VII. ОТЪЕЗД ИЗ ИРКУТСКА

VII. ОТЪЕЗД ИЗ ИРКУТСКА

Из Иркутска мы выехали в тарантасе. Туда были положены матрацы, подушки и одеяла. Нам предстояло ехать трое суток, и мы надеялись, что все эти приспособления, вместе с мягкой и свежей соломой, дадут нам возможность хоть сколько-нибудь спать в дороге. Тарантас имел верх, довольно хорошо защищающий от непогоды, и был бы сносным „экипажем” для дальних путешествий, если бы не имел одного большого неудобства: полного отсутствия рессор. Кузов его покоился на двух толстых совершенно не гибких жердях. Спереди и сзади эти жерди были прикреплены к осям колес. Таким путем достигалась большая устойчивость, необходимая при поездках по скверным дорогам. В тарантас была запряжена тройка лошадей, звонко побрякивающая своими колокольцами.

Тарантас и телега для поклажи были наняты нами на все 360 километров от Иркутска до Чигалова, где мы должны были пересесть на пароход.

Лошадей же мы должны были сменять на станциях, находившихся одна от другой на расстоянии 25—30 километров...

— Э... Э... Эй... С богом! — крикнул кучер и прищелкнул языком.

Лошади рванули, и тарантас запрыгал, а мы в это время старались поудобнее улечься в нашем „ящике пыток”.

Быстро мчались мы по улицам Иркутска. Рытвины следовали друг за другом, в особенности в предместье, которое мы пролетели шумным галопом. Телега так ужасно подскакивала, что разговаривать было совершенно невозможно. Попытка заговорить могла стоить потери нескольких зубов или части языка.

Нашего кучера, однако, очень мало беспокоило то, что мы, как резиновые мячи, подпрыгивали на каждом ухабе. Он, как ни в чем ни бывало, горланил, присвистывал и жестикулировал, погоняя своих лошадей. Как хотелось нам иметь уже позади себя расстилавшуюся теперь перед нами бурятскую степь!

Когда мы проехали несколько километров, дорога немного улучшилась. На одном из придорожных холмиков виднелся крест. Ямщик рассказал, что в этом месте были ограблены и убиты какие-то путешественники. Эти попадавшиеся от времени до времени придорожные кресты напоминали о том, что нужно быть все время на чеку.

Мысль о том, что нам могут воздвигнуть кресты в бурятской степи, мало нас соблазняла.

Кругом раскидывалась степь, ровная, однообразная. Лишь от времени до времени виднелись узкие, высыхающие в это время года ручьи, поросшие по краям жидким кустарником. Нигде, насколько хватало глаз, не видно было ни леса, ни отдельного деревца.

Единственные люди, повстречавшиеся нам в начале пути, были двое всадников, ехавшие в противоположном направлении. Это были, судя по их монгольскому типу, местные бурята, гнавшие в Иркутск, на убой, стадо быков.

Над нами вились лишь вороны да коршуны. Вдали от времени до времени виднелись охраняемые конными пастухами стада лошадей или овец.

На следующее утро, вдали за холмами, показались голубоватые горы. Кучер подтвердил, что это цепь холмов, идущая от с. Качугского по правому берегу верхнего течения Лены.

К полудню второго дня мы добрались до еще узкой у Качуги Лены. В этой гористой местности дорога была значительно лучше чем в степи, и мы теперь быстро продвигались вперед. Ямщик усиленно погонял своих лошадей.

Теперь перед нами вставали покрытые деревьями горные склоны. Лес этот состоял преимущественно из лиственницы. Но в нем довольно часто виднелись сосны и березы. Изредка попадаются и кедры (Pinus cembra). Кедры очень ценятся в Сибири.

Осенью кедровые шишки, заключающие в себе орехи, собираются в огромном количестве. Для сибиряка кедровые орехи заменяют подсолнухи Европейской России[6].

Древесина этого красивого дерева также чрезвычайно ценна и в особенности хороша для мебельных и резных работ. Она совершенно не трескается и не коробится, как это бывает со многими другими древесными породами.

Однако там, где кедр растет, он, ввиду отсутствия перевозочных средств, не имеет почти никакой цены. Нередки случаи, что сборщики орехов срубают самые лучшие кедры исключительно для того, чтобы не беспокоить себя влезанием на деревья[7].

Начиная от с. Качугского, Лена уже доступна, для маленьких пароходов, правда лишь при высоком уровне воды. Водные пути сибирских рек постоянно меняются, и Лена не является в этом отношении исключением. На местах, бывших глубокими в прошлом году, можно в этом году наткнуться на мель.

В 1901 году лед на Лене прошел необычайно рано, еще в середине апреля. Наступившая вскоре сухая погода быстро понизила уровень воды. Об этом говорил нам уровень половодья, видневшийся отчетливой горизонтальной линией вдоль всего берега. Линия эта на полтора метра возвышалась над гладью реки.

Рис. 6. Верхоленская дорога.

В Качугском нам сообщили, что мы получим возможность пересесть в лодку только в Чигалове, до которого приходилось ехать на лошадях.

У Верхоленска проезжая дорога идет непосредственно по правому берегу Лены. Красный песчаник дает дороге настолько хороший грунт, что путешествие в тарантасе неожиданно превратилось в удовольствие.

Удивительно, как человек ко всему привыкает!

Когда мы покидали Иркутск, нам не верилось, что мы с неповрежденными костями достигнем цели путешествия, а теперь мы почти не обращали внимания на небольшие толчки, удобно лежали на наших матрацах и даже очень недурно спали. И все же мы радостно приветствовали показавшуюся вдали_; на возвышенном берегу, Чигаловскую церковь.

Чигалово — село, основанное на верхней Лене не более двухсот лет тому назад, когда сюда переселялись русские крестьяне из землевладельческих районов. Почтенного вида староста рассказал нам историю возникновения этого села. По его словам, сибирские селения основывались ссыльными и их потомками. До самого последнего времени село служило местом поселения для тех, которые отбывали срок своего заключения в каторжных тюрьмах и которые не получали права возвращения в Европейскую Россию.

Чигаловские крестьяне жили в бедности. Улицы были покрыты грязью, дома полуразрушены. Лишь в очень немногих окнах были целые стекла. Оконные отверстия были во многих домах затянуты особо выделанными осетровыми кожами. На улице, между свиньями и бродячими собаками, играли грязные детишки. Ярко бросалось в глаза, что эта обширная и богатая страна, искусственно превращенная в страну „отверженных”, не видела особой заботы со стороны царского правительства.

Так как нам предстояло теперь двухдневное водное путешествие, мы закупили себе в единственной чигаловской лавке хлеба и копченой рыбы. Содержатель почтовой станции приготовил нам весельную лодку. В ее крытую кормовую часть были положены наши матрацы и подушки. Быстро перенесена была в лодку наша поклажа, и через несколько минут мы уже неслись по средине реки, вниз по течению.