ГЛАВА 7 «МОЙ ЮНЫЙ ДРУГ…»

ГЛАВА 7

«МОЙ ЮНЫЙ ДРУГ…»

4 апреля 1919 года Карл Хаусхофер планировал для себя как один из многих дней. Он еще не предполагал, что именно тогда произойдет знакомство, которое во многом повлияет на всю его карьеру, равно как и всю жизнь. В тот день Хаусхофер встречался со своим бывшим адъютантом Максом Хофвебером. Именно он познакомил героя нашей книги с 24-летним Рудольфом Гессом, молодым лейтенантом, который в свое время служил в 35-й эскадрилье истребителей, действовавшей на Западном фронте. В середине декабря 1918 года Гесс оставил службу в армии, после чего в феврале 1919 года прибыл в Мюнхен. Подобно многим офицерам-фронтовикам, он остро переживал поражение Германии в Первой мировой войне, а крушение Германской империи считал национальным позором. Рудольф Гесс не мог понять, почему многолетняя ожесточенная борьба на фронтах оказалась напрасной. Разочарованное «военное поколение» возвращалось назад в Германию, где планировало продолжить борьбу против тех, кого считало виновными в «немецкой катастрофе». В итоге в 1919 году Рудольф Гесс оказался втянут в водоворот политических событий. Однако свою политическую и общественную деятельность он совмещал с учебой в Мюнхенском университете. Именно тогда Гесс встретился с Карлом Хаусхофером, которого полагал не просто интересным собеседником, но и человеком, способным объяснить многие вещи. Годы спустя сын Рудольфа Гесса Рюдигер напишет: «Для моего отца эти беседы стали первыми инстинктивными шагами, которые он сделал к осмысленному политическому мышлению». Между Карлом Хаусхофером и Рудольфом Гессом завязалась дружба, которая продлилась не одно десятилетие.

Впервые на чаепитие в дом Хаусхоферов Рудольф Гесс был приглашен 28 января 1920 года. Там же он провел пасхальные праздники. В этот же период в пивной «Штернэкер» Рудольф Гесс познакомился с Гитлером. Будущий фюрер настолько очаровал Гесса, что тот летом 1920 года вступает в только что возникшую Национал-социалистическую партию. Между тем отношения между Гессом и Хаусхофером стали настолько дружескими, что, несмотря на разницу в возрасте, они в общении друг с другом перешли на «ты». Принимая во внимание тот факт, что отец Гесса был достаточно авторитарной и замкнутой личностью, молодой лейтенант обнаружил в Хаусхофере доброго советчика и духовного наставника, в котором так нуждался разочарованный в жизни фронтовик. Хаусхофер же ценил в Рудольфе Гессе прежде всего смелость, жажду деятельности, которая выражалась в стремлении к конкретным делам, а не в «вызывающих жестах». Кроме того, мюнхенский профессор и баварский генерал обрел в лице молодого товарища верного слушателя и ученика. Со временем Хаусхоферу удалось выявить у Гесса способности к математике и естествознанию. Однако ему не хватало целостности восприятия мира. По большому счету, Хаусхофер пытался превратить своего ученика в объект некоего практического приложения своих во многом умозрительных теорий. Он намеревался подготовить при помощи геополитики будущего политического борца. Впрочем, это не мешало Хаусхоферу отмечать, что Рудольф Гесс никогда не выделялся особыми интеллектуальными способностями. «Он компенсировал их своим сердцам и характером. Однако я не стал бы говорить о том, что он был очень уж умен».

Из сохранившихся дневниковых записей Марты Хаусхофер следовало, что в 1920 году Рудольф Гесс был постоянным гостем в их доме. Он был одним из немногих людей, кто мог отвлечь легкой беседой от тяжких размышлений пребывавшего в подавленном и угрюмом настроении Карла Хаусхофера. Вместе они совершали прогулки, работали в Географическом институте, обсуждали темы для будущих семинаров. Изредка Гессу удавалось затащить Хаусхофера на мероприятия, которые проводили национал-социалисты. Гесс на протяжении многих лет пытался привлечь своего старшего друга в ряды НСДАП, но Хаусхофер, памятуя о неудачном сотрудничестве с Немецкой народной партией, деликатно отказывался вступать в гитлеровскую партию. Несмотря на то что Хаусхоферу импонировали некоторые из программных установок НСДАП, он никогда не намеревался примкнуть к «движению» (национал-социалисты почти никогда не именовали себе партией). С подачи Рудольфа Гесса 24 июля 1921 года Карл Хаусхофер познакомился с Адольфом Гитлером. Увы, но до нас не дошли воспоминания, в которых бы описывалась реакция Хаусхофера. В следующий раз Хаусхофер встретится с Гитлером только в 1926 году в доме известного издателя Брукмана. На этот раз оценка была вполне однозначной: «Было ужасно скучно, так как от провозглашенного "великим человеком" приходилось слышать весьма банальные и пошлые вещи. Абсолютно бездарно потраченный вечер».

Когда после неудавшегося путча Рудольф Гесс оказался в тюрьме Ландсберг, Карл Хаусхофер не раз навещал его. В документах сохранились сведения о том, что визиты Хаусхофер наносил обычно по средам. Всего же с 24 июня по 12 ноября 1924 года он встречался с Рудольфом Гессом восемь раз. После того как Гесс вышел из тюрьмы, он в качестве секретаря и адъютанта Гитлера решил полностью посвятить себя политической борьбе. Это не позволяло часто видеться с Хаусхофером, но дружеские отношения отнюдь не прекратились. Гесс не раз обращался к своему старшему другу за советом. Кроме того, в декабре 1927 года Хаусхофер был свидетелем на свадьбе Рудольфа Гесса и фрейлейн Ильзы Прёль.

Дружеские отношения между Карлом Хаусхофером и Рудольфом Гессом привели к тому, что в 20—30-е годы «мастер» в большинстве случаев воспринимал набиравший силу национал-социализм с позиций его «ученика», то есть совершенно некритично. Рудольф Гесс пытался представить национал-социалистическую политику в первую очередь как стремление к созданию «Великогерманского рейха», что неизбежно было связано с «некоторыми эксцессами». В итоге Хаусхофер был вполне удовлетворен подобными заявлениями своего друга. На это, в частности, указывает текст биографических зарисовок, в которых Хаусхофер пытался описать Рудольфа Гесса. Профессор планировал опубликовать их в качестве отдельного рассказа в 1933 году, но затем решил отказаться от этой затеи. В этом повествовании также было указано, когда впервые Хаусхофер увидел Гитлера в действии (их личное знакомство произошло несколько раньше). В 1922 году в Мюнхене под председательством Хаусхофера проходило партийное собрание, на котором выступал прибывший из Гамбурга «герр Пипер». На это мероприятие в сопровождении штурмовиков прибыл Гитлер, который намеревался сорвать собрание. Однако до скандала дело не дошло, вмешался Гесс, который уговорил будущего фюрера не дискредитировать Национал-социалистическую партию в глазах своего авторитетного учителя.

После попытки переворота, которая вошла в историю под названием «пивного путча», Рудольф Гесс скрывался от полиции до мая 1924 года. О степени доверительности отношений между ним и Карлом Хаусхофером говорит хотя бы то, что несколько дней молодой национал-социалист провел в доме у своего профессора. Гесс пребывал там с 14 по 17 ноября 1923 года. Сам Хаусхофер вспоминал по этому поводу: «Никогда не забуду облегчения, когда беглец оказался в безопасности. Но может ли это продолжаться долго? Не так-то легко скрываться молодому орлу в тесной птичьей клетке, даже если в ней хватает интеллектуальной пищи. Его соратники снаружи пытались делать погоду, а потому старались связываться с ним как с одной из важных персон. Иногда в полумраке они собирались на нашей лестнице в саду, что-то обсуждали, консультировались». Предвидя, что рано или поздно он будет арестован, в мае 1924 года Рудольф Гесс сдался полиции. Это спасло его от жесткого наказания. Он был приговорен к 18 месяцам тюрьмы, семь с половиной из которых он провел вместе с Гитлером в тюрьме Ландсберг. Впервые Хаусхофер посетил Рудольфа Гесса в тюрьме 24 июня 1924 года. Во время своих визитов Хаусхофер узнал, что Гесс и Гитлер очень много читали в заключении. В частности, Гесс внимательно изучил «Политическую географию» Ратцеля. Гесса выпустили на свободу 2 января 1925 года.

В начале 1925 года вновь была разрешена деятельность Национал-социалистической партии. Однако Рудольфу Гессу, оказавшемуся на свободе, приходилось заново выстраивать свою жизнь. Ему было запрещено продолжать учебу в Мюнхенском университете. В этих условиях Хаусхофер пришел на помощь своему ученику. Он решил использовать опыт Гесса, сделав его внештатным ассистентом в «Немецкой Академии». Именно в этом качестве Рудольф Гесс начал знакомство с работой по обеспечению деятельности немецких общин за пределами Германии. Позже он некоторое время будет курировать этот вопрос в имперском руководстве НСДАП. В апреле 1925 года Гесс решил оставить любую научную деятельность и стать адъютантом Гитлера, которого наиболее радикальные национал-социалисты уже провозгласили «фюрером». По воспоминаниям современников, Рудольф Гесс превратился в «тень» Гитлера, причем многие из них откровенно побаивались этой «тени», так как полагали Гесса опытным, знающим, а стало быть, опасным человеком. Сам же Хаусхофер с большим сожалением вспоминал о выборе Гесса: «Гитлер использует Рудольфа Гесса для грубой пропагандистской работы, несмотря на то что адъютант является благородной, идеалистической и аристократической натурой. Я тщетно стремился удержать его от этого. Партийная борьба становится более грубой и более язвительной. Иногда случаются самые невероятные случаи. В политику влиты деньги промышленников, в нее даже вмешиваются силы из ближайшего зарубежья. Консервативные силы объединяются со сбивчивыми ультра-революционерами. Процветает коррупция, в которой тон задает имперская столица, выпустившая поводья из рук. Приходится выбирать меньшее из зол. Однако и это сделать очень сложно. Трудно найти собственный путь, который можно было бы оправдать перед самим собой».

До настоящего времени ведутся ожесточенные споры относительно того, в какой мере идеи Карла Хаусхофера, пересказанные его учеником Рудольфом Гессом, оказали влияние на Гитлера, в частности при написании «Майн Кампф», книги, которая считается программным документом национал-социалистического движения. В ноябре 1945 года Хаусхофер заявлял, что не нашел в «Майн Кампф» ни одной строки, авторство которой можно было бы приписать ему. Более того, когда вышел первый том книги Гитлера (18 июля 1925 года), Хаусхофер решительно отказался печатать рецензию на нее в своем журнале. Подобное решение он мотивировал тем, что «Майн Кампф» не имела ничего общего с геополитикой. Однако профессор не отрицал того факта, что в 1924 году во время визитов в тюрьму к Рудольфу Гессу объяснял ему некоторые из положений геополитики. Кроме того, он передал Гессу «Политическую географию» Ратцеля и трактат фон Клаузевица «О войне». Конечно же, они могли быть использованы для написания «Майн Кампф», однако Хаусхофер придерживался мнения, что Гитлер не был в состоянии полностью постигнуть ни одну из его (Хаусхофера) идей. В частности, он указывал на то, что Гитлер предельно извратил идею о «жизненном пространстве», которая как раз в указанное время была впервые высказана Карлом Хаусхофером. В этом извращенном виде идея была положена в основу внешнеполитической доктрины национал-социалистов.

К сожалению, не сохранилось никаких записей, которые бы вел в тюрьме Ландсберг Рудольф Гесс. По этой причине до сих пор остается неизвестным, о чем он беседовал с Гитлером и какие идеи пересказывал ему. В данном случае остается только лишь полагаться на сравнительный анализ текстов Ратцеля, Хаусхофера и национал-социалистических документов (в первую очередь автором которых являлся Гитлер). Сразу же надо оговориться, что в 1941 году в предисловии к сборнику «Сила земель и судьба народов» Карл Хаусхофер отмечал, что переданный им в 1924 году томик «Политической географии» Ратцеля стал «одной из самый читаемых книг в небольшой библиотеке тюрьмы Ландсберг».

Если говорить о работе Ратцеля, то ее автор сожалел о том, что развитие такой дисциплины, как политическая география, происходило не столь же стремительно, как и географии в целом. Кроме того, он выражал обеспокоенность тем, что «политические дисциплины» в своем развитии были явно лишены географического влияния. По этой причине Ратцель планировал вывести политическую географию на принципиально новый уровень. Он полагал, что социология и история «парили в воздухе», в то время как политическая география должна была строить свою доктрину понимания государства исключительно с опорой на «землю», то есть территории. Более того, со временем политическая география должна была стать чем-то вроде части истории. Для Ратцеля государство (на всех стадиях его развития) было естественным организмом, связанным именно с территорией. А потому государство должно было рассматриваться в первую очередь с географической точки зрения. Ратцель предполагал, что действия всех великих политиков и государственных деятелей были географически детерминированными (то есть определяемыми географическими факторами). Кроме того, каждая из наций должна была обладать собственной географической миссией. Подобное призвание крылось в способности к экспансии, к колонизации новых территорий, что у Ратцеля называлось «свойственным от природы духом властителя». В той части своей работы, где Ратцель говорил о «здоровых политических инстинктах», он в первую очередь подразумевал «правильную» оценку политической властью географических оснований государственности.

Ратцель воспринимал нации в виде естественного организма, который был тесно связан с территорией. По мере развития нации происходило и развитие территории. Поэтому жизнь государства должна была характеризоваться двумя процессами: развитием вширь (расширение) и вглубь. С одной стороны, нация посредством государства должна была приобретать новые территории, с другой стороны, государство посредством нации должно было закрепляться на этих территориях. Государство и нация, подобно растениям, должны были укореняться на пространстве, пускать корни, извлекая из земли (территорий) средства для своего существования, что должно было приводить к еще большему «укоренению». По мере того как развивается государство, оно должно было предъявлять новые требования к своим территориям. Поскольку предполагалось, что запросы нации должны были возрастать, то высказывалась мысль, что государство должно было осваивать новые территории, но ни в коем случае не отказываться от имевшихся ранее земель. В этой связи государство по мере своего развития должно было претерпевать процесс территориального роста. А потому связь между государством и пространством провозглашалась исторической закономерностью.

В представлениях Ратцеля государство было своеобразным выражением отношений между живым организмом (народом) и неподвижным пространством (территорией). Различные государства должны были быть разделены идеальными границами или вовсе пустующими территориями. Нации как естественные организмы жили бы своей внутренней жизнью, которая в некоторых случаях при этом приводила бы к внешнему движению, то есть осваиванию новых территорий или утрате ранее уже имевшихся. Развитие народа Ратцель представлял с географической точки зрения, то есть как организм, который, сокращаясь или расширяясь, занимал определенные территории. Непрерывное развитие национального организма было очень редким случаем. История почти не знала примеров того, чтобы нация, свободно расширяясь, занимала неограниченные территории. Обычным процессом являлись колебания (расширение — сокращение), которые приводили к распаду и возникновению новых государств. Возникновение нового государства в большинстве случаев сопровождалось духовным и экономическим подъемом нации, что автоматически вело к стремлению освоить новые территории, укорениться на новом пространстве. В итоге Ратцель провозглашал, что территориальное расширение государства являлось проблемой переноса границ на периферийные территории. Из всего этого делался вывод о том, что различные государства могли развиваться в борьбе с соседями, причем следствием этой борьбы должно было стать приобретение или утрата некоторых территорий. Ратцель предполагал, что двигателем этого процесса являлась не столько потребность в новых пространствах, сколько способность государства контролировать эти пространства. Он выводил нечто вроде жизненного закона: небольшое государство, соседствующее с крупным государством, неизменно стремится к своеобразному «равновесию», то есть желает иметь такую же территорию, что и большой сосед. Подобные различия устранялись за счет приобретения новых земель. В качестве примера подобной тенденции приводились территориальные пропорции Австро-Венгрии, Германии, Франции, Испании (Европа), Соединенных Штатов Америки и британских владений (Северная Америка). В результате продолжительная борьба между отдельными государствами провозглашалась итогом их внутреннего развития.

Насколько же с этими идеями соотносилось предложенное Карлом Хаусхофером понятие «жизненное пространство»? Сразу же надо оговориться, что сам Хаусхофер никогда не давал четкого определения этого понятия. Поэтому очень сложно установить, в какой степени идеи о расширении «немецкого жизненного пространства» воспринимались их создателем в качестве реальных и осуществимых. В большинстве случаев Хаусхофер говорил о среднесрочной и долгосрочной перспективе, но никогда не ставил на повестку дня территориальную экспансию Германии. Пролить свет на эти сложные вопросы помогут некоторые из сохранившихся сведений.

Впервые публично о «жизненном пространстве» Карл Хаусхофер заговорил 28 июня 1924 года. В тот день он выступал в цирке «Корона» на митинге, организованном «Немецким союзом борьбы против лжи об ответственности за войну» (ранее организация именовалась «Немецкий вынужденный союз против черного позора»). Выступление Хаусхофера вызвало бурные овации. Что же заявил Хаусхофер многотысячной толпе, захлебнувшейся от восторга? «Где письменно закреплено, что все великие народы Земли имеют право объединиться, чтобы изувечить наше жизненное пространство, чтобы лишить нас возможности вольно дышать? Они всегда должны помнить, что немецкий народ никогда не смирится с урезанным жизненным пространством, что он никогда не откажется от прав на свои территории». Далее Хаусхофер под крики одобрения продолжал: «Вы не имеете права рожать детей, если не намерены завоевать ради этих детей жизненное пространство».

Годом позже у Карла Хаусхофера вышла книга «Геополитика Тихого океана», в предисловии к которой он вновь обратился к теме «жизненного пространства». Он писал: «Беспрерывно изменяются соотношения сил на Земле, и это происходит как раз в настоящее время, связанное с безрадостными событиями и несчастьями. Поэтому мы больше не должны упускать из виду этот процесс, постоянно наблюдать за ним, выискивая возможность, чтобы формировать или провоцировать подобные изменения». Однако подобный подход требовал не столько слов, сколько действий. По этой причине в начале 1926 года Хаусхофер принял участие в работе научной недели, которая была организована объединением немецких университетов. Он рассказывал студентам и их преподавателям о дипломатии и внешней политике. Уже во время своего выступления Хаусхофер отталкивался от идеи «жизненного пространства», на котором возник «немецкий народный организм». Согласно его тезисам задача немецкой внешней политики состояла в том, чтобы расширять и укреплять «жизненное пространство». Хаусхофер полагал, что к середине 20-х годов оно стало слишком «тесным» для гармоничного развития немецкого народа. Он полагал, что Германия была слишком зависимой от внешних факторов, в том числе иностранной экономики. Геополитика должна была стать не просто ведущей идеей для немецкого народа, но и дисциплиной, которая бы позволила расширить и защитить «немецкое жизненное пространство».

Несмотря на то что в разное время Хаусхофер давал «жизненному пространству» различные трактовки, в них можно обнаружить некие схожие черты. Он отчасти использовал конструкции Ратцеля, полагая, что «жизненное пространство» являлось территорией, на которой в естественных или искусственных границах обеспечивалось сохранение жизни проживавшего там народа и различных форм жизни (животные, растения). В данном случае речь могла идти о существовании в целом («плотность дыхания»), о сугубом наличии живущих (плотность населения) и об обеспечении длительного проживания. Подобного рода построения неизбежно выводили на вопросы либо об автаркии, либо о полной вовлеченности в мировые хозяйственно-экономические процессы. Обладая не только территориями для проживания, но и «жизненным пространством», убедительной идеей и «народной личностью» (то есть характером народа), нация, по идее Хаусхофера, могла успешно и гармонично развиваться. Если же нация была лишена всего этого, то она была неизбежно обречена на гибель. При этом Хаусхофер делал ставку на самоопределение «свободной народной личности» в ее естественном ландшафте. Полной противоположностью этому процессу являлось определение судьбы народа внешними (иностранными) силами, которые в итоге должны были стремиться к захвату «жизненного пространства».

Идеи о расширении «жизненного пространства» Карл Хаусхофер высказывал и в многочисленных статьях, которые были написаны им в 1927 года. Однако он ограничивал возможности внешней политики в этом отношении, если подобное расширение представляло «жизненную угрозу для народного существования». В указанное время он предполагал в первую очередь устранение в Европе «этнической чересполосицы», которая была одним из результатов складывания Версальской системы. Он думал, что окончание Первой мировой войны отнюдь не положило юнец, а только стало началом геополитического преобразования континента. Германия должна была вернуть себе все утраченные территории. В 30-е годы он вновь повторил эти идеи, однако на этот раз они звучали более конкретно. Хаусхофер полагал, что сохранение «жизненного пространства» являлось для Германии важнейшей политической задачей, так как немцы были единственной крупной европейской культурной нацией, которой было отказано в свободе действий. Он считал, что немцы (подобно японцам и итальянцам) должны были заявить, что слишком тесное «жизненное пространство», отведенное Германии, могло стать причиной новых политических осложнений, которые в свою очередь могли привести к новым европейским потрясениям. Немцы должны были воссоединиться в естественных границах своего проживания. Хаусхофер полагал, что спасение Германии крылось в «народно-политическом мышлении»: «Однобокое государственно-политическое мышление сыграло роковую роль в прошлом Германской империи».

В 1931 году он выпустил работу «Геополитика панидей». В ней он характеризовал пространственные задачи государства следующим образом: «Всегда имеется возможность для живой, гибкой, а не формальной охраны границ, для оберегаемой жизни, а не безопасности на бумаге, с одной стороны, и захвата земель по внутреннему праву — с другой, праву на землю, исходя из глубочайшей, основанной на обычае, кровной связи, углубления в нее самое, что, как нам кажется, гарантирует прочность пространственных образований при осуществимых панидеях. В этой связи играет выдающуюся роль их возможность присоединять пространства иного рода, приходить к добровольному сотрудничеству, использовать в общих интересах как разновидности общего пользования. "Не заграждай рта волу, когда он молотит!" Древняя хозяйственная мудрость Ближнего Востока преподносит здесь замечательный, часто игнорируемый ключ также к успешному формированию панидей в их естественных и расчлененных пространствах».

Национал-социалисты уже в 20-е годы восприняли тезис Хаусхофера о «расширении жизненного пространства». Рудольф Гесс, который в «эпоху борьбы» постоянно сопровождал Гитлера в многочисленных поездках, высказал эту мысль в 1928 году следующим образом: «Германии предстоит тяжелая, требующая многих жертв борьба. Она будет вестись до тех пор, пока не сформируются предпосылки для пространственной политики, которая необходима, если мы хотим сохранить жизнь нашей нации. Эта политика является самой важной задачей движения — все остальное можно рассматривать лишь в качестве подготовки и средств для достижения цели». Далекоидущая «пространственная политика» национал-социалистов была принципиально противопоставлена «пограничной политике» умеренных консерваторов. Еще в 1920 году Гитлер в одном из выступлений заявил о необходимости расширения германских границ по линии Мемель — Кенигсберг — Братислава — Вена — Страсбург — Гамбург. Впрочем, для выступлений раннего периода подобное требование в устах Гитлера было скорее исключением, нежели правилом. Позже, формируя свои геополитические идеи, фюрер исходил из того, что немецкие границы 1914 года не были идеальными. Они были итогом так и не выполненной немецким народом миссии, то есть промежуточным результатом. Он считал государственные границы делом рук человека, а стало быть, их мог изменить другой человек. В своих внешнеполитических представлениях Гитлер опирался на три «столпа»: миф о силе, высказанный Сорелем, мистику «крови и почвы», которая была сформулирована Рихардом Вальтером Дарре, и на тезисы о «расширении жизненного пространства», которые были позаимствованы у Карла Хаусхофера.

Свое видение будущей Европы Гитлер сформировал уже в середине 20-х годов. Именно тоща он стал высказывать идеи о «новом порядке», который полностью преобразит континент. Видение будущего континентального устройства было отчасти связано с неоромантическими представлениями об империи, отчасти с расистской идеологией. Впрочем, Гитлера нисколько не интересовало, что расовое «преобразование» Европы и создание «новой великой Германской империи» во многом противоречили друг другу. Эти противоречия можно было не принимать в расчет, если исходить из того, что Гитлер намеревался создавать империю отнюдь не для заботы о «народном организме». Создание рейха, а затем и перекройка Европы имели не «естественные», а исключительно идеологические причины. Гитлер прежде всего хотел начать мировоззренческую истребительную войну против марксизма и его производных. По этой причине он никогда не намеревался проводить германские границы по ареалу проживания немцев, а вынашивал идеи о мировом господстве. Тотальное же преобразование Европы должно было осуществляться исключительно на расовой основе. Если сравнивать трактовки Гитлера и Хаусхофера, то мы обнаружим, что профессор считал «расширение жизненного пространства» главной политической задачей, а фюрер видел в нем всего лишь предпосылку для начала идеологически спровоцированной территориальной экспансии, которая должна распространиться на весь мир.

Сравнивая три концепции, в которых употреблялось понятие «жизненное пространство» (Ратцель, Хаусхофер, Гитлер), можно однозначно говорить о том, что они не были идентичными. Представления Ратцеля в основном базировались на биологии и натурализме, характерном для XIX века, к основателям которого можно было бы отнести Августа Комте и Герберта Спенсера. Ратцель всегда стремился применить естественнонаучные законы к всемирной истории, при этом явно переоценивая влияние природных факторов и не придавая большого значения экономике и проблеме правящей элиты. При этом он обозначал «борьбу за жизненное пространство» как принцип, определяющий ход всего исторического развития мира. Ратцель указывал на то, что чем сплоченнее внутри являлось государство, тем эффективнее оно решало проблемы с освоением «жизненного пространства». Карл Хаусхофер лишь до некоторой степени воспринял специфику подобного подхода. Однако он модифицировал и обновил теорию Ратцеля, добавив в нее сведения из специальных научных дисциплин. По этой причине «борьба за жизненное пространство» была провозглашена важнейшей целью национальной политики. Однако Хаусхофер все-таки предусматривал наличие баланса между расширением «жизненного пространства» и «обеспечением существования народного организма». Именно последнее являлось сутью исторического процесса. Несмотря на то что многие из построений Карла Хаусхофера носили ярко выраженный националистический оттенок, он никогда не намеревался превращать геополитику в средство для истребительной войны. По этой причине профессор до конца 30-х годов провозглашал необходимость складывания «континентального блока», в который должны были войти Германия, Россия (СССР) и Япония. Уже одно это обстоятельство указывает на то, что национал-социалисты, используя понятие «жизненное пространство», никогда не ориентировались на идеи Карла Хаусхофера. Они намеревались осуществить программу «экспансии на Восток», в то время как Хаусхофер был принципиальным противников конфликта с СССР (Россией). Все это позволяет говорить о том, что влияние Хаусхофера на Гитлера, которое он якобы мог оказывать через своего друга Рудольфа Гесса, было ничтожным. Гитлер использовал лишь понятийный аппарат Хаусхофера, превратив некоторые термины в своего рода лозунги и дав им новое содержательное наполнение.