую пластинку, то на запись в студию он привел всех своих друзей. Флаке: «У работников студии чуть не случился инфаркт — вдруг перед дверью оказалось сразу сто панков. Такого там еще не было. Они курили и пили в студии. Но сотрудники были бессильны перед Алешей. Мы пили как звери. Я облевал стену и пошел спать».

Несмотря на немалую известность коллектива к концу восьмидесятых, начать зарабатывать на жизнь участникам группы удалось лишь после падения Берлинской стены. Вышедшая к этому моменту пластинка сделала группу известной на Западе. На этой волне начали поступать предложения гастролей и записей. В результате представители загадочного и скандального восточного панка побывали с концертами во Франции и США. Впрочем, интерес к группе быстро сходил на нет и о сколько-нибудь серьезной карьере на Западе можно было даже не думать. Постепенно популярность группы начала падать и дома. После ликвидации всех барьеров западная музыка хлынула на просторы восточного соседа, затмив все достижения местной рок-культуры. Официально Feeling В распалась только в 1993 году, когда три ее участника окончательно ушли в будущий Rammstein. За свою историю группа записала три альбома. В 2000 году скончался идеолог коллектива Алеша Ромпе. А в 2007-м Флаке собрал старые записи Feeling В и переиздал их, выпустив альбом «Gr?n & Blau». В него вошла также книга с историей группы, включающая в себя факсимиле таких уникальных документов, как отчеты Штази о концертах группы и проделках ее участников.

Но вернемся на несколько лет раньше, в околошверинскую деревенскую глухомань. Благодаря недавно вышедшей в Германии книге «Mix mir einen Drink. Feeling В. Punk im Osten» до нас дошли не только некоторые забавные подробности похождений и беспробудного веселья участников Feeling В, но и (что особенно важно для нашего повествования) подробности первого знакомства Флаке и Пауля с Тиллем Линдеманном.

Пауль: «Мы всю ночь катались на машине. Под утро, часов в шесть, мы прибыли в Хоен Вихельн. Заказали кофе, но вместо этого нам принесли полный поднос коньяка и пива, и понеслось… Через четыре часа все были никакие и начали дурачиться. Потом мы, в стельку пьяные, заехали прямо на нашей маленькой машине в Шверинское озеро. Открыв двери, счастливые и довольные, мы вывалились из машины, вода стала затекать внутрь. Мы остались на неделю в деревне. И однажды вечером, когда все забегаловки уже были закрыты, один из нас предложил поехать к своему другу. Дорога была ужасной, среди ночи мы подъехали к какому-то дому. Там два-три человека при свечах пили красное вино. Мы были словно разорвавшаяся бомба и в течение десяти минут подняли весь дом на уши: зажгли свет, врубили музыку на полную громкость, стали танцевать и, так как там не было масла, пожарили яйца в меде. Через неделю мы узнали, что этот дом принадлежал Тиллю Линдеманну. В тот вечер он тоже был там, но мы не обратили на него внимания. Мы просто перевернули его дом».

Флаке: «Пауль, чувствовавший себя везде желанным гостем, после того случая еще несколько раз ездил со мной к Тиллю, тогда мы и познакомились с ним по-настоящему. Это была хижина из камыша, Тиллю она принадлежала лишь наполовину. Во второй половине жила старая бабка, которая целыми днями кашляла и подслушивала каждое слово. Скорее всего, Тилль нам понравился больше, чем мы ему. Он был первоклассным парнем, а дом, со вкусом обставленный старой мебелью и всякими железными штуками, которые всегда есть в деревне, смотрелся замечательно. Тилль, как выяснилось, был нашим поклонником».

Тилль, надо сказать, произвел на ребят хоть и благоприятное, но все же довольно странное впечатление. Флаке: «Он классно выглядел, как здоровенный крестьянин, говорящий одно предложение в час. У него всегда была еда и водка. Он просто воровал где-нибудь пару уток и готовил их на противне. А потом, застывшие, как в „Спящей красавице“, по углам и на сундуках в его доме лежали люди».

С тех пор вся честная компания чуть что приезжала к Тиллю на отдых: слушали новую музыку, делились музыкальным опытом, впечатлениями и просто веселились.

Пауль: «Магнитофон у Тилля и в машине, и дома всегда орал на полную громкость, мне это нравилось. Мы быстро познакомились с другими шверинскими парнями. Они показали нам один трюк: мужик в одиночку толкает „трабант“, а потом на ходу запрыгивает в него. Это общество жизнерадостных людей было совсем не похоже на тот мрак, что был в Лейпциге или Берлине…»

В итоге между ребятами завязалась крепкая дружба, и несколько последующих лет все участники тусовки ездили друг к другу в гости и весело проводили время. Не забывали и о музыке: нередко группы поигрывали вместе на местных клубных концертах.

Спустя много лет журналисты дивились странной сплоченности ребят из Rammstein, на что получали вполне резонное объяснение: «Нам кажется, это потому, что мы выходцы из Восточной Европы. Для нас материальные вещи не так важны, как для остальных. Для нас как раз дружба является главным».

Сохранились интересные воспоминания будущих участников группы о музыкальных способностях Тилля и довольно необычных способах их проявления. Рихард: «Я никогда не видел, чтобы кто-то играл так, как он. Чистая энергия! Когда я думал, что уже все, дальше играть он не сможет, он продолжал». Пауль: «Однажды Тилль посадил в бас-бочку кур, и когда он начал стучать, они стали выбегать, кудахча, и носиться по двору». Шнайдер: «Он также был известен как „Мясник Вендиша“ (Вендиш — деревня, где он жил). Это было почти живодерство, он брал у крестьян кур и засовывал их в бас-бочку».

Вскоре через Тилля все познакомились и с Рихардом Круспе. Первое впечатление о новом знакомом было тоже весьма забавным. Флаке: «Шолле, то есть Цвен, или Рихард, носил в то время ирокез, выкрашенный в белый цвет, остальные же волосы были черные. Он напоминал хорька. Прическа выглядела отвратительно, но в то же время производила впечатление, это было по-панковски круто. Но парни из Шверина все равно были круче — здоровенные детины, они дрались как звери и всегда могли рассказать забавную историю». Действительно, Шолле был совсем не похож на нынешнего Рихарда: его любимыми прическами в то время были также длинные высветленные дрэды или стрижка со светлым мелированием, которую дополнял длинный хвост на затылке, Тилль однажды окрестил ее «белочкой».

Рихард в тот период играл на гитаре в Die Firma. Хотя, по его собственным словам, особого энтузиазма от этого не испытывал и хотел заниматься совсем другой музыкой.

Тилль, как мы помним, в те времена подвизался барабанщиком в First Arsch. Но у коллектива была вечная проблема — не было нормальных гитаристов. Да и у «звездных» Feeling В, как мы уже упоминали, постепенно наступал творческий кризис. Жизнь резко менялась, ломая старые привычные рамки, перелопачивая судьбы людей. То, что раньше было запрещено или близко к этому, в одночасье оказалось абсолютно свободным и легальным, а значит, теряло заманчивый вкус запретного плода. Эра Feeling В завершалась, и это стало понятно всем участникам коллектива. Пауль: «Feeling В была на Востоке на грани разрешенного. Надо было сделать другую группу „на грани“, только теперь уже на Западе».

Как обычно бывает, вначале никто и не помышлял о создании новой общей группы. Но в постоянном общении, за пивными разговорами и вечеринками очень скоро стало ясно, что все ребята были не удовлетворены работой в своих коллективах и хотели играть совсем другую музыку.

Идеологом и собирателем нового коллектива оказался Рихард Круспе. Для начала он обратился к ближней шверинской братии — к своему соседу Оливеру Риделю и к Кристофу Шнайдеру.

Оливер Ридель (Oliver Riedel) родился 11 апреля 1971 года в Шверине. Его детство было довольно благополучным. Родители были очень молоды, так что особого давления он не чувствовал. К тому же папе с мамой нравилась та же музыка, что и ему. Олли: «Думаю, я был вполне обычным подростком. Ходил, как и все, на дискотеки и слонялся из угла в угол по улице. При этом я был очень стеснительным и на дискотеках никогда не танцевал, просто любил тусоваться». Увлекаться музыкой тоже начал с раннего детства, сам научился играть на гитаре. Как и другие шверинские ребята, «университетов не кончал», начинал с работы в ресторане, затем освоил рабочую профессию штукатура, что и помогало ему в тяжелые годы сводить концы с концами. Чуть позже успел поработать оформителем витрин. При этом свое увлечение музыкой он не оставлял и поигрывал на гитаре в нескольких местных командах. На период знакомства с остальной честной компанией это была группа Inchtabokatables. При своем двухметровом росте и немалом весе Оливер вырос немногословным и очень спокойным. Говорят, что вывести его из себя сложно, но уж если кому-то удается… Однажды это обстоятельство чуть было не привело его в «места не столь отдаленные». Он просто побил своего соседа за слишком громкую музыку.

Флегматик по натуре, Оливер всерьез увлекся фотографией. А вот спорт предпочитает экстремальный — он просто помешан на серфинге.

Поначалу Оливер не воспринял всерьез предложение Рихарда, особенно когда тот настоятельно предложил Тиллю быть в новой группе вокалистом. Все остальные тоже отнеслись к этой идее как к глупой шутке. Рихард же настаивал и подкреплял свое предложение уверениями, что неоднократно слышал, как Тилль, плетя корзины, напевает что-то себе под нос. Начали репетиции втроем, Тилля предложение стать вокалистом удивило ничуть не меньше, чем остальных ребят. Вскоре его все же удалось уговорить хотя бы попробовать.

Тилль: «Постоянно, занимаясь каким-нибудь делом, я пел, и всегда громко, а Рихард, мой старинный друг, слушал меня часами. Мой голос, как он говорил, его всегда восхищал. Как-то раз он принес кассету с новой супертяжелой музыкой, а мне сказал: „Пой!“ Вначале у меня не было желания всем этим заниматься, потому что я не хотел ехать в Берлин. Рихард уговаривал меня три дня и наконец переубедил. В квартире, которую он тогда делил со Шнайдером, мы проводили первые репетиции. Я должен был постоянно петь под одеялом, так как мой голос будил соседей. Мы втроем и образовали ядро группы».

Кристоф: «Когда к нам присоединился Тилль, это было просто ужасно, он вообще не умел петь. Я тогда подумал: он, конечно, классно выглядит, сильный и мускулистый, но что из этого всего выйдет? Тилль сказал, что для начала надо выпить, и хлебнул „Корна“ (немецкая водка. — Примеч. автора) прямо из бутылки. Мы дали ему кассету, и дома он записал на нее пару песен на английском. Тогда невозможно было предположить, что однажды он станет замечательным певцом».

Вскоре ребята узнали о Берлинском музыкальном конкурсе для молодых коллективов «Метробит» и подали на него заявку. Необходимым условием участия в конкурсе было наличие демо-записи. При помощи четырехдорожечного аппарата и маленького драм-компьютера Тилль записал дома на кассету четыре песни на английском.

Дебют оказался на редкость удачным: группа, в то время не имевшая даже названия, победила в конкурсе и получила в качестве приза право на запись в профессиональной студии. Стало ясно, что состав надо расширять, иначе ничего хорошего из предстоящей записи не получится. Встал насущный вопрос: кого приглашать в группу? Вот тут-то в новорожденном коллективе и начались первые разногласия. Два другана, к тому же профессионала, Пауль Ландерс и Кристиан Лоренс, были под боком и к тому времени абсолютно свободны, но…

Кристоф: «Некоторые, конечно, не хотели работать с Паулем, например я. Последние пять-шесть лет я играл с ним и знал, что это сложный человек. Я заявил, что буду участвовать в группе только при условии, что Пауль не будет играть с нами. Даже ушел из группы… Но я успел привязаться к ним. К тому же Тилль и Рихард хотели видеть нас в своей команде. А Флаке ничего не хотел — только воскресить Feeling В, он вообще всегда держится за старое и не терпит ничего нового».

Флаке: «Я присоединился, когда группа уже существовала. Мне понадобился год на то, чтобы решиться. К тому времени я играл только как гость. Шнайдер — прямолинейный тип, который хочет по-настоящему барабанить, — с ним у меня вообще не было никаких эмоциональных отношений. Рихард не хотел играть с Паулем, так как во втором гитаристе он, конечно же, видел конкурента. Мы друг друга не понимали. Оливеру Риделю было на все наплевать, он ничего не хотел знать. Он пришел из Inchtabokatables, просто не хотел больше там играть. Ему хотелось в настоящую группу. Я его немного побаивался — Оливер был странным. Только Тилль мне сразу понравился. Тиллю, конечно же, нравился Пауль, потому что он думал, что из-за Feeling В Пауль является гарантом успеха. Тилль привел его против желания всех остальных. Потом они уговаривали и меня, но я сказал: „Нет, я не буду с вами играть“. Ведь кроме Тилля мне там никто не нравился. С Паулем я играл уже восемь лет, и он действовал мне на нервы. Это происходило уже в тот период, когда мы расстались. Пауль съехал от меня с облегчением. Ведь настоящей причиной ссоры были, конечно же, женщины. Наши жены не понимали друг друга. Это дошло чуть ли не до войны, и мужчинам тоже приходилось во всем этом участвовать».