Номер 7. Дж. Д. Сэлинджер. Над пропастью во ржи (1951)

Номер 7. Дж. Д. Сэлинджер. Над пропастью во ржи (1951)

«Над пропастью во ржи» — роман, который я перечитываю чаще всего. Чего я только не перепробовал, чтобы попытаться постичь его секрет: подчеркивал целые страницы, учил наизусть отдельные отрывки, читал на языке оригинала, читал в разных переводах (Себастьена Жапризо и Анни Сомон) и даже повторил в Нью-Йорке маршрут его героя. Но «Над пропастью во ржи» не поддается анализу — в этом смысле он хуже, чем иероглифическое письмо. Его текст не стареет. Что логично, ведь это история подростка, не желающего взрослеть. Рассказчику, Холдену Колфилду, 16 лет. Росту в нем 1 метр 86 сантиметров, и он девственник. Взрослеть он не желает — и не взрослеет. За три дня до Рождества его исключают из школы. В дальнейшем ему предстоит вечно бродить по Манхэттену, не показывая домой и носу (разве что тайком, чтобы подсунуть в подарок младшей сестре Фиби пластинку на 78 оборотов).

Как пишутся шедевры? Понятия не имею, в том-то и проблема. Никто этого не знает — ни историки, ни преподаватели, ни литературоведы, а главное — не знает сам автор. Шедевр — это фантастическое, но одноразовое изобретение. «Над пропастью во ржи» — дебютный роман, случайное явление, артефакт, провоцирующий появление ни на что не похожего чувства — чувства, вызвать которое способен только «Над пропастью во ржи». Бессмысленно искать нечто похожее в других книгах. Такую попытку предприняло примерно десять тысяч писателей (в США каждый год издается с дюжину подражаний), но никому из них так и не удалось найти волшебную формулу. Лично я решил для себя эту загадку просто: чтобы вновь пережить это ощущение сладкой горечи, эту человечность, эту благость и легкую насмешку, достаточно перечитать «Над пропастью во ржи». Книга действует на меня как наркотик, с той разницей, что наркоману самый лучший приход дает первая доза. А здесь эффект не ослабевает, сколько ни читай. Говорю же, эта книга неисчерпаема. Подлинное чудо.

Ну ладно. Все-таки попробуем перечислить некоторые из ее знаменитых ингредиентов. Вот первая фраза: «Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверное, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения, — словом, всю эту давид-копперфилдовскую муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться» [114 — ?Пер. Р. Райт-Ковалевой.]. С первых же строк мы слышим ворчливый тон рассказчика, который, хмуря брови, обращается к читателю по-свойски, на разговорном языке, без литературных красот, словно бросая вызов классикам (простите, мистер Диккенс, но к вам это тоже относится), и сразу объявляет центральную тему романа — недовольство подростка всем, что его окружает. Добавьте к этому мягкую и всегда актуальную иронию. Результат: мы протягиваем автору руку и готовы следовать за ним куда угодно.

Роман «Над пропастью во ржи» был опубликован вскоре после войны (1951), в которой его автор принимал участие, не понаслышке зная и о высадке в Нормандии, и об освобождении Парижа, и об ужасах концлагерей. Из этого страшного опыта и берет начало его отвращение к миру взрослых, к обществу как таковому. Название романа связано со строкой из положенного на музыку стихотворения Роберта Бернса, которую память Холдена немного исказила, выдавая его призвание: «Если ты ловил кого-то вечером во ржи…» Он воображает, что стоит на краю обрывающегося в пропасть огромного ржаного поля, по которому бегают ребятишки, и ловит тех, кто, заигравшись, опасно приблизился к обрыву. Холден — парень с приветом, он пережил смерть младшего брата, скончавшегося от лейкемии; впрочем, свой рассказ он ведет из больницы, куда его определили после бегства из школы. Комичная стилистика «задержавшегося в развитии подростка» в ту пору поражала своей оригинальностью; восемь лет спустя та же напускная невинность проявилась во Франции в романе Кено «Зази в метро». Сэлинджер обращается с языком в высшей степени вольно, вовсю использует арготизмы и фамильярные обращения («шеф», «балда» и пр.), что подчеркивает искренность его гнева. Вполне линейное развитие сюжета — парень просто шатается по городу, ничего нового, прием, известный со времен Гомера и использованный в том числе Сервантесом, Джойсом и Жоффре, постоянно перемежается неожиданными и очень поэтичными, но всегда точными наблюдениями. Вот, например: «Он читал „Атлантик мансли“, и везде стояли какие-то пузырьки, пилюли, все пахло каплями от насморка. Тоску нагоняло». Или: «Скажите, вы видали тех уток на озере у южного выхода в Центральном парке? На маленьком таком прудике? Может, вы, случайно, знаете, куда деваются эти утки, когда пруд замерзает?»

В его блужданиях по городу — во всех этих такси, задрипанных отелях, прокуренных барах, Музее естественной истории, театре, на катке, в зоопарке, мюзик-холле «Радио-Сити», на станции метро «Гранд-Сэнтрал» или «Сэнтрал-парк» — Холдену встретятся такие же неприкаянные души, как и он сам: блондинка из Сиэтла; приятельница его старшего брата (отправившегося «продаваться», то есть, подобно Фицджеральду, работать сценаристом в Голливуде); начинающая проститутка, к которой он не посмеет прикоснуться; две добрые монахини, которым он пожертвует десять долларов; Салли Хейз — хорошенькая девушка из буржуазной семьи, которую он сначала поцелует, а потом осыплет бранью; и, наконец, Фиби (младшая сестренка, которой 10 лет и о которой мы уже упоминали выше; будьте внимательны, please). Есть еще Джейн Галла, в которую Холден влюблен, но которая проводит время с придурком. Герой много думает о смерти, о самоубийстве, представляет себя то с пулей в животе, то загнувшимся от воспаления легких. Он курит, пьет, беспрестанно ругается, но все, что он говорит, звучит правдиво. Он открывает для себя свободу, то есть одиночество. Не раздражают его только дети. Он впадает в тоску, но затем воодушевляется, глядя на синее пальтишко Фиби, под дождем мелькающее на карусели. Чем больше времени проходит, тем печальней становится обаяние побега, достигая степени невыразимой тоски. Пора кончать эту эскападу, пора возвращаться на прямую дорогу. Пора становиться мужчиной. Это повесть о недостижимой чистоте, об отвращении к жизни и о спасительной любви.

Сэлинджер работал над этим коротким романом 10 лет (начал в 1941-м, закончил летом 1951-го). У многих интеллектуалов наивность Сэлинджера вызывает ненависть; это те же люди, которые называют Камю «философом для старшеклассников» и презирают «Пену дней» Бориса Виана за избыток детского романтизма. Норман Мейлер (которого больше никто не читает) сказал, что Сэлинджер — «величайший ум, остановившийся в развитии на уровне средней школы». Он не совсем не прав; арготизмы, которыми щедро пересыпан текст, сегодня устарели; во многих отношениях «Над пропастью во ржи» — сентиментальная книжка; критическое восприятие героем взрослых (все они сволочи и лицемеры) отдает ребячеством. Но попробуйте перечитывать роман каждый год, как это делаю я, и вы убедитесь, что с каждым чтением он становится все плотнее и сложнее. Трехдневное шатание Колфилда по нью-йоркским барам — это одиссея в миниатюре. На самом деле Холден стремится не к тому, чтобы остаться чистым ребенком (похожим на сестренку Фиби), а к тому, чтобы стать святым. «Над пропастью во ржи» — один из лучших романов воспитания ХХ века (на мой взгляд, не менее сильный, чем «Путешествие на край ночи» и «Улисс»). Он лишь притворяется, что рассказывает о прогулке подростка, тогда как на самом деле его цель гораздо более серьезна: речь идет о спасении души. Мне кажется, этой книгой Сэлинджер заключил с читателем своеобразный пакт: я расскажу тебе о своей жизни, но ты ничего о ней не узнаешь, потому что мы с тобой никогда не познакомимся; я расскажу тебе о Боге, но о таком Боге, который маскируется подростковыми шуточками и уличными словечками; я клянусь, что тебе не будет скучно, но помни, что в конце моей нежной проспиртованной ночи настанет вечная жизнь.

«Над пропастью во ржи» производит впечатление простенького романа, хотя автору удается впихнуть в трехдневное бегство мир, существование, пространство и время. Он прячет свою сложность за внешней непритязательностью. Если хочешь создать эпопею, не обязательно марать тысячи страниц. Сэлинджер — это Гомер, которому хватило чувства такта выдать себя за школьника.

//- Биография Дж. Д. Сэлинджера — //

Что происходит с писателем, чей дебютный роман расходится тиражом 35 миллионов экземпляров? Он удаляется от мира и перестает писать. Чудо оборачивается проклятием. Дж. Д. Сэлинджер родился 1 января 1919 года в Нью-Йорке. Светиться на публике он не любил никогда, а после опубликования романа «Над пропастью во ржи» («The Catcher in the Rye»; 1951) и «Рассказов» (1953) окончательно исчез из поля зрения общественности. Позже Сэлинджер напечатает «Фрэнни и Зуи» («Franny and Zooey»; 1961) и «Выше стропила, плотники» («Raise High the Roof Beam, Carpenters»; 1963). Последний его рассказ, «16-й день Хэпворта 1924 года» («Hapworth 16, 1924»), появится на страницах «The New Yorker» в июне 1965 года. Сэлинджер был первым писателем эры аудио и видео, осознавшим, что физическое бытие и биография любого автора являются непреодолимым препятствием к пониманию его творчества. Удалившись от мира и практически прекратив печататься, он заставил нас читать и перечитывать свои книги, как перечитывают молитвенник. Что послужило тому причиной? Непомерная гордыня, стремление к «маркетингу наоборот», неизлечимая аллергия на критику или просто посттравматический синдром, настигший бывшего солдата, принимавшего участие в освобождении узников концлагерей в Германии? По всей видимости, все это вместе взятое плюс определенная склонность к одиночеству и материальная обеспеченность, гарантированная отчислениями за переиздания на всех языках мира его первого романа (входящего в список 25 книг американских авторов с рекордными тиражами). Вторично он покинул этот мир 27 января 2010 года.