Дети

Дети

И немного о завершающем автопробеге по Сибири в Москву. Лайош уговорил, упросил нас взять его с собой. Он настолько поднаторел на стройке в русском языке (хотя начинал изучать, по его словам, с мата), что поступил на заочное отделение Иркутского института и завершал диплом уже у нас. Я принимала у него экзамены по специальности, а потом руководила дипломным проектом. Ко мне, к Игорю он проникся особым интересом и пиететом. Согласились взять его с собой, но только попросили «проконсультироваться» у «божьих людей», которые из спецорганов. Те махнули рукой, поезжайте, мы — знать не знаем, но посоветовали в большие города не заезжать и на постах ГАИ не нарываться на проверку документов.

Как оказалось, Лайош знал машину безукоризненно, наравне с Игорем, имел международные права, вел машину мастерски по самым непролазным местам. Мне была оставлена роль штурмана. Ехали весело. Освоение русского языка шло форсированно. Маршрут проложили так, чтобы показать Лайошу самое интересное — и уральские заповедники, и волжские красоты, и Владимир с Суздалем и т. д. и т. п. Лайошу, наездившему тысячи километров по Европе, это путешествие было во многом психологически определяющим его будущее. Ехали — не спешили, Игорю пришлось бы без Лайоша трудновато, все-таки счет шел на седьмой десяток с его-то здоровьем.

Лайош с тех пор называет нас своими родителями, и многие годы для него мы родные. И на долгие годы у нас появился названый сын, что было бальзамом для души Игоря. Сейчас у Лайоша архитектурно-строительная фирма в Балатонфереде, семья, дом, дети. А уж как он нас встречал, когда наконец дождался нашего приезда в гости! Прикипел, что называется, душой, часто навещал в Москве, а уж телефонные звонки из Венгрии непременны по сей день.

И только через много лет, вспоминая тот вояж, Лайош спросил, почему мы так гнали машину в начале пути. Объяснили ему и про психиатров, и про возможную погоню, точнее, посты милиции и прочее. Он-то кое-что понимал в той обстановке, был вожаком венгерского отряда. И только ахнул, когда «усек» тот детектив.

И еще — немного о детях. В судьбе Игоря — это особая глава. Первый брак не одарил его ребенком. Чувство вины, возложенное на него, тяготило многие годы. Наш с ним первенец, такой симпатичный малыш, как стало теперь понятно, нес в себе отголоски Новой Земли. И как ни тяжела была его потеря, больше рисковать не решились.

При выборе спутника жизни для меня едва ли не решающим было отношение к дочке. Игорь решил эту проблему четко и без раздумий. В Братск мы уезжали уже семьей. Дочке потребовалось очень немного времени, чтобы от «А кто он такой, чтобы мной командовать?» перейти к уважительному подчинению, к глубокому пиетету, к гордости за такого папу, к большой на все годы душевной близости, любви. Он стал для нее папой в самом высоком наполнении понятия. Не подчинение воле, а доверие большому, надежному другу. Наши совместные путешествия закрепляли эти отношения навсегда. Не последнюю роль в привязанности дочки к папе играли и наши отношения с Игорем, которые дочка наблюдала ежедневно. Нежность, ласка, обычные семейные ритуалы: уходишь — проводы до дверей, поцелуй, приходишь — то же самое. Хотя бы раз в день все вместе за столом, Игорь не начинает трапезу, пока не села хозяйка. В тайгу, на лыжах — вместе. Цветы — для мамы и т. д.

Случилось так, что, уехав после школы в Ленинград поступать в институт, дочка недобрала баллов на вступительных в архитектурный. Игорь немедленно вылетел в Ленинград. Решение папы, принятое совместно с дочкой и повергшее в ужас бабушку, было оптимальным. Минуя все традиционные способы пережидания года до следующих вступительных экзаменов, Игорь определил дочку в ПТУ, выпускающее плиточников-мозаичников, штукатуров, каменщиков. Стройплощадки, их аврал, напряженный ритм, вопли мастера: «У меня на вас уже мату не хватает» — и прочее дали приличную закалку зеленой девчонке. Получив «красный диплом» ПТУ, позволявший держать экзамены в техникум или вуз на дневное отделение, поступила, и именно туда, куда недотянула год назад.

Игорь применил памятное из своей молодости. Это было своеобразное «Полежи, подрожи!» — уроки, что преподал на фронте ему самому — начинающему в разведке, капитан Жила. Брал в группу поиска, но оставлял для прикрытия, а сам уползал с разведчиками за нейтралку. Игорю оставалось обвыкаться в новой обстановке, проникаться сложностью ситуаций и ответственностью за себя и других.

Научил он дочку не бояться начальственных дверей. Она свободно общается что на стройплощадке, что в проектном бюро, что с начальством любых рангов. Когда Игоря в свое время упрекали, что у него нет трепета перед руководством, он отвечал: «Мы на маршалах тренированы».

И это был родной папа — на всю жизнь, хотя где-то существовал «отец»…

Это же отношение дочка передала внукам Игоря, ставшим родными, кровно теплыми, дорогими, для которых дедушка был самым интересным и главным в семье. Дочка секретничала с папой, а не со мной даже по самым девчоночьим делам. Игорь был счастлив, он обрел родных детей, потомков. Жизнь вознаградила его, потомки растут, деда чтут. Для внука на многие годы дедушка стал высшим авторитетом. Мальчик шустро перенимал все мужские, хозяйственные и тому подобные премудрости, которым дед учил его исподволь, вовлекая в свои действия, в хозяйственные заботы. Успел Игорь даже со старшим правнуком пообщаться, с полугодовалым Севкой. Вот уже и второй правнук появился, и ему когда-нибудь расскажут про прадеда Игоря.