Уклоняются ли евреи от тяжелого труда? Формирование еврейского пролетариата

Уклоняются ли евреи от тяжелого труда? Формирование еврейского пролетариата

Если аргументы о «еврейском засильи» в компартии и в органах государственной власти и о жилищном кризисе, порождаемом притоком евреев в крупные городские центры (или резко усиливающемся благодаря этому притоку), должны были придать какое-то рациональное обоснование антисемитизму, — аргумент об уклонении евреев от тяжелого физического труда апеллировал скорее к примитивному социальному инстинкту широких масс.

Стремление к переходу от элементарного тяжелого физического труда к более квалифицированному, но требующему меньшего физического напряжения физическому труду или к физически опять-таки более легкому конторскому и умственному труду является всеобщим, и повсеместно в рядах рабочего класса (рабочих и служащих) происходят массовые передвижки от более тяжелого к физически более легкому труду. Это выступает с особенной наглядностью, если наблюдать изменения, происходящие на пространстве двух или трех поколений, особенно в странах, в составе населения которых значителен процент иммигрантов (как в США), или где еще не завершился процесс отлива сельского населения в города (как в СССР).

В Советском Союзе охарактеризованная выше волна антисемитизма поднялась во второй половине 20-ых годов, в период быстрой ломки старой экономики и старых социальных отношений. Но это как раз и был период не уклонения евреев от тяжелого физического труда, а, напротив, период массового перехода их в ряды рабочих и служащих, — и особенно в ряды рабочих, — из рядов погибавших старых традиционных еврейских профессий. Ниже будут приведены данные об абсолютном и относительном увеличении в этот период численности еврейского пролетариата (рабочих и служащих) и об относительном увеличении роли рабочих в составе еврейского пролетариата. В дальнейшем — в 30-ые и 40-ые годы — абсолютный и относительный (по отношению ко всему самодеятельному еврейскому населению) рост числа служащих уже начал обгонять рост числа рабочих и процент рабочих в составе еврейского пролетариата начал сокращаться.

Статистические данные, на основании которых это развитие может быть прослежено, очень скудны. Только по переписи населения декабря 1926 года были опубликованы подробные данные. Они разработаны в книге Льва Зингера «Еврейское население в СССР» (Москва, 1932 г.). Для 1931 года известны данные специального обследования национального состава пролетариата СССР, разработанные опять-таки Зингером в книгах «Идн пролетариер ин ФССР» (Москва, изд. «Эмес», 1933 г.) и — в отношении евреев более сжато — «Национальный состав пролетариата СССР» (Москва, изд. «Власть Советов», 1934 г.). Данные переписи населения января 1939 года опубликованы в такой суммарной форме, что ни на один из интересующих нас вопросов они не дают ответов. Но Зингер, которому открыт был доступ к материалам переписи, частью использовал их в двух своих работах: «Дос бенайте фолк» (Москва, изд. «Эмес», 1941 г.) и «Дос уфгерихте фолк» (Москва, изд. «Эмес», 1948 г.). Эти пять работ Зингера являются до сих пор основным источником для изучения изменений социальной структуры еврейского населения СССР с середины 20-ых годов. Ниже эти работы цитируются с указанием каждый раз лишь фамилии автора и года издания книги.

Еврейское самодеятельное население достигало в 1926 году 39,8 % всего еврейского населения (Зингер, 1932 г., стр. 32.). Это очень низкий процент, объясняющийся неблагоприятной социальной структурой еврейского населения. Для 1939 года общее число еврейского самодеятельного населения не опубликовано, но известно, что оно возросло очень значительно, отчасти за счет общего роста еврейского населения, но, главным образом, за счет резкого увеличения процента самодеятельных в составе еврейского населения. Некоторые данные, позволяющие установить этот последний факт, будут приведены ниже.

Социальная структура еврейского населения по данным переписи 1926 и 1939 годов показана в следующей таблице:

(Для 1926 г. см. Зингер, 1932 г., стр. 35, для 1939 г. см. Зингер, 1948 г., стр. 38. — Безработные в статистике 1926 года это не только лица, работавшие по найму и лишившиеся работы, но и вообще все, ищущие какой-либо работы (Зингер, 1932 г., стр. 69). К числу лиц без определенных занятий отнесены в 1926 г. государственные пенсионеры и стипендиаты высших школ (Зингер, 1932 г., стр. 71), отнесенные в 1939 году к тем социальным группам, к которым они принадлежали до перехода в число пенсионеров или стипендиатов (Зингер, 1941 г., стр. 49). В одной из своих позднейших работ (1941 г., стр. 46) Зингер приводит для 1926 г. несколько отличную группировку самодеятельного населения: рабочих и служащих не 38,2, а 39,8 % (по-видимому, главным образом, за счет уменьшения группы стипендиатов, инвалидов и пр.: с 7,8 до 5,7 %), кустарей не 19,0, а 22,6 % (по-видимому, главным образом, за счет уменьшения группы торговцев: с 11,8 до 8,8 %). В остальном изменения незначительны.).

Для сравнения данных 1926 и 1939 годов о доле рабочих и служащих в составе всего самодеятельного населения (Зингер, 1941 г., стр. 49, в противоположность Зингеру, 1948, стр. 38, относит приведенные выше данные для 1939 года не к самодеятельному только, а ко всему еврейскому населению (т. е. включая и иждивенцев). Существенного значения это не имеет: если в составе еврейского самодеятельного населения рабочие составляли в 1925 году 14,8 %, то в составе всего еврейского населения рабочие с семьями составляли 14,6 %; для служащих соответственные данные были 23,4 и 23,0 %. См Зингер 1932 г., стр. 35.) необходимо для 1926 года сложить данные для рабочих и служащих (получается 38,2 %) и прибавить к этому числу какую-то долю из числа безработных и лиц без определенных занятий (см. сноску к приведенной только что таблице). Сопоставляя эту величину с приведенной выше цифрой в 71,2 % для 1939 года, мы видим огромный масштаб происшедших за этот период изменений.

Проследить изменения соотношения между числом рабочих и числом служащих в составе еврейского рабочего класса значительно труднее уже по одному тому, что изменения эти за период с 1926 по 1939 год не носили однородного характера. С 1926 по 1931 год соотношение это несомненно изменялось в пользу рабочих, что видно из следующих данных:

(Таблица составлена (частью исчислена) по двум таблицам Зингера, 1934 г., стр. 85 и 87.)

Таблица эта показывает огромный рост за неполных пять лет и числа рабочих, и числа служащих, причем рост числа рабочих относительно (но не абсолютно) гораздо значительнее, чем рост числа служащих, так что — как легко исчислить из приведенной таблицы — процент рабочих в составе всего рабочего класса (рабочих и служащих) значительно вырос: с 38,8 в 1926 году до 43,5 в 1931 году.

Еще явственнее процесс роста всего еврейского рабочего класса и особенно значительного роста числа еврейских рабочих наблюдался в этот период в районах старой оседлости евреев — на Украине и в Белоруссии:

(См. предыдущую сноску.).

Здесь прирост числа рабочих уже не только относительно, но и абсолютно значительнее, чем прирост числа служащих, и процент рабочих в составе еврейского пролетариата поднялся на Украине с 42,4 до 50,8, в Белоруссии даже с 49,9 до 59,9 %.

Процесс этот нашел свое выражение на Украине и в Белоруссии и в очень резкой перегруппировке еврейского пролетариата между различными отраслями хозяйственной деятельности: в значительном усилении в общей массе еврейского труда тех отраслей хозяйства, в которых работают по преимуществу рабочие (промышленность и строительство), и в уменьшении роли тех отраслей хозяйства, в которых работают преимущественно или почти исключительно служащие (учреждения и торговля). Но в первой половине 30-ых годов в этом развитии произошел резкий перелом, и доля первых отраслей хозяйства вскоре опять сократилась, доля вторых значительно возросла. Оба этих противоположных процесса развития наглядно иллюстрируются следующей таблицей:

(Для 1926 и 1931 годов см. Зингер, 1934 г., стр. 88; для 1939 г. см. Зингер, 1941 г., стр. 62 с перерасчетом для устранения влияния включенных на этот раз у Зингера данных о рабочих и служащих в сельском хозяйстве.).

Для еврейских рабочих и служащих по всему Советскому Союзу у нас нет соответственных данных. Зингер упоминает, правда, что соотношение между числом еврейских рабочих и числом еврейских служащих во всей стране приблизительно равнялось в 1939 году отношению 3 к 4 (Зингер, 1941 г., стр. 50.), т. е. что рабочие составляли несколько меньше 43 % еврейского рабочего класса. Это означает совершенно незначительное сокращение доли рабочих в составе еврейского рабочего класса по сравнению с 1931 годом (43,5 %; см. выше). Тот же автор сообщает, будто в 1939 году общее число евреев-рабочих в крупной промышленности и на строительстве достигло «приблизительно 700 000» (Зингер, 1941 г., стр. 60.). Но в своей новейшей работе тот же автор говорит уже более осторожно о 600 000–650.000 рабочих-евреев в промышленности и на строительстве (Зингер, 1941 г., стр. 39.). Если принять эту последнюю цифру, то число служащих-евреев должно быть определено в 800 000 или несколько выше и общее число рабочих и служащих евреев почти в полтора миллиона, а общее количество еврейского самодеятельного населения около двух миллионов, т. е. около 2/3 всего еврейского населения, — цифра для населения по преимуществу городского типа очень мало вероятная.

Новейшими данными Зингера можно пользоваться поэтому лишь с большой осторожностью. Но при всей осторожности из них всё же, по-видимому, можно сделать некоторые выводы.

По-видимому, не вызывает сомнений, что на Украине и в Белоруссии, где по-прежнему сосредоточена была основная масса еврейского населения, доля рабочих в составе еврейского рабочего класса за 30-ые годы заметно сократилась. Но в то же время в Советском Союзе в целом доля эта осталась почти неизменной. А это было возможно лишь при продолжающемся усилении доли рабочих в составе еврейского рабочего класса в тех частях Советского Союза, где еврейское население еще недавно было очень незначительно, но куда в 20-ые и 30-ые годы направился миграционный поток из областей бывшей «черты еврейской оседлости». Здесь мы наблюдаем то же явление, которое так отчетливо сказалось в развитии рабочего класса Америки: иммигранты заполняют ряды лиц физического труда, часто тяжелого труда; в среде более прочно осевшего рабочего населения начинается процесс перехода в другие слои, более свободные от тяжести физического труда.

Отнимали ли евреи землю у крестьян?

Еврейская земледельческая колонизация

До революции, как известно, еврейское земледелие в России было до крайности затруднено, и подавляющее большинство евреев не имело права владеть землей, ни даже жить вне городов и местечек. Революция — уже Февральская революция 1917 года — упразднила все ограничения, существовавшие в этой области. А когда начавшаяся вскоре ломка старого социального и экономического уклада поставила огромное большинство еврейского населения бывшей черты оседлости перед задачей поисков новых источников существования и новых отраслей для приложения своего труда, проснулась тяга евреев к земледелию, особенно к приместечковому и подгородному земледелию в местах старой оседлости, но наряду с этим и к переселению из городов и местечек и к созданию еврейских земледельческих колоний.

Волна страшных погромов, захлестнувшая в 1918/20 годах на юге и юго-западе районы наибольшего сосредоточения евреев, задержала это развитие и частью привела к разрушению существовавших на юге России еще до революции редких очагов еврейского земледелия. Но с 1921 года процесс перехода евреев к земледельческому труду возобновился и развивался в течение 20-ых годов быстрыми темпами. Об общих размерах еврейского земледелия в этот период дает представление следующая таблица:

(Д. А. Батуринский, «Земельное устроение еврейской бедноты», Москва, изд. Озет, 1929 г., стр. 14–15. — Гектар равняется почти 2 1/2 акрам.).

В целях содействия этому развитию советское правительство в августе 1924 года создало правительственный Комитет по земельному устройству трудящихся евреев (сокращенное название Комзет), развивший во второй половине 20-ых годов энергичную деятельность (Помимо Комзета — правительственного органа — в конце 1924 года было создано для обслуживания нужд евреев-переселенцев и пропаганды идеи еврейского земледелия — в качестве «общественной», т. е. в идее свободной, неофициальной организации — Общество по земельному устройству трудящихся евреев (сокращенное название Озет); фактически большинство Президиума Правления Озета составляли члены Комзета.). В 1926 году, по предложению Комзета, правительство утвердило «план перехода в течение ряда лет на сельское хозяйство 100 000 еврейских семейств»

(Текст этого постановления напечатан в брошюре М. И. Калинина и П. Г. Смидовича, «О земельном устройстве трудящихся евреев в СССР», Москва, изд. Комзет, 1927 г., стр. 55–56.), всего (с членами семьи) около полумиллиона человек, что вместе с имевшимся к этому времени еврейским земледельческим населением довело бы еврейское земледельческое население почти до четверти общего количества евреев в Советском Союзе. План этот, однако, не получил осуществления. Хотя вторая половина 20-ых годов и была периодом значительного развития еврейского земледелия, темпы этого развития отставали от наметок 1925/26 годов. А после перехода страны в конце этого десятилетия к лихорадочно-быстрой индустриализации, сопровождавшейся громадным ростом спроса на рабочую силу в промышленности, строительстве и всех прочих городских отраслях труда, избыточное население еврейских местечек начало быстро таять и тяга евреев к земледелию резко ослабела.

Период усиленного перехода евреев к земледелию совпал с описанным выше периодом подъема антисемитизма и совпадение это в известной степени окрасило аргументацию антисемитов.

Это сказалось не сразу. Первоначальные попытки развития подгородного и приместечкового еврейского земледелия не вызывали реакции со стороны крестьянства. Почти не оказывали в первые годы влияния на крестьянские настроения и попытки создания новых еврейских земледельческих колоний. Правда, еврейские крестьяне иногда встречали к себе в начале известное недоверие со стороны местного коренного крестьянства, но это недоверие быстро рассеивалось. Приведу два свидетельства, относящиеся оба к Украине и Белоруссии:

«При самом начале поселения евреев на земле было со стороны крестьян не столь враждебное, сколь скептическое отношение: «Какие это земледельцы? Сами, вероятно, работать не будут, а займутся спекуляцией». Но эти настроения быстро испарились, когда крестьяне убедились, что еврейские труженики действительно собственными руками в поте лица обрабатывают землю, перенося большие лишения; а еще улучшились отношения, когда увидели, что эти еврейские новички применяют более культурные методы ведения хозяйства» (М. Каменштейн, «Советская власть, еврейское землеустроение и Озет», Москва, изд. Озет, 1928 г., стр. 48.).

«Отношение окружающего крестьянства к переселению евреев является, по единодушному свидетельству разных делегаций, посетивших колонии, добрососедским и доброжелательным. Такое отношение создалось, правда, не сразу. В первое время украинское и белорусское крестьянство относилось к новым переселенцам в некоторых частях с недоверием. Привыкшее видеть в лице еврея торговца, посредника, в лучшем случае мастерового, коренное крестьянство не верило ни в способность евреев заниматься земледельческим трудом, ни в серьезность их намерения заниматься этим трудом. Но постепенно их сомнения рассеялись. По мере того, как они видели, что бывшие торговцы и посредники в поте лица своего обрабатывают землю, участвуют в постройке жилищ, копке колодцев и т. д., по мере того, как они убеждались, что евреи сами сеют, жнут и снимают урожаи, украинские и белорусские крестьяне стали относиться с уважением к своим новым собратьям, таким же труженикам, как и они сами.

С другой стороны, в ряде случаев окружающее крестьянское население прибегает к помощи агротехнических мероприятий, применяемых в еврейских колониях» (Батуримский, стр. 19.).

Для возникновения в крестьянстве антисемитских настроений в связи с развитием еврейского земледелия не могло создаться почвы еще и потому, что небольшие островки еврейского земледелия совершенно терялись в безбрежном крестьянском море, да и земли, которые отводились евреям для устройства земледельческих колоний, брались, как правило, не из наличного используемого земельного фонда, а из неиспользуемых фондов, часто из фондов, которые еще должны были быть подготовлены для сельскохозяйственного использования упорным трудом (Каменштейн, стр. 47–48. См. также Батуринский, стр. 16.):

«Фактически земли, предоставляемые еврейским переселенцам, являются в большинстве мало удобными, и еврейским переселенцам приходится очень тяжело работать и очень много претерпевать, покуда им удается преодолевать природные трудности.

Так, напр., в Крыму евреям дают землю не в южной части, где климат благодатный, а в северной части, где переселенец находит засушливую степь, бушуют дикие ветры, почва местами солончаковая, воду для питья приходится добывать на глубине 30–40 сажень и т. д.

Приблизительно то же имеет место в Степновском районе Северного Кавказа и в Кизлярском округе Дагестана.

В Белоруссии еврейским переселенцам и расселенцам приходится производить осушку болот, корчевку пней и т. д.».

Отношение крестьянства к еврейскому переселенчеству начало меняться, когда распространилась весть о готовящейся еврейской колонизации Крыма. Выше уже отмечалось, со слов Калинина, что среди писем читателей, поступавших в редакцию московской крестьянской газеты «Беднота», годами совершенно отсутствовали письма, затрагивавшие еврейский вопрос, но что зимою 1925–26 г. «в связи с переселением евреев в Крым» положение изменилось. «Крым» вскоре стал популярным аргументом антисемитов.

Аргумент этот основывался на широко распространенном представлении о Крыме, как о райском уголке с отличными почвенными и климатическими условиями для развития земледелия. В действительности таким райским уголком является в Крыму лишь его узкая южная прибрежная полоса, занимающая около 1 % площади Крыма, так называемая Крымская Ривьера, и очень благоприятны условия для сельского хозяйства и в прилегающей к Крымской Ривьере горной части Крыма (около 19 % его площади). Но совсем иным характером отличается большая часть расположенной к северу от горной полосы степной территории Крыма (около 80 % его площади) (О делении Крыма на южно-бережную, горную и степную области см. «Экономико-географические очерки СССР», книга 9: Б. Шустов, «Крымская АССР», Москва-Ленинград, изд. Госплана СССР, 1927 г., стр. 17.). А между тем только в эту степную область, причем и здесь преимущественно в наименее благоприятные северные и северо-восточные части ее, был направлен поток еврейских переселенцев.

Выше, в выдержке из брошюры Каменштейна, об этом уже упоминалось. Таких высказываний в печати того времени можно отметить большое количество. Однако, критический читатель, может быть, склонен отнестись к ним с некоторым скептицизмом: при той роли, которую играл «крымский аргумент» в кругах, подверженных антисемитским влияниям, авторы, борющиеся с антисемитизмом, могли легко поддаться искушению сгустить краски, изображая положение евреев-переселенцев в Крыму более мрачно, чем это отвечало действительности. Тем больший интерес для выяснения вопроса об условиях еврейского земледелия в Крыму представляют относящиеся к этому вопросу документы того времени, не предназначавшиеся для печати. Благодаря любезности д-ра И. Б. Розена, бывшего в тот период сначала представителем еврейско-американской филантропической организации Джойнт в Советском Союзе, а затем директором и представителем Агро-Джойнта, мы имели возможность познакомиться с сохранившимися в архиве д-ра Розена докладами агрономов Джойнта и Агро-Джойнта о еврейском земледелии в Крыму и с докладом Комзета (1925 г.) Совету Народных Комиссаров РСФСР «об отводе в степной части Крымской АССР 40 000 десятин земли для переселения евреев из частей СССР вне Крыма». Доклады эти представляют положение в Крыму отнюдь не в более розовых красках, чем мы привыкли читать об этом в советской полемике против антисемитизма.

Вследствие неблагоприятных условий для развития сельского хозяйства степная часть Крыма всегда оставалась мало населенной, а после тяжелого голода в 1921 году, когда население Крыма уменьшилось более, чем на одну пятую, сельскохозяйственное население его и вовсе поредело. В 1923 году средняя плотность сельскохозяйственного населения Крыма, включая и его густонаселенное южное побережье, достигла лишь 12,3 душ на кв. километр против 50,6 душ на кв. км. в соседней Украине. В северных — Джанкойском и Евпаторийском — округах, куда направлялся основной поток еврейских переселенцев, плотность сельскохозяйственного населения была еще много ниже: 8 душ на кв. км. (См. доклад агронома Джойнта С. Е. Любарского «Привлечение евреев к сельскохозяйственным промыслам и устройство еврейских земледельческих поселений в Крыму» (1924 г.), стр 16–17.).

Крестьянское хозяйство до революции было недостаточно развито в северной части Крыма, значительная часть земли принадлежала здесь крупным землевладельцам и обрабатывалась при помощи пришлых рабочих из более отдаленных губерний Украины. После революции помещичьи земли отошли к государству, но оставались в значительной части неиспользованными. Всего в 1916 году посевные площади в Крыму достигали 778 тысяч десятин (десятина равна 2,7 акра), из них 581 тысяча десятин у крестьян. В 1924 году крестьянские посевы достигали лишь 366 тысяч десятин, т. е. 62,8 % довоенной крестьянской посевной площади, все посевы 390 тысяч десятин, 50,1 % довоенной площади. Между тем, на Украине общая площадь посевов достигла уже к этому времени 91,0 % довоенной площади, а площадь крестьянских посевов превысила довоенную (См. доклад С. Е. Любарского, уже в качестве агронома Комзета, «О командировке в Крым с 17-го по 31-ое января 1925 г.», стр. 16а.).

Без притока переселенцев из других частей Советского Союза восстановление скромного довоенного уровня крымского сельского хозяйства и тем более дальнейшее его развитие представлялось почти неразрешимой задачей.

Но приток переселенцев очень затруднялся дороговизной землеустройства на негостеприимных землях северного Крыма и — сопротивлением, на которое натолкнулась еврейская иммиграция со стороны местной администрации. Когда в январе 1925 года Комзет постановил отвести в Крыму 40 000 десятин для еврейской колонизации и послал агронома, который совместно с представителями крымской сельскохозяйственной администрации должен был обследовать подлежащие отводу под еврейские поселения земли, Наркомзем Крымской АССР согласился предоставить для еврейских переселенцев лишь 12,8 тысяч десятин с тем, чтобы 27,2 тысячи десятин оставались резервным фондом на случай, если крымские евреи пожелают сесть на землю.

Но и из предоставленных Комзету 12,8 тысяч десятин Комзет мог принять только 8140 десятин, которые, хотя и «имеют почвы невысокого качества», всё же могут быть целесообразно использованы, но от остальных 4,7 тысяч десятин Комзет вынужден был просто отказаться (См. доклад Комзета в СНК РСФСР «Об отводе в северной части Крымской АССР 40 000 десятин земли для переселения евреев из частей СССР вне Крыма» (1925 г.), стр. 1–2.).

В течение последующих лет площадь отводимых для евреев-переселенцев крымских земель из года в год росла, особенно в 1929 и 1930 годах, но условия еврейского земледелия в Крыму оставались тяжелыми, урожайность полей и доходность хозяйства низкими (Об этом очень красноречиво свидетельствуют доклады землеустроителей и агрономов Агроджойнта за 1927/29 годы, хранящиеся в архиве д-ра И. Б. Розена.).

Несмотря на все усилия Комзета, Озета и Агро-Джойнта, планы еврейского переселения в Крым оставались поэтому невыполненными, и после 1930 года отведенная под еврейские поселения площадь была несколько сокращена (В 1930 году земельный фонд для еврейских поселений в Крыму достигал 344,8 т. гектаров; к началу 1932 г. он сократился до 319,4 тысяч гектаров. См. Л. Зингер, «Несколько цифр о положении еврейских переселенцев в Крыму», «Революция и Национальности» (журнал Отдела Национальностей ЦИК СССР и Коммунистической Академии), 1933 г., февраль, стр. 65.). Общее количество семей евреев-земледельцев в Крыму достигло к 1-му января 1932 года 5122 (Там же, стр. 66.) при теоретически возможной емкости предоставленной для колонизации площади почти до 16 000 семей. Перспективы сельскохозяйственного освоения этих значительных, но трудно поддающихся сельскохозяйственному использованию земельных фондов были, однако, мало благоприятны. «Если в течение ближайших лет в Крымскую АССР будет переселено, согласно плану, еще несколько тысяч еврейских семей, что уменьшило бы (при отсутствии отходов) свободную емкость фондов», меланхолически писал в начале 1933 года Л. Зингер, «то и тогда останутся неиспользованными около 6000 долей или свыше 12 000 гектаров земли» (Там же, стр. 65.).

Неблагоприятные для развития земледелия условия в северных и северо-восточных частях Крыма и невозможность заселения их без предварительной затраты больших средств и заставили, повидимому, советское правительство уделить такое внимание вопросу о землеустройстве евреев в Крыму. В официальных кругах открыто ориентировались при этом на приток средств из-заграницы. М. И. Калинин в цитированной выше статье «Еврейский вопрос и переселение евреев в Крым» так прямо и писал:

(«Известия» от 11-го июля 1926 года.):

«Вот как нам пишут агрономы, посланные по обследованию крымских земель:

Нами производится теперь выбор мест под поселки. Приходится выбирать из всех зол наименьшее. Ни в одном месте нельзя с уверенностью ожидать достаточно воды и хорошего качества. На всех участках можно делать только шахтные колодцы глубиной свыше 20 сажен до 50-ти. Артезианские воды большей частью в этом районе горько-соленые… Проблема обводнения этих участков настолько серьезна и сложна, что я должен перед вами поставить вопрос о возможности и допустимости заселения участков Евпаторийского района.

Как видите из этой выписки, на эту землю простых поселенцев посадить нельзя; чтобы их посадить, на каждую десятину надо вложить минимум пару сотен рублей; ни у советского правительства, ни у населения этой суммы нет. Эта сумма может быть собрана только заграницей, что евреи и делают».

На 1-ом съезде Озет в ноябре того же года М. И. Калинин вновь вернулся к этой мысли и апеллировал к национальному чувству «еврейских капиталистов» заграницей («Первый Всесоюзный Съезд Озет в Москве. Стенографический отчет», Москва, 1927 г., стр. 66–67.):

«Перед еврейским народом стоит большая задача — сохранить свою национальность, а для этого нужно превратить значительную часть еврейского населения в оседлое крестьянское, земледельческое компактное население, измеряемое, по крайней мере, сотнями тысяч. Только при таких условиях еврейская масса может надеяться на дальнейшее существование своей национальности…

Для этого требуются большие средства. Правительство со своей стороны употребляет все усилия для того, чтобы дать хотя некоторую материальную помощь… Но, с другой стороны, советское правительство не мешает, чтобы евреи-переселенцы в национальном отношении получали помощь от евреев-капиталистов, находящихся за пределами СССР, заграницей… Тут происходит совпадение интересов, исходящих из различных точек зрения — национального сохранения массы и национального чувства еврейских капиталистов, которые, будучи капиталистами, пользующимися всеми благами, вместе с тем не могут спокойно спать, зная, что народ, родственный им по крови, страдает, мучается».

Эта помощь заграничного еврейства — отнюдь, конечно, не одних лишь «еврейских капиталистов», а в основном американско-еврейских рабочих и американско-еврейских средних классов — действительно достигла очень значительных размеров. К 1929 году общая сумма затрат на земельное устройство евреев в Советском Союзе достигла 22,5 миллионов рублей, «из коих 16,7 млн. рублей падают на средства заграничных организаций и около 5,8 млн. рублей на советские» (Батуримский, стр. 17.), т. е. соответственно 74,2 и 25,8 % или почти три четверти и четверть.

(По-видимому, еврейские общественные организации (Джойнт и позже Агроджойнт), там, где еврейские поселенцы приходили в тесное соприкосновение с местным не-еврейским населением, оказывали помощь и крестьянам не-евреям. На это есть указание в цитированном выше (см. прим, 30) докладе С. Ю. Любарского 1924 года: «Нужно при этом принять во внимание, что согласно существующим условиям, одновременно с устройством еврейских поселенцев необходимо будет оказывать помощь также и местному не-еврейскому населению и что на это потребуется не менее 33,5 % сметы» (стр. 28).).

К этому времени «крымский аргумент» антисемитов оказался почти забытым.