Начало работы

Начало работы

Наша группа «захвата» разместилась на вилле и в подсобном помещении представительства КГБ в Кабуле, а остальные восемь групп были разбросаны по провинциям.

Пару месяцев нас почти не загружали работой. Мы занимались разной мелочевкой, например, наводили порядок в приданной группе обеспечения, доставшейся нам в наследство от «Каскада». Представьте такую картину: у ворот виллы часовой в затрепаном хэ-бэ, без головного убора и ремня, в рваных спортивных тапочках на босу ногу, но зато при автомате на плече, жуя жвачку, лениво валяет за шкирку в густой пыли местного мальчонку, приговаривая «буру, бача», что означает «пошел вон, мальчишка». Остальные пацанята весело скачут вокруг, выкрикивая русские ругательства. Интернационализм в действии!

Используя «жидкую валюту» и личные связи среди офицеров 40-й армии, нам удалось за короткий срок помыть, одеть и накормить наше расхристанное воинство. Они стали похожи на солдат, а не на бандитов с большой дороги.

Вечерами бегали в Советское посольство смотреть фильмы и кадрить тамошних дамочек. Они нами восхищались, жалели, кормили домашними пирогами и согревали как могли. Ревнивые посольские мужики не раз использовали «дипломатические приемы» воздействия на наше начальство, пытаясь закрыть нам калитку, но открытого обострения отношений избегали.

Постепенно начали втягиваться в работу. У меня было несколько обязанностей: советника начштаба и особого отдела оперативного батальона 5-го Управления ХАДа, завскладом вооружений отряда «Омега», специалиста по обезвреживанию взрывоопасных предметов.

Работа советника заключалась в том, чтобы научить афганских офицеров организации штабной работы и агентурно-разведывательной деятельности. Забавное в этом было то, что я не знал их языка, а они — русского. Общались мы через переводчиков — солдат срочной службы, призванных из Таджикистана. Но сперва этим солдатам пришлось прочитать краткий курс оперативной подготовки: кто такой агент, резидент, связник, тайник и т. д. — в нарушение всех существующих инструкций и правил конспирации.

Как у завскладом вооружений, у меня тоже было немало головоломок. Откуда-то образовался излишек автоматных и пулеметных рожков, штык-ножей и ночных прицелов. А с автоматическими 30-мм гранатометами АГС-17 был и вовсе анекдот: их было четыре штуки, к ним — пять оптических прицелов, но все девять единиц по номерам не соответствовали числившимся в описи. Лихие были все-таки наши предшественники ребята-«каскадеры», если умудрились все так запутать!

Ну, а работа специалиста по обезвреживанию взрывоопасных предметов и вовсе требует отдельного разговора. Мне довелось дважды выгребать из подвалов 5-ого управления тонны снарядов, мин, ракет и патронов — расплющенных, раздавленных гусеницами танков, неразорвавшиеся авиабомбы, а также кучу всякого хлама, назначения которого даже я не знал. Это, пожалуй, было самым неприятным. Как-то одна такая штука щелкнула у меня в руках и начала нагреваться: а мы в этот момент везли в УАЗике несколько сот килограммов взрывоопасного груза, плюс у каждого на руках по два изувеченных снаряда, требующих деликатного обращения. К тому же оказались мы на людном перекрестке.

Я представил, как взрываемся, а вся наш смертоносный груз разлетается на сотни метров вокруг и тоже взрывается… Но, к счастью, оказалось, что это изделие — всего лишь химический источник электроэнергии к душманскому ПЗРК. «Черт, — подумал я после, — не пропускал бы занятия на курсах ПВО, не было бы такого ляпсуса».

А однажды мы разжились ящиком хозяйственного мыла, по незнанию занесенного афганцами на склад тротила. Я сделал страшные глаза и объявил, что это очень опасная взрывчатка, требующая немедленной эвакуации и уничтожения. Мы вывезли его и по-братски разделили среди афганских саперов. Естественно, на другой день об этом знало все 5-ое управление. Наш юмор оценили.