1986

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1986

24 января. Пятница Наткнулся на запись, собрание. Любимов:

— Разрешите мне подытожить. Я убедительно прошу: все, кто желает… подать заявление, пусть подают… и я заверяю, что мы всех удовлетворим… На общих основаниях. Высоцкого я освободил. Я поставил условие, чтобы он вшился, он не сделал. Я освободил… Вообще с вами работать нельзя — вы не держите слова, как можно о чем-то договариваться. Вы также забываете, что можно вызвать милицию и отправить вас куда следует; замечания, в большинстве случаев, одни и те же; за вами стоят десятки людей, которые хотят работать. Видите, я уж и не кричу. Я занимался Высоцким много лет. Теперь не ударю для него палец о палец. И ни в какие Парижи он не поедет. Никаких характеристик… Губенко… Вы зря думаете, что он ушел: он стал мне омерзителен. Он даже приходил два раза — может быть, мы найдем какую-то форму… Я сказал: «Вы мне омерзительны, уходите немедленно…» А он у меня жил полгода. Что видит зритель — разболтавшихся, зазнавшихся людей. Я напишу на вас на всех докладную и пошлю вас всех к чертовой матери… Мне скоро 60 лет, я прихожу на репетицию — и ничего не готово; потрудитесь уважать мои рабочие часы или идите к чертовой матери…

— Сосатели трупов — маяковеды, есениноведы, брехтоведы.

— Многообразие форм — за многообразие надо иногда алименты платить.

— Театр — это грустный дом.

Вот, случайно, что ли, я наткнулся на эти заметки накануне Володиного дня рождения.

А я работаю на Эфроса — и буду петь одновременно на вечере Софронова[230]; что вы от меня хотите, я ведь только артист.

Репетицией сегодняшней доволен я весьма, особенно первой половиной. Лишь бы справился мой речевой аппарат со стихом Мольера и быстроречью Эфроса.

— А что вы от меня хотите, я ведь только актер.

Достоевский о реализме: «Не то, что правильно нарисовано, а то, что правильно воздействует».

25 января. Суббота

Заехал за Иваном. В «Польской гвоздике» купил с черного хода 20 польских гвоздик, взяли Таню — и на кладбище. Эфрос не приехал. Он с молодыми назначил репетицию «Мизантропа». Ну что это… Потом он ждет какого-то объединения, внимания, дружбы и пр. Ну ведь прав был Любимов: что может еще объединить и увлечь в одну упряжку — память о товарище. И молодым бы это было бы ох как для души полезно, что и они с нами, что они пришли не на пустое место, а место, где есть традиции, где работал Высоцкий и пр.

У Нины Максимовны побывали. Черная женщина, что была на каждом спектакле с Володей, вдвоем они ходили всегда, теперь она всегда у Нины Максимовны, выговаривала мне за «Дом», а когда я уходил, в прихожей тет-а-тет сказала: «Я много наблюдала в театре и была почти всегда, когда там был B.C., и я вам скажу: единственный, кто к нему относился искренне, — это вы, его многие любили, уважали, чтили, а искренне относились к нему из всех — только вы». Что она имела в виду под словом «искренне»?! Мне не успелось спросить — стали выходить люди, да я, кажется, и сам чувствую — что она под этим подразумевала.

Режиссер-оператор Слава Виноградов из Ленинграда все снимал для истории.

26 января. Воскресенье

Вечер мы провели, т. е. он прошел. И галочку для очистки совести мы поставили…

Главное действо происходило в «Гробах»[231] — «шабаш ведьм», и что интересно — в угольном дальнем месте, против входной двери, за столиком — Влад. Григорьевич, кагэбист… всех, кто пришел, он запомнил и кое-что послушал, так в наглую наблюдать, воистину: бар этот — ловушка, недаром там и Кутуньо и пр. итальянцы обретались, туда их привели… Этот бар оборудован наверняка для разного рода слежки, и бармены — люди НКВД.

Кв. № 28 — Нины Максимовны — агитпункт, пункт голосования, люди приходят, отмечаются, уходят — проголосовали как бы…

По составу делегатов в «Гробах» можно составить многообразное суждение, там встретились люди, что лет по пять не видели друг друга, года по четыре друг с другом не якшались и не кланялись и пр. Например, Смехов со своей бабой, Филатов с Шацкой. Я привез Дениса, представил его Марине, и она трижды поцеловала его.

— Меня целовала Марина Влади, надо же, никогда бы не поверил! Пап, а какая она теплая женщина.

Кобзон, капитаны кораблей, администраторы, артисты, и всем этим Янклович управляет, у штурвала связующих нитей стоит. Бортник с Таней, Ефремов, Ромашин, Хмельницкий, Подболотов — замечательный тенор… Позднее пьяный Шаповалов… Толя Васильев поднял тост за крышу и человека — Любимова. Говорухин — контртост: уж если кто и объединил эту разномастную публику сегодня, так это жена, друг и пр. — Марина, и в этом, конечно, истина. Ну, пошел бы я туда, стал бы отдавать 25 рублей, когда б не возможность встретиться с удивительной Мариной Влади, которая сразу открыла ридикюль и стала показывать своих богатырей-сыновей, а младший, Володька, который бегал на съемках «Арапа», уже вырастил матери жемчужину, которую она носит на груди и гордится — «Это младший вырастил»…

Сегодня на «Вишневый» ожидается ЦК, комплект билетов отправлен весь в это учреждение. Не может быть так, чтобы Горбачев сам пришел… Но пусть придет Ельцин, уже хорошо.

Господи, сохрани и помилуй! Дай нам сыграть удачно, дай скорости и легкости…

Какое же жалкое, стыдное вчера было зрелище. Нет, не снимая вины с себя, виноват руководитель этого «грустного дома». Хозяйством надо уметь управлять. Нельзя Эфросу так все пускать на самотек. Деградация полная, с этим ощущением и ушли в недоумении все из зала, в том числе и Марина.

Разве что дело спасет завтрашний их поход с Эфросом к Г.Маркову[232] по поводу издания новой книги Владимира.

Впечатление от России нынешней спасет. Они пойдут по вопросу создания Комиссии по наследству В.С.Высоцкого. Не по наследству, наследства у него, кроме долгов, не осталось, а по вопросу создания комиссии по творческому наследию.

8 мая. Четверг

Вчера был у Эфроса. Он меня ждал на улице, приехав от больного, умирающего отца. Говорили. Мало чего внятного я ему сказал, как-то все глупо, трусливо и стыдно. У него одно — я подал заявление[233], потому что «испугался кропотливой работы», «испугался играть». А я как бы пытался ему доказать, что играть я трушу всегда, но я бы мог найти тысячу причин, чтобы увильнуть, но причина лежит не тут, она и в быте, и во многих других местах, а в каких, так я ему и не выговорил.

Когда б у меня или у любого другого актера блистательно бы получалась такая роль — да мыслимое ли дело, что он в этот момент подает заявление? Да нет, конечно. Заявление — как щит, прикрывающий пережитое. В этом есть правда, и все-таки не вся, и далеко не вся. Весна, нервы… письма ветеранов, советующих мне «куражиться в «Бумбараше», а не за свое дело не браться» и т. д.

10 мая. Суббота

1. Написал три страницы «Сказа о Ванюше» уже на листки. После переписки на листки карандашом начнется перестукивание главы на машинке. Это уже рождение — либо живым родится сказглава, либо мертвым.

2. Зарядка, обливание…

3. Наконец-то заполнил анкеты и написал автобиографию с перечислением ролей и заслуг.

4. Порепетировал реквием по Мейерхольду.

5. Почитал стихи В.Высоцкого, это завтра надо записать на фирме «Мелодия».

6. Помыл машину в милиции горячей водой.

Мы собираемся в Дом кино посмотреть фильм Н.Бурляева «Лермонтов». Дай Бог, чтобы это мне понравилось, я люблю Колю.

Вот такие дела. С «Мизантропом» что? 8-го репетировал, стыдно было за себя в первой половине пьесы, потом стали попадаться живые места… Эфрос в общем похвалил… Это они педагогику в ход пустили, поддержать дух во мне, уверенность. Надо действительно загнанного поэта играть — судьбу Осипа Мандельштама.

12 мая. Понедельник

Я как-то не пойму, чего же будет с моим Альцестом — загнанного Мандельштама играть, а как? А вообще-то волнует меня только дикция — скороговорка не получается, вот когда сказался мой несовершенный речевой аппарат, и впрямь позавидуешь Филатову, который сейчас за границей в очередном кино. А мы с Эфросом! Как должно на это смотреть? Ведь это тоже причина моего взбрыка, когда человек один, он волен свое поведение выбирать, а так… подчинение дисциплине, производству… Да ведь хочется что-то вложить в Альцеста. Преодолеть начало, самое трудное и где я краснею за себя — это первая сцена с Филинтом. Ее надо поймать, а дальше мое чутье и судьба самого Мольера меня потащат к успеху в этом предприятии. «Подспудное штукарство… ты не доверяешь… добавляешь… шутишь… Аты ведь в жизни не такой… Ты пишешь серьезные вещи, ты думаешь… ты трогательный. Ты не хочешь, а спешишь, так тебя твоя биография театральная воспитала…» — говорит Эфрос.

1. Вчера на «Мелодии» записывал стихи В.С.Высоцкого в пластинку «Друзья читают»…

2. Вечером позвонил режиссер из Киева, чтобы сняться в Политехническом…

3. А у Тамары болит печень, и она уже собирается на юг. Бедная, бедная моя жена, ей надо посвятить моего Альцеста, надо так сыграть, чтобы она признала во мне артиста безоговорочно.

4. Встал в 6 утра, потихоньку переписываю карандашиком «Сказ».

Сегодня у меня праздник!! Может быть, первая репетиция, когда я почувствовал, что смогу подобрать ключи к Альцесту, и это заметил Эфрос.

— Роль села на тебя, как костюм на фигуру… Это ты и не ты… когда происходит слияние индивидуальности и образа. Может быть, первая такая определенная репетиция и пр.

Несколько человек спрашивали:

— Ты что, правда, что ли, заявление подал?..

— Да Боже упаси, — мой ответ.

14 мая. Минск. Г-ца «Беларусьфилъма», № 7

Сейчас все помыслы связаны с будущим спектаклем. Что мне нужно сделать с собой, чтобы кровь брызнула со сцены? Я дал обещание на предыдущей странице посвятить Альцеста жене моей, несчастной Тамаре Владимировне, и репетиция была удачной. Я подал заявление, после разговора с Эфросом забрал, заявление порвал, и репетиция была хорошей. Что же… мне каждый день делать какие-нибудь заявления?! К дню рождения надо подготовиться Альцестом и главою «Сказ об Иванушке-Ванюшке».

«На дне» — не раскупаются билеты!! Вот это да! Дожила «Таганка», в зале пустые места, ведь это же ЧП, ведь это же надо выпускать «молнию», трезвонить в колокола. На «Войну…» народ идет неохотно… И только старые спектакли все еще… это же подумать только… все еще пользуются спросом и успехом…

Сон про фей мало меня устраивает, это ведь вообще сердцевина, графит чернобыльский во всей задуманной вещи. Этот сон должен дать цепную реакцию в мозгу читателя, должна заработать система шестого чувства, в мозгу должны вспыхнуть мильоны собственных мыслей, звездочек далекой, пращурной памяти… человек должен задуматься — почему у меня такие глаза, руки, голос, уши, от кого передана мне моя судьба нынешняя… что-то в этом роде.

30 июня. Понедельник

Последний день месяца моего 45-летия и Денискина 17-летия. Хватит хлюпать и переживать, надо возвращаться к Мольеру господину и Альцесту.

Эфрос:

— Мне Яша сказал, только я тебя прошу, не говори ему об этом, иначе это будет некультурно с твоей стороны, что ты вообще не придешь, потому что ты не доволен своей партнершей.

— Богом клянусь, что это не так. Наоборот, я просил Олю[234] со мной репетировать… Какие-то частности я Борису говорил… но это!.. А потом, даже если бы это было так, я бы ни за что никому не сказал об этом, это не в моих принципах. Все неудачи я склонен, и это действительно так, искать только в себе.

— Ну все, все понял… Хорошо, иди одевайся…

Кто из них провокатор? Неужели Яков мог такое сказать? Но спросить… это было бы некультурно с моей стороны! Господи! Прости меня!

2 июля. Среда! Мой день!

Сдача «Мизантропа». Господи, дай сил и вдохновенья ниспошли!

Поставил свечку Спасителю! Господи, Господи, Господи.

3 июля. Четверг

Мне страшно писать, что вчера произошло, но если верить словам и слухам — произошло нечто грандиозное, и, кажется, Господь услышал жалобы мои и молитвы и подарок себе на 45-летие мне организовать помог.

После сдачи, где Щедрин[235] был в полном восхищении, говорил, что мне нужно ускорить звание, что обязательно «Мизантроп» поедет во Францию и пр., мы поехали на поминки в ЦДЛ с корыстной целью повидать Распутина, но его там не оказалось, и все вокруг было таким убожеством, и стыдно слушать и смотреть, напивались бы без слов.

Крымова плакала у меня на плече, а я у нее… что такое бывает раз в десять лет, что она простила мне все… как я вырос, и многое другое, отчего я тоже плакал и возносился. Боже! Не дай мне Бог сойти с ума. Мне жалко Олю…

Да!! Шацкая меня поздравила, поцеловала, говорила — молодец, молодец и пр. и что это первый из четырех спектаклей Эфроса, где ей не было скучно, а наоборот, все было интересно, что у меня это просто грандиозная работа и пр.

Да!! На площади в машину влетела билетерша, интеллигентная женщина, критикующая все, что было сделано Эфросом, а тут!.. Меня целовала, победа, удача, вот это «Таганка»!

Два оплота оппозиции рухнули — Шацкая и билетеры. Касса тоже хвалит, хотя будет ли спектакль кассовым? — вряд ли!

Китаец-иглоукалыватель меня принял, тот, что исцелил Сашу Ворошило[236], но без обследования ларинголога, без диагноза он колоть меня не стал, потому что не знает, куда и зачем колоть. Поликлиника ВТО работает в первой половине дня.

Но мне как будто лучше, и я даже натянул струну, порванную Денисом, и попробовал петь.

Альцеста ведь нельзя играть без ежесекундного эксцесса, реактивности ртути в крови, он — сумасшедший.

Ну вот и наступила эта ночь, ночь перед премьерой. Завтра это должно случиться. Как я ни бежал этого, как я ни был уверен, что этого никогда со мной не случится, что этого не может быть, как я ни трусил, ни избегал, даже заявление подал с мыслью нас связующие нити вовсе оборвать, — завтра это случится. Разумеется, ничего не идет в голову.

4 июля. Пятница

Ну вот и наступил этот вечер, вечер премьеры. Господи! Спаси и помоги!

Я ведь никогда не был премьером, то есть тем лицом, от которого всецело зависит успех предприятия. Хочется реветь по моему «Кузькину», по моему «Годунову»…

Я смотрю на портрет М.Чехова, быть может, он в этот час будет со мной.

Эфрос написал на афише:

«Валера! Отношусь к тебе с нежностью, хотя ты, конечно, орещёк. Играешь ты замечательно, чем-то веет старым в хорошем смысле этого слова.

Старое для меня — это Добронравов, Хмелев, Москвин… и пр.

Эфрос (подпись)».

Поставил с утра свечку Жану-Батисту Мольеру и Спасителю.

В зале Тамара, жена моя любимая, разрезанная и несчастная. Господи! Пошли ей здоровья и маленько счастья со мной, комедиантом.

Пустили в зал.

Таня Жукова подарила ручку со свистком.

А Ольга написала на банке кока-колы:

«Альцест, если будете употреблять только эти напитки, то злые языки нам будут не страшны.

Селимена».

5 июля. Суббота

Я не был доволен собой, но, к примеру, Галина в антракте сказала: «Сегодня ты играешь прекрасно… мне это напомнило старый театр, я увидела и Любимова, и Володю… спасибо… хорошо… очень здорово».

— Если бы мне не понравилось, я бы не пришла. Есть на кого смотреть, есть у кого учиться.

Все остальное было довольно смешно. После спектакля второй спектакль — демонстрация, делегация с цветами к Ольге Михайловне. Я почему-то думал: неужели ни у кого недостанет чувства юмора протянуть какой-нибудь тощий букетик мне — нет, не достало.

Но потом мне принесли программку с надписью: «Все цветы, которые сегодня дарили, в первую очередь Вам, Золотухин. Целуем. Барканы».

В зале я слышал крики:

— Золотухин, браво!

Теперь суббота и пустота. Звонков не слышно. Зинаида Васильевна Барыкина[237] позвонила. Очень понравилось, очень современно и пр.

Денис спросил спросонья, когда следующий «Мизантроп». Значит, мать сказала. Он должен сегодня первую вещь мне сдать[238].

РЕИНКАРНАЦИЯ — возвращение индивидуальности человека в цепи последовательных жизней; вот в двух словах основа этого явления.

16 июля. Среда, мой день. Электричка

Эфрос просил меня не уходить в характерность, в выпендреж… и пр., в желание сыграть Альцеста от себя больше. И после первого акта похвалил. Но в конце принимали хуже, чем 10-го, и второй выход на аплодисменты мы уже как бы выпросили. Бортник не зашел. «Нет, вы меня не убедили», — скажет он и пр. Время раннее, я качусь к Назарову, в спальне по-преж-нему перегар коромыслом. Против сел парень, неужели будет разговаривать…

18 июля. Пятница

Вот дожили и до того, что Губенко стал чиновником и поминает, почему не обратиться к Зимянину[239], ему не показать и пр.

Бортник забрел ко мне, идя к J1.H. «Поздравляю еще раз с премьерой…»

«Огонек» в лице Иванова Д. К. высказал, что собственно театр они не увидели. Увидели литературный театр, может быть, даже телевизионный… Артисты говорят текст, звучит он совершенно, по-видимому, Донской это сделал недавно, и сделал талантливо, но театр ничего своего не добавил.

«Это так кажется… в отсутствии театра и есть театр… в хорошем смысле, лучший, высокий театр, который целиком зависит от актера», — возражение Эфроса.

21 июля. Понедельник

Господи! Благодарю тебя, да святится имя Твое… Отчего мне не спится — от счастья, от радости, от праздника в душе… Фанфары в голове и веселое настроение.

Хорошо, говорят, прошел спектакль, хотя после первого акта у меня было ужасное настроение, чувство провала, я убежал в гримерную и закрылся, чтоб никого не видеть. Во втором акте я почувствовал силу и уверенность, правота интонаций и поведения вернулись ко мне. Публика была действительно замечательная, вся критическая мысль Москвы. Крымова не зашла в гримерную, увидав Филатова и Шацкую, но сказала, что из трех виденных со мной спектаклей это был наиболее гармоничный, «ты играешь все лучше и лучше»…

И теперь я понимаю Тамару, когда она говорит: ему ни до кого и ни до чего нет дела, у него в голове один Мольер, вся квартира увешана текстами «Мизантропа»…

— Ну, теперь Золотухин первый артист на Таганке…

— О! А раньше…

— Ну, раньше говорили — Высоцкий…

6 августа. Среда, мой день

Оля Ширяева[240] прислала выписки из моих дневников о В.С.В. Без слез всего этого читать невозможно. Да, там больше о себе, чем о нем, то есть все то же пресловутое — я и Высоцкий, я и Шекспир, я и эпоха и пр. Но, повторяю, Высоцкий принадлежит вечности, и если этой вечности после Чернобыля и атомной перетряски суждено быть, то она разберется и отсеет.

3 сентября. Среда. Мой день

Концерт прошел потрясающе. Штоколов[241] — это явление выдающееся. Репертуар он сделал для эстрады убойный, а голос красивейший, мы отвыкли от таких голосов в «личном жанре», да он еще научился обращаться с микрофоном, а эта его стать — огромный мужик в белоснежной манишке-жабо, во фрачной паре… и при всем этом улыбка и обаяние ребенка. И совершенно справедливо, что он идет в афише огромными буквами, а все остальные — едва заметными. Меня он похвалил за голос: «У вас есть многое… такой носовой резонатор, и мощный раздув наверх, и музыкальность… У меня вот не хватает…» И я понял, о чем он говорит — не хватает звука, верхних басовых, трубных звуков, грудного резонатора или носового, черт его знает… — мощей, тех, что требуются для его «веса». Но это все окупается другими достоинствами.

11 сентября. Четверг. № 444

Суетливая шея душе спокою не несет. Приглашаешь кого ни попадя в театр, клянчишь билеты, выкупаешь их за свой счет и ждешь звонка сутками, боишься от телефона отойти — зачем тебе это нужно, Валерий? Кто тебя за язык тянет все время, может быть, людям этим — официанткам, дежурным и пр. — 100 лет не нужен твой театр и ты в том числе!!

Иван сорвал голос и третий спектакль не играл. Но душа изболелась у него, и он пошел смотреть 4-й акт. И, Боже, как он был расстроен и как ругался на всех исполнителей: «Разве можно такое показывать, даже в Куйбышеве». Ему хотелось бы, наверное, чтобы спектакль заменили, а Эфрос со смехом относился к этому… и поставил весь другой состав… и хоть бы что!! Я думаю, и «Мизантропа» завтра играть будет второй молодой, и нас не спрашивают, берегут, так сказать.

Я ужасно соскучился по Тамарке, не могу прям… Миленькая моя, как она там, не пила бы хоть…

Конечно, Волга — это вещь!! Почему-то Волга, река, кажется куда мощнее, величественнее для русского человека, чем море, у которого второго берега не видно совсем. То, что по реке туда-сюда ходят часто пароходы, огромные баржи, катера, разные водные транспорты и транспортики, делает ее неотразимой, непререкаемой труженицей… А ведь какая чистая и просторная гранитная набережная. Сначала, 6-го, город и гостиница не приглянулись мне, нынче я изменил свое мнение, к тому же с погодой повезло, а в Москве — 5–6°…

Я хочу сегодня до «Мизантропа» ни разу не выйти из номера на улицу, просидеть в тюрьме номера, в одиночестве.

На что я надеюсь, на что рассчитываю?! На какой-то случай, на какую-то невероятность. «Стариков» в «Огоньке» — вот чего я жду. «Театральный роман» в «Нашем современнике» жду, но понимаю, что вряд ли… художественности не хватает. И ждать больше нечего. А рецензий на Альцеста боюсь.

В «Театральной жизни» ругают «Современник» за «Близнеца». Волчек, особенно, говорят, досталось Шопену[242]. Ну, вот… докатились. У них не было выхода…

Эфрос:

— Был…

— Какой?

— Не уходить.

Черт его знает. Жалко ребят. Но они так не считают, по-видимому. А мы? Мы в порядке с Мольером? Или главный разбор впереди? Как бы там ни было — «Мизантроп» «правее», а вместе с ним и мы.

13 сентября. Суббота

Надо бы в церковь сходить, да спим допоздна. «Мизантроп» удался. Чувствовал себя ловко и голос сохранил. Вчера играли вторые и подсчитали, что аплодисментов было вдвое меньше. Я — в форме, благодарю тебя, Господи! Теперь еще сегодня. Тринадцатое число для меня счастливым было всегда, может быть, и сегодня оно меня не подведет.

Господи! Спаси и помилуй, дай сил, легкости и скорости! Одна радость в жизни — игра, сцена. Буду ль счастлив сегодня я после спектакля, что ждет — мука или радость? Хотел бы я на такой набережной пожить, на реку так бы и глядел всю жизнь и забывал бы про болезни жены моей, про несладкую долю ее на земле, любимая моя, слезная жена моя, прости ты меня, дурака… И помоги ты мне сегодня еще и еще раз.

16 сентября. Вторник

И сегодня все еще говорю и говорю про Любимова и Эфроса, про «Кузькина» и про «Говори», что видели куски по телеку. И показалось мне, что давно про все это говорил, но мы говорили это, когда нам этого не разрешали… А теперь сказали: «Ребята, говорите». И ребята бросились наперебой говорить… И говорят, говорят… не слушая никого… А мы с Любимовым про все это так или иначе говорили 20 лет. А теперь мне кажется, что я в «Мизантропе» про то же говорю, про что кричат ребята в «Диктатуре» и в «Говори», только, кажется, текст у меня получше будет.

Был вчера в комнате В.Высоцкого у Севы Ханчина. Там дух Володи. Что может сделать истинно любящее сердце из одного-двух приездов поэта в Куйбышев, там много добра… Он был здесь с Т.Иваненко, а ни одной фотографии ее нигде нет — это может не понравиться Нине Максимовне (нет, Иваненки в К. не было), чей приезд они ждут — не чают, и поныне ненавистно Марине, там ведь дитё Володино. А по мне, зря они это делают, слова из песни не выкинешь. И тот главный, кто будет писать книгу о В.Высоцком, разве может обойти эту тему, как и тему Гражданской войны, которую он переживал как трагедию нации и личную, стало быть, трагедию. Не Великую Отечественную, с ней все более-менее ясно. А вот революция и Гражданская война: тут было много крови, которую сердце поэта пропускало через себя.

Человек должен дожить до срока, когда он может выбрать себе место для могилы.

И с большим удовольствием прочитал я публикацию С.Ханчина о Володе «Возьмите меня в море, моряки». Вот такое или подобное свидетельство мы должны оставить тому, кто напишет историческую книгу о В.Высоцком.

Директор уехал, главный режиссер уехал, мы заканчиваем гастроли в сиротстве. Что это такое? Ну что один день может решить? А как бы хорошо было, если бы Эфрос после последнего спектакля что-нибудь куйбышевцам сказал. И нас поддержал. Но он не играет в эти игры, он считает это заигрыванием со зрителем и критикой, он считает, что миссия его выполнена и выражена достаточно в его спектаклях. Зачем же он тогда объясняется с критиками, да и со зрителями, ведь все его книжки, по сути, объяснение зрителям и потомкам своего искусства, которое само должно говорить за себя. И если кто-то чего-то не понял или кому-то что-то не понравилось, то никакими статьями эту любовь не вернуть, не навязать.

Смотрю по углам на разбросанные вещи и думаю, что пора бы наводить порядок и собирать чемодан. Еще одни гастроли заканчиваются.

В Сочи на последнем концерте в Ривьере во время моего рассказа о В.Высоцком пошел дождь… Я пригласил зрителей на сцену, и они привалили. И сразу стали обезоруженными, как артисты, сразу стали близкими и своими. Атмосфера создалась удивительно уютная, семейная, родная. Машинист боялся, что сцена рухнет, но обошлось.

Концерт прошел, как никогда и нигде. Я вынес Штоколову огромный букет роз. Чем тоже заработал себе дополнительные очки. И он был тронут и на прощание в автобусе поцеловал меня:

— Очень рад был познакомиться.

— До встречи, если пригласите, я подпою вам Фигаро…

В полном одиночестве я провел эти 10 дней в Куйбышеве — никто ко мне из коллег, ни я ни к кому. Жалко, что о Володе ничего не придумал для Крымовой. Может быть, в Москве.

27сентября. Суббота

О профессии надо думать, как о ней думали М.Чехов и Е.Вахтангов — откровенно, честно и всерьез…

А мы верхушки рвем, славу и деньги стяжаем… Да и славу-то славой не назовешь, а так… побрякушки. Боже мой! Говорят, кто-то приезжает, театр полон охранников. Вот и пришла проверка Вас, Валерий Сергеевич, на вшивость, как-то Вы справитесь с собой!

Боже! Сохрани и помилуй!

М.Чехов! Тень М.Чехова меня усыновила!

«Ах, жизнь столичная…»

Но я хочу понравиться тому, кто придет. Я хочу, чтоб понравились мои партнеры, и хочу благословить всех, помолиться в душе за всех и пожелать театру всему — «В добрый час». От мнения начальника зависит будущее театра. «Король в ложе…» Тень Мольера, тень Булгакова, тень, незримое присутствие моего воспитателя Любимова — да помогут мне и нам.

Ура! В театре грандиозный праздник. Семье генсека спектакль очень понравился. Я видел, как М.С.Г. вошел вложу. Я вышел на сцену. После спектакля мы ждали наше начальство, приглашенное на беседу. Беседа была минут 40. Я такого счастливого Эфроса никогда не видел. Первое, что Дупак сказал: «Только о Золотухине и говорили… об Алтае… что знали тебя по кино… в театре первый раз. Одобрил выбор пьесы, как будто сегодня специально для нас написана и пр.». Эфрос Дупака поправил: «Олю хвалили, говорил — какие у вас замечательные силы и пр.».

Карякин не зашел, Розов передал свое восхищение Эфросу, Карякину тоже понравилось. Теперь слава о посещении «Таганки» Горбачевым пойдет по Москве и за границу. И то, что он уделил беседе с Эфросом столько времени, имеет колоссальное значение.

30 сентября. Вторник

Альцест стал главным смыслом моего нынешнего существования. В нем я как будто отыгрываюсь за моего несыгранного Кузькина, Гамлета, Гришку Отрепьева и пр. И тут вот не встать бы в позу, не стать бы счастливым, потому что главное в нем — грустные глаза; как сказала Иорданка Кузманова[243]: ты очень изменился, у тебя стали грустные-грустные глаза… Жена болеет у меня, к своим страданиям, болям, припадкам она уже привыкла, смирилась, только просит — пусть бы и такая жизнь подольше продлилась, хочется Сережку большим увидеть, помочь ему…

А мне привыкнуть никак не возможно, поэтому я и хватаюсь за Альцеста как за наркотик, что перебивает на время боль и даже приносит счастье…

1 октября. Среда, мой день

Вчера спектакль неровный был, даже текст выпадал, но во втором акте некоторые моменты были неповторимы. Яковлева все повторяла на поклонах:

— Какой ты хороший партнер.

Но Досталю[244] она не понравилась:

— Маразм Эфроса… и пр.

2 октября. Четверг

«Покаяние» — фильм Абуладзе — потрясающе! Может быть, с блеском гениальности.

3 октября. Пятница

Утром в койке шибко горевал, что мне 45, а «Разина» своего я еще не написал, «Калину красную» не снял, «Баньку» не написал и пр.

10 октября. Пятница

В.Розов считает, что пришел Эфрос — и артисты заиграли, что в 45 лет он из Золотухина сделал артиста, хотя к тому времени Золотухин был и известен, и даже знаменит…

Все эти похвалы наивны и обидны, если не оскорбительны. Но что делать? Мне трудно заподозрить Розова в кривлянии, в желании прошлого режиссера зачеркнуть, прошлый театр не засчитать и в пылу комплиментарности и радости за Эфроса — друга и товарища — подтасовать истину… Но… Опять похоже на кампанию. Сегодня приходит «Правда». Она обязательно найдет изъяны, не могут же все трубить хвалу.

Сегодня в театре на «Мизантропе» опять свора критиков, как-то надо в такой порядок привести мысли и чувства, чтобы полюбить их.

12 октября. Воскресенье.

«Шипы».

Не дает моим «друзьям» покоя удача «Мизантропа». В час ночи звонок:

— Не узнал? Это Виталий Шаповалов. Поздно? Нет, не поздно… раньше и в 3, и в 5 было не поздно, а теперь поздно… Эх, Валерий… Устал от «Мизантропа»… Над чем работаешь? Я знаю литературу, читал «Печальный детектив» Астафьева, а последнюю вещь Крупина? А я слежу. Перестань вспоминать. Ничего художественного ты не создал в литературе… И не создашь, пока не бросишь свои воспоминания… Ты наводнил Россию… враньем со своей историей, что ты приехал в шароварах и лысым… Зачем ты людей в заблуждение вводишь? Напиши мне строку простую… Не сконструированную… А чтоб я вздрогнул от простоты… Какой у тебя словарный запас, по далюшку-то. — Надо полагать — под «далюшком» он имеет в виду словарь В.Даля. — А сколько слов, ну скажи. Жена спит? Ну, я понимаю, ты семейный, я — одинокий. Вот и приезжай ко мне… Нет, не надо созваниваться, ты скажи — Шопен, в 11 я буду у тебя… А так не надо, Валерий. Я тебе не девочка. Нет, я не пьяный… Целую, спи!

Думаю, что он был не один.

Нет, дорогой Шопен, вспоминать я буду и помнить буду. А насчет художественности воспоминаний — ты почитай Мориака, может, он тебя убедит, а так лучше — Пруста.

14 октября

«Но алтайский барс Туха выручает петуха…»

Уже не первый раз слышу, что Золотухин вытащил спектакль и спас Эфроса. Билетеры говорят об этом, сказали сразу, на первых прогонах с публикой, теперь вот и «доброжелатели» пишут… Такое укореняется мнение. Я не шибко это опровергаю — пусть говорят, какая разница, кто кого вытащил, лишь бы «вытащил» было истинно. Мне как раз хочется написать Эфросу доброе, хорошее, честное письмо — ведь как бы там ни шло, он меня уговорил забрать заявление и заставил в этот день репетировать, начать что-то делать… Это ведь фатум — Горбачев пришел на первый спектакль в сезоне, до появления рецензий, в «Московской правде» заметка прошла незаметно, потом…

Карякину дозвонился: «Я не думал, что вы меня заметили… смотрел на вас с грустью и радостью, по-моему, Альцест — очень здорово… Но я теперь как бы чужой там, поэтому и не зашел… да и боялся заблудиться»…

«Неожиданный выбор актера на Альцеста». Почему это так неожиданно? 95 % зрительного зала наверняка пьесу не читали. Эта вообще «неожиданность выбора» преследует меня всю жизнь. В «Преждевременном человеке» Роома А.М. убедили-таки, что я «за русский интеллигент», и сыграл Кваша, большой русский интеллигент. Упрекали Швейцера, когда он выбрал меня на Моцарта, и пресса тоже писала о неожиданности! Я, наверное, плохо вижу себя со стороны… И теперь в Альцесте — рещёние в выборе… Но был назначен и Бортник, совсем неожиданный. И если бы он вкалывал, неизвестно еще, кто бы играл… Более того, Эфрос много репетировал с Юрским… Значит, у него не было рещёния в актере, так распорядилась судьба, случай, просто так произошло ввиду производственной необходимости. И всё. А не какой-то там выбор актера. Ну да, он говорил о Фигаро — Баталове, сравнивая меня с ним и говоря о русскости на западной почве… Но опять же, скорей от безвыходности.

17 октября. Пятница

А число мое!

Я занимаюсь своими ребятами: достаю учебники по гармонии, снабжаю деньгами старшего, отвожу в бассейн во Дворец младшего, и мне хорошо от этого…

Стыдят меня Эфрос с Хвостовым, что я не написал о Володе. Мне и самому стыдно, а что писать — не знаю. Крымова пробивает Париж для съемки с Мариной, для передачи о В.С.В. Россия посмотрит парижскую фатеру Владимира, это же интересно?!

19 октября. Воскресенье

Снился Любимов, был в ссоре со мной: «Плохо говорил», — имея в виду интервью по телевидению…

30 октября. Четверг

С чего начать жить? Нет, не начать новую жизнь, а просто начать жить? Л.Аннинский в «Зеркале сцены» готовится покритиковать моего Альцеста, а он умелый, талантливый, а главное — парадоксальный, он обязательно должен думать не так, как все, а вовсе наоборот… Да чего я завожусь раньше времени? Ну и замечательно. А то, видишь, «расходилась, разгулялась удаль молодецкая» до того, что и спектакль 21-го не смог играть. Чем донельзя оскорбил премьершу. Уговорили извиниться, а то-де 31 — го она отказывается играть со мной… Мне она говорит, что больна, что у нее врач и пр. Наташа Крымова: «Это во мне сидит

25 лет, я тебя прошу, не трогай, а то из меня польется такое… Но при всем том мне ее ужасно жалко… — Мои слова, мое отношение к Яковлевой, которой я задумывал перед каждым спектаклем приносить цветы — розы. — Извинись — и ты все равно будешь выше».

Хитра Наташка, перед тем как предложить мне это, расхвалила мой материал о B.C.В.

А Тамара написала на экземпляре: «Очень хорошо! До слез…»

Вот ей я верю.

Я еду восстанавливать «Дом на набережной». Господи, благослови!

31 октября. Пятница

Весь день веселился, теперь хочется плакать. Ах, Господи!

Маша Полицеймако организовала письмо Горбачеву, чтоб он вернул нам Любимова. Опять споры-разговоры — не опасно ли, не наивно ли, «актерский инфантилизм, дошедший до крайности», и не подписал Ванюшка. Эфрос согласен подписать, а Сидоренко[245] — нет.

Оля пригласила людей — Хвостов мне говорил… Она пригласила, она потратилась на билеты, на цветы… Теперь я понимаю, почему она так взбесилась… Можно бы послать, конечно, ее, но это было бы ужасно некрасиво по отношению к Эфросу и спектаклю — вот, сыграл и закусил удила, в премьеры выбился, теперь плюет на всех… и пр. Как мне отвратительна эта манера в моих друзьях. Чем выше поднялся, смиреннее стань. Нет, не в демократию играй ложную, а сам в душе Бога моли о спасении ее…

«И как хотите, чтобы люди поступали с вами, так и вы поступайте с ними…» — поэтому я правильно сделал, что у Ольги прощения попросил, извинения… Ее принуждали играть с молодым, а ей стыдно.

2 ноября. Воскресенье

Ноябрь уж наступил.

Когда я Чинил зубы у Амелькиной, она мне сказала слова, что не уходят из головы до сих пор… «Мизантроп» не произвел на них с Гундаревой впечатления, она говорила, что Мольер устарел все-таки и пр. Но главное не это, а что: «За тобой было страшно интересно наблюдать… Ты актер лучший, неограниченных возможностей… Видны порой были такие глубины… Вообще ты молодец… Из этой мути, смуты, сплетен, грязи… ты вышел таким чистым… Ты молодец, ты понимаешь…»

Вот это главное, что я хотел записать и что запомнил из косноязычного Ларискиного монолога: «Из мути, плесени вышел, сохранил чистоту и пр.». Сегодня в Олимпийском читал Высоцкого с «Нервом»[246] в руке и не был доволен собой и аудиторией. Осадок неприятный, когда ушел.

3 ноября. Понедельник

Театр живет будущим возвращением Ю.П.Любимова, забрезжила надежда. Демидова принесла на хвосте, что в течение недели должна решиться юридическая сторона дела — должны вернуть ему гражданство, и тогда он должен будет решать сам. Эта акция правительства весьма хороша — государство признает ошибку свою. Вот тебе и извинение, которого он требует…

Тамарка худеет, жена моя до ручки доходит, кажется; просто страшно. Посмотришь — и сердце сжимается. Господи! Пощади ее. Вчера между двумя Сережами загадал и перевернулся, только бы она была здорова, больше мне ничего не надо, всё тлен.

7 ноября. Пятница

Сидоренко долго и зло выспрашивала: «Зачем это тебе нужно, чтобы Любимов вернулся, чего ему тут делать и как ты представляешь себе его приезд и руководство театром?.. А ты уверен, что он может еще что-то сделать как режиссер?» Она не подписала письмо и теперь мечется, как и Бортник, ища поддержку в ком-нибудь хоть как-то объяснить свое неподписание. Господи! Ну, не подписала и не подписала… Мне тоже вся эта канцелярия довольно противна, взрослый старый человек дела свои должен соображать в одиночку, что он, собственно, и делает, но только при этом еще и политическим героем выглядеть хочет и пр.

Да, Сидоренко сказала, что гражданство Ю.П. уже вернули. Эта бабешка шибко настроена против Ю.П., она не хочет его возвращения, ей с Эфросом хорошо и удобно… Вообще, к сожалению, надо сказать, что при Эфросе живется спокойно и благостно, тебя не обижают, над тобой не смеются, не унижают тебя, не хамят тебе, чего в избытке мы слышали от Любимова. Что только все это стоит?

15 ноября. Суббота

Звонил Э. Рязанов — предложил принять участие в передаче о Высоцком, вспомнил, что мое «личное» в спектакле Любимова было «лучшим», не «лучшим» в самом себе, а потому что «личное», все остальное могло быть поставлено Ефремовым, Волчек и пр.

Не знаю, как сегодня играть «Дом», не слышу нынешнюю интонацию, нынешнюю ситуацию, кажется, устарела информация, что исходит из наших уст, так, по крайней мере, кажется на репетиции. Или нужен мастер, чтоб заразить и внести коррекцию. Опубликованы короткие, трагические воспоминания Долматовского о Фадееве — трагедия художника ложной идеи, ложного времени и пр., но честно верящего…

Сегодня наконец-то состоялась моя дописка нескольких еще стихов в альбом В.Высоцкого на «Мелодии», и будто они довольны. Ну и слава Богу…

Звонила вчера Маргарита Ал. Эскина с известием от коллегии, что будто звание дают… и пр.

16 ноября. Воскресенье

…Нина Д. удивлялась, изумлялась: отчего спектакли Эфроса за границей имеют ошарашивающий успех, подчас не соответствующий реакции русского зрителя? Я говорил, что иностранцы — космополиты и Эфрос — космополит, они тут близки: им наплевать, на чьей могиле, под чей оркестр Лопахин пляшет…

Любимову известно, что ему разрещён въезд в СССР… называет себя блудным сыном на распутье… про сына, что с 5 лет учится в Англии, или в английской школе, и пр. Много про Пушкина и про «наш театр». Билетеры в «Пире чумы»[247] в намордниках, повязках, респираторах — в мире бушует СПИД, а над миром висит облако Чернобыля. Но это комментарий не Ю.П. Спектакль, говорят, имеет потрясающий успех. Чей перевод? Не Набокова ли?

Антипов — прочитал «Пушкинский дом» Битова, потрясающая книга, говорит.

18 ноября. Вторник

Бог с нами! Вот так бы жить всю жизнь, как вчерашний день!

Такого приема я не слышал за всю свою жизнь. Публика скандировала, и мы выходили без счету много раз! Это была манифестация, это был гимн Любимову — Трифонову и старой «Таганке»! Меня целовала Маргарита в коридоре, вдова, а я без штанов, но в тельняшке босиком отплясывал камаринского. Маленький, быть может, но подвиг есть.

20 ноября. Четверг. Вроцлав. Польша

Отель не знаю какой, а номер 113. Благодарю тебя, Господи, остался жив и невредим после поездного разгула. И даже лицо не испортил. Дупак с Эфросом из Парижа нас встретили в Варшаве. Эфрос не преминул рассказать, что встретил известного театрального критика, который поведал ему, что Любимов злой и «я с ним поругался и не разговаривал».

Эфрос торговал «Мизантропа» во Францию и Италию, но не продал, не нужен им наш «Мизантроп», у них своих мизантропов навалом.

Сегодня пойдем в экспериментальный театр, поглядим чего-нибудь. Есть еще одно занятие — писать письма, например Фомину, а отправлять, конечно, в Москве.

21 ноября. Пятница. 9 утра

Мне сладостно вспоминается Куйбышев, набережная Волги, суда, баржи, лодки, яхты. Ожидание Мольера, номер гостиницы и пр. и пр. А главное — завершение, успех «Мизантропа» и первые рецензии.

А все это, в общем, в этой тетрадке уместилось. Целая жизнь, а другой-то нет: премьера «Мизантропа», съемки в «Зелентра-ве», Денискин роман с Ирой Климовой, озвучание — досъемки, писание «Постскриптума»… и, наконец, «Дом на набережной».

Бортнику не дают звания за парижскую связь с дочерью какого-то американского короля, которая к тому же ценные подарки ему делала. Был бы жив Володя Семенович. Да как бы он заступился? Но скандал бы поднял.

Яковлева действительно мне нравится, и я объяснился ей в любви совершенно искренне, да пьяный человек всегда правду говорит.

Нет, с пользой начинаю жить, с пользой. Написал письмо В.С.Фомину с отчетом о жизни последнего полугодия.

Эфрос: «Плохо себя чувствую, сердце болит… Да я еще из Парижа… такая разница, просто убивает… Там все веселые, радостные… приветливые. Тут все злые, очереди за мясом… Черт знает, всю жизнь работаешь, работаешь, чего ради… Кому это нужно, что мы здесь?!»

Он ругал Дупака за Куйбышев. Так вот в Куйбышеве мы действительно были нужны, а здесь…

Заканчивается спектакль, много русских в зале. Ужасное количество грязи в спектакле, почему Эфрос не репетирует, хотя бы по мизансценам, по свету, черт-те что творится…

9 декабря. Вторник

Вчера был на вечере-открытии недели фильмов с участием

В.Высоцкого. Родители сидели в зале. Читал «Этюд». Отвечал на записки. Вопрос: «Кого из современных поэтов вы можете поставить рядом с Высоцким?»

— На это ответит время. Одно могу сказать определенно, что те изменения, события, которые происходят сейчас в нашем обществе, в нашей стране, во многом подготовило творчество Высоцкого, он, как никто из поэтов, повлиял на сознание народа и пр., пр.

Потом в театре смотрели документальный фильм «Соло трубы», посвященный Леве Федотову, гениальному мальчику — прототипу Антона Овчинникова из «Дома на набережной».

Любимов, рассказал Стернин[248], говорит, что назад не собирается, что хорошие концы бывают только в сказках и пусть его оставят в покое. «Я не уезжал, меня выдворили и пр.». Состряпал себе легенду, ею живет. Упорные ходят слухи, что с Катькой он развелся и будто нашла она себе молодого уже. А возвращаться без жены и сына (ведь это же ежу понятно, что она бросила его, дососав и высосав, а не он их) — это же еще дополнительный позор какой и доказательство краха, опричь того, что надо же чего-то и говорить, и объяснять, а сколько будут лезть в душу, сочувствовать и сопливиться?! И это вытерпеть гораздо сложней, чем политические разговоры и пр.

12 декабря. Пятница

Событие необычайной важности, совершенно феноменальное и для меня неожиданное, непредугаданное: Демидова получила через оказию письмо от Любимова. Тезисы: «Дорогая Алла… Знаю о ваших походах… Возвращаться на родное пепелище больно… Вспоминается А.Т.Твардовский у своей деревенской избы, от которой осталась одна труба печная… Знал ли он, что и журнал отнимут… Как вы представляете мое возвращение… Кому писать и в каких выражениях? А если возвращаться, то только на старую сцену, там, как говорится, и стены помогают… Очень скучаю… Можем ли мы восстановить наши лучшие работы… Кто хочет со мной работать… Помните: я получил официальное разрещёние на лечение… Перед смертью Ю.В.Андропов разрешил мне вернуться и начать работать, а Черненко лишил меня гражданства… Обними всех, кто помнит».

Еще он упоминает о том, что у него контракты подписаны и он их должен обязательно выполнить. 8.XI.86 — Лондон.

Все это настолько ошеломительно, что не знаешь, что и думать. Это человеческий документ потрясающей силы. Господи! Пошли ему здоровья и счастливого возвращения.

1. Идея — Алла должна лично встретиться с Раисой М.[249] и показать ей это письмо.

2. Сегодня я говорил с Эфросом, и он дал добро на восстановление «Мастера», хотя просил меня довести до сведения артистов, что он относится отрицательно к спектаклю как к дещёвке и спекуляции на материале. Так же не принял он и спектакль о Высоцком. «А «Дом на набережной» — это выдающееся произведение, таким он и остался, хотя у меня есть свои соображения, но это неважно» и пр.

Во всяком случае, машина завертелась, я сказал об этом Дупаку, и он велел подготовить приказ о восстановлении «Мастера» и пр.

Обратная сторона медали. Не играет ли Любимов двойную игру? Когда-то Демичев ему сказал: «Вы — провокатор» и пр. Не хочет ли он и там быть борцом, и тут слыть мучеником и несправедливо оскорбленным… Подобными документами он, ясное дело, страсти здесь опять разожжет, а не верить ему — глупо до последней степени… Какой нормальный человек, да еще в его возрасте, не станет тосковать по родине, по любимому делу, по нашим, опостылевшим ему некогда рожам…

Театр опять вступил в полосу политической активности. Говорят, наше письмо с подписями напечатано в какой-то итальянской газете. Ваня Бортник в связи с этим нервничает… Я его успокоил — там 140 подписей, разберет ли Любимов, где чья.

И вот теперь, когда кончился день, когда Тамара легла в кровать и читает роман очередной, я спрашиваю себя: когда же я напишу книгу, чтоб вот так, не отрываясь, с ней человек прожил хотя бы день.

13 декабря. Суббота