А молодые? Неужели они молчали?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

А молодые? Неужели они молчали?

Бомонт сначала был сторонником теории юморов и, конечно, поддерживал Джонсона в этих спорах. Его «Рыцарь пламенеющего пестика» тоже был ударом по романтической драме. В ней даже пародийно цитировались строки из Шекспира. Зато Джон Флетчер был на стороне Шекспира. Он любил романтику и недавно потерпел поражение со своей поэтичной пасторалью «Верная пастушка», возвышенность которой «пошлые» зрители не сумели оценить. Флетчер отстаивал право вымысла в драме, считая, что динамичное действие делает незаметной для публики любую нелепость фабулы, лишь бы было много движения и красивой декламации, а также шуток и рискованных или острых драматических положений.

Однажды за столом в таверне возникла мысль написать шуточную эпитафию Бену Джонсону. Об этом сохранилось несколько рассказов. Одно из преданий гласит, что первую строку придумал сам Джонсон, а Шекспир в рифму сочинил вторую. Поэт Драммонд в своих черновых записях бесед с Джонсоном записал со слов последнего эту эпитафию. Но он, возможно, что-то забыл, а может быть, нам просто неизвестна соль какого-то каламбура. Джонсон продекламировал:

Здесь Бен лежит, почив от многих дел.

Шекспир, вероятно, поразил просто молниеносностью ответа:

Волос на бороде он не имел.

Вторая эпитафия, будто бы сочиненная Шекспиром, содержит больше смысла:

Здесь Джонсон Бенджамин лежит отныне,

Теперь он не умней любой гусыни.

Но как при жизни, в будущих веках

Он будет жить в своих стихах.[108]

Когда у Бена Джонсона родился сын, Шекспир был приглашен стать крестным отцом новорожденного. На вопрос о том, что он подарит своему крестнику, Шекспир ответил Джонсону шуткой с непереводимой игрой слов, основанной на близости произношения «латуни» и «латыни»: «Я подарю ему ложку из латуни, а ты переведешь ее на латынь».

Шутки Шекспира были, насколько мы можем судить, добродушны, замечания Бена Джонсона отличались язвительностью. Споры между ними не привели к личной вражде, хотя кто-то распространял подобный слух. В актерской среде, где долго хранится память о всяких профессиональных делах, знали, что Джонсон и Шекспир дружили так, как могут дружить два человека, каждый из которых обладал независимым умом. Но что между ними были расхождения творческого характера — несомненно.

Собиратель анекдотов Джозеф Спенс (начало XVIII века) сообщает: «Широко распространилось мнение, что Бен Джонсон и Шекспир враждовали друг с другом. Беттертон часто доказывал мне, что ничего подобного не было и что такое предположение было основано на существовании двух партий, которые при их жизни пытались соответственно возвысить одного и принизить характер другого». В этом сообщении интересно то, что споры между Шекспиром и Джонсоном привели к образованию двух литературно-театральных группировок.

Споры в таверне «Сирена» дают нам представление об интеллектуальной среде, в которой протекала деятельность Шекспира.

По-видимому, сборища прекратились около 1612–1613 годов. Шекспир к тому времени вернулся на постоянное жительство в Стратфорд. Бомонт женился. Обстоятельства сложились так, что и другие перестали посещать «Сирену». Но теплая память об этих встречах сохранилась у их участников. Через года два-три после того, как писатели перестали бывать в «Сирене», Бомонт написал стихотворное послание Бену Джонсону, и в нем он с удовольствием вспоминал о том, как они спорили и шутили во время встреч:

…что мы видали

В «Русалке»! Помнишь, там слова бывали

Проворны так, таким огнем полны,

Как будто кем они порождены

Весь ум свой вкладывает в эту шутку,

Чтоб жить в дальнейшем тускло, без рассудка

Всю жизнь; нашвыривали мы ума

Там столько, чтобы город жил дарма

Три дня, да и любому идиоту

Хватило б на транжиренье без счета,

Но и когда весь выходил запас,

Там воздух оставался после нас

Таким, что в нем даже для двух компаний

Глупцов ума достало б при желаньи.[109]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.