1893 год

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1893 год

Епископ Николай

13/25 февраля 1893. Суббота

1–й недели Великого Поста.

Целый день до того страдал, что голова разболелась. Дело воспитания здесь в отчаяние приводит. Воспитанные в России — Арсений Ивасава, на которого столько надежд я возлагал, Исигаме — не глуп по природе, и прочие оказываются не помощниками здесь в воспитании Церкви, а восхищающими противниками. Уже говорил я им, что на них смотрят, как на соблазн, и убеждал ходить в Церковь всегда, когда ходят воспитанники; в обязанность поставил им это; и — ни мысли, ни чувства, ни попытки исполнить обязанность! — В первую неделю, когда все ученики три раза в Церкви, хоть бы кто из них в Церкви! Сегодня к причастию все четверо — Ивасава, Сато, Исигаме, Кавасаки — явились без всякого приготовления, не выслушавши даже правила. Господи! Что за наказание! Уже ли в русских родных академиях они научились такому безверью! Приобщил я их, ибо кто же знает душевное состояние людей и как удержать от Чаши, к которой все призываются? Но целый день вот адские мучения испытываю не за них и за себя, а за Церковь. Хотел призвать их и объявить, что жалованье уменьшу за всякое нехождение в Церковь в обязанное время, но отвращение берет от этой меры, хотя и вполне достойной японца и, вероятно, самой бы действительной. Поговорю с каждым из них в отдельности и посмотрю, что будет. Один д. [6] Симеон Мии из воспитанных в России возбуждает уважение к себе. Но и он — слаб до нестерпимости. Как много и как убедительно, по–видимому, я ему толковал об управлении школой и о важности дисциплины и соблюдения разных правил в ней, а сегодня — часть школы пришла в половине восьмого часа по звону, как положено, для выслушивания Правила пред Причащением; пришел и сам инспектор школы д. Мии за сими учениками, но — это была только половина учеников; остальная брела в разброд, вплоть до восьми часов, то есть до времени, когда уже Правило было кончено. И что стоило д. Мии пройти по Семинарии, разбудить спящих (в восьмом–то часу!), но на сие у него — ни желания, ничего другого человеческого не нашлось! Было одно смутное движение — идти, куда зовет колокол, больше ничего! Бедная японская христианская школа! Бедная Японская Церковь!

7/19 апреля 1893. Среда на Фоминой неделе.

Церковь в Коморо.

В половине девятого утра мы с о. Федором Мидзуно выехали из Токио в Коморо, лежащее первым на пути нынешнего посещения Церквей. Проезжали по железной дороге «Усуи–тоочё», у подножия вулкана Асама; линия эта открыта первого числа сего месяца. Подъем в гору идет по средней линии с зазубринами цепляющимися колесом; локомотив прицеплен сзади. По пути двадцать шесть тоннелей, всего около трех английских миль; на постройку тоннеля употреблено два миллиона кирпичей; вся работа произведена в два года. В пятом часу мы были в Коморо. Местоположение очень высокое, оттого здесь еще холодно, — нужно надевать шерстяную рубашку и чулки. У подножия Асама любимое место пребывания иностранцев в летнюю жару — Каруизава — селение, где виднеются домов 20 иностранной постройки. Коморо — несколько только ниже Каруизава.

Катихизатора здесь нет; христиане собираются молиться в доме Тита Онгивара, бывшего когда–то катихизатором. Дом у него большой; молитвенная комната устроена очень прилично. Христиане и христианки встретили на станции. По прибытии в дом Тита тотчас же началась вечерня; пели христианки твердо и бойко; видно, что молитва с пением здесь обычное и навыклое дело; читал Тит также весьма хорошо. По окончании службы я сказал поучение, но усталость взяла свое, — долго не мог говорить; следовало бы несколько прежде отдохнуть после длинного переезда и выпить стакан чаю.

По метрике ознакомились с Церковью. Крещеных всего 32; из них 6 умерло, 8 в отлучке, в Токио (например, Петр Ояма, бывший катихизатор, на военной службе); остальные 18 все налицо. Охладевшего ни одного нет. Христианских домов в Коморо 9, в Касиваги, 20 чё от Коморо, 1, в Морияма 1. Но странно, почти во всех домах только по одной христианке, и все — девицы, младшие члены в семье; отцы и матери не мешали им креститься и не мешают теперь молиться, а сами не слушают учение и не крестятся; оттого эта маленькая Церковь состоит почти вся из молодых женщин. Самый почтенный здесь христианский дом — это Авраама Ояма, отца Петра, бывшего катихизатора; дом этот в Касиваги; в нем все христиане — 6 человек, с Петром в том числе. Из дома Исидзука, сидевшего вместе с Павлом Оои в тюрьме за Корею, ныне в Токио, в Дзиютоо, взял себе жену Сергей Ооцука, бывший катихизатор, ныне ничего не делающий в Хоккайдо, куда произвольно ушел; его жена, как видно, очень хорошая женщина — Пелагея, с недавно родившимся ребенком, все время сидела здесь и, видимо, принимала живое участие в беседах и во всем.

Церковь в Коморо недавняя; покойник Нифонт Кубота, усердный катихизатор, начал здесь дело, потом был Иоанн Камой, Андрей Такахаси, в последнее время Аизава, дрянно ведший себя здесь и сбежавший со службы. Тит Онгивара, хотя когда–то отставлен от катихизаторства за грех против 7–й заповеди христианской, чувства, однако, не потерял, а напротив — возгрел его против прежнего; его заботами ныне здесь поддерживается маленькое христианство и без катихизатора. Недавно у него померла жена, остался семилетний сын Акила, есть еще старуха — мать Анна. Тит хочет вновь жениться, научил будущую жену, свою ученицу по шитью (ибо он швец и вышивальщик), уже не совсем молодую женщину, раз бывшую замужем, христианству и просит завтра крестить ее, и вместе завтра же перевенчать их; я сказал Титу, что неприлично — нужно подождать венчаться, пока о. Федор придет сюда, что может быть дней через двадцать; Тит без слова согласился. Испытал я невесту его в знании веры — плохо знает, тоже и ученик Тита, пятнадцатилетний малец, которого Тит тоже прочит крестить, но главное они все–таки знают и, принимая во внимание то, что они останутся около Тита, — он же учение знает хорошо, восполнить им недостающее может потом, я дал позволение о. Федору крестить их завтра, также ребенка Пелагеи и Сергея Ооцука.

Внушал христианам непременно завести женские собрания со своими кооги, по два раза в месяц, по воскресеньям, рассказал, как эго делается, представил в пример собрания в Хакодате и Аригава. Христианки весьма охотно согласились; а я им обещал выслать книг, по которым бы им готовить кооги, ибо книг для учения христианам здесь нет ни одной, есть только богослужебные.

В половине восьмого кончена была беседа с христианами. С восьми часов должна была начаться проповедь для язычников, которых Тит предварительно известил и звал, — Пошли мы с о. Федором на полчаса в гостиницу, где должны были потом ночевать; он поужинал, я выпил стакан чаю и поспешили опять к Титу. Но пришлось ждать до половины девятого, пока Тит сказал, наконец, что можно начать проповедь. Потом во время проповеди, длившейся до половины одиннадцатого, не переставали приходить и уходить слушатели. Человек 10 слушали внимательно; участливого чувства, впрочем, на лицах у них не заметил. По отзывам Коморо вообще — место равнодушное для веры, буддизм здесь тоже слаб; христианству никто не мешает, но и слушать его почти никто не желает; есть здесь протестантская Церковь, но и у них тоже слушателей нет.

Около двенадцати часов я вернулся в гостиницу; о. Федор остался у Тита, чтобы совершить оглашение имеющих завтра креститься.

8/20 апреля 1893. Четверг.

Коморо. Уеда.

Утром в пять часов утра о. Федор отправился в дом Тита Онгивара совершить крещение, назначенное с шести часов утра. Крещены трое: невеста Тита, его ученик и дочь Сергея Ооцука. Я пришел после крещения, к началу обедницы; за обедницей новокрещенные были приобщены запасными Святыми Дарами. Потом отслужили панихиду. Пели девицы очень хорошо, так что я после дал им в похвалу на конфеты 2 ены. Проповедь говорил о необходимости воспитывать христианское усердие, потом о пользе молитвы за умерших и о значении кутии. Все богослужение было окончено к десяти часам. После пошли посетить дома христиан. Бедных христиан здесь нет, у всех хорошие дома и приличные занятия; только Илья недавно погорел; впрочем, не в своем доме, а на квартире; имущество почти все успел спасти; это, кажется, из бедных; дал ему на погорелое 2 ены, за что он благодарил, как благодарят бедные. Девицы христианки все, видимо, не притесняются в вере и молитве, но родные в домах все язычники, и холодные язычники — едва ли скоро обратятся, — «некогда», говорят, «очень заняты житейским». Убеждал, но пользы едва ли будет; все ласково принимают и угощают; в одном доме встретился даже со своей доброй знакомой в детстве, первый раз в Японии; о посторонних вещах говорят так мило, а как заговоришь о вере — лица являют безучастие, и, между тем, недалеки же они от Бога, иначе детям своим не позволили бы сделаться христианами. У Пелагеи (жены Сергея Оцука) и Марии, младшей сестры ее, бабка в доме язычница, но мать их — Нина, говорят, очень усердная христианка; теперь ее нет дома — в Токио с мужем, который служит — член партии либералов (Дзиюутоо) и язычник. — Обошедши всех христиан в городе и пообедавши в гостинице, где под диктовку о. Федора, по обычаю, приготовили сквернейшее яство, в намерении угодить чем–то якобы по–иностранному приготовленным, вследствие чего пришлось на сутки остаться голодным, отправились в Касиваги к Авраму Ояма; живет зажиточно, ибо, кроме земледелия, занимается разведением шелковичного червя; в доме он, жена Елена, мать–старуха Анна; двоих младших детей не было дома. Деревня Касиваги (70 домов) лежит у подножия вулкана Асамаяма, над вершиной которой постоянно висит шапка дыма; до вершины отсюда не более 2 1/2 ри.

Вернувшись из Касиваги, в четыре часа отправились на станцию железной дороги, где почти все христиане и христианки собрались проводить, и, простившись с ними, направились в Уеда. до которого от Коморо 39 минут пути по железной дороге.

В Уеда только один христианский дом — Кирилла Такахаси, с женой и четырьмя детьми, которые все христиане. Жил здесь катихизатор, к несчастью, совсем неудачный, выпущенный из школы Ниицума, — некто Саебара — ничего не делая здесь, а потом и совсем развратился и ушел со службы. А город Уеда очень большой, имеет больше трех тысяч домов — бывшая резиденция князя с 5 ман коку — имеет много дворян и очень цветущую торговлю; Церковь здесь должна бы быть, если бы только катихизатор нашелся удачный. — Есть у меня мысль соединить Коморо и Уеда в одно и прислать для сих двух мест катихизатора; для одного Коморо, а равно и отдельно для Уеда едва ли на Соборе можно выгадать по катихизатору; для двоих же мест одного, вероятно, можно будет; сообщение по чугунке до того удобное, что в один и тот же день можно в двух местах иметь по проповеди — всего 39 минут езды! Только несколько дорожных нужно будет положить катихизатору.

На станции в Уеда встретил Кирилл и трое его приятелей — язычников. Сегодня вечером, с половины восьмого, предположена здесь проповедь для язычников, которых назвали Кирилл и его приятели. Посмотрим, сколько соберется.

В двенадцать часов ночи.

Проповедь была в доме одного купца, который gratis дал свой дом для нее с полным освещением и другими приспособлениями, даже глобусом на столе. Сначала привалила большая гурьба девчонок, наполовину сопливых, которые подняли хохот, но их усадили в сторонке, и они утихли. Потом набралось до 15 больших. О. Мидзуно начал предварительную проповедь; говорит бойко, но очень растягивает на примерах и подобиях, так что мысль теряется и скучно становится. В девять часов я начал обычную начальную для язычников; человек больше 20 набралось к тому времени и гурьба уличных мальчишек, которые пустились неугомонно фыркать и смеяться; когда большие стали браниться на них, что мешают слушать, они ушли из дому, но перед домом почти до конца проповеди на всю глотку кричали, издевались, визжали — таких грубых ребят редко где встретишь, когда кончили они — начал один, сначала в доме, потом начал кричать и безобразничать. Слушатели уходили и приходили; немногие слушали внимательно, человек пять; все это заставило меня значительно сократить проповедь, так что меньше, чем в половине одиннадцатого часа она была окончена. Поблагодарив любезно хозяина, вернулись в гостиницу в сопровождении Кирилла Такахаси. Он — родом из Нагано, по ремеслу ткач; завтра утром хотели сходить к нему; да едва ли удастся, — живет далеко, не поспеем к первому поезду потом, отходящему около восьми часов утра. Сегодняшний опыт проповеди, как ни недостаточен, доказывает, однако, что слушатели здесь найдутся для катихизатора; объявления о проповеди в городе не было, Кирилл только оповестил своих знакомых, и тем не менее собралось порядочно. Значит, для Коромо и Уеда одного катихизатора непременно нужно. Не забыть об этом на Соборе при распределении катихизаторов.

9/21 апреля 1893. Пятница.

Уеда. Мацусиро.

Утром, с поездом с восьми часов, нужно было выехать по железной дороге в Мацусиро, то есть до Ясиро, полчаса по железной дороге, оттуда в сторону 2 ри простым путем. Пришел проводить единственный христианин Кирилл Такахаси, да совсем неожиданно явилась христианка, его племянница, Анастасия, девица лет семнадцати, так что в Уеда выходит всего 7 христиан, Кирилл с женой и четырьмя детьми и она, пятый — только что родившийся ребенок — еще не крещен; о. Федор будет здесь после, чтобы крестить его. Показал еще Кирилл на станции одного субъекта в усах и с сигаретой: «Это — оглашенный в нашу веру»; оглашенный ехал по одному направлению с нами; зная Кирилла, он, конечно, не мог не догадаться, кто мы с о. Федором, но подойти к нам и приветствовать не счел нужным; «Адвокат, поведения гулящего, да и веру знал мало, когда принимал оглашение от жившего здесь катихизатора», — заметил Кирилл; потому не сочли нужным вступать с ним в кратковременное знакомство. — От Ясиро сели в дилижанс — всего по 13 сен до Мацусиро, и в десять часов были уже в Мацусиро. Савва Такаку, отец семинариста Игнатия, встретил далеко за городом. Христиане почти в полном сборе ждали в церковном доме, и потом, умывшись, тотчас приступили к богослужению. После часов, которые хорошо прочитал катихизатор Иоанн Ендо, обедницу пели медленными и слабыми голосами, точно мухи, здешние певчие — подростки–девицы и совсем маленькие девочки; Ендо, мешаясь своим голосом между ними, производил только дисгармонию, тем более что часто совсем разнил; из девиц некоторые пели правильнее его, и потому я сказал Ендо перестать, после чего пение пошло лучше. После краткого приветственного поучения, потребована была метрика, и по ней Церковь оказалась в следующем состоянии. Крещено 82, из них 32 ныне налицо в Церкви, 30 — в отлучке в разных местах, 18 охладевших, то есть неходящих в Церковь, хотя некоторые из них молятся дома, по заявлению здесь, а двое даже оказались тут же сидящими и молча слушающими, как их рекомендуют уже не принадлежащими к Церкви; по расспросу их здесь же, оказываются они еще довольно хорошими верующими, только нерадивыми в исполнении христианских обязанностей: «Некогда, — говорят, — ходить в Церковь». К вечерне потом пришли и они, и другие показанные охладевшими, кроме одного, все; значит Церковь в лучшем состоянии, чем казалось с самого начала. Есть три умерших в сей Церкви.

Ныне слушателей, по словам Ендо, человека 2–3, да на женские собрания приходят пять язычниц, которые подают надежду сделаться христианками.

На богослужение здесь собираются по субботам человек 10, по воскресеньям человека 4–5, кроме поющих детей. Есть «фудзинквай»; собирается христианок 12, ежемесячно в первую и третью среду вечером; катихизатор говорит им поучение, говорят и сами они, но плохо–де.

Мужских никаких церковных собраний нет. Старшина Кирилл Оосима (родной брат Ильи Миясира, фотографа и хорошего христианина в Нагоя, который родом отсюда), по–видимому, самый усердный христианин здешний, говорит: «Сколько раз заводили собрания, но всегда скоро же кончалось тем, что я один приходил на них».

Жители Мацусиро христианства не гонят, ненависти к христианам не являют, но коснеют в блюдении своих старых навыков — это и есть единственная помеха здесь христианству; оттого наша Церковь здесь туго подвигается, у протестантов тоже, а католиков совсем нет.

После обеда, который приготовлен был без хитростей, прямо по–японски, и оттого вышел очень хорошим, пошли посетить христиан; так как был дождь, то должны были взять тележки. Посетили домов 12, то есть все христианские дома, не исключая охладевших. Особенность этой Церкви та, что она почти вся состоит из дворян (сизоку), но обедневших. Первым по порядку посетили Савву Такаку. Живет в бедном доме, но на своей земле, у своего огорода; в доме жена и трое детей: девочки — лет двенадцати и восьми, и сын Павел, лет трех; два сына еще в Токио — в Семинарии Игнатий, и в медицинском обучении; все семейство очень веселое, здоровое, любо смотреть; Савва — здоровеннейший мужчина, но промышляет совсем неподходящим ему ремеслом — печением японских бисквитов в виде рыбок, зверей и тому подобных. В доме семинаристов Афонасия и Антония Такай, тоже бедном, нашли их мать, еще молодую женщину, и трех дочерей, из которых старшей лет четырнадцать; отец в Токио, в каком то обществе. У охладевшего христианина Пафанаила Момосе, записанного первым по метрике, прежде бывшем в протестантстве, нашли четырех детей, которые все были отрекомендованы, как отлично «поющие в Церкви — только последнее время–де что–то перестали ходить»; по–видимому, отец повздорил с кем–то из христиан, оттого и не ходит в Церковь и не пускает детей; вечером потом дети все были на богослужении и пели; а младший сын Иоанна годен бы к приему в Семинарию, о чем я заявил отцу и тем, по–видимому, обрадовал его и сына.

Все здешние христиане — местные обыватели; почти все живут в своих домах; наиболее зажиточный из них — Матфей Макино, которого показали охладевшим, но который был и на обеднице, и на вечерне, и охотно согласился участвовать в мужских «кооги квай», которые положено отныне завести.

Особенность Мацусиро, что здесь по улицам чрезвычайно много детей, и нигде во весь сегодняшний объезд христианских домов не встречено ни одной грубости от детей — видно, что город, где преобладает дворянский элемент и хорошее воспитание.

Вернувшись в церковный дом, с половины шестого часа начали вечерню, которую пели посильней и получше, чем утром. Поучение было о христианском усердии и о средствах возгревать его, одним из которых рекомендованы христианские собрания для мужчин и женщин — «кооги квай» со своими кооги; рассказано, как вести их, предложено тут же назначить время, избрать для первого собрания «коогися»; на все охотно согласились, и решено отныне иметь месячные мужские и женские «кооги квавай» неопустительно.

Между тем мало–помалу собрались язычники для слушания проповеди. В половине восьмого она и началась; сначала о. Мидзуно говорил, потом я сказал обычную начальную язычникам; слушали очень хорошо; собралось человек 200, до конца осталось человек 100, с христианами в том числе.

Перед вечерней дети испытаны были в знании молитв; оказались знающими молитву Господню, и получили по крестику.

В половине двенадцатого ночи окончился работный день; хотел было записать дневник, но очень устал, и потому пишется сие на другой день утром.

10/22 апреля 1893. Суббота.

Мацусиро. Наган.

Утром, с восьми часов, назначено богослужение, к которому вот ныне спеваются; полоумный катихизатор Иосиф Ендо учит петь панихиду, и сам немилосердно фальшивит. В Катихизаторской школе очень усердно надо изучать пение, а они обыкновенно манкируют, после же сами чувствуют все неудобство того. — С половины девятого началась служба; обедницу пели сносно, панихиду — невозможно, нервы расстраивают какофонией до болезненности — насилу потому с помощью внутренней молитвы придешь в состояние говорить проповедь. Говорено о необходимости посвящать себя и все свои дела Богу. По окончании испытаны остальные дети в знании молитв, даны им крестики — трехлетние умеют истово креститься. Потом сказано еще о необходимости воспитывать детей для Неба, в чем родителям помогают Ангелы— Хранители детей. Певчим, в поощрение к дальнейшему изучению пения, дано на кваси 2 ены, но они, видимо по внушению старших, взяли только по 50 сен, остальные же вернули мне с просьбой на эти деньги выслать им из Миссии по нотному обиходу: 8 простых — всем по одному, в собственное владение, два праздничных.

Расспросил мать семинаристов Такай и ее домашних о делах; оказывается, муж ничего не присылает ей на содержание из Токио — служит там где–то при госпитале и получает очень маленькое жалованье; она трудами рук питает себя и трех девочек; спрашиваю: «Отчего не просили взять одну из девочек в Миссийскую школу?» — «Еще три года тому назад очень хлопотали о том, да оказалось, что нельзя», — отвечает. Я впервой слышу о том. Должно быть, Анна Кванно сказала, что нужно содержание девочки, без того–де не будет принята. Я сказал, чтобы представили к приему в сентябре среднюю Ирину, двенадцати лет, на содержание Миссии, с тем, конечно, чтобы Церковь потом имела право распоряжаться судьбой девочки, то есть выдать ее за служащего Церкви. Братия, угостивши обедом, предложили потом ванну, от которой я и не отказался, но пред ванной, по желанию братии, снялся в фотографии — снимает дочь хозяина, восемнадцатилетняя девушка, скромная, как самый маленький ребенок, но способная до того, что вот зарабатывает хлеб своим искусством.

В два часа простился с Церковью, на выезде из города заехали в дом бывшего здешнего главного Кароо; хозяин звал, хотел показать родовые древние вещи; хозяин — двадцатичетырехлетний, женат на дочери владельца церковного дома, старшей сестры фотографистки. Здесь часто бывает катихизатор, и хозяин Яйзава — немного слушает учение. Показывал сабли, ширмы и прочее, — действительно, хорошие вещи, но историю их рассказать не умел; еще между хорошими вещами вдруг развертывает один свиток; «А это смешные картины; во время болезни одного придворного нарисованы, чтобы занять его» — начинается смешными фигурами, и вдруг переходит к грязнейшим сценам. — «Ну, это лучше не смотреть», — заметил я, берясь за другие вещи; у всех же японцев, бывших здесь, ни малейшего вида, чтобы это было неприличие.

От Мацусиро до Нагано 3 ри по ровной дороге в долине, запертой среди гор, превосходно возделанной, с густым населением; дул сильный ветер, мешавший приятности пути. Около пяти часов прибыли в Нагано. Извещено было, что с шести часов здесь будет всенощная, но так как много христиан было собрано в Церкви, то по приезде отслужили краткий молебен с приветственным поучением, после которого по метрике, здесь же в Церкви, исследована была Церковь.

Крещено: 186 человек; из них ныне в Нагано 90, в других местах 72; в том числе в Миямаса, где еще метрики нет, а крещеные записаны в Нагано; умерших 19, в том числе одна женщина, гнетомая бедностью, одинокая старуха утопилась («Отчего не помогли?» — «В Церковь не ходила, не знали о ее безвыходном положении», — говорят); охладевших 5.

На богослужении по субботам и воскресеньям приходят одинаково человек 25–30, не считая детей в том числе. Вновь слушают учение ныне четверо.

Христианству в городе не мешают открыто, но народ туго обращается, ибо закоренелые в буддизме — по той причине, что здесь, в городе, находится знаменитый буддийский монастырь «Дзеенкоодзи» сект Тендай и Дзёодо вместе, привлекающий множество богомольцев и доставляющий городу большой доход. Удельного князя здесь не было; но бонз всегда было много; и ныне здесь существует буддийская семинария. Оттого и обращаются в христианство здесь по преимуществу пришлый народ — чиновники и подобные, живущие жалованьем; коренных же жителей у нас в христианстве здесь всего 6 домов из 20.

Есть здесь женские собрания, заведены с двенадцатого месяца прошлого года; собираются по средам, два раза в месяц, днем; катихизатор Нифонт Симое говорит им поучение; приходит женщин 13. Только что заведены и мужские собрания, по средам, каждую неделю, вечером; приходят человек семь и по очереди толкуют Правила Исповедания (ринкоо) с участием катихизатора.

Здесь построен очень порядочный храм; чертеж для него рисовал Николай Мацуи, который в Фукуока, на Киюсиу, ныне. Стоит постройка 870 ен; кроме того, около храма построен церковный дом, где живет катихизатор и производятся христианские собрания; дом стоит 140 ен. Постройки эти произведены на занятой земле, за которую ежегодно ренты платится 18 ен.

После сих построек остался долг 414 ен, который очень тяготил Церковь и расстраивал ее. В прошедшем году и в начале нынешнего, наконец, долг этот совсем очищен. 385 ен заплатил из собственных средств Павел Куросава, больше всех принимавший участие в постройках, остальное — другими христианами. Ныне Церковь здесь — в мирном и устроенном положении. Жертвуют христиане ежемесячно до 3 ен, из которых 50 сен идет на свечи и ладан, остальное на ремонт и решу.

Храм снабжен полным иконостасным комплектом икон, писанных в Миссии; кроме того, есть отличные большие, тоже иконостасные иконы Спасителя и Богоматери, присланные прежде, так что икон здесь больше, чем нужно. Но алтаря еще нет, и иконы стоят бесприютно по стенам. В Церкви еще неудобство то, что половина ее составляет возвышение для алтаря, и притом неумеренно высокое. Все это показывает, что за постройкой Церкви нужно тщательно присматривать, чтобы не выходило нелепостей.

В половине седьмого начата была всенощная; пели пять христиан; женского или детского голоса ни одного; пели довольно стройно; только мало навычное, как «Христос воскресе» и «Ангел вопияше» поют уже очень плохо.

После всенощной было слово о христианском усердии и средствах воспитания его; объявлено было, между прочим, Таинство Причащения, в конце же было перейдено к убеждению христиан и христианок завести «кооги квай» — обычные, ежемесячные; долго было объясняемо, как вести их, какова польза и прочее. Обещались завести — и мужские, и женские.

В двенадцатом часу ночи проводили на ночлег в гостиницу, совершенно по–европейски устроенную. Когда в шестом часу беседовал с христианами в Церкви, живущий здесь епископальный миссионер, семейный, прислал предложить у себя помещение; я поблагодарил и сказал, что завтра посещу его; остановиться же у него неудобно, тем более, что у самого помещение небольшое.

11/23 апреля 1893. Воскресенье.

Нагано.

Утром пришел Павел Куросава и стал просить во время Собора переменить катихизатора Нифонта Симое на более подходящего к этому месту: он–де из военных, груб, с христианами обращается точно с своими солдатами; кроме того, любит только новых христиан, особенно своих обращенных, к прежним, старым, христианам, почти не ходит. Обещал я дать сюда выпускного из школы, который, как новенький, будет усерден и скромен, а Церковь здесь старая, в расстройство не придет от его неопытности на первый раз.

В половине девятого началась обедница, за нею панихида, потом проповедь — о посвящении Богу себя и всех своих дел и прочее, в заключение — о поминовении умерших. К проповеди пришел, между прочим, епископальный миссионер Reverend Waller, и все время слушал. Потом снимали фотографию.

Пообедавши, отправились по домам христиан. Прежде всех побыли у ближайшего к Церкви циновщика Мелентия Койке, больного старика, который вчера через силу притащился в Церковь к моему приезду. Он один из самых благочестивых христиан здесь; здешний родом, зажиточный домовладелец. Сын его женат был на весьма благочестивой Фотине, ныне покойной, дочери старика Симеона Кобаяси, которому было чудесное явление пред смертью, указавшее ему день и час смерти. Хотелось очень ему дожить до окончания постройки миссийского собора, чтобы помолиться в нем, этого не суждено было ему, захворал оно очень, долго хворал, и постоянным утешением его была молитва; не задолго перед смертью он впал в беспамятство и лежал несколько дней в таком состоянии; потом проснулся, помолился и сказал: умру через три дня в таком–то часу, за сим снова забылся, но ровно в назначенное время проснулся, простился с окружающими и с молитвой радостно почил. Весьма трогательные подробности всего этого я слышал еще тогда же, несколько лет тому назад; ныне припомнилось при посещении домов Симеона и Фотины несколько из слышанного.

Более всех богат здесь Павел Куросава; дом у него три года назад сгорел: дети пускали шумихи днем, одна недогоревшая упала на крышу и оттого загорелось, но Павел ныне вновь великолепно отстроился. По ремеслу он коровник, имеет шесть коров и продает молоко. «Несколько лет назад, — говорил, — смотрели на его занятие, как на нечистое, и презирали его — теперь все до того полюбили молоко, что уважают его в той мере, как прежде презирали; и бонзы лакомятся молоком». Прочие все христиане не очень бедны, но и не богаты; большинство небольшие чиновники, живущие жалованьем. Очень усердный христианин Павел Кооно, учитель рисованья в школе; учит акварели, а сам пишет и масляными красками; комнаты заставлены его произведениями; есть недурные ландшафты; лица же ему не удаются. Были у охладевших — все принимали также почтительно, как и другие христиане, и обещались ходить в Церковь; только один не уважил: застали пьяненького, играющего в шашки с приятелем; «Учения я не знаю», — говорит, — «Так зачем же ты крестился?» — спрашиваю. — «Я и тогда не знал учения», — оправдывается (крестился, когда был здесь катихизатор Стефан Кондо, тоже врач); жена, видимо, хорошая молодая женщина, и ребенок тут же были; это зубной врач, некий Петр Матано, неодобрительного поведения, жена его недавно начата слушать учение, но он помешал. Здесь живет бывший катихизатор Павел Тацибана, родом из Хизен; он очень хотел бы ныне опять служить Церкви, но скомпрометировал себя очень: бросил прежнюю жену, с которой был перевенчан по–христиански, а женился по–язычески на другой; ныне эта жена тоже христианка, и очень хорошая; у них двое детей, из которых старший, ровно пяти лет, Тимон, сегодня утром прочитал на память все молитвы — с начала молитвенника до «Отче Наш» и «Богородицу»; муж работает в редакции здешней газеты и тем питает семью, но бедно живут. К вечеру успели посетить всех христиан. Потом заехал взглянуть на знаменитый здешний буддийский храм «Дзенкоодзи», — действительно, великолепный и очень богатый; богомольцев всегда тьма. Зашли на ближайший холм полюбоваться общим видом города и окрестностей; населенность местности — замечательная, возделана долина чудно. Здесь, между прочим, сцена знаменитых битв Кенсина и Сингена; здесь при реке Кенсин собственноручно фехтовался с Сингеном, принимавшим удары сабли на железный веер.

Возвращаясь в гостиницу, полюбовались также видом большой улицы Нагано: от Дзенкоодзи — с возвышения — эта улица по отлогому скату тянется прямой лентой на все пространство, доступное глазу; при вечернем освещении этот вид особенно хорош.

Идя в нашу Церковь на проповедь, назначенную для язычников, зашел к Reverend Waller’y; у него очень миленькая жена и маленькая дочь; застал также двух гостей — учителей–англичан из школы Фукузава в Токио. Большая самоотверженность нужна, чтобы зарываться в такой глуши и зарывать семью, и миссионеры заслуживают в этом отношении большого уважения. Mr. Waller всего три года в Японии и только три месяца здесь; прежде был в Фукусима, где, говорит, с православным катихизатором Павлом Хосономе у него было условлено взаимно не похищать христиан; я уверил его, что Хосономе и не мог бы сделать того, если бы и хотел, — очень уж бездеятелен и вял; да и у Waller’a едва ли есть в настоящее время достаточно сил на похищения, по–японски, кажется, очень еще не силен. У Фукусима у них — епископалов — 12 христиан, здесь всего один.

На проповедь собралось более 200 человек, так что пришлось допустить слушателей и на возвышение, приготовленное для алтаря; пускаемы были по билетам, и потому аудитория была очень чинная; детей, которые всегда только мешают, не было, кроме бывших с родителями; слушали замечательно тихо, и почти все остались до конца, несмотря на то, что проповедь продолжалась до 35 минут одиннадцатого часа с восьми. Сначала говорил минут пятнадцать Нифонт Симое, и — преплохо, просто околесицу городил, ибо, к изумлению моему, оказался совсем не разумеющим, что такое Священное Предание — «Это, — говорит, — сказания святых людей, которые мы принимаем наравне со Священным Писанием»! А два года учился в катихизаторской школе, и хорошо учился и сдавал экзамены!

В половине проповеди пришли Reverend Waller с женой и американский методистский миссионер и сидели до конца.

После проповеди христиане окончательно утвердили заведение «кооги квай», назначили время, избрали людей и прочее, после чего я простился с ними и вернулся на ночлег в гостиницу, чтобы завтра утром отправиться в Миямаса.

12/24 апреля 1893. Понедельник.

Миямаса.

В семь часов отправились — я, о. Федор и катихизатор Симое — в Миямаса. селение из 100 домов, в 6 ри от Нагано, в горах. Дорога почти все время идет по ущелью, у реки, то спускаясь к ней, то поднимаясь, причем делается весьма опасно, ибо лепится по скату горы над отвесными, почти страшной высоты обрывами. Недалеко от Нагано деревня, положительно утопающая в цветах андау, плод какого дерева вывозится отсюда во множестве; дальше идут направо меловые горы, доставляющие окрестным селениям обильный промысел. Горы по обе стороны ущелья, где не только камень и скала, возделаны под пшеницу; просто непонятно, как ухитряются крестьяне сеять пшеницу почти по отвесным, в иных местах, скатам. 4 ри мы проехали в тележках, часто вылезая, особенно я, ибо мои баре — о. Мидзуно и Симое — сидели почти все время, не жалея бедных дзинрикися, из сил выбивающихся, тащить их на взъемы; остальные 2 ри шли, ибо дорога по полям и межам, самая узкая; дзинрикися оставлены были в деревне дожидаться нашего возвращения; один из них нес чемоданчик с облачением и прочим. Христиан в Миямаса не более 15, в 7 домах; разбросаны эти дома по горам, так что пришлось очень измучиться, пока мы посетили их. Отсюда родом умерший катихизатор Нифонт Кубота, очень благочестивый юноша. Он и занес сюда христианство; сам он узнал христианское учение в Нагано от служившего там катихизатором Стефана Кондо, который потом приходил на некоторое время в Миямаса. В христианстве четыре родственные дома Кубота и три других. Женщин между христианами только две — мать Нифонта Кубота и еще одна старуха. Место — очень способное для проповеди, только некому проповедывать; от Нагано далеко; поместить отдельного катихизатора нет возможности по неимению. Самые усердные здесь и способные поддержать христианство — Петр Кубота, служащий деревенским учителем, прибывший в Нагано встречать меня, и Павел Кубота, в доме которого Церковь, то есть молельная икона, церковные книги, и собираются для молитвы. Посетили родителей Нифонта Кубота, отец — восьмидесятилетний старец, совсем одряхлевший, мать еще бодрая. В заключение обхода христианских домов пришли к Павлу Кубота; приближаясь, услышали салют из двух ружейных выстрелов; пред домом зеленые ворота (таковые же устроены и пред домом родителей Нифонта); у ворот кучки земли; над домом флаги, и развешаны красные фонари; комната устлана красными одеялами. В доме — все могшие прийти христиане и немало язычников. Так как очень устали мы, то сначала выпили чаю. Потом отслужили вечерню, ибо добрались досюда уже в два часа пополудни, потом литию за упокой Нифонта. Слово было отчасти к христианам, отчасти к язычникам — убеждение скорее узнать Отца Небесного, иначе будут наказаны в загробной жизни. Слушали внимательно, только не знаю, все ли поняли, хотя старался говорить весьма просто. Народ здесь очень малоразвитый, особенно женщины; о тех о. Мидзуно из опыта говорил, что хоть ясно поймут и одобрят учение о едином Боге, но тотчас: «Компира–сама аригатай». По окончании предложил христианам завести собрания, на которых если и не говорить кооги от себя, то читать Священную Историю, Жития Святых и прочее, приготовившись наперед к тому тщательно дома; для того — тоже, чтобы назначались двое наперед читать в следующее собрание. Очень охотно согласились на все, тотчас же назначили время — второе воскресенье месяца, вечером с восьми часов («Отчего так в поздно?» — «Ужинают здесь в семь», — говорят), двум приготовиться к собранию — Петру и Павлу Кубота и прочим. Молитвенными собраниями по субботам и воскресеньям поручено заправлять Павлу Кубота; он самый умный из христиан; и притом же молитвы будут в его доме. Когда уже кончили разговор, пришел Алексей, молодой деревенский учитель, также родом здешний, и стал проситься в катихизаторскую школу, чтобы потом служить в Миямаса доцяку — катихизатором и учителем церковного пения; я весьма рад был этому, и назначил ему явиться к первому числу девятого месяца в Оосака, где бывает первый курс.

Пока мы молились и говорили, пошел дождь и до того испортил дорогу, что только с помощью палки можно было кое–как поджиматься и спускаться по скользкой глинистой дороге; в таких случаях можно понять весь смысл страннического посоха. Около десяти часов сыскались, наконец, в Нагано, усталые, озябшие и сильно голодные, ибо в Миямаса не вздумали накормить, не по недостатку усердия, вероятно, а «как–де предложить такую простую пищу!» — как будто голод лучше простой пищи. Спасибо, в гостинице тотчас же и обогрели чаем, и напитали.

13/25 апреля 1893. Вторник.

Нагано. Таката.

В восемь часов в Нагано из гостиницы приехали в церковный дом; большая половина христиан собрались, чтобы проводить. Сильный дождь рубил; жаль было их труда, уговаривал проститься здесь — нет, все отправились до станции железной дороги, неблизко от Церкви; хорошие платья их немало пострадали, особенно у детей. Ливень не дал хорошенько и проститься, раскланялись чрез закрытые окошки вагона.

До Таката от Нагано 2 1/2 часа пути по железной дороге. На границе провинции Эцинго встретил лежащий на полях и по холмам и горам снег, сначала в кучках, не успевший стаять, потом мало–помалу сплошною скатертью по всему пространству; ближе к Таката опять прогалин стало больше, чем снега. Так как все время продолжается и проливной дождь, то все это до того нахолодило воздух, что едва только не переходит границы терпения — при летнем подряснике и только шерстяной рубашке.

На станции встретил катихизатор Акила Ивата с христианами в полном сборе, ибо всего их только 7 человек здесь. Город Таката построен в три длинные улицы, идущие параллельно, из которых, впрочем, доселе я мельком видел только одну. Особенность города та, что пред всеми домами навесы, которые, соединяясь, делают крытую дорогу для пешеходов. «Для чего так?» — Спрашиваю. «Для прохода из дома в дом и по улице зимой, ибо снега здесь наметает столько, что с одной стороны улицы не видно домов на другой стороне». Дома строятся с очень толстыми стропилами и переводами, чтобы выдержать тяжесть снега, лежащего на крыше, да и то обыкновенно снег давит так, что щитов между комнатами нельзя свободно открывать и закрывать. Когда мы въезжали в город в двенадцатом часу, дети возвращались из школ, пресмешно и вместе с тем премило высматривая из своих травяных капюшонов–полуплащей, спускающихся до пояса.

Церковный дом здесь среди города на главной улице, очень поместительный, с молитвенной комнатой внизу и комнатой для катихизатора во втором этаже; нанимается за 3 1/2 ены, и здесь, говорят, дороже этой платы и нет за дома. До службы же, в краткой беседе с братьями, я узнал состояние Церкви. По метрике всего 7 крещеных — все и налицо. Домов христианских 5; ни одной женщины и ни одного ребенка еще в Церкви нет. Проповедь начата здесь только с прошлого года; стала прививаться надежно, ибо все христиане коренные здешние жители; один только из Каназава, временно живущий (у катихизатора Ивата, просящийся в Катихизаторскую школу). Есть несколько новых слушателей, в том числе женщины. Раз в месяц христиане собираются, чтобы делать кооги, которые говорят сами, говорит и катихизатор; три раза в месяц, 5, 15 и 25 числа, бывает открытая проповедь для всех, то есть открываются в церковном доме двери настежь, вешается фонарь с надписью о проповеди и говорится она для всех входящих и останавливающихся, которых бывает от десяти до шестидесяти; говорит катихизатор Ивата и один христианин.

На богослужения приходят в субботу и воскресенье. Но пение здесь очень плохое, ибо Акила Ивата, вышедший из школы в Коодзимаци, не знает сам пения и научить не может.

При служении часов оказалось, что поют зря, тянут как ни попало; при всем том, было светлое настроение духа, чувствовалось, как будто веление благодати Божией — так, вероятно, начинается всякая Церковь! Все с зерна горчичного в начале! Проповедь сказана была в том же настроении.

Пообедавши принесенным из гостиницы обедом, пошли посетить христиан. Все пять домов оказались стоящими на большой улице, и все богатые купеческие дома, коренные здешние, и во всех принявшее христианство хозяева, хотя все домашние их еще язычники.

Поспешили вернуться, чтобы с половины пятого часа отслужить вечерню, ибо нарочно прибывшая для свидания со мною жена машиниста, христианина из Ноецу, должна была в половине шестого отправиться домой. После вечерни мне и поучения не удалось сказать, ибо Ирина с маленьким Ефимом спешили на станцию, а христиане разбрелись; осталось три мальчика, готовящиеся принять крещение; Ивата предложил мне испытать их, я стал это делать, да и рассказал им сам полную Историю Ветхозаветного Иосифа, к их видимому удовольствию, — Кончивши эти, теперь вот черчу сие в ожидании, пока соберутся язычники на проповедь; в соседней комнате уже гомонит целый кагал ребятишек — верно, будут мешать проповеди.

(После). Дети не мешали и куда–то исчезли, а составилась аудитория человек из 200, слушавшие, не расходясь, всю проповедь до конца — весьма чинно и внимательно. Говорил сначала катихизатор Акила Ивата, и очень умно, хоть без особенного порядка в мыслях; вероятно, оттого что не успел приготовиться.

После проповеди, когда остались мы одни, Акила рассказал, как он начал здесь дело; сначала, месяца два, очень скучал, не имея ни одного слушателя и даже ни одного знакомого в городе; потом, часто заходя в книжную лавку, познакомился, наконец, с ее молодым хозяином — это и есть Иоанн Сасаки — ныне первый из здешних слушателей и христиан; чрез него приобрел другие знакомства и так далее. Рассказал также, как он приютил у себя безродного и бездомного Иоанна Хисимото, своего нынешнего помощника, готовящегося в Катихизаторскую школу; когда я стал спрашивать о родных юноши, и оказалось, что у него нет никого, и некому дать ему на платье, или накормить его, он незаметно стряхнул горькую слезу, а он, видимо, не из таких, что плачут, и очень жаль стало бедного; даст Бог, из него выйдет хороший катихизатор. В час ночи, сотворив общую молитву, читанную Иоанном, мы легли спать под холод совсем зимний.

14/26 апреля 1893. Среда.

Касивазаки.

В половине седьмого часа утра отправились из Таката; когда свернули с большой улицы, то оказалось, что только она очищена от снега, на параллельных же улицах и в переулках везде лежат огромные залежи снега; в иных местах залежи возвышались до высоты крыш. Уже подъезжая к Ноецу, 2 ри от Таката, мы едва освободились от вида снега по сторонам; он блестел только на горах позади нас, почти сплошь покрывая их. От Ноецу дорога идет по песчаному берегу моря, но дорога хорошая; дзинрикися без труда бежали по 2 ри в час. Пред Касивазаки (13 ри от Таката) дорога пролегает по скатам прибрежных гор, очень легких, впрочем, для подъемов и спусков.

В Касивазаки прибыли в два часа пополудни. Остановились в гостинице, куда тотчас же собрались братия. Между ними был и Стефан Кондо, прежде служивший катихизатором, потом взявши отставку по недостаточности катихизаторского жалованья для содержания его большого семейства (в котором 5 человек детей) и живущий ныне врачебной практикой, весьма для него выгодной (он специалист хари–ися), но по–прежнему усердный к Церкви и даже проповедующий, насколько позволяет ему время. Катихизатора здесь нет, по недостатку в катихиза торах. Когда Кондо ушел, чтобы приготовить Церковь к службе, назначенной в четыре часа, христиане стали просить сделать его опять катихизатором, отчего я отказался, да и он, верно, не согласился бы, ибо недавно отказался; «Так хоть полукатихизатором!» — «Это можно, с удовольствием сделаю, если только из двух служб — первою у него будет поставлено катихизаторство, второю — врачебное дело; дам и пол катихизаторского жалованья; только он едва ли согласится; переговорите с ним».