На спине, убаюкиваемые волной

На спине, убаюкиваемые волной

Нечасто калан плавает брюхом вниз: только лишь когда ищет пропитание, играет, принимает участие в любовных забавах или спасается бегством. Остальное время он проводит, вытянувшись на спине, мягко покачиваемый волнами Тихого океана.

Вот очень характерная для вида черта — лежать плашмя в постели из водорослей… Животное лежа ест, лежа чистит свой мех, растит детей у себя на брюхе и спит в этой комфортабельной позе.

Когда калан находится в подобном положении, „в неге“, наиболее существенную роль играют задние ноги и хвост, в противовес тому, что происходит при продвижении „полезном“ или „срочном“.

Задние ноги калана снабжены перепонкой и действуют как весла. Любопытное анатомическое приспособление — чрезвычайно удлиненный мизинец задней лапы — сильно облегчает эту работу.

Хвост, уплощенный горизонтально, имеет длину сантиметров тридцать, 6–7 в ширину и 4–5 сантиметров в толщину. Он работает как кормовое весло. Совершая хвостом кругообразные движения, калан ориентирует в воде свое тело.

В маленькой бухточке с зеленой пенистой водой, Черни Рифс, ныряльщики „Калипсо“ не устают любоваться подводными играми двух наших недавних пленников, которые заметно оживились после стресса, пережитого в неволе. Элегантные пируэты, гигантский слалом среди водорослей, головокружительные спуски среди огромных слоевищ, скольжение на спине, скачки вперед и назад, всевозможные виражи, опасные прыжки: нам продемонстрирован весь арсенал возможностей и впридачу восхитительный номер дуэтом, когда животные проделывают все это бок о бок, разъединяются и точно сходятся через мгновение, тело к телу, среди закругленных поплавков келпа.

Когда каланы, устав от своих игр, ложатся на спину, чтобы отдохнуть, мы пытаемся их приласкать. Для этого нет более действенного способа, чем предложить им что-нибудь вкусное: морского ежа или звезду, камбалу и, конечно, крабов! Шовлен и Колл раздобыли прекрасные экземпляры крабов на богатом жизнью дне этой бухты. Краб на ладони — настоящая пропаганда политики мирно протянутых к каланам рук.

Каланы кажутся заинтересованными, но не решаются приблизиться к людям. Раз пойманные, они извлекли уже урок из своей ошибки. Посему они держатся от нас на безопасной дистанции. Но как только мы удаляемся, оставив свой подарок, они тотчас же устремляются к нему и оказывают подношению честь, которая нас умиляет.

Каланы не имеют подкожного слоя жира, как тюлени и китообразные, поэтому, несмотря на мех, изолирующий их от внешней среды, они не могут долгое время плавать с пустым желудком. Их повышенный метаболизм (напомним, что температура их тела плюс 38 °C) и суровые климатические условия, в которых они живут, заставляют их вести себя, как настоящие обжоры. Каланы Арктики поедают в день до 10 килограммов пищи, то есть четверть своего собственного веса: это очень много для млекопитающего их размера. (У молодых ежедневный рацион составляет около трети веса тела.) Многочисленные эксперименты по маркировке красным красителем их добычи (проведенные д-ром Джеймсом А. Маттисоном, с которыми мы познакомимся в Калифорнии) доказывают, что каланы ассимилируют съеденное с рекордной скоростью: помеченные куски не задерживались в пищеварительной системе более чем на 3 часа, хотя кишечник у них довольно длинный — от 10 до 12 метров.

Периоды голодовки и даже острой голодовки, которые весьма часты и продолжительны (иногда они длятся целый сезон) у ластоногих и китов, не существуют у каланов: для последних голодовка была бы просто роковой. Эта нужда в изобильной пище, постоянно обновляемой, также объясняет „оседлость“ каланов. Вполне понятно поэтому, что смертность (особенно молодняка) возрастает у этого вида зимой.

В общении с дикими животными никогда не следует торопиться. Все пойдет насмарку, если поспешить. Наши каланы очень плохо перенесли свое пленение на „Калипсо“: мы извинимся перед ними. Пусть на это уйдет время. Мы установим с ними дружеский контакт, но в их ритме.

В ожидании этого экипаж, собравшийся подле меня, продолжает восхищаться каланами, которые то разглаживают до блеска свой мех, то выходят на обнажившиеся отливом скалы погреться на бледном арктическом солнце.

Однажды один из топорков с утеса погружается в пространство, отгороженное для наших каланов. Он внезапно ныряет в воду, как раз перед объективом подводной камеры. Заплыв этого существа, снятый в замедленном темпе, потрясающ: под водой топорок использует свои крылья точно так же, как в воздухе; он летит в этой жидкой среде точно так же, как делал это за минуту до того в воздухе. Преследуя рыбу, он отчаянно гребет. Свою добычу топорок утаскивает в гнездо, где его с нетерпением ждут обжоры-птенцы с толстыми клювами. (Топорков называют еще „морскими попугаями“ из-за большого уплощенного с боков клюва, окрашенного в яркие цвета.) Но птенцы могут поесть лишь при том условии, что родители охраняют вход в гнездо, отражая нападения хищных поморников.

Однако наш „личный“ топорок, увлекаемый страстью к рыбной ловле, летит прямешенько в протянутую нами сеть: если он в ней запутается, то рискует утонуть… Луи Презелен находится здесь и быстро соображает, какая драма может сейчас разыграться.

Королевский краб — пиршество в водах Севера.

Ничто не может сравниться с удовольствием есть лежа. И морской еж тоже вкусен!

В два взмаха настигает он птицу, хватает ее за ноги и выбрасывает подальше из ловушки — не очень-то вежливое (а ничего другого и не остается) приглашение к полетам и охоте где-нибудь подальше, в более безопасном для жизни направлении!