XVII. Особое задание
XVII. Особое задание
Соблюдая меры предосторожности, "Памиры" открыли люк в полутьму безжизненной станции. Первым шагнул через порог командир. В ПХО — мрак, иллюминаторы полуприкрыты шторками, только луч фонарика выхватывает пылинки, неподвижно висящие в воздухе. Эта давящая тишина и неподвижность воздуха были верным признаком неполадок на станции….
Эта драма началась зимой 1985 года, а кульминации достигла в начале лета. Орбитальная станция "Салют-7" находилась в автоматическом режиме. Последний экипаж покинул ее в октябре 1984-го, оставив "семерку" в рабочем состоянии. Связь со станцией поддерживалась регулярно, она послушно отзывалась, реагировала на все команды Центра управления полетом, где получали необходимую информацию по каналам телеметрии. Словом, работа шла, не столь интенсивно, как раньше, когда на борту был экипаж, но ритмично и достаточно продуктивно.
Потом начались сбои. Поначалу они казались случайными, грешили на операторов, на помехи, на ошибки, заложенные в программу ЭВМ. Попытки исправить положение успеха не имели. И уже совсем неожиданным было то, что в рабочем журнале дежурной смены ЦУПа записано короткой фразой: "Связи с бортом нет, прекратилось поступление телеметрических данных, на запросы "Зари" станция не отвечает".
"Салют-7", который считали "мертвым"
"Салют-7" к этому времени уже немало потрудился для науки и народного хозяйства. С момента вывода на орбиту прошло более тридцати месяцев. Естественно, что ресурс вырабатывался, отдельные системы и приборы требовали замены, это выполнялось. И вдруг…
Стоимость "семерки" немалая — сотни миллионов рублей (естественно, по старым ценам). И хотя никто не ждал от нее полной окупаемости, желание "выжать" как можно больше было и у разработчиков, и тех, кто составлял научные программы, и у прикладников-хозяйственников, и у космонавтов. Тревожные вести из ЦУПа перечеркивали все замыслы.
Каждый день до глубокой ночи группы специалистов анализировали ситуацию, проигрывали различные варианты, чтобы понять: что же произошло в космосе? Ничего утешительного предложить Госкомиссии специалисты не могли. Надежды вернуть "семерке" активную жизнь уменьшались с каждым днем, и вывод, казалось бы, напрашивался сам собой: станция не пригодна для дальнейшей эксплуатации. И все-таки шанс оставался: рискнуть послать на станцию экипаж. Только там, на борту, можно окончательно определиться в дальнейших действиях. Но… На "Салют-7" надо еще попасть. А прежде — сблизиться на такое расстояние, чтобы увидеть "семерку", потом причалить, попробовать состыковаться, только после этого перейти на станцию. Это был единственный путь. И еще всем было ясно: такая работа не для новичков.
Владимир Джанибеков, один из двух спасших "Салют"
— В тот вечер, — вспоминает Володя Джанибеков, — мы всем семейством сидели за чаем, строили планы на предстоящие выходные. Я не был включен в программу подготовки, находился в режиме поддержания формы, более спокойном и размеренном, что в последние годы случалось редко. И вот появился у нас дома вечерний гость — Алексей Архипович Леонов. "Володя, ты знаешь, что тебе завтра начинать медкомиссию? В восемь тридцать — кровь, до обеда — барокамера, затем все остальные специалисты". Вот тебе и суббота, вот и воскресенье в семейном кругу. Ну, а потом и сама подготовка — семья каждого космонавта знает, что это такое. И называют не иначе, как наземным полетом — так редко приходится видеться. "Завтра так завтра", — ответил Леонову, ибо догадался, что мне предстоит.
В ту ночь Джанибеков долго не мог уснуть. Особое задание, экипаж специального назначения — все это понятно. Работа предстоит сложная, и никто не может прогнозировать, как она пойдет, и пойдет ли вообще. Но то, что выбор пал на него, казалось неожиданным. В отряде были первоклассные командиры, отлично проявившие себя при отработке сложной методики, требующей виртуозного владения "рулем" машины. Но и его можно понять: от таких предложений не отказываются. К тому же сбывалась его давняя мечта — сходить в длительную орбитальную экспедицию (конечно, при успехе начального этапа), как следует "осмотреться" в космосе, выполнить интересную и насыщенную научную программу…
Тут, понятно, надо думать о человеке, с которым пойдешь в полет. И как о специалисте, бортинженере, и как о товарище, с кем придется преодолевать трудности, порой даже непреодолимые. Еще до потери связи со станцией, когда все шло нормально, к работе на ней готовился очередной экипаж: Владимир Васютин, Виктор Савиных и Александр Волков. Сразу родилась рациональная схема, по которой бортинженер "штатного" экипажа подключался к "ремонтной бригаде", а затем оставался на борту как бы соединительным звеном между двумя этапами экспедиции. Решение показалось верным и с технической, и с человеческой стороны. Виктора Савиных Владимир знал давно. Вместе работали еще на "Салюте-6". Джанибекову уже тогда представлялось, что это человек с идеальным характером для трудной работы в одной "связке". Живой, общительный, в то же время уравновешенный, исключительно работоспособный, неунывающий, с чувством юмора, оптимистически настроенный в самые трудные минуты.
Они изучали станцию до мелочей, чтобы там, в полете, найти причину отказа
В экипаж специального назначения включили Джанибекова и Савиных. С первых же дней подготовки они договорились отказаться в отношениях от формальной субординации. Впрочем, не договорились специально, а это сложилось само собой, ибо помогало делу. Кто в чем был сильнее, тот там и считался командиром. Помногу часов кряду проводили в комплексном тренажере, выполняя десятки стыковок за смену, учились входить в станцию и анализировать ее состояние по малозаметным, а порой и косвенным признакам, проводить ремонтные и восстановительные работы.
Наступило 6 июня. Старт с Байконура был назначен на 10 часов 39 минут 52 секунды московского времени. Это определили баллистики. "Космические штурманы" рассчитали орбиту подвода корабля к станции и, учитывая сложность ситуации, предложили провести стыковку не на следующие сутки, как обычно, а на 35-м витке, то есть 8 июня. Особая роль отводилась военным из службы слежения за космосом.
…В Главном зале Центра управления полетом — народу, как никогда. Внимание всех — на табло и боковые экраны. На них отражается ход событий: 10.59.19 и 11.44.48 — двуимпульсный мaневр сближения; 12.09 — выход из тени; 12.10–12.25 — сближение в автоматическом режиме; 12.25–13.06 — сближение, причаливание и стыковка в режиме ручного управления; 13.06 — вход в тень; 13.40–14.38 — резервное время причаливания и стыковки. Если в указанный выше интервал времени стыковка не получится, она будет повторена, и все последующие действия экипажа сместятся примерно на полтора часа. По расчетам, все легко и просто. Но ведь станция "слепа", сигналы не воспринимает, "подыграть" не может, одно поспешное движение корабля, один неточный маневр, небольшое превышение скорости — и соударение. А это — уже шаг к гибели.
Напряжены нервы тех, кто на Земле, еще больше напряжены у тех, кто в космосе… Дальность… Скорость… Дальность… Скорость… Цифры, характеризующие эти параметры, то уменьшаются, то возрастают. В обусловленное время "Союз Т-13" подошел к станции "Салют-7" на расстояние визуальной видимости. И первый вздох облегчения.
— Станцию мы увидели сразу после выхода на свет, — рассказывал Володя. — Она загорелась в лучах солнца, еще только пробивающегося сквозь атмосферу. Точка не точка, букашка не букашка — она росла по мере сближения. В поле зрения попала Луна. Интересно было наблюдать, как станция в процессе взаимного движения "прилунилась", как бы села сверху на Луну, посидела и двинулась дальше. Ее малиновый цвет постепенно переходил в светлый, белый, с оттенком слоновой кости. Станция "разгоралась" все ярче, блеск усиливался, порой было больно смотреть на нее в бинокль. Как будто она не обшита тканью экранно-вакуумной изоляции, а вся покрыта алюминием с желтой добавкой — такой металлический блеск. Чем ближе, тем виднее отдельные элементы конструкции, крылья солнечных батарей. Сначала даже показалось, что они правильно сориентированы на Солнце — миг надежды. Но через несколько минут стало ясно — это обман зрения, которое в такие напряженные минуты способно видеть то, что очень хочется. Панели нашей солнечной электростанции глядели врозь, безучастно. Это обещало большие проблемы с энергопитанием комплекса. Но все же главным было состыковаться, а все остальное — потом…
Да, главное было впереди, а пока "Памиры" вели репортаж, подробно сообщая о том, что происходило на орбите.
— Мы ее видим! — почти крик по громкой связи. И — тишина.
Все наземные службы работали в режиме величайшей сосредоточенности. Успех могли обеспечить точность, четкость и оперативность, быстрота и верность принимаемых решений и действий. Но основное происходило там, на орбите.
— Сближение идет устойчиво, угловые скорости в пределах сотых…
— Работаете в графике, ребята, — подбадривала "Заря".
— Выполняю замер… Гашу бок, — это Джанибеков.
— Цвет остается серебряным… Играет, — добавляет Савиных. И через секунду уже торопливое: — "Гашу скорость". Пауза в переговорах кажется вечностью.
Виктор Савиных — второй спасатель
— Сближаемся вроде нормально. Станция ложится на горизонт…
В который уже раз командир представлял себе те движения, которые выполняет корабль в ходе коррекции. Сначала он обгонит станцию и будет чуть впереди и ниже, потом окажется сзади "Салюта" и начнет его догонять, потом выйдет в "точку", в которой расстояние между двумя объектами должно соответствовать расчетному, потом…
Но это рассуждения. А что на самом деле? Есть мудрая поговорка "Семь раз отмерь, один — отрежь". Строго придерживаются ее не только портные. Каждое серьезное дело требует, прежде всего что-то сделать и предпринять, выбрать верное решение. А оно порой бывает единственным.
Но тогда речь шла об особой точности, молниеносных реакциях, умении мыслить иными категориями и понятиями, ибо ошибки и просчеты вряд ли удастся исправить: космические скорости не оставляют на это времени.
— Мы выше ее. Наблюдаем элементы конструкции, выравниваем скорости… Теперь она серая.
Тихо и напряженно в зале. Сосредоточенное молчание. Только доклады "Памиров".
— Дальность примерно 90…
— Переключите режим, — советует "Заря".
— Сейчас, еще немножко…
Чувствую: устали ребята. Устали от нечеловеческого напряжения. От того давящего чувства ответственности, которое они не могут не испытывать за это особое задание. При штатной стыковке станция отслеживает корабль, подставляя свой стыковочный узел. Сейчас все не так. Станция произвольно "гуляет", надо "поймать" это движение и с ювелирной точностью вести корабль.
Остались 80 метров… 70… Сейчас кончится зона радиовидимости, да и тень Земли наползает неотвратимо. Не успевают состыковаться, все маневры придется отложить, зависнуть возле станции на безопасном расстоянии. Но если не успеют, то в тени работать будет еще сложнее. И опаснее. Что там у них? Почему молчат?
Легкий вздох, и голос Джанибекова:
— Давайте немного повисим.
— Давайте, — соглашается "Заря".
И снова томительное молчание.
— Зависли со стороны левого борта и сверху. Под углом 45 градусов. Дальность около 80, - уточнил "Памир-1".
— Принято, — подтвердила "Заря". — Не торопитесь, ребята. Очень спокойненько…
И снова — тишина. "Почему дальность увеличилась? Может быть, ошиблись? Отдохнуть им надо, отдохнуть, — пульсирует мысль. — Но когда отдыхать: потеря времени это потеря надежды".
— До тени 11 минут, — осторожно предупреждает "Заря".
— Знаем, — нервозно отвечают с орбиты.
Время, которое казалось растянутым, вдруг словно сжалось.
— До тени 8 минут, — уже с иной интонацией звучит голос "Зари". И после короткой паузы: — Давайте разворачиваться.
— Давайте, — соглашаются "Памиры".
— Корабль совершает облет станции… Сейчас будем немножко мучиться. По Солнцу не все хорошо. Мешает…
— Как кресты? — интересуется "Заря".
— Кресты совмещены. Рассогласование К и С в допуске. Угловые незначительные…
— Гашу скорость. Так… Идем в допуске…
И тут все замерли. Ни единого слова, ни вздоха — ничего.
Только тишина.
— Есть касание!
В 12 часов 50 минут стыковочный штырь корабля "Союз Т-13" коснулся приемного конуса "Салюта-7". Сработали защелки и началось стягивание.
А в ЦУПе по-прежнему тишина. Кажется, все собравшиеся в зале каждым нервом своим ощутили это касание. И уже потом радостное восклицание руководителя полета: "Молодцы, ребята! Спасибо!"
… Если честно, они не радовались. Они не радовались, потому что этому чувству в их душах уже не было места. Напряжение, усталость, боязнь сделать что-то не так, после чего уже ничего не исправишь, — все смешалось. Они молча сидели в своих рабочих креслах, а соленый пот стекал по разгоряченным лицам.
Это была победа. Пусть еще не полная, но победа. То, что не работает система ориентации "Салюта-7", было однозначным. И причина не вызывала сомнений: отсутствует напряжение в системе энергопитания. А если не функционирует СЭП, перспективы рисовались самыми мрачными.
Если на борту станции нет электропитания, то нарушен температурный режим. Многие приборы, механизмы и агрегаты рассчитаны на работу при плюсовых температурах. В каком они состоянии? Не замерзло ли все на "семерке"? Каков газовый состав в отсеках? Может быть, отказу радиотехнических средств предшествовало замыкание в электросети, вызвавшее пожар? Вопросы, вопросы, вопросы…
Кое-что о станции можно было узнать еще до открытия люков, если подключить некоторые датчики "Салюта" к системе приборного контроля. Такая возможность конструктивно предусмотрена, имеются специальные штыревые электроразъемы на торцевых шпангоутах станции и корабля. И эту возможность "Памиры" не упустили. Но их ждала неудача: переключатели датчиков могли работать только от бортовой сети станции, а она обесточена.
Заканчивалось время проверки герметичности стыка. То, что здесь все нормально, было второй радостью. Близким к нормальному оказалось и давление в переходном отсеке. Соблюдая меры предосторожности, "Памиры" открыли люк в полутьму безжизненной станции. Первым шагнул через порог командир.
В ПХО — мрак, иллюминаторы полуприкрыты шторками, только луч фонарика выхватывает пылинки, неподвижно висящие в воздухе. Эта давящая тишина и неподвижность воздуха были верным признаком неполадок на станции…
— Как температура? — нетерпеливо спросила "Заря".
— Колотун, братцы! — вырвалось у бортинженера. — Пробуем включить свет, — уже по-деловому продолжает "Памир-2". — И после короткой паузы: — Никакой реакции…
Их предупредили: не торопитесь, избегайте непродуманных действий, будьте внимательны и осторожны. Они ответили: "Будем". Но главное — ждало их в рабочем, основном отсеке. Та же тишина, только темнота уже полная: иллюминаторы наглухо закрыты металлическими заглушками. Джанибеков снял маску, подышал воздухом. Вроде нормальный, только запах иной, чем обычно: машинно-застойный. Сделал несколько фотоснимков со вспышкой, поплыл к столу. Там экипаж ждали приклеенные липкой лентой сухарики в пакете и при них — таблетки с солевыми добавками. Это хлеб-соль от предыдущих хозяев станции, "Маяков" — Леонида Кизима, Владимира Соловьева и Олега Атькова.
"Памиры" открыли иллюминаторы. На стеклах — налет изморози. Казалось бы, включай аппаратуру, бортовые системы и начинай работать, но холод мешал. Согреваясь резкими движениями, они стали изучать обстановку. Буферные химические батареи системы электропитания оказались полностью разряженными. Это был самый худший из предполагаемых вариантов. Еще до полета "Союза Т-13" специалисты по космической энергетике категорически утверждали: если емкость бортовых батарей упадет до нуля, восстановить их работоспособность невозможно.
— Все однозначно, командир, — заметил Виктор Савиных. — По инструкции в этом случае, нужно снимать центральный блок в системе автоматики станции, грузить на транспортный корабль и возвращаться на Землю.
— А если не по инструкции? — отозвался "Памир-1".
— Тогда будем пробовать…
С помощью двигателей ориентации корабля космонавты развернули станцию таким образом, чтобы обеспечить максимальную освещенность солнечных панелей. Проверили: напряжение в системе электропитания не появилось. Еще одно разочарование и еще один шаг к крушению надежды. Но они не спешили опадать в отчаяние. Вывод, к которому пришли, обнадеживал: буферные батареи отключены от солнечных, а потому и нет заряда.
И тут началась трудоемкая и однообразная работа. "Памиры" разобрали и разложили по проводочкам всю схему подключения буферных батарей к шинам питания. Начались пробы, десятки и сотни подключений и отключений, "прозвонка" многочисленных проводов. В результате были найдены и исключены из дальнейшей работы неисправные батареи. Их оказалось две из восьми. Остальные шесть, к счастью, остались пригодными.
Всю эту тяжелейшую работу они выполняли урывками, когда станция находилась на освещенной стороне. Это помогло продлить ресурс ручного фонарика. Когда же "Салют" входил в тень Земли, космонавты уплывали в свой корабль, чтобы погреться и отдохнуть.
И снова на Земле услышали вздох облегчения. Ток в сети появился. Но если сразу включить контур терморегулирования станции, то испаряющаяся со стенок влага могла бы осесть на более холодных приборах и электрических контактах. Думайте, ребята, думайте! И они думали. Сначала прогрели воздух в жилых отсеках, потом и установленное там оборудование. Но ситуация снова осложнилась: выяснилось, что у экипажа очень мало воды. Запасы, привезенные с Земли, были ограничены, а на станции "Родник" не работал.
… 13 июня "Протоны" совместно с "Зарей" провели тесты системы ориентации "Салюта-7", аппаратуры сближения и стыковки, чтобы получить уверенность в возможности принять грузовой корабль "Прогресс" со всем необходимым для дальнейших работ на борту. А если "Прогресс" не дойдет? Проблемы росли, как снежный ком. Каждый шаг на пути к их решению создавал новые преграды и неясности. Но отступать не хотел никто. Ни экипаж, ни разработчики, не специалисты Центра управления.
16 июня оттаявший "Родник" дал первую воду. Стало заметно теплее в отсеках станции. Вместе с ростом температуры поднималось и настроение всех участников этой уникальной операции в космосе.
Уже потом, когда все войдет в нормальный ритм, Владимир Джанибеков скажет в одном из сеансов связи: "В конце концов здесь нет ничего необычного". И не будет в этих словах ни рисовки, ни нарочитого упрощения. Ну, а "семерка"? Она вернулась к жизни, приняла еще две экспедиции, прибывшие на "Союзе Т-14" и "Союзе Т-15", потом была переведена в автоматический режим и продолжала функционировать до 1991 года.
В ЦУПе довольны: "Отлично сработали ребята!"