Неужели вы их бросите?

Неужели вы их бросите?

Казалось, ничто не предвещало беды. Институт работал вдохновенно и слаженно. Население города занималось своими делами и исправно выполняло предписания Великого дивана, руководимого комиссарами Монжем и Бертолле, и указаниями Каирского дивана, которым руководил гражданин Фурье, талантливый математик… И вдруг 21 октября 1798 года Каир взбунтовался. Все посты и караулы оказались перебиты и перерезаны, а здание главного штаба разграблено и полностью разрушено.

Огромная толпа окружила со всех сторон дворец, в котором размещался Каирский институт, грозя немедленной расправой всем, кто укрылся за тонкой решетчатой садовой оградой. Ученые жили настолько мирными намерениями, что у них не было ни ружей, ни пушек, ни вообще какой бы то ни было охраны или средств обороны.

И ряды дрогнули: часть ученых, литераторов и художников подалась к дверям в расчете на спасение. Однако на пути беглецов внезапно возникла рослая фигура, простершая руки вперед.

— Стойте!

Короткий возглас и решимость, которая чувствовалась в человеке, стоявшем на пути бегущих, остановили их. Перед людьми, на какое-то время потерявшими самообладание, стоял Монж, руководитель института.

— Неужели вы их оставите? — спросил он, — Неужели вы бросите эти приборы, эти драгоценные аппараты… Неужели вам не дорого то, что вы сделали j и еще сделаете?.. Ведь если вы убежите на улицу, толпа тотчас же ворвется во дворец и уничтожит все это!

Слова ученого остановили молодежь. Все вернулись в здание. Монж немедленно организовал оборону теми средствами, что были в распоряжении ученых. Соорудив у всех входов баррикады, они вооружились импровизированными пиками, острием которых нередко были части научных приборов, и заняли круговую оборону.

Два дня длилась осада. Ни та, ни другая сторона не предпринимала решительных действий… На третий день атмосфера разрядилась. Генерал Дюма, отец романиста и дед драматурга, по приказанию Бонапарта безжалостно разметал восставших огнем своих пушек. Когда «смутьяны» попытались укрыться в мечети, он обрушил огонь и на храм — точь-в-точь, как поступил сам Бонапарт во время роялистского бунта в Париже. Воля восставших была сломлена.

К чести Бонапарта, не как личности, а как поли-1 тика, надо отметить, что он не устроил жестокой расправы над восставшими. Даже руководители восстания были помилованы. Ему необходим был надежный тыл во время похода в Сирию, который он планировал. Каирцы пришли к Бонапарту с повинной, и он им жаловал «аман», что означало прощение.

Восстание, которое грозило превратить всю французскую колонию в руины, натолкнуло главнокомандующего на мысль обратиться к своим коллегам-ученым с важным вопросом: как построить в стране, где нет леса, новые здания и сооружения, особенно такие сооружения, как морские суда? Ученые дать ответа не смогли.

— Египет сегодня не имеет, — сказал Бонапарт, — да и никогда не имел на своей земле строевого леса. Горы, которые его окружают, совершенно голы. Значит, нужно добывать лес в Абиссинии. Там горы покрыты высокими деревьями. Если бросать деревья в Нил, они достигнут порогов через две недели. А во время высокой воды они придут и сюда. Так мы получим балки для наших построек и мачты для наших судов… Фараоны вряд ли поступали иначе.

Монж, как и все присутствовавшие, был восхищен проницательностью Бонапарта, которая вскоре полностью подтвердилась. Жомар нашел на одном из памятников в Фивах барельеф, на котором был изображен египетский воин, заставляющий туземцев рубить в горах высокий лес.

История сохранила еще одно свидетельство острой наблюдательности и проницательности Бонапарта как очень перспективного исследователя. Может быть, лишь необычайный полководческий гений да непомерное честолюбие в сочетании с властолюбием помешали ему стать подлинным учеником и соратником Монжа. Соратником по науке.

Это было там же, в Египте. Бонапарт давно собрался пойти вместе с Монжем и Бертолле в Суэц. Там он рассчитывал найти путь из устья Нила в Красное море, а значит, и путь в Индию. Каирское восстание несколько замедлило осуществление этой идеи, но не исключило его. Новый владыка Египта, как уже говорилось, не предпринял массовых репрессий. Он просто установил четкий порядок, понятный каждому арабу: ежедневно утрачивали голову несколько человек, не умевших правильно ею распорядиться. Ведь требовалось повиновение — и только. Кстати, грабителей и насильников из французских солдат главнокомандующий наказывал и даже казнил с не меньшей методичностью. Эти меры он подкреплял акциями политическими.

«Во имя бога милостивого и милосердного! — писал он в очередной прокламации, — Улемы и шерифы, сообщите вашему народу и всему населению, что те жители, которые по заблуждению и недомыслию будут враждебно относиться ко мне и ссориться со мной, не найдут убежища и не укроются от меня на этом свете… Сообщите также вашему народу, что во многих стихах великого Корана говорится о том, что произошло, а другие стихи предвещают дела, которые произойдут в будущем, а ведь слова бога в его книге правдивы и истинны и всегда сбываются… Знайте также, что я могу открыть то, что таится в сердце каждого из вас, потому что как только я взгляну на человека, я проникаю в его душу и познаю то, что в ней сокрыто… Как ни старайся человек — он не может уйти от своей судьбы или воспрепятствовать исполнению предначертаний божьих, которые всевышний осуществляет моими руками… Садам!»

Считая, что принятых административно-политических мер достаточно, чтобы привести каирцев в спокойствие, Бонапарт послал в Суэц полторы тысячи солдат, а сам, как обычно, решил догнать войска чуть позже. Вместе с ним были Монж и Бертолле.

В походе главнокомандующий не позволял себе никаких излишеств. Из провизии он взял с собой, как отмечается в хронике ал-Джабарти, только три курицы, завернутые в бумагу. Его не сопровождали ни повара, ни слуги, он не возил с собой ни постели, ни палатки. Каждый солдат его отряда нес на штыке каравай хлеба и пил из оловянной фляжки, подвешенной на шее.

— Монж! — сказал вдруг Бонапарт, едва передвигаясь на лошади, которая с трудом вытягивала из песка ноги, — Смотри-ка, Монж!.. Мы же на середине канала!..

Ученый был удивлен зоркостью своего неутомимого шефа. Они и в самом деле стояли в старом русле канала, забытого многими поколениями арабов. Понадобится немало сил и средств, чтобы восстановить, а вернее, заново построить этот наивыгоднейший путь в Индийский океан из Европы. И все-таки факт есть факт: канал, о котором упоминали древние, действительно существовал. И обнаружил его сам Бонапарт.

— Монж, это будет великое дело! — сказал генерал, — Мы построим здесь водный путь в Индию. И пусть даже пойдут прахом все наши труды и все завоевания, один этот канал обеспечит славу французам на многие годы!

По указанию Бонапарта были немедленно начаты геодезические измерения. Правда, французских инженеров постигла досадная неудача. По их измерениям разница уровней Средиземного и Красного морей составила чуть ли не десять метров. То ли инженер Лепер, которому была поручена работа, ошибся в вычислениях, то ли. измерения оказались не столь точными, как этого требовало дело, но ошибка случилась. Геодезистам не мудрено было ошибиться, когда каждому их шагу мешали бедуины.

Суэцкий канал был построен много позже.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.