ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЗАВОЕВАНИЕ МЕКСИКИ (1518–1522)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЗАВОЕВАНИЕ МЕКСИКИ (1518–1522)

Выход в море

Тринидад, январь 1519 года

С декабря новой кубинской столицей становится Вилья-де-ла-Сантисима-Тринидад. Никогда еще живописный маленький городок, приютившийся у подножия сьерры, не знал такого лихорадочного роста. Хотя и на порядочном расстоянии, Тринидад расположился у великолепного рейда, защищенного косой. Из гущи индейских богиос едва выступали десятка два испанских домов, да еще на холме, отражаясь в лазурном море, возвышалась глинобитная часовня. У причала стояло на якоре около десяти судов: почти все корабли, имевшиеся на Кубе. Они собрались здесь для великого броска на запад. Поспешный выход из порта Сантьяго был со стороны Кортеса ложным маневром, призванным продемонстрировать свою непреклонную волю и… обезопасить себя от частой смены настроений губернатора. Но подготовка экспедиции была еще очень далека от завершения. Тринидад стал новым портом приписки флотилии Эрнана.

Над центральной площадью на флагштоке перед домом, любезно предоставленным Грихальвой, реял личный штандарт будущего завоевателя: на прямоугольнике черной тафты, шитой золотом, красовался красный крест на фоне голубых и белых языков пламени в ореоле девиза на латыни «in hoc signo vinces»,[92] позаимствованного у императора Константина – римлянина, перенесшего столицу империи в Византию, язычника, обратившегося в христианство, правителя, установившего свободу вероисповедания, оставаясь при этом покровителем язычников.[93] Кортес не скрывал своих убеждений.

Выступив в поход с тремя сотнями людей, набранных в Сантьяго, командор увеличил свои силы, сумев убедить присоединиться к нему большинство участников экспедиции Грихальвы. В его команду влились двести человек, чей опыт окажется ему впоследствии весьма полезен. Экспедиция включала в себя также двести индейцев, вывезенных из личных поместий Кортеса, несколько черных рабов, индианок поварих, трех нотариусов и двух священников.[94]

Наиболее щекотливым вопросом было снабжение. Кортес извлек урок из опыта своих предшественников и решил не пользоваться «подножным кормом», отвергнув в принципе традиционную практику хищнического грабежа в покоренной стране. Он намеревался совершить не банальный набег, но претворить в жизнь колонизаторский проект и по возможности не прибегая к насилию. Конечно, материальная независимость была для Кортеса залогом успеха, и одержимость накоплением колоссальных запасов продовольствия становилась характерной чертой его стиля, но уважение туземцев, бесспорно, также сыграло свою роль. Любые съестные припасы заготавливались в невообразимых количествах. Кортес скупил все, что только можно было собрать на Кубе, в Макаке, Гаване, Тринидаде, Санкти-Спиритус и по индейским деревням: вино, масло, сахар, маис, турецкий горох, кацаби (маниок), стручковый перец, фасоль, шпик, солонину, живую птицу и живой скот… Но ему и этого казалось мало, и он послал за припасами каравеллу на Ямайку. Лопес де Гомара писал даже, что, когда недалеко от мыса Сан-Антонио проходило судно, доверху набитое продовольствием, Кортес поспешил выслать каравеллу наперехват. Он купил и груз, и судно и убедил капитана присоединиться к завоевательному походу в Мексику![95]

Кортес непременно хотел взять с собой лошадей. Это должно было показать всем, что он не ограничится обычной меновой торговлей, двигаясь вдоль побережья. Для похода на Мехико, для долговременной и прочной колонизации этой земли кони пригодились бы. Вот только лошадей на Кубе насчитывалось крайне мало, и стоили они целое состояние, считаясь знаком наивысшего престижа. Затраты на закупку ценных животных с Кортесом разделили его капитаны. В итоге удалось собрать шестнадцать лошадей: одиннадцать жеребцов и пять кобыл, одна из которых была жеребой.[96]

Не меньшую заботу главнокомандующий проявил и в оснащении своей крошечной армии современным вооружением. О превосходстве испанцев над туземцами было сказано немало. Хотя знание пороха, не столь давно завезенного в Европу, и помогло кастильцам, но огнестрельное оружие тем не менее играло все еще символическую роль. Кортесу удалось собрать не бог весть что: десять бронзовых пушек[97] и четыре фальконета, которые представляли собой небольшие артиллерийские орудия на колесах, стрелявшие ядрами весом менее одного килограмма. Прочее огнестрельное оружие заключалось в… тринадцати пищалях.[98] Из других видов усовершенствованного оружия имелись только арбалеты, целых тридцать штук. Можно с уверенностью утверждать, что Мексика была завоевана главным образом шпагой.

Веласкес испугался растущего авторитета Кортеса, который распоряжался в Тринидаде, как в своей вотчине, и начал принимать меры, чтобы осадить зарвавшегося конкистадора. Но люди губернатора не смогли добраться до Кортеса, команда которого несла службу исправно. Сторонники Веласкеса либо оставляли его лагерь, либо закрывали на все глаза. Соотношение сил явно складывалось в пользу командора экспедиции.

До отъезда Кортес поставил все точки над i. Собрав всех своих соратников, он обратился к ним с речью. Кортес говорил об ожидавшей их славе, чести испанской нации и короля, за которого они шли сражаться, победе христианства по всей земле. Кортес объяснил, что им предстояло освободить индейцев от власти сил Тьмы и рабства Демона. Он так и сказал – «освободить», а не «подчинить себе». Даже выступая перед этим пестрым и социально неоднородным собранием, он подбирал слова: демагогия эрудита, говорящего искателям приключений со шпагами в руках о гуманизме и величии. Он никогда не менял ни своих воззрений, ни способа их изложения и был принят как идальго, так и грубыми солдатами. Никогда он не натравливал одну группировку на другую, напротив, его личность служила примиряющим началом. Все торжественно приносили ему клятву верности.

Момент настал. Из одиннадцати кораблей армады Кортес собрал у Сан-Антонио только десять, оставив одно судно для связи, чтобы иметь возможность получать позже новости с Кубы и Испании. Связным быть вызвался Франсиско де Сальседо: он присоединится к экспедиции позднее. 10 февраля 1519 года корабли подняли паруса. Кортес уверен в успехе.