Отмена Нантского эдикта
Отмена Нантского эдикта
Семнадцатого октября 1685 года Людовик подписывает в Фонтенбло указ об отмене Нантского эдикта. Это окончательно создаст ему в Европе репутацию тирана.
Он всегда относился к протестантам с недоверием и терпел их лишь скрепя сердце. Он считает их по меньшей мере «республиканцами», так же как и янсенистов, по причине провозглашения ими права на свободу суждений. И хотя их лояльность по отношению к монархии не подлежит сомнению, образцами для них всё же являются Женева и Амстердам. А посему окружение короля, чтобы доставить ему удовольствие, уже не первый год убеждает его, что почти все они, если не все, обратились к католической вере своих предков, из чего с очевидностью следует, что Нантский эдикт более не нужен.
И он подписывает документ, отменяющий Нантский эдикт, искренне убежденный, что действует как истинно христианский король, исполняющий пылкое желание своего народа. И тому есть основания. По мнению Птифиса, если бы этот вопрос был задан на референдуме, большинство французов поддержали бы своего монарха.
К моменту отмены Нантского эдикта протестантов во Франции насчитывается около 800 тысяч. Они уже не первый год терпят несправедливые притеснения, ибо население Франции в массе своей, так же как и король, настроено антикальвинистски. В Пуату, например, с конца 1660-х годов начали разрушать протестантские храмы, возведенные после обнародования Нантского эдикта. Король не всегда об этом знает, но, даже будучи в курсе, не препятствует происходящему. Ликвидированы смешанные суды, включавшие магистратов, принадлежащих к обоим вероисповеданиям. Протестантам закрыт доступ ко многим профессиям: они не могут быть врачами, адвокатами, печатниками, книготорговцами… Им также закрыт доступ к большинству государственных должностей. Им остаются армия, флот и торговля, где их успехи вызывают жгучую зависть. Католикам запрещено обращаться в протестантскую веру и жениться на кальвинистках. Еще в 1681 году мадам де Ментенон писала: «Если Господь продлит дни короля, через 20 лет не останется ни одного гугенота». Драгонады — принудительные размещения на постой у частных лиц солдат — начались именно в этом году, то есть за пять лет до отмены Нантского эдикта.
Лувуа восторженно пишет интенданту Пуату Марийяку: «Его величество желает, чтобы вы лично дали соответствующие распоряжения мэрам и эшевенам на местах, не указывая при этом на то, что его величество хочет таким образом принудить гугенотов к обращению в католическую веру».
Марийяк тотчас же начинает действовать самым гнусным образом, присылая ко двору длиннейшие списки обращенных. Не в силах выносить это, жители Пуату эмигрируют тысячами и находят приют в Англии, Дании и Амстердаме. Маркизу де Рювиньи, полномочному представителю реформатских Церквей, удается добиться аудиенции у короля. Любезно выслушав его, Людовик заявляет, что полагает своим высшим и священным долгом обратить в истинную веру своих заблудших подданных и искоренить среди них ересь, а посему, если бы для достижения этого его правая рука должна была бы отсечь левую, он сделал бы это, ни секунды не колеблясь.
Однако после этого визита король всё же отозвал Марийяка, поставив на его место Ламуаньона де Бавиля, который будет соблюдать предписание не прибегать к насильственным действиям, коим пренебрегал его предшественник.
В это же время король вступает с папой Иннокентием XI в конфликт, связанный с вопросом о регалии. Регалия — это старинное королевское право получать доходы с вакантных бенефициев[117] до тех пор, пока вновь назначенные епископы не будут зарегистрированы в Счетной палате. В этом споре с понтификом Людовик должен был опереться на французское духовенство, питающее неискоренимую ненависть к гугенотам и каждые пять лет высказывавшее на своих ассамблеях парадоксальное требование уничтожить «пагубную свободу совести, разрушающую свободу чад Господних». И поддержка эта требовала ужесточения мер против гугенотов.
Первого июня 1682 года ассамблея духовенства обращается к протестантам с торжественным предупреждением, в котором грозит им несчастьями, гораздо более страшными и гибельными, чем те, что они уже навлекли на себя своей непокорностью и неприятием католического культа.
Возмущенные протестанты Лангедока и Юго- Запада начинают вооружаться. В 1683 году в Виваре они открывают стрельбу по королевским войскам. Командующий герцог де Ноай получает от Лувуа следующее распоряжение: «…одним словом, учинить в этом краю как можно большее опустошение, дабы пример сей остановил прочих реформатов, показав им, сколь опасно выступать против короля».
Что касается Людовика, то он предпочел бы покончить с протестантизмом иначе, мягко, как можно меньше прибегая к насилию; но его представления о самом себе и своем долге не позволяют ему оставаться в рамках сих благих намерений. «Король мнил себя апостолом, — напишет Сен-Симон, — он полагал, что возвращает апостольские времена, когда крещение давалось тысячам людей одновременно, и сие опьянение, поддерживаемое бесконечными восхвалениями в стихах и в прозе, торжественными речами и упражнениями в красноречии риторов, непроницаемой пеленой скрывало от него Евангелие и не позволяло ему видеть, сколь отлична его манера проповедовать и обращать в истинную веру от того, что делал Христос со своими апостолами».
Вопросы веры стали особенно важны для Людовика после того, как в 1683 году он женился на мадам де Ментенон. Она была очень благочестива, и сам король решил, что нужно заставить всех забыть о его прошлых греховных увлечениях.
Людовик XIV, король Франции. Г. Риго. 1701 г.
Въезд Людовика и Марии Терезии в Аррас.
А. ван дер Мулен. 1667 г.
Осада Кортрейка французским и войсками.
А. ван дер Мулен. 1667 г.
Злейшие враги Людовика.
Слева — Великий пенсионарий Ян де Витт. Я. де Баен. 1670 г.
Справа — Вильгельм III Оранский. Т. Мюррей. Конец XVII в.
Войска Людовика форсируют приток Рейна у Лобита 12 июня 1672 года. А. ван дер Мулен.
Монастырь Пор-Рояль — гнездо янсенизма.
Отмена Нантского эдикта. 1685 г.
Адмирал де Турвиль. XVIII в.
Сражение при Бевезье 10 июля 1690 года. Конец XVII в.
Фаворитки Людовика XIV.
Слева — Луиза де Лавальер. Ж. Петита.
Справа — Мария Анжелика де Фонтанж.
Внизу — Франсуаза де Монтеспан с детьми.
Франсуаза де Ментенон, морганатическая жена Людовика ХIV. П. Мильяр. 1694 г.
Архитектор Луи Лево. Вторая половина ХVII в.
Версаль к концу царствования Людовика XIV.
Ландшафтный архитектор Андре Ленотр. К. Маратта. 1678 г.
Версальский парк.
Версальский дворец и оранжерея. Ж. Мартен. 1695 г.
На втором этаже здания в глубине Мраморного дворика располагалась спальня короля.
Зеркальная галерея Версальского дворца.
Салон войны.
Королевская семья. В центре — Анна Австрийская в образе богини Деметры и Людовик XIV В образе Аполлона. Ж. Нокре. 1670 г.
Людовик XIV с семьей. Н. де Ларжильер. 1710 г.
Воспитанницы пансиона в Сен-Сире играют перед Людовиком и мадам де Ментенон трагедию Расина «Эсфирь»
Аллегория «Людовик XIV — покровитель наук и искусств». Ж. Гарнье. 1667 г.
Семья Великого дофина. П. Мильяр. 1687 г.
Сыновья Великого дофина. Слева — Людовик герцог Бургундский, отец будущего Людовика ХV. Ж. Вивьен.
Справа — Филипп V Испанский. М. Мелендес.
Похороны Людовика XIV
«Король умер! Да здравствует король!» 1 сентября 1715 года на престол Франции взошел пятилетний правнук Людовика ХIV.
Статуя Людовика XIV в Версале.
В Беарне в 1685 году — этот год стал решающим — интендант Никола Жозеф Фуко прилагает неимоверные усилия, чтобы добиться как можно большего числа обращений в католичество и угодить королю. Он приходит к Людовику с длиннейшими списками и, развернув перед ним карту своей провинции, показывает, как близко один к другому стоят протестантские храмы. Он предлагает провести своего рода «прополку», оставив только пять храмов, а другие пять, в связи с обвинением в нарушении эдиктов, разрушить, и получает одобрение короля. Месяц спустя в Беарне уже не остается протестантских храмов.
Тот же Фуко вскоре придумывает «обращения в результате публичных обсуждений». Видных представителей так называемой Religion Pretendue Reformee («религии, именующей себя реформированной») собирают в каком-нибудь зале, где представители власти, сам Фуко или местный епископ, или, в отсутствие последнего, главный викарий, или командующий местными военными силами, оглушают их обещаниями и угрозами. Если еретики упорствуют, к ним посылают драгунов. Таким образом, Фуко может заявить, что с июля добился двадцати двух тысяч обращений и теперь, по его расчетам, в Беарне остается не более тысячи гугенотов.
Вдохновленные «успехами» Фуко, все прочие интенданты начинают действовать теми же методами. Уведомленный о том Версаль запрещает это подражание ему. Бесполезно… Благодаря поддержке подстрекаемых духовенством фанатически настроенных масс они чувствуют себя неуязвимыми. И происходит невероятное: приказания Людовика, первого из абсолютных монархов, не исполняются. Административная машина не отвечает на команды.
Подтверждение тому — удивительное письмо Лувуа от 8 ноября, адресованное Фуко, где всесильный министр, перед которым трепещет вся Франция, вынужден притвориться кротким ягненком: «Король получает каждый день прошения дворян вашего департамента с жалобами на то, что вы, не ознакомившись с их грамотами и даже не потребовав представить оные, включаете их в список облагаемых тальей. <…> В связи с этим я получил от его величества распоряжение потребовать от вас объяснений касательно сделанного вами в отношении этих жалоб и еще раз напомнить вам о том, что государь неоднократно просил меня уведомить вас от его имени о запрете что бы то ни было предпринимать без его разрешения. <…> Если сие не заставит вас быть более сдержанным, я буду вынужден умолять его величество поручить написать вам о его требованиях тому, кто внушает вам больше доверия и кого вы дадите себе труд в подробностях уведомить о своих действиях».
А в этот момент эдикт Фонтенбло, отменяющий Нантский эдикт, уже рассылается по провинциям.
Вот уже 300 лет историки пытаются выяснить, кто подтолкнул короля к этому решению, ибо известно, что Людовик не один год консультировался со своими советниками, прежде чем решиться на этот шаг. Сейчас главным виновником считают старого канцлера Мишеля Летелье, отца Лувуа. Предполагают, что отец и сын действовали заодно и Лувуа скрывал от своего господина информацию, которая могла бы заставить его задуматься. «В королевстве всё идет прекрасно, протестантов больше нет», — твердило на все лады ближайшее окружение короля, однако никто не верил в искренность этих принудительных обращений в католичество.
Еще Сен-Симон писал по этому поводу: король «…поминутно получал списки отрекающихся и принимающих причастие; он утопал в бесчисленных святотатствах, полагая, что они есть результат его благочестия и его власти, и никто при этом не осмеливался сказать ему, что все об этом думают на самом деле».
Конде, удалившийся к себе в Шантийи, знал о ситуации много больше, чем его кузен Людовик.
Эдикт Фонтенбло провозглашал: поскольку протестантство «угасло» во Франции, запрещается отправление протестантского культа в королевстве. Храмы будут разрушены. У пасторов имеется две недели, чтобы сделать выбор между отречением и эмиграцией. Последним приверженцам протестантства запрещено покидать королевство; после задержания мужчины, нарушители этого приказа, будут отправлены на галеры, а женщины — в монастырь.
Популярность Людовика в это время выше, чем когда-либо. Волны всеобщих восхвалений бьются о стены Версаля. Тон задает мадам де Севинье: «Никогда ни один король не совершал и не совершит ничего более славного». Всех оставил позади Боссюэ, когда в январе 1686 года в надгробной речи, посвященной памяти канцлера Летелье, умершего 30 октября предшествующего года, произнес, что Людовик превзошел Константина, Феодосия, Марциана и Карла Великого. Парижская чернь устремилась в Шарантон[118], чтобы разрушить храм и выкинуть из могил тела умерших, покоящихся на прилегающем к нему кладбище.
По приблизительным оценкам, между 1679 и 1730 годами около двухсот тысяч протестантов тайно выехали из Франции в Соединенные провинции, Пфальц, Англию, Швейцарию, Померанию, Бранденбург и Капскую колонию[119] в Южной Африке. Эта эмиграция затронула преимущественно элиту королевства, то есть большинство предпринимателей и опытных ремесленников, отъезд которых нанес большой урон нации. Самые непримиримые из тех, кто остался, измученные преследованиями, объединяются для борьбы. Севенны опустошаются, и репрессии усиливаются. По-прежнему безжалостный Лувуа требует «брать поменьше пленных, большинство убивать на месте, не щадя ни мужчин, ни женщин». Провал «объединения» — Людовик называл «объединившимися» якобы обратившихся в католичество протестантов — очень быстро становится очевидным. Несмотря на все старания приближенных скрыть от короля реальность, ему довольно быстро всё становится ясным; но похоже, он смиряется с происходящим, хотя и не одобряет творимых от его имени жестокостей и неоднократно рекомендует выказывать снисходительность к непокорным. Спустя достаточно много времени после принятия ошибочного решения, в 1698 году, за два года до конца века, он вновь обратится к интендантам с призывом воздерживаться от жестокостей по отношению к «новым католикам», которые отказываются слушать мессу.
Вобан, и не он один, задолго до 1685 года понял, к чему приведет эмиграция гугенотов. Выступая по поводу углубления канала Двух Морей[120], уже в 1679 году он с досадой указывает на значительное уменьшение числа специалистов и квалифицированной рабочей силы и дестабилизацию обстановки в этом до недавнего времени спокойном краю. Он составляет «Мемуар о необходимости возвращения гугенотов», где предлагает вернуться к Нантскому эдикту и сожалеет о бегстве людей и капиталов.
Провал очевиден, несмотря на неиссякаемый энтузиазм духовенства и большей части населения. Вплоть до конца этого царствования Франция дает впечатляющую картину единения вокруг нации своего короля, и историки считают, что отмена Нантского эдикта в 1685 году многократно оное усилила. Соответствующее духу времени стремление каждой страны к религиозному единству требовало этой отмены. Исходя из принципа Cujus regio, ejus religio[121], некоторые из них считают, что протестанты признали бы легитимность этого принципа, если бы им позволили уехать.