Первый день

Первый день

В сентябре 1925 года, когда мне исполнилось девять лет, я пустился в первое великое приключение своей жизни — отправился в школу-интернат.

Моя мать выбрала для меня начальную школу в той части Англии, которая была как можно ближе к нашему дому в Южном Уэльсе, и школа эта называлась школой св. Петра. Полный почтовый адрес такой: школа Сент-Питерс, г. Уэстон-сюпер-Мэр, графство Сомерсет.

Уэстон-сюпер-Мэр — это слегка захолустный приморский курорт с просторным песчаным пляжем, с огромным длинным волноломом, с пристанью, с бегущей вдоль морского берега прогулочной эспланадой, с беспорядочной россыпью гостиниц и пансионатов и примерно с десятью тысячами лавочек, торгующих ведрами, лопатами, леденцами и мороженым. Городок расположен прямо напротив Кардиффа, на другом берегу Бристольского залива, и в ясный день, стоя на набережной, которая в Уэстоне называется эспланадой, и глядя поверх полосы морской воды шириной километров в двадцать пять, можно разглядеть на горизонте бледно-молочный берег Уэльса.

В те времена легче всего было попасть из Кардиффа в Уэстон-сюпер-Мэр по морю, на корабле. Корабли эти были прекрасны, с огромными гребными колесами на бортах. И как же страшно грохотали эти колеса, шлепая по воде и прогрызаясь сквозь нее.

В первый день моего первого года в новой школе я вместе с матерью выгрузился из такси, чтобы пересесть на колесный пароход, идущий из Кардиффа в Уэстон-сюпер-Мэр. Вся одежда на мне была новой, только что с фабрики, и на каждом предмете значилось мое имя. На мне были черные полуботинки, серые шерстяные чулки с синими отворотами, серые фланелевые шорты, серая рубашка, красный галстук, серый блейзер с синим гребешком школьной эмблемы на нагрудном кармане и серая школьная фуражка с такой же эмблемой над самым околышем. В такси, доставившем нас в порт, ехали и мой совершенно новенький чемодан, и такой же новенький сундучок, и на обоих черной краской было выведено: Р. ДАЛЬ.

Сундучок, сколоченный из сосновых досок, был очень прочным и очень надежным, и не было мальчика, который учился в любой английской закрытой школе и обходился без такого сундука. Он служит школьнику тайником, и содержимое этого тайника столь же недоступно для посторонних, как содержимое любой дамской сумочки, и по неписаному закону никакой другой школьник, никакой учитель и даже директор не вправе посягать на содержимое вашего сундука, и ключ есть только у хозяина. В школе св. Петра сундуки выставлялись бок о бок вдоль всех четырех стен комнаты для переодевания, и ваш личный сундук стоял под крючком, на который вы вешали свои вещи, когда переодевались для спортивных игр или после них. Считалось, что этот сундук — ящик, в который вы прячете свои сласти.

В начальную школу в те времена раз в неделю приходили посылки — сердобольные мамаши тревожились о своих маленьких прожорливых сыночках, и в каждом сундуке почти всегда хранилась половинка домашнего смородинового пирога, помятая пачка печенья, пара апельсинов, яблоко, банан, баночка земляничного варенья или джема, плитка шоколада, пакет лакричной карамели со всякими наполнителями и т. п.

Английская школа того времени считалась — и была — предприятием для получения прибыли, как любой другой бизнес, а владел такой школой и по праву владения хозяйничал в ней ее директор. И понятно, ему хотелось экономить на питании учеников, и, чтобы иметь возможность кормить своих подопечных как можно скуднее, такой директор поощрял продовольственные посылки, — ему было только на руку, что родители сами старательно подкармливают своих чад.

— Так что, уважаемая миссис Даль, посылайте вашему мальчику какие-нибудь мелочи время от времени, — говорил матери директор. — Ну, там, несколько апельсинов и яблок раз на неделе, — а фрукты были очень дорогие! — и пирог со смородиной, большой такой пирог, ведь у маленьких мальчиков такие большие аппетиты, ха-ха-ха… Да, да, и так часто, как только хотите. Можно и почаще, да, да, так часто, как только пожелаете… Конечно же, его тут хорошо и обильно кормят, лучше, чем у нас, не бывает, но ведь ему же хочется домашнего, а в чужом доме все не так, все равно на вкус не то, как дома, правда? Уверен, вы же не захотите, чтобы ваш сынок один из всей школы не получал посылки из родного дома хоть раз в неделю.

Кроме сластей, в сундучок прятали еще и всякие сокровища, вроде магнита, перочинного ножика, компаса, мотка бечевки, заводного автомобильчика, десятка оловянных солдатиков, коробки с волшебными фокусами, горсти каких-нибудь игральных блошек, мексиканских прыгучих бобов, катапульты, нескольких заграничных марок и парочки вонючих бомбочек; и я помню паренька по имени Аркл, просверлившего в крышке своего сундука дырочку для воздуха, потому что у него в сундуке жила любимая лягушка, которую он кормил слизняками.

Как только мы — моя мать, я и мой сундучок — выгрузились, мы взошли на борт колесного парохода и полетели со свистом через Бристольский залив в ореоле водяных брызг. Все мне в этом путешествии нравилось, но стоило мне сойти на пристань в Уэстоне-сюпер-Мэр и увидеть, как мои чемодан и сундук погрузили в такси, чтобы довезти нас до школы святого Петра, как во мне стали нарастать мрачные предчувствия. У меня не было совершенно никакого представления о том, что мне уготовано. Мне никогда еще не приходилось даже ночевать хотя бы одну ночь вне нашей большой семьи.

Школа стояла на холме, высящемся над городом. Она располагалась в длинном трехэтажном здании, по виду куда более похожем на частную клинику для умалишенных. Перед школьным зданием были видны спортивные площадки с футбольным полем. Треть здания была отведена для директора с его семейством. Все остальное занимали мальчики, общим числом около полутора сотен, если я правильно запомнил.

Как только мы вышли из такси, я увидел, что вся подъездная дорожка заполнена маленькими мальчиками и их родителями, чемоданами и сундучками, и человек, про которого я решил, что это, наверное, директор, проплывал через эту толпу, то и дело обмениваясь рукопожатиями с родителями.

Я уже говорил вам, что все школьные директора — великаны, и этот новый не был исключением. Он приблизился к моей матери и встряхнул ее руку, потом взял меня за руку и встряхнул ее, и, совершая это рукопожатие, он одарил меня какой-то сверкающей ухмылкой, наподобие, наверно, того оскала, который показывает акула маленькой рыбке, прежде чем заглотать ее. Спереди один зуб у него, заметил я, был золотым, а волосы его были до того обильно намазаны бриолином, что блестели, как масло.

— Порядок, — сказал он мне. — Идете и докладываетесь экономке. — И проворно бросил в сторону моей матери: — Прощайте, миссис Даль. Я бы на вашем месте тут не задерживался. Мы за ним приглядим.

Мама все поняла, поцеловала меня в щеку, попрощалась и стала протискиваться к такси.

Директор отошел к другой кучке людей, а я остался один возле моих совершенно новенького чемодана и совершенно новенького сундучка. И заплакал.