ВОСПОМИНАНИЕ О МАРКИЗЕ ...

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВОСПОМИНАНИЕ О МАРКИЗЕ...

Откуда столько силы ты берешь,

Чтоб властвовать в бессилье надо мной?

Я собственными глазами внушаю ложь,

Клянусь им, что не светел свет дневной.

Так бесконечно обаянье зла,

Уверенность и власть греховных сил,

Что я, прощая черные дела,

Твой грех, как добродетель, полюбил. 

В.Шекспир

Восемнадцатый век посвятил себя женщинам. Лучшим доказательством тому служит искусство. Раскройте книги и альбомы, вглядитесь в любое художественное собрание. Обилие женских портретов говорит само за себя. Потесне­ны монархи, кардиналы, военачальники и принцы. Не слишком заметны мужи науки, философы, поэты и авантю­ристы, коих было немало в том веке. Царит дочь Евы — смело, с победной улыбкой на устах, во всеоружии непре­менного обаяния и обязательной любезности.

Освобождаясь от вечного страха инквизиции на Запа­де, а на Востоке от сонного однообразия полутюремной жизни, женщина впервые поняла, что родовые муки и не­брежная снисходительность мужа далеко не все, что ей предназначено. Она сама может быть владычицей, карать и миловать, разорять и благодетельствовать. А кого она пожелает для себя: нищего студента с монмартрской ман­сарды или герцога Бекингемского, — это ее дело. Жанна Антуанетта Пуассон пожелала короля Франции.

Кто она такая — Жанна Антуанетта? Происхождение девицы Пуассон смутно. Одни пишут, что она была до­черью крестьянина. Другие ее отцом называют проворо­вавшегося служащего, сбежавшего и от сурового пригово­ра, и от своей семьи за границу. Есть версия, что красивую и сговорчивую мадам Пуассон наградил дочерью вид­ный финансист Норман де Турмеен. Во всяком случае, он очень опекал родившуюся в 1721 году малышку, щедро давал деньги на ее воспитание.

Это походило на огранку алмаза: Жанну Антуанетту Бог наградил многими способностями. У нее был прекрас­ный голос. Она играла на клавесине и на лютне, хорошо рисовала. Могла бы украсить любую сцену как балерина и драматическая актриса.

Мадемуазель Пуассон едва исполнилось пятнадцать лет, когда она обвенчалась в церкви Святого Евтихия с Норманом Этиолем, племянником любовника матери и своего вероятного отца. Жених был некрасив, маленького роста, но богат и влюблен в свою невесту. Для нее же, как оказалось, этот брак явился не более чем промежу­точной станцией между пунктами «А» и «Б». Под пунк­том «Б» значился королевский дворец, разумеется, вкупе с королем. Юность не видит разницы между сказкой и реальностью. В том, что рано или поздно она окажется в этом пункте, Антуанетта не сомневалась. Когда ей было девять лет, гадалка нагадала, что она станет фавориткой короля.

Впрочем, жизнь с мужем шла своим чередом и без особых конфликтов. Более того, жена господина Этиоля была безупречна и, привлекая внимание многих мужчин, решительно отсекала дорогу к своему алькову: «Только с королем я могла бы изменить моему мужу».

Мужчинам свойственно пропускать мимо ушей болтов­ню жен. Норман страдал тем же недостатком, чреватым непредсказуемыми последствиями. Он усмехался: с таким же успехом его хорошенькая супруга могла мечтать о со­вращении Папы Римского. Когда же появилась на свет маленькая Александра, он, умиляясь бушевавшему в жене океану материнских чувств, совсем уверовал в непоколеби­мость своего семейного счастья.

Однако что для одних женщин — финал, для других —— только начало. Антуанетта посчитала, что за все хорошее отблагодарила мужа сполна. И приостановившееся было движение к пункту «Б» возобновилось.

Ее стали часто видеть в местах, где охотился Людо­вик XV. Если бы он и не обратил внимания на «нимфу сенарских лесов», как стали называть Антуанетту, то это сделали бы его приближенные. Однако король умел обхо­диться без подсказок: неизвестная дама в амазонке цвета утренней зари и с соколом на руке, затянутой в перчатку, как полагалось когда-то в средневековье, была мгновенно замечена его искушенным глазом.

В другой раз из густой чащи наперерез королевской ка­рете, едва не столкнувшись с ней, выехал изящный фаэтон. Им правила богиня с белокурыми развевающимися волоса­ми, обнаженными плечами и грудью. Так мадам Этиоль подражала Клеопатре, явившейся Марку Антонию в образе Венеры.

Людовик, долго не поддававшийся на лесные соблазны, дрогнул. Вдобавок одна из придворных дам сказала коро­лю, любившему, когда его любили, что на сей раз ему уда­лось покорить даже таинственную лесную нимфу. Услышав это, герцогиня де Шатору, тогдашняя фаворитка короля, с такой силой наступила даме на ногу, что та едва не потеря­ла сознание от боли. Охотнице же за высочайшей дичью намекнули, чтобы она впредь держалась подальше от коро­левского маршрута.

Антуанетта, опасаясь за свою жизнь, затаилась. Но весть о внезапной кончине герцогини де Шатору заставила ее удвоить силы, дабы прийти к вакантному месту первой. Тем более что ей исполнилось уже двадцать четыре года.

В Париже был устроен большой бал в честь помолвки сына короля. Торжество шло своим ходом, а изящная маска в костюме Дианы-охотницы неотрывно наблюдала за Лю­довиком. Тот пребывал в скуке. Таинственная незнакомка завела с королем остроумный, легкий разговор, разом со­гнавший с того сонливость. Это не было похоже на обыч­ные дамские глупости, его донимавшие. Заинтригованный, он хотел было заглянуть под маску, но незнакомка, прер­вавшись на полуслове, исчезла так же внезапно, как и по­явилась.

Через несколько дней, на спектакле Итальянской оперы, мадам Этиоль сидела в ложе, которая оказалась очень близко к королевской. Людовик узнал смех незнакомки, по­кинувшей его на дворцовом маскараде. Он принял меры, чтобы этого не произошло сейчас. Мадам Этиоль предупре­дили, что король желает с ней поужинать. Трюфеля, подан­ные к столу, надо думать, не интересовали ни того, ни другого...

Дебют Антуанетты на поприще любви был, однако, омрачен. Верные люди передали ей впечатление короля: дама весьма пикантна, но кажется слишком рациональной и властной. В ней мало мягкости. Так не ведут себя ис­тинно влюбленные.

Антуанетта была в ужасе, неделя шла за неделей, а ко­роль не посылал за ней. Надо что-то придумать! И вот до Людовика дошли слухи, что, несмотря на всю страсть к его величеству, мадам Этиоль, изменив мужу, думает о смерти.

Какая порядочность! Это было так необычно и инте­ресно. Как бегун, начавший с фальстарта, получает вторую попытку, так и мадам Этиоль удостоилась второй аудиен­ции. В объятиях короля она заливалась слезами, убедив его, что сознательно идет на гибель, — муж никогда не простит ей измены и убьет ее. Король был взволнован и разрешил несчастной укрыться в стенах Версаля.

Когда Людовик отправился на театр военных действий, Антуанетта не повторила ошибок прежних фавориток. Она не последовала за королем. Заронив в его сердце искорку страсти, она справедливо рассудила, что ветер военных до­рог раздует ее в большой костер. Расчет оказался верным. Король постоянно справлялся о здоровье мадам Этиоль. К его удовольствию, ему сообщали, что она живет сущей затворницей и единственное ее занятие — каждодневные, за­капанные слезами письма к нему. Чем еще можно более тронуть суровое солдатское сердце?

Скоро Антуанетта получила высочайшую бумагу, где она уже именовалась маркизой Помпадур. По возвращении из похода король объявил ее официальной фавориткой. Именно так она была представлена двору. Мечта сверши­лась, но Антуанетта не собиралась почивать на лаврах. Она понимала: заняв покои бывших любовниц короля, нельзя быть уверенной, что задержишься в них надолго. К тому же поселиться в Версале не означало властвовать в нем. Антуанетте хотелось второго. Для этого ей, защищенной лишь мимолетной прихотью короля, надо было вооружиться. Но чем?

Красота — не гарантия королевских милостей. Тем бо­лее что Людовик был избалован обилием прекрасных лиц. Одним больше, одним меньше — это, в сущности, не иг­рало роли. Самый роскошный замок, красивая статуя, кар­тина в конце концов надоедают, и от них стараются изба­виться. В отличие от большинства женщин Антуанетта это хорошо понимала. Ее красота: чудные глаза, густые белоку­рые волосы, стройная фигура — все-таки не то, на что стоило сделать ставку.

Маркиза выбрала оружие, которым, в силу разных об­стоятельств и по природной лености, не владела ни одна из дам королевского окружения. Умная, наделенная художе­ственным вкусом, она быстро нашла ту пружину, от завода которой стрелки дворцовых часов побежали быстрее. Анту­анетта открыла ворота Версаля актерам, драматургам, пев­цам, композиторам — живое искусство хлынуло сюда го­ворливым оживленным потоком. Самые чопорные из вель­мож вынуждены были признать, что во дворце стало легче дышать.

                                                          Маркиза Помпадур

Два раза в неделю в салоне маркизы собирались не только признанные мэтры, но и талантливые новички. Она искренне любила литературу, живопись. Среди ее гостей были Бушардон, Монтескье, Берне, Фрагонар, Ванлоо, Грез, Буше. На этих вечерах возникали интересные разго­воры, разгорались горячие споры. Маркиза принимала в них живейшее участие, потихоньку приучая и короля к столь необычной для него компании.

Когда-то в замке своего мужа она ставила спектакли и играла в них. Теперь, получив бОльшие возможности, Ан­туанетта задумала создать настоящий театр.

Здание по проектам и рисункам маркизы построил ар­хитектор Гарбиэль, постоянный посетитель ее салона. Ра­зумеется, вдохновительницей постановок и первой актрисой была она сама. Знать, поначалу шокированная увлечением Антуанетты, скоро считала за честь играть в ее театре, где, кстати, обнаружил свой сценический талант и герцог Ришелье.

Часы, проведенные на сцене, наверное, были самыми счастливыми для маркизы Помпадур. Здесь Антуанетта смогла в полной мере показать свое искусство, которым владела в совершенстве и которое дало ей безраздельную власть над Людовиком, — она всегда была разной. Ее хрупкий образ, к изумлению короля, как бы вмещал в себя множество женщин разных характеров и темпераментов, но всегда заметных, любопытных, влекущих. Она была то про­стодушной пастушкой, то гордой римлянкой, то затворницей гарема, то предводительницей амазонок. Какой поток изысканного женского обольщения наполнял зал!

Людовик, вопреки этикету, во время представления сидел на обычном деревянном стуле. Он хохотал, как все. Он подносил к глазам кружевной платок из тонкого ба­тиста, как все. Среди сорока зрителей, на которых был рассчитан зал, в это время он чувствовал себя подданным Его Величества Искусства — как все.

Такие новшества королю нравились. Они трогали в его душе самому ему неведомые струны. И все это благодаря маркизе. Ну как тут не восхититься и не сказать: «Вы са­мая очаровательная женщина Франции!»? Что после одно­го из спектаклей Людовик и сделал.

Главное в жизни не терять головы. Королевский компли­мент не только не заставил фаворитку сбросить обороты, но, кажется, удвоил ее бешеную энергию. Разве можно на­деяться на постоянство мужского сердца? И вот, опасаясь, как бы король не заскучал, Антуанетта увлекает его в пу­тешествие по незнакомым местам. Людовик открывает но­вые для себя города своего королевства и с затаенной при­знательностью к маркизе принимает бурные приветствия от подданных. Мысль о том, что эти путешествия задуманы не зря и его подруга намерена царить не только на сцене, не только в его сердце, но и во всей Франции, конечно же, не приходит ему в голову.

Между тем маркиза вникает в дела королевства, знако­мится с влиятельными людьми, стараясь точно определить, кто есть кто на шахматной доске политики. Во что бы то ни стало ей нужно упрочить свое влияние во дворце. Ясно — придворные ее ненавидят как низкородную выскочку, в ко­торой все: от общения с худородными музыкантами до мыс­лей, подхваченных у вольнодумца Вольтера, с которым она дружит, — дерзко и вызывающе.

Маркиза не ждет, она действует. И вот уже отправлен в отставку министр финансов. Изгнан из Парижа за на­смешливые куплеты о ней любимец короля, государствен­ный секретарь граф де Морена. Не на жизнь, а на смерть схватилась фаворитка короля с министром иностранных дел. Через нее Германия добивается союза с Францией и втяги­вает ее в Семилетнюю, крайне неудачную войну. Но даже этот промах не умаляет влияние негласной правительницы Франции на короля.

Представшая перед потомками беззаботной бабочкой, которая прожигала жизнь в праздности и любовных утехах, одним словом, достойной подругой легкомысленного короля, заявлявшего: «После нас хоть потоп», маркиза Помпадур никогда не была таковою.

Чего не знала знаменитая фаворитка Людовика XV, так это бездействия. По ее замыслу основывается военное училище. За постройкой здания она следит сама, выполняя эскизы некоторых его украшений.

В Версале она устраивает типографию, где при ее со­действии печатаются произведения Корнеля и Вольтера.

Мадам Помпадур положила начало крупнейшим худо­жественным собраниям, перед смертью позаботившись об их сохранности для будущего.

Кто не слышал о знаменитом севрском фарфоре, гор­дости французского искусства? Но мало кто знает, что у истоков его создания стояла мадам Помпадур.

По ее инициативе в 1756 году в Севре появляются два великолепных здания для художников и работников завода. Маркиза часто бывает в этих стенах, она ободряет людей, занятых новым для них делом, дает им советы, помогает в выборе красок и форм. Прекрасный розовый цвет фарфора, полученный в то время, назвали в честь маркизы «Rose Pompadur».

Считая Севр своим детищем, маркиза делала все, что­бы соотечественники не бегали по заморским лавкам, а почаще заглядывали в собственные. В Версале она устраи­вает выставку севрских мастеров, торгует на ней сама и рекламирует товар настолько убедительно, что мало у кого хватает духа отойти от прилавка без покупки.

Но, давая выход творческому дерзанию других и под­держивая таланты, которые впоследствии стали гордостью Франции, маркиза Помпадур и сама не оставалась в сторо­не. Она работала в таком трудоемком жанре, как офорт, занималась гравюрой, резьбой по камню. По сравнению с произведениями мастеров-профессионалов ее работы не бог весть какого художественного достоинства, но все-таки счи­таются интересными.

* * *

Удары судьбы страшны своей неожиданностью. Дочь Ан­туанетты, похожая на мать характером и внешностью, бы­ла главным предметом ее забот и надежд. Готовя ей блес­тящую будущность, маркиза добилась, чтобы к ней обращались как к особе королевской крови, по имени: Алек­сандра. И вот здоровая, веселая десятилетняя девочка не­ожиданно умирает. Обезумевшая от горя мать подозрева­ла, что это дело рук ее врагов, но врачи при вскрытии не обнаружили яда.

Сама маркиза жила в постоянном страхе, что ее отравят, и никогда не начинала есть первой. Даже близким людям она не доверяла. И не напрасно. Ее родственница и бли­жайшая подруга оказалась любовницей заклятого врага, по наущению которого ловко шпионила за ней. Подобного горького опыта у маркизы хватало, что и заставило ее од­нажды написать: «Кроме счастья быть с королем, которое, конечно, меня во всем утешает, все остальное только ткань из злобы, пошлости — вообще из всех грехов, на которые способно бедное человечество. Хороший материал для раз­мышления, особенно для тех, кто, как я, родился философствующим над всем».

В другом письме она говорит: «Всюду, где есть люди, вы найдете ложь и все пороки, на какие они способны. Жить в одиночестве было бы очень скучно, потому нужно терпеть их недостатки и делать вид, что их не замечаешь».

Так она и делала: не обращала внимания на измены ко­роля. Более того, страшась появления соперницы, которая завладеет им окончательно, мадам Помпадур решилась на поступок, сильно повредивший ее исторической репутации.

С ее поощрения в отдаленном углу Версальского парка было устроено нечто вроде дома свиданий для короля. Туда доставлялись молодые красивые девушки — привезенные из глуши, никогда не видевшие Людовика и поэтому не по­дозревавшие, кто с ними проводит ночь. Длинная вереница скромных простушек была не страшна маркизе. «Мне нуж­но его сердце», — говорила она о короле.

И действительно, королевская страсть время от времени вспыхивала снова, но ненадолго. Зеркала, которыми марки­за так любила окружать себя, теперь свидетельствовали, что ее сияющий образ стал меркнуть и ни на какое золото в мире нельзя купить того, чем обладает вон та молоденькая замарашка — дочь садовника, которая обрезает розы под ее окном и время от времени подставляет солнцу свежень­кую мордашку.

...Вечная борьба — с врагами, желавшими ее устране­ния, с собственным нездоровьем, с душой, уязвленной из­менами короля, — утомила маркизу. Она понимала: ее время как фаворитки истекло. Всемогущего любовника ей не удержать. Как быть? И Антуанетта добровольно поки­нула интимные покои короля, где царствовала пять лет. А дальше? А дальше она более чем на десять лет приняла на себя обязанности его друга и поверенной во всех государ­ственных делах. Как бы ставя точку в своем королевском романе, маркиза велела изобразить себя в виде богини Дружбы и поставить в аллее парка, где все полнилось воспоминаниями о прошедшей любви.

Цепи, которыми Антуанетта когда-то приковала к себе короля, были прочны. Людовик долго не мог от них осво­бодиться. Идут годы. Он навещает стареющую подругу, по-прежнему внимательно прислушивается к ее советам и суж­дениям. К этим встречам Антуанетта тщательно готовится. Король не должен видеть, как болезнь точит ее, как трудно ей удержать последние следы былого очарования.

...В 1764 году, когда маркизе шел 44-й год, силы по­кинули ее. Умирала она во дворце, где по этикету на это имели право только члены королевского семейства. Почув­ствовав приближение конца, маркиза велела надеть на себя монашеское платье. На нее нашло спокойствие, которого она никогда не ведала в своей жизни, называя ее «вечной борьбой». Можно ли бороться со смертью? Но отказать себе в последнем удовольствии она не могла.

Маркизу приподняли на кровати, обложив подушками. Подали перо, бумагу. Последние минуты ее жизни про­шли небесполезно: Антуанетта набросала рисунок фронто­на церкви во имя Святой Магдалины. Той самой Магда­лины, которую хотели забить камнями за распутство. А Христос сказал, что бросить камень может лишь тот, кто сам праведен и безгрешен. И никто не бросил...