Гавном, да в морду

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Гавном, да в морду

В поезде Минск-Москва произошла как-то со мной пренеприятнейшая, но очень забавная история.

Я много общался в людьми, частенько ездивших поездами, но ничего подобного ни от кого никогда не слыхивал. Видимо, мне повезло больше всех. Я, можно сказать, в этом плане единственный и неповторимый.

А началось все с сытного обеда в минской заводской столовой. (Тот, кто читал предыдущие рассказы, не удивится сочетанию фраз "сытный обед" и "заводская столовая".) Затем, уже в вагоне, этот обед был размочен полбутылкой водки, которая, не только создала радостное настроение, но и способствовала скорейшему перевариванию пищи. Качание вагона только усиливало это. В общем, часа через полтора-два после отъезда, я захотел "по большому делу".

Отмечу, что пользоваться туалетом в поездах я не любил. Ни по "малому", ни по "большому". А по "большому" уж тем более. Не та обстановка в гремящем, трясущемся, качающемся вагоне. Но, как говорится, против силы не попрешь и приходилось идти в туалет.

Так и в этот раз — чертыхнувшись, сквозь зубы, помянув мать, я поплелся в дальний конец вагона, где размещался туалет, при этом держась за обе стенки, чтобы не упасть — действовала выпитая водка, да и поезд шел с очень высокой скоростью — Минское направление было тогда самым скоростным в стране. Даже в Ленинград поезда ходили медленнее. На Варшавском поезде мы доезжали из Минска за шесть (!) часов. Но у этого была и обратная сторона — болтало вагон, как в шторм на море.

А теперь пару слов о том, как был устроен унитаз в вагонах того времени (хотя я думаю сейчас ничего не изменилось). Это было всего лишь овальное ведро из нержавейки, откидное донышко которого приводилось в действие ножной педалью. Когда пассажир нажимал педаль, дно наклонялось вниз и экскременты, через недлинную трубу вываливались прямо на рельсы. Примитивно просто, но, как бывает, иная простота — хуже воровства.

Не могу понять, что стало причиной происшедшего со мной казуса — но наверное сочетание направлений ветра и движения поезда стали тому причиной. Не знаю! И не хочу знать!

Короче — стоило мне только нажать на педаль и услышать звон открывающегося донышка, как я ощутил снизу, из трубы, сильный порыв холодного ветра. Я не успел сообразить, что произошло, но инстинктивно дернулся в сторону, к сожалению, не снимая ноги с педали. В это время ветер превратился в ураган, выбросивший мое "большое дело" из трубы назад, то есть, подкинув вверх. Ветер был такой силы, что нечистоты хлопнулись о невысокий потолок и стену вагона, прилипнув к ним. Ну и немного попачкали меня.

От неожиданности я шарахнулся к двери, тем самым, отпустив педаль и прекратив ветер. "Ой, бля", — подумал я, глядя на прилипшее к потолку дерьмо — "вот так перепой! На потолок насрал!" Испугавшись, что снаружи, кто-нибудь уже ждет своей очереди в туалет, я, с быстротой молнии, выбежал вон. Ведь если бы кто-нибудь вошел, то точно бы принял меня за сумасшедшего, мажущего гавном стены.

Уф! Слава богу! Там никого!

Теперь ситуация стала казаться даже забавной. Никаких доказательств моего участия в загрязнении туалета не было, значит можно было и посмеяться.

"Серега… Серега…" — позвал я, немного приотодвинув дверь купе, — "Чего тебе" — ответствовал Сергей Иванович, удобно развалившись на нижней полке. После полбутылки выпитого, ему совершенно не хотелось вставать. "Я, перебрал…" — трагическим шепотом произнес я, — "Ну и ложись!" — ответствовал Сергей Иванович, тембром своего голоса выражая одновременно, и возмущение, и приказ. — "Поди сюда, не пожалеешь" — заканючил я. — "Такого ты в жизни никогда не видел".

Нехотя, Сергей Иванович встал и потащился за мной с лицом полным недовольства и безразличия. Он всем видом пытался выказать мне насколько подло я поступаю, поднимая старшего товарища с удобной лежанки.

Но насколько же изменилось его лицо, когда он увидел, что творилось в туалете. "Как это ты на потолок насрал?" — спросил он меня, захохотав. "Ты что — головой в толчок упал, а жопу кверху выставил!" — заржав на всю катушку, добавил он. Я сбивчиво вкратце попытался объяснить ему как это все произошло и даже, в подтверждение, нажал на педаль унитаза, но ветра оттуда не вырвалось. Потом я нажал еще раз — ветер все равно не дуванул. Со злости я замолотил ногой по педали — никакого дуновения! Получалось, что я все соврал и, видимо, действительно, упал головой в унитаз, задом кверху. Серега, желая проверить правдивость моих слов, смял сортирную газетку, кинул ее в толчок и нажал на педаль. О Боги! Бумажка провалилась вниз без помех.

— Нет, ну ты точно головою в парашу свалился и срал жопой кверху" — засмеялся Сергей Иванович, выходя из сортира.

Вернувшись в купе он продолжал время от времени глупо похихикивать, удивляя тем самым наших спутников, семейную пару среднего возраста, которые и так скорчили "козью морду", увидев, как мы быстренько и весело раздавили на двоих бутылку водочки. Этому они, наверное, и приписывали, беспричинный, по их мнению, хохоток Павлова. Но, бедные, они аж подпрыгнули на своем сидении, когда мы, услышав визгливые, полные отчаяния, голоса проводниц, гоготнули так, что стекла затряслись сильнее, чем от вагонных колес. Сквозь вопли и ругань можно было разобрать слова "звери, гады, идиоты…" и что-то вроде того.

Видимо они оценили ситуацию, но по-своему, по-проводничьему.