Рождение новой группы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Рождение новой группы

Вскоре группа в полном составе принялась за репетиции и сочинительство. В процессе совместной работы, как это часто бывает, все внутренние противоречия сами собой начали утрясаться, и всякая напряженность в отношениях не по дням, а по часам уходила в прошлое.

Сочинением музыки занимались коллективно. Группа в тот момент нигде не выступала, играла только на вечеринках у друзей. Денег ни у кого не было, порой не хватало даже на еду. Как признаются теперь сами музыканты, не брезговали они в это время и мелкими кражами. Флаке: «Когда мы работали над первой демо-записью, мы воровали как вороны: заходили в магазин и вытаскивали все, что попадется, так как нам не на что было это покупать. Каждый из нас воровал. На заправке мы воровали водку. Бедный продавец. Один из нас отвлекал его заказом сигарет, и пока тот доставал сигареты, мы тащили бутылки с полок. Если бы там была скрытая камера, нам бы не повезло».

Весь 1994 год участники новоиспеченной команды посвятили репетициям и поискам своего звучания. Все раммштайновцы играли до того в группах с совершенно разными стилями. Собравшись вместе, они скорее знали, какую музыку не хотят играть: «Наш стиль стал совсем не тем, что мы сначала искали, и вышел за рамки понимания. Мы не хотели делать пародию на американскую музыку или что-то похожее на панк. Это должно было стать чем-то, что мы могли бы делать все вместе…» Окончательно найти это «что-то» помогла поездка Тилля и Рихарда в Америку. Ребята отправились за океан, где просто ходили на концерты, общались с коллегами по цеху, смотрели последние достижения в области музыкальной аппаратуры.

Рихард: «Эта поездка помогла мне понять кое-что о стиле моей игры на гитаре. Я видел, как играют американские группы, и понял, что я просто пытался их копировать. Я вдруг со всей ясностью осознал, что я не американец и мне незачем обманывать себя. Я хотел теперь, чтобы моя музыка отражала мой собственный стиль и мое происхождение. Американская музыка — открытая и веселая. А в Берлине почти всегда облачно, это темный и депрессивный город, и надо делать музыку, которая отражала бы именно наши немецкие чувства».

Вернувшись домой, вдохновленные ребята вновь принялись за коллективные репетиции. С попыткой «играть как…» было покончено раз и навсегда. В музыке поубавилось гитарных соло, зато появилась синхронная слаженная связка из двух гитар на фоне жесткой ритмичной основы, созданной басом и барабанами, дополняемой современным электронным звучанием клавишных и холодным металлическим, с раскатистым «р-р-р» голосом Тиля. Свой новый стиль музыканты окрестили «танцевальным металом».

Об особенностях гитарного звучания группы Пауль Ландерс говорит так: «Обе гитары в Rammstein настроены в „ре“. Дело в том, что мы, независимо друг от друга, еще до основания группы, были в Америке и там видели группы, которые играли на гитарах в „ре“ совершенно другие вещи, чем на гитарах, настроенных как обычно. Мы это позаимствовали и используем. Кто не знает, что я имею в виду, должен послушать Clawfinger, которые тоже настроены в „ре“. Поэтому мы должны все время менять инструменты. Это можно наблюдать, когда гитары Rammstein меняются, например, из „ре“ в „ми“».

Второй составляющей неповторимого стиля Rammstein, безусловно, стали тексты, написанные Тиллем Линдеманном. Ребята решили, что если уж они собрались играть настоящий немецкий метал, то в их музыку просто необходимо привнести атмосферу своего — довольно мрачноватого и грубого — языка. Кроме того, браться за хлопотное дело сочинения текстов никто, кроме Тилля, не хотел. А писал он, естественно, на родном немецком. Попытки же перевода или сочинительства на английском существенно ограничивали возможность адекватно передать сложные по смыслу и композиции стихи Тилля. Несмотря на все коммерческие соображения, от первоначальной идеи писать и петь на общепринятом в роке английском группа окончательно отказалась. Справедливости ради надо сказать, что в тот период у ребят не было никаких иллюзий по поводу возможности продвижения на мировой музыкальный рынок. Как говорится, не до жиру…

Флаке: «Когда мы начинали играть, вежливым было петь на языке, который понимают твои друзья. Только выехав за пределы Германии, мы выяснили, что другие нас не понимают. Но песни уже были готовы, и поэтому мы не стали ничего менять. Потом люди подходили к нам и говорили: „Если бы вы пели не на немецком, вы бы стали известны во всем мире“, а мы отвечали: „Да, очень жаль“».

Содержание текстов — еще одна составляющая стиля группы. Даже те, кому они непонятны, не могут не чувствовать их часто зловещую, давящую атмосферу. По словам Тилля, стихосложение никогда не было для него сложным процессом. Все происходило как-то само собой и в абсолютно любых местах: в самолете, в автобусе, в кровати, перед телевизором или в туалете: «Необходимость писать была ежедневной, это просто происходило в любой жизненной ситуации». Стой поры ручка и бумага у Тилля всегда с собой: «Диалог в фильме, новости, забавное происшествие на улице — иногда хватает одного слова, чтобы возникла связь с идеями, которые у меня были до этого».

Как мы помним, писать Тилль начал совсем незадолго до появления группы. И теперь его часто странные и даже шокирующие сочинения неожиданно стали находить применение.

В самом начале тексты Тилля немало удивляли и самих участников группы: «Тилль действительно странный парень. У нас часто создается впечатление, что он страдает раздвоением личности. Наверно, поэтому его лирика столь необычна. Он вживается в роль и описывает свои ощущения».

Тилль: «С определенной точки зрения тексты являются в равной степени сведением счетов с самим собой, местью самому себе и обновлением самого себя. Не имеет значения, чем это было вызвано — кошмарным сном, книгой, фильмом или просто прогулкой. Собственно, я круглые сутки восприимчив ко всякого рода информации, и моя записная книжка всегда неподалеку. Тексты возникают в основном подсознательно. Если я сажусь с намерением написать что-то положительное, то в конце концов выходит что-то мрачное. Наверное, как мне кажется, во мне есть что-то вроде отрицательного потока». Откуда в застенчивом тихоне этот самый «отрицательный поток», мы уже отчасти знаем по его детским годам. Но по большому счету в Тилле, как и в любом человеке, каждый день, каждый час, каждую секунду идет борьба светлого и темного, любви и ненависти, правды и лжи, добра и зла. В его случае все эти бессознательные процессы выходят наружу, причем в стихотворной форме. Тилль: «Порыв и негативные чувства особенно опасны, если они зажимаются в сознании и подавляются. Мои в виде текстов могут выйти на свет». Глупо гадать, что бы было сейчас с Тиллем, если бы этого выхода всем своим душевным мукам он так и не нашел. Те, кому тексты Тилля уже знакомы, понимают, что ничем хорошим это, скорее всего, не кончилось бы.

К середине 1994 года, когда тексты для дебютного альбома группы были написаны, а стиль и звук интуитивно нащупаны, оставалась малость — придумать для новой группы название. Когда с фирмой «Motor Music GmbH» удалось подписать контракт на выпуск первой пластинки, этот вопрос встал ребром. Тилль: «Мы были вынуждены быстро придумать какое-нибудь название. Кто-то из нас сказал: „Rammstein“. Это название все сочли очень хорошим:

Ramm (таран) и Stein (камень) выражают движение, силу и твердость». Что ж, публике предстояло в полной мере ощутить на себе всю мощь этого стенобитного орудия из Восточной Германии. Кстати, при подписании первого контракта боссы звукозаписывающей компании снова пытались навязать раммштайновцам английский язык, но те проявили единодушную твердость. Время показало, что этот, казалось бы, самоубийственный шаг очень быстро стал визитной карточкой группы, обеспечив коллективу любовь многих эстетов за пределами Германии.

Сами песни, написанные Тиллем для первого альбома «Herzeleid» («Сердечная боль»), задали общий вектор в развитии Rammstein на последующие несколько лет. Раммштайновцы смело выбрали для себя роль общественных провокаторов. Провокационные тексты, наполненные сексом, насилием и ужасом. Провокационный имидж — полная противоположность и сладкоголосым поп-певцам, и разухабистым волосатым рокерам. Даже название и то оказалось провокационным.

По словам ребят, название было выбрано по тому же принципу, что и Rolling Stones. Но когда группа стала немного известной, выяснилось, что судьба сыграла с раммштайновцами злую шутку. Дело в том, что о трагедии, произошедшей в августе 1988 года на базе НАТО в маленьком немецком городе Рамштайн (одно «м») во время проведения показательных полетов, участники Rammstein тогда ничего не знали —это была в Западная Германия. А когда узнали, менять название было уже поздно. В конце концов, одной провокацией больше, одной меньше… Песня «Ramstein», вошедшая в первый альбом группы, была посвящена вышеупомянутой трагедии и быстро стала их своеобразным гимном.

Рамштайн,

Человек горит,

Рамштайн,

Запах мяса в воздухе,

Рамштайн,

Ребенок умирает,

Рамштайн,

Солнце светит.

Рамштайн,

Море огня,

Рамштайн,

Кровь запеклась на асфальте,

Рамштайн,

Мать кричит,

Рамштайн,

Солнце светит.

Рамштайн,

Братская могила,

Рамштайн,

Не избежать опасности,

Рамштайн,

Птица больше не поет,

Рамштайн,

А солнце светит…

Другие песни первого альбома тоже оказались насквозь пронизаны всякими поэтическими ужасами. Вот, к примеру, отрывок из композиции «Weisses Fleisch» («Белая плоть»):

Ты на школьном дворе,

Я готов убивать,

И никто здесь не знает о моем одиночестве…

Я причиняю тебе боль,

И ты громко кричишь…

Моя черная кровь

Сильно запачкала тебе платье…

Тилль: «Мои тексты возникают из чувств и из мечтаний, но все же больше от боли, нежели по желанию. Мне часто снятся кошмары, и я просыпаюсь ночью весь в поту, так как вижу во сне жуткие кровавые сцены. Мои тексты — своего рода вентиль для лавы чувств в моей душе. Мы все с трудом пытаемся скрыться за благовоспитанностью и внешними приличиями, а на самом деле нами управляют инстинкты и чувства: голод, жажда, ужас, ненависть, стремление к власти и секс. Конечно, есть еще дополнительная энергия в нас — это любовь. Без нее все человеческие ощущения угасли бы».

Сексуальная составляющая в текстах Тилля — вообще отдельная тема. Это песни о крайних формах любви.

Тилль: «Для меня вся жизнь состоит из отношений между женщиной и мужчиной, тебя самого и музыки. Тексты не являются скандальными, они просто любовные под острыми углами. Это пишется, чтобы выразить крайности жизни». Вот отрывок из песни «Wollt ihr das Bett in Flammen sehen» («Вы хотите увидеть постель в огне») из первого альбома группы:

Вы хотите увидеть постель в огне?

Вы хотите в коже и в волосах потонуть?

И вы тоже хотите воткнуть кинжал в простыню,

И вы, конечно, хотите слизать кровь со шпаги…

Секс — это битва,

Любовь — это война…

Впрочем, не все песни первого альбома оказались такими уж кровавыми или сексуально извращенными. Например, заглавная композиция альбома «Herzeleid» полна совсем другими чувствами и эмоциями. «Мы были у Тилля, на чердаке дома, в котором он раньше жил, — вспоминает Кристоф. — Там стоял старый деревянный стол, и на нем был вырезан девиз: „Оберегайте друг друга от сердечной боли“…» Это часть текста песни «Herzeleid»:

Оберегайте друг друга

От сердечной боли,

Потому что время,

Которое вы проведете вместе,

Так скоротечно.

Потом, несмотря на ваш многолетний союз,

Оно покажется вам минутами.

Оберегайте друг друга

От одиночества вдвоем…

После первых появлений Rammstein на публике и выхода дебютного альбома «Herzeleid» в конце 1995 года о группе заговорили. Причем заговорили все. Но неожиданно свалившаяся на ребят популярность их обрадовала лишь в самом начале. У большинства музкритиков и прочих деятелей немецкого шоу-бизнеса, а также у политиков всех мастей группа вызвала абсолютный шок. На нее ополчились все, засыпав обвинениями во всех смертных грехах — от недостойного использования людской трагедии в коммерческих целях до садомазохизма и фашизма.

С названием и трагедией в Рамштайне мы уже разобрались — все получилось абсолютно случайно. Кстати, позже музыканты по собственной инициативе связывались с некоторыми родственниками погибших в этой катастрофе и в целом встретили положительную реакцию на свое название. Оливер: «Несомненно, наше название — скорее дань памяти погибшим и уж точно не уловка шоу-бизнеса или мрачная шутка». Впрочем, попытки оправдываться быстро привели к обратному эффекту. Участники группы были молоды, практически ни у кого из них не было опыта общения с прессой, да и выпускающая компания пустила этот вопрос на самотек… Флаке: «Мы поначалу были очень неаккуратными в общении со СМИ. Мы знали только одно: мы хотим быть не как все!» Доходило до того, что раздраженные отношением к себе музыканты, не задумываясь о последствиях, ляпали, ради пущей скандальности, чего не следует. Именно это объясняет, почему во многих ранних интервью версия о происхождении названия группы менялась в зависимости от накала разговора.

Масла в огонь разгоревшегося скандала, безусловно, подливали тексты, повествующие о боли, страдании, агонии и ужасе смерти. Их грубость с налетом какого-то романтического ужаса и общий эпатаж стали явным вызовом общественным устоям.

С тем, откуда пошли обвинения группы в фашизме, все в принципе понятно. Дело тут даже не в текстах, скорее — в манере исполнения и эстетике, которую Тилль придумал, отчасти позаимствовав ее из истории родной страны. Его раскатистое, громоподобное рычание, металлический, не терпящий возражений голос и весь тоталитарный пафос музыки группы действительно сразу привлек к ней внимание правых радикалов в самой Германии. Ко всему этому стоит добавить сценический образ коллектива в тот период — длинные кожаные плащи, блестящий метал и культ мускулистого обнаженного тела. Вспомним известные немецкие документальные фильмы тридцатых-сороковых годов — эстетика та же. Эти заигрывания с тоталитарной символикой, надо сказать, дорого обошлись группе. Радикалы довольно быстро потеряли к коллективу всякий интерес, поняв, что реальные политические взгляды музыкантов от правых, мягко говоря, крайне далеки. А вот в глазах критиков, да и общественности группа однозначно получила «правый» ярлык, от которого в какой-то степени не может избавиться до сих пор. Вполне понятно, что коллективу, играющему «неонацистский рок» в Германии (стране, пережившей ужасы войны и продолжающей испытывать комплекс вины перед остальным миром), выйти на большую сцену, а тем более на телеэкран было абсолютно невозможно. Поэтому ни одна радиостанция не взяла на себя смелость включить в ротацию песни с первого альбома Rammstein.

Однако, вопреки исключительно негативным статьям и отсутствию в радиоэфирах, группа постепенно нашла свою аудиторию. Продажи альбома, весьма вялые в начале, в дальнейшем активизировались. Видимо, столь негативно разрекламированная группа стала интересовать многих, что называется, «от противного» — давно известно, что даже гневные статьи лучше, чем их отсутствие, особенно для молодой группы.

После выхода альбома «Herzeleid» в октябре 1995 года группа отправилась в свой первый гастрольный тур по Германии вместе с командой Project Pitchfork. В ноябре ребята впервые выехали за пределы Германии, поддерживая Clawfinger на концертах в Варшаве и Праге. Скандальная слава быстро докатилась до восточных соседей, и тут начались первые происшествия. Концерт в Варшаве был сорван по вине зрителей. Группу просто закидали бутылками, едва ее участники появились на сцене. Так публика, посчитав группу неонацистской, внесла, как ей тогда казалось, свой вклад в борьбу с фашизмом. Участники группы снова были вынуждены отрицать обвинения: «Мы никогда не были связаны с праворадикальными партиями и фашистами. Это полная чушь. Просто Rammstein появился на музыкальной немецкой сцене как инородное тело, мы не придерживались никаких влияний. Мы не легкомысленные исполнители тяжелого метала с длинными волосами в коротких штанах. Люди не знали, в какой ящик нас запихнуть. „Правый“ ящик находится ближе, потому что мы подавали себя очень твердыми, в длинных кожаных плащах, блестящий металл с обнаженными телами… Мы хотели провоцировать людей, устроить что-нибудь сногсшибательное…»

Сомнения в правильности выбранного пути у музыкантов рассеялись лишь после первых весьма удачных гастролей по Германии, Австрии и Швейцарии в декабре 1995 года. От концерта к концерту коллектив не только выглядел все более уверенным в себе, но и постепенно придумывал свое шоу, которое теперь всем хорошо известно. Главную роль в этом сыграл как раз Тилль. Что и понятно: у всех остальных ребят на сцене руки были заняты какими-то инструментами, Тиллю быстро становилось скучно, и он начал проводить всяческие эксперименты, привлекая к этим творческим безобразиям всех участников коллектива.

Оливер: «Когда мы начинали, мы просто стояли на сцене и играли. Но Тиллю быстро надоело, и он начал использовать на сцене всякую пиротехнику. Со временем это переросло в нынешнее шоу. Раньше один из нас просто разливал по сцене бензин, если публика была слишком спокойной. Это впечатляло людей, но когда на наши концерты стало приходить больше народу, мы больше не могли делать подобное». Тилль изначально принялся собственноручно конструировать различные взрывные механизмы: «Огонь очаровывает меня. Однажды я принес с собой на выступление два больших фейерверка и взорвал их между двумя песнями. Народ ликовал, а я обжег себе руки. Я нашел все это безумно хорошей идеей — между песнями я не стою просто так, а чем-то занят. Сделал себе перчатки, которые „плевали“ огнем, затем защиту от него. Один раз на нашем концерте из-за сцены выскочили пожарные. Так я случайно узнал, что нужно специальное разрешение, чтобы использовать пиротехнические эффекты. Тогда я сдал „экзамен“ по обращению с фейерверками».

Все, кто видел живые выступления коллектива, обратили внимание на «огнедышащие» маски, авторство которых принадлежит как раз Тиллю. Они стали результатом бесконечных пироманских экспериментов фронтмена группы (продолжающихся, кстати, до сих пор). Пауль: «Порой, когда мы репетируем, мы вдруг слышим громкий взрыв. Выбегаем и видим Тилля с черным лицом, он говорит: „Ну, как вам это?“ Через десять минут парень, который сдает нам в аренду помещение для репетиций, приходит, чтоб нас вышвырнуть. Всегда одно и то же. Владельца мы всегда успокаиваем — до следующего взрыва». Первые несколько лет своего существования группа сама занималась придумыванием всех огненных спецэффектов. Затем, после нескольких происшествий, в которых чуть не пострадали зрители (не говоря уже про самих музыкантов), всю техническую сторону дела поручили профессионалам.

Шоу-эффекты для хеви-групп — традиция: в семидесятые годы ужасы показывал Элис Купер, выставлявший на сцене гильотину и виселицы, Rolling Stones использовали гигантские надувные члены, KISS плевали огнем и кровью. Раммштайновцы начали использовать спецэффекты первыми из немцев. «Нам нравится грохот и огонь, — говорит Рихард. — Сначала мы хотели просто играть тяжелую, громкую музыку, как Metallica. Но выглядели слишком добропорядочными и невзрачными, хотя и не так легкомысленны, как американские рокеры. Поэтому мы всегда ставим на сцене много спецэффектов. Наш воинственный стиль не придуман, он самостоятельно развивается. Но есть живые сцены, которые для некоторых находятся на границе хорошего вкуса и безвкусицы».

То, что далеко не все принимали пироманские игрища раммштайновцев на ура, начинало давать о себе знать. Первое появление группы на британском MTV в живой программе «Hanging out» в марте 1996 года обернулось скандалом. Группа должна была отыграть две песни. Зная, что во время выступлений они всегда используют пиротехнику и спецэффекты, за несколько минут до выступления ребят предупредили: если они попытаются сделать хоть что-то в своем духе, прямая трансляция будет немедленно прекращена. Так и случилось после того, как во время исполнения второй композиции Тилль (как и предусматривалось сценарием) раздавил капсулу с бутафорской кровью. «Чтобы ноги вашей здесь больше не было», — сказано было раммштайновцам. Непростые отношения с MTV еще не раз давали о себе знать за последующую историю группы.