ЖЕНЩИНЫ МОИХ ГРЕЗ

ЖЕНЩИНЫ МОИХ ГРЕЗ

Давайте я займусь самокритикой. Во всех моих книгах героини - это явно ненормальные женщины, отрицательные женщины. В "Князе" - это холодная красавица Ольга, жена красного кардинала Максима Руднева, которая завела его по ту сторону добра и зла, жизни и смерти. А рядом другая красавица - знаменитая чекистка Орбели, которая расстреляла даже собственных родителей. Слава Богу, что в конце романа эти красавицы перестреляли друг дружку. Но могут сказать: "Чего это Климова тянет на таких стерв?"

И в романе "Имя мое легион" опять та же самая история. Героиня Нина фон Миллер - это явно ненормальная девица, которая ведет себя очень странно. В конце концов, выясняется, что она лесбиянка. Опять могут сказать:

"Чего это Климова тянет на лесбиянок?". В свое оправдание могу только сказать, что Нина фон Миллер списана с жизни. Моделью мне служила Наташа "фон" Мейер, которая оказалась не только лесбиянкой, но и садисткой. И в реальной жизни это была такая стерва, что ни в какой роман это просто не лезет.

Но самое интересное начинается позже. Эта лесбиянка и садистка, мужик в юбке, позже стала начальником русского отдела "Голоса Америки" в Вашингтоне. Здесь литература переплетается с жизнью - и получаются поучительные романы, которые очень нравятся одним и очень НЕ нравятся другим. Но за этим скрываются многие тайны, как, например, тайна Великой Чистки 1935-38 годов, когда Сталин расстрелял или загнал в Сибирь 13 миллионов человек.

Но ведь помимо отрицательных героинь моих романов есть же и хорошие, нормальные женщины?! Конечно, есть. И вот о них-то я и хочу вспомнить добрым словом. Забавно, когда я вспоминаю о хороших женщинах, я думаю не о моей бывшей жене, с которой я прожил 24 года, а о моих немецких подружках времен моей юности. Но будем идти по порядку...

Про мою первую большую любовь Леночку Берко я уже писал - это та, которая заболела послеродовыми депрессиями и, бедненькая, повесилась.

А моя вторая большая любовь была Зиночка Скворцова, москвичка 19-ти лет, студентка 2-го курса Института иностранных языков на Метростроевской № 38. Тогда в Москве показывали американский боевик "Леди Гамильтон" с очаровательной артисткой Вивьен Ли. И мне казалось, что моя Зиночка - это точная копия Вивьен Ли, и даже еще лучше.

Зиночка послужила мне моделью для моей возлюбленной Жени в моей книге "Песнь победителя". Вот вам нормальная хорошая девушка, женщина моих грез, о которой я и сейчас вспоминаю с теплыми чувствами. Я даже пытался найти ее теперь, но безуспешно. Ей было бы приятно знать, что ее тогдашний дружок, которому она дарила свою любовь, теперь писатель и помнит свою Зиночку. Помнишь: "Маленькая солдатская жена не будет плакать" - говорила мне она сквозь слезы.

Был у Зиночки еще младший брат Левка 16-ти лет. Жили они в первом переулке рядом с развалинами Храма Христа Спасителя. Но это было очень давно, в 1943-45 годах. Это были суровые военные годы.

Когда-то Алексей Толстой, вспоминая свою марсианскую принцессу по имени Аэлита, давал по радио сигналы: "Анта-адели-ута...Аэлита!.. Анта-адели-ута...Аэлита, отзовись! "

Так вот и я вспоминаю мою Зиночку, большую любовь моей юности, которая была для меня лучше, чем писаная красавица Вивьен Ли, первая звезда Голливуда.

После капитуляции Германии я был советским оккупационным офицером в Берлине. И здесь я должен отдать честь немецким женщинам. Я вспоминаю моих немецких подружек с большой любовью, уважением и благодарностью. Но здесь я должен быть осторожен. Наш нобелевский лауреат Бунин на старости лет написал книжку "Темные аллеи", где он вспоминал грехи своей молодости, за что его потом очень ругали. У меня же задача такая: после плохих героинь в моих романах, для равновесия, я должен описать также хороших, нормальных женщин. Такими-то здоровыми дщерями Евы были мои немецкие подружки. Это были очаровательные барышни. И я хотел бы поставить им памятник с надписью: "Немецким женщинам - с любовью и уважением! - от русского мужчины".

Если Бунин назвал свои грехи молодости "Темными аллеями", я назвал бы мои воспоминания на эту тему "Светлыми аллеями". Ну вот, смотрите сами. Только, ради Бога, не поймите это превратно.

Берлин, сентябрь 1945 года, воскресенье. В 11 часов утра я возвращаюсь на трамвае в наш военный городок Карлсхорст, главный штаб Советской военной администрации в Германии. На площадке трамвая рядом со мной стоит молоденькая немочка, очень миловидная и румянец во всю щеку. В Карлсхорсте я выхожу - и она тоже выходит. Я иду вдоль ограждения, и она идет рядом. Я не удержался и говорю на ходу:

- Фройляйн, я работаю здесь переводчиком... И мне хотелось бы потренироваться в живом немецком языке... Разрешите мне пригласить вас к себе...

- Я договорилась встретиться здесь с подругой, - говорит мне немочка. - Но, если вы хотите, мы можем встретиться с вами через час. Вот здесь! - она показывает пальцем на тротуар.

Она пошла прямо, а я свернул налево в проход между домами. Здесь можно пройти к моему дому, минуя контрольно-пропускной пункт, где стоит часовой и проверяет документы. Все-таки война только недавно закончилась, и мы на военном положении. И официально никто не знает, имеем ли мы право заводить знакомства с немками. Начальство молчит и не говорит ни да ни нет. Ждут приказа из Кремля, а Кремль тоже молчит. Кстати, наш Карлсхорст уже называют Берлинским Кремлем.

Ровно через час я прихожу к назначенному месту. Моя немочка уже ждет меня и даже слегка улыбается, предвкушая опасное знакомство с советским офицером. Мы благополучно прошли в проход между домами, где ходят все, живущие поблизости, и пришли ко мне на квартиру.

Я прохожу в гостиную и думаю, что же делать дальше. А моя гостья сразу же пошла в спальню. Сижу я в гостиной и думаю, когда же она вернется из спальни. А её все нет и нет. В конце концов я решил посмотреть, что она там делает. Захожу я в спальню, а моя очаровательная немочка лежит там в постели совершенно голая! Как описать дальнейшее? В романах здесь обычно ставят многоточие - и каждый может воображать себе то, что ему нравится.

Я же могу сказать только одно. Клянусь честью русского, а тогда советского офицера, что я был очень благодарен этой очаровательной немочке за то, что тогда показалось мне остроумной шалостью, женской игрой, своего рода девичьей проказой между победителями и побежденными. Это была безоговорочная капитуляция не только Германии, но и немецкой женщины. И я как победитель должен сказать: честь и слава немецкой женщине!!! Разве это не благородно?

Мы договорились встретиться в следующее воскресенье на том же месте в тот же час. Вышел я через тот же проход между домами, где я ходил всегда. Но когда пять минут спустя я возвращался через этот проход с моей немецкой подружкой, я вдруг натыкаюсь на солдата с автоматом, который говорит мне:

- Вы, товарищ офицер, можете идти. А немку я отведу в комендатуру.

Я ходил по этому месту много раз и знаю, что поста и часового здесь нет. Значит, этот солдат сам себя поставил и неизвестно зачем. Немку я с ним никогда не отпущу. Но если я пойду с ним в комендатуру, то могут быть неприятности. Никто не знает, можно ли водить к себе немок. Кремль по этому поводу молчит. И в Берлинском Кремле не знают, что делать. Смотря на какого дежурного коменданта нарвешься. Что делать?

Я протягиваю солдату мое красное удостоверение личности и командным тоном говорю:

- Жди меня здесь. Я вернусь через пять минут и принесу тебе бутылку водки.

Против бутылки водки советский солдат устоять не может - и я благополучно добрался до дома. Там я завернул в газету бутылку водки, отнес ее солдату и забрал свое удостоверение личности. Чтобы понять это маленькое приключение, нужно знать следующее. Во время войны нехватка кадров для армии была столь велика, что к концу войны советское правительство открыло все тюрьмы и всех уголовников загнали в армию. Поэтому после войны в оккупационных войсках было много уголовников. Хорошо, что я вспомнил про всесильную бутылку водки.

Но жизнь идет своим чередом. Пригласил я к себе вторую немочку. Безо всяких задних мыслей, просто хотел поболтать по-немецки. Но не тут-то было. Вместо разговоров немочка - опять молодая, красивая, приятная, только вошли в квартиру, сразу раздевается и ложится в постель. Видно, так у них заведено, думаю я.

Третья немочка, совсем молоденькая девчушка, этакая проказница, не стала раздеваться. Она просто легла на кушетку в гостиной - и задрала юбку. А там ничего нет, она даже трусики не надела, чтобы упростить дело. Разве это не трогательно? Честь и слава немецким женщинам! А если вы со мной не согласны, значит, вы ненормальный человек.

Должен сказать, что все эти мои подружки вскоре очень хорошо выходили замуж. Просто у немцев такой порядок: если немка идет в ваш дом, она сразу же прыгает в постель. А потом все остальное: выпивон, закусон и всякие разговорчики. По-моему, это лучше, чем всякие путаные истории Достоевского, у которого все герои психически ненормальные. Пробовал я читать Достоевского, но не могу, не получается - тошно.

Я прожил в Германии 10 лет: 2 года в советской зоне и 8 лет в Западной Германии, где я был на положении беженца, или, как говорили, ди-пи, что означает "перемещенные лица". Я был уже не оккупационный офицер, не победитель среди побежденных, а... никто, человек, потерявший лицо, своего рода победитель, избравший судьбу побежденных. Но немецкие женщины оставались верны своим правилам. Они дарили свою любовь так же просто и красиво, как раньше. Честь и слава немецким фройляйн! Вот, смотрите сами.

1948 год, Штутгарт, американская зона оккупации. Тогда среди беженцев, как я, была абсолютная безработица, и от нечего делать я писал мою книжку "Берлинский Кремль", теперь это "Песнь победителя". А по вечерам я отправлялся погулять.

Так, прогуливаюсь я однажды около главного вокзала, который служил местом встреч для моих русских знакомых. Рядом большой парк. У выхода из парка я вижу молоденькую девчушку лет 17-ти, на плечах у нее куртка американского солдата, и она грызет плитку шоколада.

- Кто тебе дал шоколадку? - спрашиваю я. - Американский солдат?

Девчушка улыбается и утвердительно кивает головой. Похоже, что она из немецких беженцев, которых миллионами повыгоняли из Польши и других стран Европы. И ясно, как она заработала эту шоколадку.

- А ты русского солдата имела? - спрашиваю я дружески. Я с такими девчушками сразу разговариваю на ты, панибратски, ведь мы одной судьбы.

Девчушка дружески улыбается и качает головой отрицательно. Тоже своего рода игра.

-  А хочешь поиметь? - спрашиваю я просто так, чтобы поболтать с миленькой немочкой.

Девчушка кивает головой утвердительно сверху вниз и прижимается ко мне так доверчиво, словно мы старые друзья.

Я обнимаю её за плечи, и мы идем в парк. Маленькая, худенькая, и эта большая солдатская куртка на плечах. Весенний теплый вечер, и уже почти темно. В это время в этот парк только затем и ходят, чтобы крутить любовь. Когда мы крутили нашу любовь, моя милая подружка вдруг сует мне в рот шоколадку, которую она заработала у американского солдата. Разве это не трогательно? Разве это не любовь? Да я за такую немочку отдам сто американок, которых я вижу только в телевизоре! И пусть будет стыдно тому, кто подумает об этом плохо.

Вот вам еще одна из моего семейного альбома, если уж говорить о женщинах моих грез. Я даже имя ее запомнил - Эдельтрауд, или короче Траудель.

Это была такая пышная красавица, что я решил сначала с ней погулять, а уж потом посмотрим, что будет. Гуляю я с ней день, два, три. На третий день сидим мы у меня дома, и она мне говорит:

- Слушай, ты что - ненормальный?

- Почему это? - удивляюсь я.

- А почему ты меня в постель не приглашаешь? - говорит мне моя красавица даже с некоторой обидой в голосе, словно я ее недооцениваю.

На этом кончились мои джентельменские гуляния. Пришлось мне доказывать, что я человек нормальный. Иначе Траудель со мной ходить не будет. И опять я должен сказать: честь и слава немецким фройляйн! Я бы вам памятник поставил.

Должен сказать, что Траудель была такая красавица, что шайка бразильцев утащила её в Бразилию, где она потом работала медсестрой. А у меня остались только ее фотографии в моем семейном альбоме.

А теперь поговорим о принципах. Я описал здесь моих немецких подружек как противовес к тем отрицательным типам женщин, которых я показал в моих романах, так сказать, для равновесия между добром и злом. К сожалению, должен сказать, что в реальной жизни зло частенько перевешивает. Именно поэтому в Библии и говорится, что дьявол - князь мира сего.

Пофилософствуем на эту тему. Маленький конкретный пример. Почему наш классик Бунин написал "Тёмные аллеи", а я называю это же "Светлые аллеи" и вспоминаю об этом с большой любовью. Поглядите на биографию Бунина и вы увидите там темные пятна. Отец Бунина был запойным алкоголиком, что очень плохо отражается на детях. В жизни Бунина преобладала неудачная, трагическая любовь к женщинам, к так называемым роковым женщинам. С начала 30-х годов Бунин начинает ощущать симптомы будущего душевного кризиса: частую депрессию, чувство глубокого одиночества, постоянные думы о смерти, не дающие ему возможности спокойно жить и писать. Все это последствия отцовского алкоголизма. Вот поэтому и "Тёмные аллеи". Логика.