Европа, Европа…
Европа, Европа…
Пришла шифровка. Явка в Брюсселе отменяется в связи с осложнением агентурной обстановки в Бельгии. Нам предписывается немедленно выехать в Швейцарию и ФРГ для завершения работы над легендой «Весты». Снова в дорогу. Базель— город на стыке границ трех держав: Швейцарии, ФРГ и Франции. Здесь необходимо отыскать адрес, по которому проживает одинокая пожилая женщина, по легенде «Весты»— ее единственная тетя. «Веста» ее не знает, но в Центре ей было сказано, что это свой человек, и в случае чего она подтвердит, что «Веста» является се племянницей и что она действительно помогала ей материально. Личная встреча с «тетушкой» не предусматривалась.
В базельском зоопарке у клетки с гориллой собралась толпа. Огромная, черная, беременная горилла, ухватившись за косяк двери своей «спальни», раскачивалась в проеме двери, показывая язык и скалясь на зрителей, которые ей уже, по-видимому, изрядно надоели. Вот она стала серьезной. С невинным видом, продолжая раскачиваться из стороны в сторону, она медленно заводит огромную черную лапищу под свой зад и вдруг молниеносным движением, оскалившись, швыряет прямо в толпу свои экскременты. Посетители в ужасе отпрянули. Весь «заряд» пришелся в защитное стекло, как видно совсем не зря установленное прямо на решетке клетки. И все же кое-кто из джентльменов с хохотом стал отряхивать свои шляпы, так как кое-что пролетело поверх стекла. Здесь-то нам и пришла в голову мысль вставить этот эпизод в легенду: «Именно здесь в этот момент мы и познакомились».
В Базеле мы остановились в недорогом отеле, сняв два отдельных номера, которые соединялись между собой посредством ванной комнаты. Это было конечно же смешно, ибо один из номеров фактически пустовал. В дальнейшем мы снимали уже один номер, поскольку на Западе помолвленные официально или де-факто жених и невеста обычно путешествуют вместе, и никому не придет в голову спросить, как они спят — вместе или раздельно, так как подобные вопросы являются вторжением в личную жизнь.
В преддверии брака жених и невеста, как правило, какое-то время живут как муж и жена, устраивая себе так называемый испытательный срок на совместимость, и это считается в порядке вещей.
Поэтому в Дюссельдорфе мы уже останавливались в одном номере. Туда мы приехали поездом из Базеля и уже на следующий день электричкой выехали в находившийся неподалеку город Дортмунд. Там отыскали больницу, в которой, согласно легенде, «Веста» якобы проработала несколько лет. В этой больнице действительно работала женщина, документами которой «Весте» в будущем придется пользоваться. Эта молодая женщина, в своем роде двойник «Весты», оказавшись в ГДР, познакомилась с советским офицером из русских немцев и, выйдя за него замуж (а наши власти не без умысла, разумеется, не возражали против этого брака), выехала в Советский Союз, где она уже находилась под «присмотром». А документами ее будет пользоваться «Веста».
Было начало сентября 1963 года. Дождь лил не переставая, но мы все же съездили в Дортмунд еще два раза все с той же задачей. Отыскали мы также дом, где жила девушка, вышедшая замуж за нашего офицера.
Все это время мы два раза в неделю слушали Центр, поддерживая таким образом при помощи транзисторного приемника «Грюндиг» постоянную связь с Центром. Маршрут наш был отработан, но по ходу дела Центр вносил коррективы. Теперь наш путь лежал в Берн, столицу Швейцарии. Здесь у нас была явка с курьером Центра, который должен был передать «Весте» «железные» документы (пока же ее документы были промежуточными). Мы целый день провели в Берне, бродя по узким улочкам столицы.
На явку должен был выйти я, «Веста» меня подстраховывала, контролируя нашу встречу до и после, то есть проводя контрнаблюдение. Встреча состоялась в условленном месте на окраине Берна в глухом переулке, где практически не было освещения. Я появился в указанном месте точно вовремя (перед явкой встречающиеся должны сверять часы по радио). Курьер Центра, высокий, крепкого телосложения мужчина средних лет, вырос как из-под земли.
— Простите, вы не скажете, как мне пройти на улицу Ля-Рош? (пароль).
— К сожалению, не могу вам сказать, так как нахожусь в Берне всего лишь три дня (отзыв).
Встреча была почти моментальной.
— Вот пакет из Центра, — сказал курьер на русском языке. — Центр интересуется, как идет отработка легенды «Весты» и все ли у вас в порядке, все ли здоровы.
— Передайте, что у нас все идет по плану и мы завтра же выезжаем по намеченному маршруту. На здоровье не жалуемся.
— Тогда желаю вам успеха, — сказал курьер. — Передайте привет «Весте» от Зигмунда. Мы с ней встречались в ГДР.
— Спасибо, передам. Привет всем нашим.
И мы разошлись, пожав друг другу руки.
Снова проверяюсь. На тот случай, если курьер привел «хвост». Хотя это, как правило, исключается, так как явку с нелегалами обеспечивает резидентура и песет ответственность за ее проведение. Прохожу контрольные пункты, оговоренные с «Вестой»: кафе на пустынной улочке неподалеку от набережной, подъезд дома, из которого хорошо просматривается переулок и арка, сюда я должен буду войти. Все в порядке. Через час мы встречаемся у касс на вокзале, где в агентстве «Swissair» покупаем билет на самолет «Женева — Брюссель».
Здесь смена документов «Весты». Ночным поездом выезжаем из Берна в Женеву, прямо с вокзала автобусом — в аэропорт. Через час мы уже в воздухе, и вскоре наша «Каравель» садится в Брюсселе. Отдохнув в отеле после бессонной ночи, мы побродили по городу, побывали на площади парламента. Взяли билеты на самолет в Лондон. На этот раз я уже назвал новую немецкую фамилию «Весты», согласно переданным нам документам. Вечером следующего дня мы городской электричкой Центр — Аэропорт, состоявшей всего из двух вагонов, добрались в аэропорт. Теперь — в Лондон. В одном нагрудном кармане у меня лежали новые документы «Весты», в другом— промежуточные, которые уже отслужили свое и подлежали уничтожению. Зайдя в благоухающий свежими ароматами чистенький туалет аэропорта, я, запершись в кабинке, проверил прежде всего работу сливного бачка. Затем, достав из кармана промежуточный паспорт «Весты», я принялся его резать на мелкие кусочки ножницами, которыми запасся на этот случай. Вначале— твердые корочки, которые я благополучно спустил в унитаз, затем — все остальное. Я вышел из кабинки и тут же встретился со строгим взглядом служительницы туалета, пожилой благообразной женщины. По-видимому, она недоумевала, отчего это я там так долго находился, спуская сливной бачок аж три раза. У выхода из женского туалета стояла улыбающаяся «Веста».
— Все в порядке? — спросила она.
— Конечно. Все на месте.
— Эта тетка как часовой уставилась на твою кабинку, я уже начала было беспокоиться.
— Да нет, все нормально.
Мы идем на посадку на британский «Комет» — первый их реактивный четырехмоторный самолет. Взмываем в ночное небо и вскоре пролетаем над Ла-Маншем. Внизу многочисленные огоньки: на Ла-Манше интенсивное движение судов. Мы то и дело проваливаемся в воздушные ямы. Бросает так, что кажется, будто от нашей «Комет» вот-вот отвалятся крылья. Сквозь иллюминаторы в свете бортовых огней самолета видно, как они упруго гнутся.
Под нами вечерний Лондон. Мы с интересом всматриваемся в цепочки огней столицы туманного Альбиона. Описывая круги, снижаемся на посадку. Хорошо видны улицы, Луна-парк с колесом обозрений, гирлянды огней, вереницы машин, двигающихся по улицам города. Вдруг все это мгновенно исчезает, и мы мягко приземляемся в аэропорту Хитроу. Небольшие формальности в таможне: только декларация, никакого досмотра: «Не везете с собой семена, плоды, животных?» — «Не везем». — «Все в порядке, проходите». В паспортах— штамп о прибытии на Британские острова, где мы можем находиться в течение трех месяцев как туристы. Но три месяца нам не нужно. Здесь необходимо прожить ровно двадцать Девять дней, и тогда в местном загсе мы сможем официально оформить наш брак.
Недорогая гостиница на тихой улице, уставленной Двухэтажными домами стена к стене. Типичный квартал старого Лондона. Сюда из аэропорта Хитроу нас Привез таксист, который знал, что нам нужно. Сдав паспорта администратору, мы прошли в наш номер. Приняли ванну и легли спать. Среди ночи проснулись. К нашему величайшему изумлению (уму непостижимо!), в номере оказались клопы. Вот тебе и Англия! Ай да Англия! Спали до самого утра при включенном свете. Утром по телефону заказали завтрак в номер. Вошел официант, который принес на подносе шипящую сковородку с традиционным завтраком: «Hammon and eggs»— яичница с ветчиной, а также маленькие жареные сосиски и апельсиновый сок, овсянку, сваренную на воде, кофе с молоком в серебряной посуде и горячие румяные булочки.
— Да-а, это тебе не «continental Breakfast»[18] — сказала жена, окидывая взглядом поднос. — И счет тоже приличный, — кивнула она на счет, оставленный официантом на подносе.
Спустившись в вестибюль после завтрака, я обратился к дежурному администратору— смуглому, высокому пакистанцу средних лет:
— Вы меня извините, сэр, но у нас в номере клопы.
— ?!! — На вытянувшемся лице смесь ужаса, изумления и недоверия, извиняющаяся улыбка. — Как клопы?
— Вы что, нам не верите? Сейчас поймаю одного и покажу.
— Что вы, не нужно! Хотя это просто невероятно! Покорнейше извините. Мы немедленно примем меры. Немедленно. Вот, пожалуйста, ваши паспорта.
Но мы тем временем, памятуя о нашем ненавязчивом российском сервисе, сами решили кое-что предпринять.
— У вас есть что-нибудь от клопов? — спросил я в ближайшем магазине хозтоваров, где, казалось, было абсолютно все.
В ответ — изумленное лицо продавщицы. Подошла сама хозяйка магазина.
— Извините, сэр, — сказала она не без гордости, — у пас средства против клопов не выпускаются со времени окончания войны, потому что у нас нет в этом необходимости. Откуда у нас клопы? Их просто быть у нас не может! Я очень сожалею, но не могу вам ничем помочь.
Оглядывая полки магазина, я заметил штепсель, каким пользуются на континенте для подключения электроприборов. Дело в том, что все розетки в нашей гостинице, да и, очевидно, во всей Великобритании, сконструированы так, что абсолютно исключается подключение любого электроприбора небританского происхождения. А мне нужно было срочно побриться, «Весте» погладить платье.
— Я вам, конечно, продам континентальный штепсель — сказала продавщица, — но я должна вас предупредить, что переходник должен будет сделать специалист-электрик.
— А я и есть он самый — специалист-электрик, — сказал я, улыбаясь. — Добавьте-ка, пожалуйста, еще вот эту изоленту, шнур, пассатижи и маленькую отвертку. И не беспокойтесь, пожалуйста, все будет в полном порядке и Лондон не сгорит. — Хозяйка и продавщица блеснули улыбками. Здесь юмор в цене.
Мы возвратились в отель. Навстречу нам вышел сам хозяин отеля, высокий, важный, седовласый господин.
— Мы еще раз приносим наши самые глубокие извинения и сожалеем о случившемся, — сказал он. — Не будете ли вы столь любезны перенести свои вещи в другой номер этажом выше. Я сейчас пришлю боя, ваш этаж мы полностью закрываем на дезинфекцию. Специалисты уже приступили к работе. Еще раз прошу извинить за беспокойство, сэр, и вы, мадам. Надеюсь, это больше не повторится и вам понравится в нашем отеле и в нашем городе.
Мы спокойно прожили в этом отеле положенные двадцать девять дней плюс неделю на оформление брака. Как оказалось, завтрак в этом отеле, если его не заказывать в номер, включается в стоимость проживания, поэтому мы по утрам спускались в маленькую уютную столовую, где две девушки в голубых передничках сноровисто обслуживали гостей отеля, подавая им завтрак — неизменные апельсиновый сок, овсянку, кофе с молоком, сливовый или вишневый джем, масло и поджаренные в тостере хлебцы.
Отель наш был расположен недалеко от центральной части Лондона. Отсюда рукой подать до Гайд-парка и Кенсингтон-гарден, Букингемского дворца и Мабл-арч, Трафальгарской площади, Вестминстерского дворца и Вестминстерского аббатства, где возвышается Биг Бен. В Лондоне есть что посмотреть. Гайд-парк корнер чего стоит! Десятки ораторов выступают с импровизированных трибун, которыми служат чаще всего ящики из-под фруктов. И каждый толкует о своем. Один — религиозную проповедь читает, другой — ратует за освобождение Африки, третий— под красным флагом с серпом и молотом отстаивает идеи марксизма-ленинизма. А поодаль, у чугунной ограды стоит бобби[19] в высоком черном шлеме и делает какие-то пометки в своей записной книжечке. Неподалеку прохаживаются полицейские патрули, на прилегающих улочках стоят одна-две патрульные машины. Так что свобода, демократия — да, но не так все безнадзорно, не так все просто, как иногда кажется из нашего далека.
А иные попросту валяют дурака.
— I am a public speaker![20] — слышится в одном углу, где собралась немалая толпа. — I am…
— …Son of a bitch![21] — откликается мордастый рыжий верзила в вельветовом пиджаке, один из завсегдатаев Гайд-парка.
— l am a public speaker! — не унимается оратор — седовласый джентльмен пенсионного возраста в кепке и в помятом костюме, и начинает раздеваться до трусов, не забывая все время напоминать, что он паблик спикер, борющийся за права угнетенного народа островов Тасмании и прочих островных народов.
Его продолжают разыгрывать. Он отвечает остротами, вызывающими хохот присутствующих. Остроты его с политической подоплекой. Затем, пританцовывая, он переходит на кокни[22], здесь мы уже больше ничего не в состоянии понять.
Центр Лондона освещается в вечернее время лишь огнями рекламы. Площадь Лестер, где в густых кронах деревьев громкое щебетание каких-то ночных птиц заглушает шум уличного движения. Их здесь, в сквере, тысячи. Рядом со входом в фешенебельный кинотеатр «Одеон», за стеклянными витринами, освещенными Яркими лампами, вращаются на вертелах подрумянившиеся цыплята. Безумно аппетитные запахи разносятся по площади. В ожидании сеанса поужинали цыпленком прямо на улице, под сенью деревьев. В «Одеоне» идет премьера фильма Альфреда Хичкока «Птицы». Превосходный фильм. Жаль, что Хичкок у нас не в почете.
В Лондоне мы находились как туристы и вели себя соответственно, проявляя интерес к достопримечательностям столицы, где есть что посмотреть, а главное — это была первая англоязычная страна, где мы могли проверить наши знания английского языка, попрактиковаться в общении с окружающими. Оказалось, что наш язык был на должном уровне: мы все понимали, и нас тоже понимали, хотя конечно же за британцев мы себя выдавать не могли, но и недоуменных вопросов не было: здесь много иностранцев.
Лондонский мост и замок Тауэр. Черные вороны во дворике замка хранят легенды о том, как их кормили телами казненных. Стражники — они же гиды — одетые в красочные одеяния (их называют «beef-eaters» — «пожиратели бифштексов»), они и впрямь похожи на любителей мяса, хотя скорее смахивают на любителей джина: почти у всех красные носы. Набирают их сюда из отставных сержантов, поэтому у каждого на груди позвякивают боевые награды.
Метро в Лондоне называется «The tube»— в буквальном смысле труба. Подземные переходы сложные, запутаешься в два счета. Входишь бесплатно, выходишь — предъяви билет согласно расстоянию, на которое он был приобретен. Проскочил свою остановку — доплати на выходе, а возражаешь — бобби вот он, тут как тут. Он тебя быстро убедит в необходимости доплаты за проезд. Двухэтажные дизельные автобусы даблдеккеры лихо лавируют в уличном движении, обгоняя все другие виды транспорта, включая черного Цвета степенные, старомодные такси, высокие, чтобы Джентльмен в цилиндре мог спокойно там сидеть, не снимая оного. Вход и выход в автобус через широкую заднюю площадку без дверей, так что можно входить И выходить на ходу, если, конечно, ты в состоянии это сделать. Мы вскочили в отходивший автобус. Стоять в проходе нельзя. Если нет свободного места, полезай на второй этаж по винтовой лестнице. Я усадил жену и направился к кондуктору в униформе, с тем чтобы взять билет.
— You, sit down! — рявкнул оп свирепо через весь автобус, грозно сверкнув очками. — Да, да! Это я вам, вам говорю! Садитесь! — снова крикнул он.
— Уже сижу, — смиренно ответил я, опускаясь на сиденье рядом с женой.
«Да, это тебе не Москва, — подумал я. — Надо больше, присматриваться, как ведет себя окружение, а то можно попасть впросак. Да и внимание к себе привлекать совсем не обязательно».
Быстро выдав билеты всем вошедшим ранее пассажирам, кондуктор подошел наконец к нам. Автобус тем временем мчался по улицам, да так, что дух захватывало. Говорят, водителей этих автобусов на медкомиссии проверяют, как космонавтов, и отпускают на пенсию в 35–40 лет.
Заработок у них повыше, чем у иного нашего министра. Можно смело назвать их хозяевами лондонских улиц. Водители эти настоящие виртуозы своего дела, ловко лавируют они своими даблдеккерами (двухпалубный) по нешироким лондонским улицам, да так, что в салоне удержаться на ногах невозможно, поэтому в автобусе стоять запрещается, можно только сидеть.
Поражает изумрудная зелень аккуратно подстриженных газонов в парках Лондона. Здесь какая-то особая, жесткая, как проволока, трава, которая подстригается газонокосилками не реже одного раза в неделю. По газонам можно ходить, можно и полежать, позагорать под осенним солнцем. Как-то мы были в Кенсингтон-гарден, что напротив Альберт-Холла. Толпы подростков, в основном девчонки, возбужденно бегали по площади вокруг огромного округлой формы кирпичного здания. Подойдя к пожилому джентльмену, курившему трубку и спокойно взиравшему на сборище, я спросил:
— Извините, сэр, что это за ажиотаж вокруг?
— Да, говорят, какой-то поп-ансамбль, «Битлз», что ли, называется. Вот они и сходят с ума. И это наше будущее поколение! — с горечью вздохнул он.
В это время стайка девушек-подростков выбежала на газон парка. Они стали с визгом кататься по газону, целуя в экстазе фотографии своих кумиров, трепетно прижимая их к груди. Так мы впервые услышали об ансамбле «Битлз».
Как-то в поисках отдела МИДа, где мы должны были получить, как иностранцы, справку, необходимую при оформлении брака, мы с «Вестой» забрели на небольшую улочку и, толком не зная адреса, остановились. Как на грех, у меня развязался шнурок на ботинке, и я нагнулся, чтобы его завязать.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? — послышался голос сверху. Надо мной стоял, приветливо улыбаясь, худощавый джентльмен, в шляпе, руки В карманах макинтоша, в конце улицы еще один, чуть поодаль — еще двое. Все они смотрели в нашу сторону. Джентльмен объяснил, как найти нужный нам адрес. Возвращаясь обратно по этой улице, случайно взглянул на в общем-то неприметную, покрытую черным лаком дверь за железной оградой. На двери сияла золотом большая цифра 10. В конце улицы мы прочитали и название самой улицы: Даунинг-стрит.
— Знаешь, куда мы попали? — спросил я жену. — Здесь же резиденция самого премьер-министра Гарольда Вильсона. А мы тут шнурки завязываем. Всю охрану на йоги подняли. — Действительно, никого не было видно, пока мы шли по улице, а стоило только Нам остановиться, как эти джентльмены будто из-под земли выросли.
Учреждение для регистрации брака иностранцев расположено в районе Вестминстера. Строгий чиновник в очках в черной роговой оправе.
— Извините, сэр, мы пришли к вам по очень важному делу: мы хотим зарегистрировать наш брак.
— Мы не возражаем. В брак вступаете впервые?
— Да, впервые.
— Ваша национальность?
— Я — аргентинец, моя невеста — гражданка ФРГ. Какие документы потребуются?
— Ваши паспорта. Кроме того… Где вы остановились?
— В отеле.
— Так вот. Выписка из регистрационного журнала вашего отеля, подтверждающая, что вы там действительно проживали в течение двадцати девяти дней безвыездно. Повторяю: безвыездно. Затем для невесты, согласно законам ФРГ, необходима справка из германского консульства о том, что консульство не возражает против вступления вашей невесты в брак с вами.
— А какие у консульства могут быть возражения?
— Возможно, никаких, но эта формальность должна быть соблюдена во избежание каких-либо недоразумений в будущем. Без этой справки мы ваш брак зарегистрировать не можем.
— А свидетельство о бракосочетании из церкви?
— Церковный обряд поможет вашему делу и ускорит его, так как избавит вас от необходимости получать дополнительные справки. Но справка из консульства ФРГ обязательна. Кроме того, вам необходимо внести десять фунтов на покрытие расходов по регистрации брака. Через церковь, где вы будете венчаться, вы подадите трижды объявление в местной окружной газете о своем бракосочетании за две недели до венчания, и если за это время не последует каких-либо возражений с чьей-либо стороны против вашего бракосочетания, вас обвенчают, и вы снова придете сюда с выпиской из церковной книги о совершившемся обряде вашего бракосочетания. Таков порядок. Вы все поняли?
— Да, мы все поняли.
— Тогда до скорого свидания.
Мы шли по набережной Темзы, я пересказывал «Весте» весь наш разговор с чиновником.
— Центр предупреждал, что обращаться мне в консульство ФРГ нежелательно, — говорила она, — хотя в то же время прямого запрета не было. Меня почему-то не предупредили о том, что при регистрации брака потребуется справка из консульства ФРГ.
Связи на Лондон у нас не было, поэтому мы решили действовать по своему усмотрению.
В консульство с паспортом «Весты» пошел я, предварительно выяснив время обеденного перерыва в консульстве. Придя туда за десять минут до обеда, я застал там лишь молодого чиновника, который явно спешил на ленч, собирая со стола какие-то бумаги. В дверях стоял его товарищ, с которым он, очевидно, собирался пообедать. Я вкратце изложил суть дела.
— Да выпиши ты ему эту справку, нас уже ждет Сузи с подружкой, — сказал нетерпеливо его товарищ по-немецки (несмотря на мои скудные знания немецкого, я приблизительно понял, о чем он говорил).
— Но ведь консула-то нет. И почему сама невеста не пришла? — спросил о.
— Видите ли, она не совсем здорова и послала меня взять эту справку. Завтра мы уже хотели бы подать заявку на регистрацию брака. Время не ждет, понимаете? У нас ожидается прибавление в семье… Ну и…
— Ты подпишешь? — спросил он своего долговязого приятеля, переминавшегося в дверях с ноги на ногу.
— Конечно, подпишу, — отвечал он. — Какие проблемы? Я же ведь все-таки вице-консул. Давай, поторопись же! Дай ему эту справку и пусть убирается восвояси.
Рыжий в очках вставил консульский бланк в пишущую машинку и быстро отбарабанил текст справки о том, что консульство ФРГ не возражает против бракосочетания гражданки ФРГ Ирмы Р. с гражданином Республики Аргентины Л. Мерконисом. Долговязый выхватил бланк и бегом помчался куда-то по коридору.
— Он сейчас поставит печать и вернется, — сказал рыжий на хорошем английском, закрывая сейф. — Пойдемте, мы его подождем в приемной.
Ждать не пришлось, так как долговязый уже стоял у выхода, помахивая справкой в воздухе.
— Так, значит, женишься? — спросил он, улыбаясь и показывая крупные, желтые, прокуренные зубы. — А невеста-то у тебя хороша, судя по фотографии на Паспорте. Ну, желаем успеха в семейной жизни. Жениться — шаг нешуточный.
На этом мы расстались.
В скверике неподалеку от консульства меня ждала «Веста». Я отдал ей справку.
После церковного обряда мы пошли в загс к джентльмену в черных роговых очках, который принял все наши документы и велел прийти через три дня на четвертый.
В небольшую церковь на окраине Лондона вошла молодая элегантная пара. Она — в белом платье и фате, он— в строгом черном костюме. В церкви их ждали священник, облаченный в пурпурную мантию, и двое свидетелей. Больше в церкви никого не было.
— …Согласны ли вы стать ее мужем?
— Да, согласен.
— Согласны ли вы стать его женой?
— Да, согласна.
Служитель церкви подал сафьяновую подушечку, на которой лежали обручальные кольца, и священник, надел кольца на руки новобрачным. Так во второй раз поженились советские разведчики-нелегалы «Вест» и «Веста».
После бракосочетания все вышли во внутренний дворик церкви, вымощенный булыжником. Ярко зеленела трава. Здесь было теплее, чем внутри. Осеннее солнце несмело пробивалось сквозь туманную дымку. Свидетелями были пожилой джентльмен, он же служитель церкви, и горничная из отеля. Священник, седовласый, сухощавый, на вид лет за пятьдесят, проживал в жилой части Вестминстерского аббатства. Он был лично знаком с Уинстоном Черчиллем и вхож в его семью.
Вынесли столик и стул, положили на стол церковную книгу. Священник сел за стол, сделал запись в церковной книге, выписал свидетельство о браке и торжественно вручил его «Вестам». Когда унесли церковную книгу, на столике, с разрешения священника, появилась бутылка шампанского и несколько бокалов из оргстекла, принесенные «Вестами» с собой. Откупорили бутылку. Священник провозгласил тост за здоровье молодых. Много шутили, смеялись, пострекотали восьмимиллиметровой кинокамерой, запечатлев сей торжественный момент для потомков. Затем сердечно попрощались и разошлись довольные друг другом. Нелегалы «Весты» оформили свой брак. Официально. Но во второй раз. В первый раз — тоже официально. Но в Союзе. В Москве. Четыре года тому назад.
В означенное время мы пришли в офис, где поклялись на Библии, что мы представили подлинные документы, после чего нам поставили штамп на нашем церковном свидетельстве о браке и отпустили восвояси, с добрыми напутствиями и пожеланиями.
Наш свадебный ужин после церемонии бракосочетания был тет-а-тет, при свечах, в уютном ресторанчике, где играл квартет— скрипка, виолончель, контрабас и саксофон.
Дальнейший маршрут лежал через Грецию, где по указанию Центра нам предстояло пробыть около двух месяцев. Выбор маршрута следования Центр оставил на наше усмотрение. Конечная же цель маршрута — Монтевидео, Уругвай.
На следующий день утром поезд Лондон-Париж. Купе на двоих. В Дувре— посадка на паром. Над Ла-Маншем стоял туман. Желтые вечерние огни Гавра. Сквозь моросящий дождь поезд мчится по территории Франции. Париж. Начало нашей свадебной поездки. Небольшой отель в центральном районе, куда нас привез услужливый таксист. Оставив свои вещи, отправились погулять. Администратор, тучная женщина, которая гладила в вестибюле белье, долго объясняла мне, как пройти в центр, но мой французский был на таком уровне, что она никак не могла понять, что мне надо. Наше общение кончилось тем, что она, потеряв терпение, рассердилась и выпроводила меня за дверь. Прихватив план, где был отмечен отель, мы отправились по вечерним улицам Парижа.
В первую же ночь мы поняли, что отель был довольно своеобразным. Он предназначался как для проживания обычных гостей, так и для любовных свиданий: всю ночь раздавались звонки, топот по лестнице, женский визг и хихиканье. Это мне уже было знакомо по Буэнос-Айресу.
— Это место, пожалуй, слишком веселое для нас, — сказала поутру жена. — Может, съедем отсюда?
И мы в тот же день переехали в знакомый уже мне отель «У пяти углов». Елисейские поля, бесчисленные кафе, магазины, Эйфелева башня, собор Парижской богоматери, поездка по Сене, Лувр. Надо же было показать жене все достопримечательности Парижа.
Но пора в дорогу. И вот снова Женева. Сигналом на прежнем месте сообщаем о своем прибытии. Продублировали открыткой на почтовый ящик: все в порядке, все идет по плану. Мне Центром поручалось пересечь с «Вестой» Европу в целях «акклиматизации», то есть обкатки.
Проставив в Берне сигнал об отъезде, мы отправились скорым поездом в Венецию. В Венеции стояла солнечная погода. Отель рядом с вокзалом. Соседями по отелю оказалась молодая супружеская пара из США, с которой мы подружились, и все экскурсии по городу проводили вместе с ними. Покатались на гондоле, сходили в казино, где «Веста», к нашему общему удивлению и восторгу, выиграла небольшую сумму. Американская пара вскоре уехала. Он— адвокат, она — домохозяйка, имели собственный дом в пригороде Лос-Анджелеса. Приглашали нас к себе в случае, если будем в США. Мы взяли их адрес, и, возможно, наше знакомство получило бы развитие, если бы мы поехали в США.
Погода испортилась. Дождь и сильный ветер с моря. Поднявшиеся воды лагуны начали заливать набережные Венеции. Предприимчивые носильщики с вокзала за полтинник перевозили прохожих через залитые водой участки набережной. Туристы безропотно платили. Местные же жители давали бой, требуя скидки и споря до хрипоты. Мы заказали такси. В Венеции такси — это быстроходный катер. Двое парней в резиновых сапогах выше колен подхватили наши чемоданы. «Весту» и меня перевез до причала катера все тот же вокзальный носильщик на своей тележке. Штормило. Катер мчался по бурным зеленым водам лагуны. Вот и порт. Мол залит водой. Портовые носильщики перевозят на тележках пассажиров вместе с их вещами. Сначала с борта катера на тележке нас везут в таможню, затем обратно, прямо к трапу судна. Дождь льет как из ведра. Пассажирский теплоход «Сан-Марко» под итальянским флагом направлялся в греческий порт Пирей. Когда вышли из лагуны в открытое море, качка усилилась. Каюта душная, без иллюминаторов. Кондиционер не работает. После ужина с трудом, держась за стенки, добрались до каюты. С ужином нам обоим тут же пришлось расстаться. Ночь провели как в кошмаре. Мутило. Рядом за переборкой завывал вентилятор. Прямо трюм какой-то, а не каюта. Поутру выползли на палубу. Шторм стихал. Большинство пассажиров бродили по палубе с зелеными лицами. Из салона слышались звуки рояля. Средних лет коренастый американец играл Шопена. Играл он классно. Рядом сидела его жена — высокая, стройная, сохранившая следы былой красоты женщина.
Афины. Только что выстроенный отель недалеко от центра. Всю ночь провели в борьбе с комарами, которых здесь превеликое множество. Хорошо хоть, потолки низкие и можно было до них дотянуться и поточнее ударить. Утром за окном в лучах восходящего солнца увидели сверкающий белизной Акрополь. В номер заглянула парикмахерша, и «Веста» решила ее пригласить, чтобы поправить себе прическу, испортившуюся во время морского путешествия. Молодая, высокая, красивая гречанка с русой косой, увязанной вокруг головы, часа три вертелась, тараторила по-гречески, хлопоча вокруг жены. Все мои попытки помочь веселой парикмахерше с ходу отвергались. Красавица гречанка, сделав наконец прическу на свой вкус, отошла шага на три и, довольная своей работой, похлопала в восторге в ладоши, подозвала меня оценить ее мастерство и стремительно исчезла, нанеся определенный ущерб нашему бюджету. «Веста», разочарованно повертевшись перед зеркалом, задумчиво поглядев через окно на Акрополь, ушла в ванную комнату, помыла голову и по-своему переделала заново всю укладку, после чего мы отправились в город. Поскольку жить в отеле было бы слишком дорого, мы решили снять комнату. А пребывание в Греции мне было необходимо в целях дополнительного совершенствования греческого языка, который я успел немного подзабыть. Там была также контрольная явка н намечена тайниковая операция. Вскоре по объявлению в газете мы нашли комнату на втором этаже небольшого двухэтажного особняка. В комнате по соседству обитал сын хозяина, холостяк, вернувшийся из США, где он учился на адвоката. Сам хозяин, старичок грек, благодушный, невысокого роста вдовец, жил во флигеле во Дворе. Нижние комнаты занимала его незамужняя дочь, которой было уже за тридцать, и ее двоюродная сестра. Хозяину усадьбы «Веста» очень нравилась, и каждое утро, сопровождаемый мрачным взглядом дочки, он приносил ей только что срезанную в саду чудесную, всю в росе красную розу. Сын с усмешкой относился к этому. С ним мы были в хороших отношениях. Он был для нас интересным собеседником, разбиравшимся в политике, к тому же превосходно владевшим английским языком. А поскольку у него были выходы на США (он там учился в университете и в Афинах держал адвокатскую контору), то мы к нему внимательно приглядывались, а когда собрали достаточно данных, в отчете сообщили о нем как о кандидате на возможную вербовку, так как у него были связи в правительственных кругах Греции.
Двадцать третьего ноября по радио мы услышали сообщение об убийстве президента США Дж. Кеннеди. Сын хозяина был уверен, что это дело рук русских, но на мой вопрос: «А зачем русским нужно было убивать Кеннеди, когда кубинский кризис позади?» — он не нашелся что ответить.
На явку в Афинах мы выходили раз в неделю, но к нам так никто и не подошел. Тайник, предложенный Центром, был выбран очень удачно: глухой проходной скверик на склоне горы, расщелина в невысокой каменной подпорной стенке справа от второго столба ограды. Посидев с «Вестой» на этой ограде, мы оставили в тайнике закладку. В отчете на непроявленной пленке, отснятой «Миноксом», был описан в деталях весь процесс отработки легенды «Весты» по Европе, наше бракосочетание, новые связи. Связь с Центром, по-прежнему односторонняя, — по радио.
Наш дальнейший маршрут: Монтевидео, Уругвай. Там обосноваться, возможно, завести небольшое дело, постараться для «Весты» получить аргентинское гражданство и загранпаспорт как супруге аргентинского гражданина и ждать дальнейших указаний Центра.
В Афинах мы взяли билеты на рейс израильского теплохода «Теодор Херцль», шедшего рейсом Хайфа — Буэнос-Айрес. Попали мы на этот теплоход совершенно случайно, поскольку рейс итальянского судна, на который мы рассчитывали, был по какой-то причине отменен. На израильское судно мы должны были сесть в Неаполе, а от Пирея до Неаполя мы добрались на турецком теплоходе «Каражоглу».
Порт Неаполь. «Теодор Херцль» запаздывал. Был вечер. Штормило. Лил проливной дождь. Мы сидели под навесом на причале вместе с другими пассажирами, укрывшись от ветра за какими-то ящиками. «Теодор Херцль» медленно подходил к причалу, когда набежавшей волной его вдруг приподняло и ударило форштевнем о бетонный причал. В темноте брызнули искры. Завели концы, судно пришвартовалось.
Наконец объявлена посадка. После промозглой ветреной погоды теплая уютная каюта на двоих показалась сущим раем. Отплыли в ночь. Судно заваливалось то на один борт, то на другой. «Веста», конечно, лежала пластом. Я же привык к качке. Завтрак нам принесли в каюту: две большие жирные селедки с пучками зеленого лука, масло, сыр, джем, кофе с молоком. После такой качки и ночной суеты такой острый завтрак был как нельзя кстати, тем более что шторм затихал.
Рождество отметили в открытом океане, а Новый год— уже в Монтевидео. Поселились в совершенно безлюдном, огромном двухэтажном отеле на самом берегу океана. Пляж— напротив через набережную. После промозглой зимней Европы мы очутились в летнем Южном теплом полушарии.
Канун Нового года. Было тепло, и поэтому, несмотря на небольшой шторм, рискнули искупаться в океане. Бескрайние песчаные пляжи. Небо освещается зарницами. Вода в набегающих волнах магически фосфоресцирует. Даже немного жутковато. Особенно когда после ослепительной молнии прямо над головой громыхнет гром.
Накрыли на стол. Ровно в полночь откупорили бутылку шампанского. Вышли на балкон запустить в честь Нового года каньиту-воладару. Над городом стоит дружный вой клаксонов. По набережной несутся машины и не переставая сигналят. Где-то трубят в трубы, бьют в барабаны. Взрывы петард, фейерверки, бенгальские огни, лай собак. Так мы встречали Новый, 1964-й год, год памятный тем, что сменилось руководство в нашей стране и место Н. С. Хрущева занял Л. И. Брежнев.
Наутро знакомимся с городом. Он оставляет впечатление некоторой запущенности. Буэнос-Айрес несравненно богаче и роскошнее. Пошли в кино на триллер. Что-то связано с неким огромным магическим котом. То и дело сцены ужасов. Соответствующая музыка. По окончании фильма, когда подходили к отелю, обнаружили, что отсутствует сумочка «Весты» со всеми ее документами. Сломя голову понеслись обратно, благо отошли мы не слишком далеко. Сеанс был последним, и народу было немного. Когда мы прибежали туда, служители уже закрыли двери кинотеатра. Постучали. С колотящимся сердцем, с фонариком, который одолжили у сторожа, быстро прошли в темный зал. Сумочка стояла там, где ее поставила «Веста»: у опоры кресла. Проверили содержимое — все на месте. И только тут перевели дух. С тех пор в кино сумочку я у нее отнимал и держал у себя на коленях до окончания сеанса.
Сняли квартиру на окраине города: гостиная, кухонька, спальня на втором этаже. Все в миниатюре, все крайне скромно, строил сам хозяин, водитель городского автобуса. У него жена и двое детей. Оба испанцы из Галиции (гальегос). Оба неутомимые труженики. Отношения у нас установились хорошие. Купили мебель, кухонную утварь. Я пошел было искать работу, но кругом царила жуткая безработица. Легче было бы нам организовать свой небольшой бизнес. Центр положительно рассмотрел этот вопрос. Я уже кое-что было предпринял в этом направлении и вел переговоры, но не прошло и пяти месяцев, как шифрограммой вызывают на явку.
Курьера Центра, худощавого блондина лет тридцати пяти, я заметил еще издалека. Он уверенно шел по направлению ко мне, пристально глядя на мою правую руку, в которой я держал местный журнал в цветастой обложке с заглавием, последняя буква которого была скрыта под большим пальцем моей руки.
— Пароль (на испанском языке): «Простите, мы не встречались с вами у сеньора Гонсалеса в прошлую среду?»
— Отзыв: «Нет, в прошлую среду я был у Родригеса, а у Гонсалеса был в четверг, и вас я там что-то не видел».
Мы прошли в близлежащее уличное кафе и, заказав по рюмочке хинебры-болс[23] и чашечке черного кофе, сели за столик и повели беседу.
Центр предписывал выехать в Буэнос-Айрес и обосноваться там, получив аргентинское гражданство по мужу для «Весты».
А у нас к тому времени намечалось прибавление в семье. Собрались, продали, что могли. Кое-что взяли с собой, благо Буэнос-Айрес рядом, за рекой Рио-де-ля-Плата.
Аргентинские таможенники даже не стали смотреть наши чемоданы, но тщательно упакованный в одеяло тюк с кухонной утварью и посудой (не бросать же ее) велели распаковать. Когда оттуда посыпались ложки-поварешки, махнули рукой, хотя именно там находился тщательно упакованный транзисторный приемник «Грюндиг», за который пришлось бы платить немалую пошлину, или же изъяли бы, его вообще.
В отеле жить неудобно, а главное— накладно. Через неделю с большим трудом нашли комнату, которую сдавала одна итальянка в довольно шумном районе Чакариты. С одной стороны улицы отчаянно дымила труба мусороперерабатывающего завода, с другой, во дворе, куда выходило наше окно и где, казалось бы, должно было быть тихо, целыми днями рабочие резали автогеном трубы и рельсы, а в обед разжигали огонь и готовили себе асадо. Запахи то горячего металла, то жареного мяса постоянно наполняли нашу комнату, от чего очень страдала прежде всего «Веста». Тут еще чуть не случилась беда: сходя с подножки поезда, «Веста» каким-то образом ударилась животом. Местного языка она еще не знала, поэтому необходимо было срочно найти гинеколога с немецким или английским языком. По объявлению в газете «Buenos-Aires Herald» нашли немецкого врача-гинеколога, доктора Эверкена. Вызвали его к себе по указанному в газете телефону. Пришел высокий немец с очень добрым лицом, оказавшийся профессионалом высокого класса, владевшим несколькими языками. Он вел частную практику, подрабатывал также в Немецком госпитале. Оп быстро принял меры, и через три недели «Веста» уже была снова на йогах. Хозяйка квартиры, в которой мы жили, увидев, что мы ожидаем рождения ребенка, стала нас выживать, устраивая мелкие провокации и предъявляя надуманные претензии. Нужно было устраиваться на работу, и я решил поступить на механический завод «Науэль».
Поступавших на завод было несколько человек. Вступительный экзамен на вакантное место слесаря-монтажника был на первый взгляд прост: бригадир вручил каждому из пас по железной пластинке 150 х 200 х 6 мм, ножовку по металлу, плоский напильник, сверло, штангенциркуль, циркуль по металлу и метчик. При помощи этих инструментов необходимо было начертить на металле два одинаковых шести-шестиугольникастрого придерживаясь указанных размеров. Затем в пластине должно было быть вырезано отверстие, в которое с допуском в 0,5 мм должен был войти изготовленный испытуемым шестиугольник, причем входить он должен был в любом положении. Из трех десятков человек— кандидатов на вакантную должность, по качеству и по времени (четыре часа) с этим заданием справились лишь трое, в том числе и я. В условиях ужасающей безработицы на то время это было несомненной удачей.
Через некоторое время «Веста» получила аргентинское гражданство.
Аргентина, как и США, страна многонациональная, добившаяся значительного экономического и технического прогресса за счет квалифицированной рабочей силы, прибывавшей в первую очередь из европейских стран. На заводе вместе со мной работали выходцы из Испании, Германии, Польши, Украины и даже Грузии, приехавшие в страну в основном после Второй мировой войны. Среди них были и власовцы, и бывшие полицаи. Работал я слесарем-сборщиком, освоив эту специальность на курсах механиков сеньора Сливы еще в мой первый приезд в страну. Условия работы на предприятии были довольно тяжелые, так что к концу рабочего дня все мы были совершенно прокопченные и насквозь пропахшие дымом. От холода спасал нас еще и кузнец Томас, у жаркого горна которого мы грелись и кипятили молоко, выдававшееся администрацией за вредность производства. Томас был умным и рассудительным человеком, с которым интересно было поговорить и о футболе, и о политике. Больше о футболе, конечно, хотя в Аргентине футбол, как ни в какой другой стране, тесно связан с политикой, являясь своего рода громоотводом народного недовольства.
Жили мы в это время в небольшом домике под черепицей, которым владела старая одинокая фрейлейн Припица, приехавшая из Австрии еще до войны. Мы снимали в доме крохотную комнатку со стеклянным люком в потолке вместо окна и с кухонькой, строго придерживаясь очень важного для нелегала правила: жить по средствам. При доме был маленький сад, где росли лимоны, апельсины и всевозможные экзотические цветы. Мы ждали нашего первого ребенка, и хозяйка с чувством беспокойства косилась на полнеющую на глазах фигуру «Весты». Старушка уже неоднократно намекала, что она привыкла жить в тишине и покое, и сетовала на то, что с появлением ребенка здесь станет несколько шумно. Сама она замужем никогда не была, детей не имела по причине того, что была убежденной феминисткой-мужененавистницей, и меня самого-то она терпела в своем доме лишь потому, что очень уважала «Весту», с которой они разговаривали только на немецком языке.
Понимая, что работа на заводе, будучи сама по себе крайне утомительной, не давала каких-либо перспектив в смысле выхода на интересующие нас связи, мы по согласованию с Центром решили попытаться открыть свое собственное дело, с тем чтобы занять хоть какое-то место в обществе.
В ноябре 1964 года я уволился с завода, и мы стали подыскивать, чем бы этаким нам заняться. Организация мастерской по ремонту автомобилей или автозаправочной станции в условиях тяжелейшего экономического кризиса, охватившего всю страну, нам казалось делом крайне дорогостоящим и опасным в смысле конкуренции. К тому же Аргентина для нас была страной промежуточной. Могут пройти годы, прежде чем появится постоянная клиентура. Поэтому мы каждый день изучали объявления в газетах, подыскивая что-нибудь для нас подходящее, компактное и к тому же не слишком дорогостоящее.
К этому времени мы снова переехали, на этот раз в баррио Сан-Андрес, где неподалеку от одноименной станции пригородной электрички нашли довольно недорогую квартиру, состоявшую из крохотной гостиной, такой же спальни, кухни и террасы, расположенных на втором этаже двухэтажного особняка. Первый этаж занимали хозяева— хромая старуха баронесса с незамужней дочкой тридцати с лишним лет, с русским именем Натали. Она превосходно владела английским языком, имела машину «опель-рекорд» и работала менеджером в какой-то крупной американской компании.
Центр советовал нам подыскать какое-нибудь дело (небольшой магазин, кафе или что-то в этом роде) в районе, преимущественно населенном выходцами из США или Германии. Это давало бы возможности для расширения наших связей с выходом на США — Канаду. Стоял ноябрь — начало лета в Южном полушарии. Мы стали часто посещать во время наших прогулок районы Акасусо, Оливос, Флорида и другие, где проживал интересующий нас контингент. Проводили время в боулинге, посещали рестораны и кафе, присматриваясь к публике. Однажды после спектакля в театре, где играли актеры-любители, в основном британского происхождения (шла пьеса Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным» на английском языке), мы зашли в маленькую закусочную на авениде Сан-Мартин в баррио Акасусо, где торговали отлично приготовленными гамбургерами и хот-догами. Закусочная эта носила название «У Хардта». За стеклом витрины была табличка, что данное заведение находится в продаже. Шла бойкая торговля. За столиками, выставленными на тротуар, слышалась в основном английская речь. По авениде Сан-Мартин проносились автомобили. Рядом были расположены торговый центр, боулинг, наиболее известные ночные клубы.
— Мне кажется, — сказала «Веста», кивая на объявление о продаже, — что это как раз то, что нам нужно.
— Надо бы познакомиться с хозяином, — сказал я. — Интересно, сколько же он хочет за это свое заведение.