2.
2.
Справки, донесения, наградные листы. Дело разведчика Гнедаша.
Я читаю его, а мысль все рвется туда, в лес, в замаскированную землянку, где с тревогой ждут рассвета двое.
— Клара…
— Что, капитан?
— Попали мы с тобой… в мышеловку. Но у меня-то иного выхода… не было.
— Замолчи!
— Почему ты решила идти в разведку?
— Не знаю… Очевидно, наследственность. Мой папа в гражданскую был разведчиком. Вернее, и разведчиком, и комроты, и комиссаром бронепоезда…
— Он жив?
— Да… Он сейчас в Наркомате путей сообщения работает.
— Как он тебя отпустил?
— А я сама все решала.
Молчание. Мысли ее уносятся вдаль, в прошлое. А какая «даль» у нее, девятнадцатилетней? А даль уже есть — детство. «Два капитана», «Военная тайна»… Комиссарская фуражка отца и он — сосредоточенный, строгий, в полувоенном кителе, с орденом.
…Мама: «Кларочка, ты пила молоко?» — «Мама, некогда, у нас комсомольское». — «Боже, это одна минута!»
Клара стоит у зеркала, поправляет косынку.
— Ты уже совсем взрослая… Ты будешь красивой.
— Ма-ама!..
И вот она бежит по Басманной. Красивая? Секунда размышлений, и мысли ее уже в школе. Хороший был класс. Клавдия Александровна, классный руководитель, все просила, чтобы Клара привела отца и он рассказал бы, как воевал в гражданскую.
День рождения. Она ждет его с нетерпением. Утром подарки на столике. Новый портфель, книги. А вечером приходят одноклассники. Мама варит какао. Из-за окна достается корзиночка с пирожными. В доме они лишь по праздникам.
— Тебе уже пятнадцать. В будущем году получишь паспорт…
Мелькают дни, и вот то 22 июня. Утром она бежит в магазин за свежими булками. И вдруг — в очереди встревоженные лица. «Бомбили… Война». Клара идет домой в тревожном недоумении.
— Папа, у нас не включено радио? Я слышала, что война началась.
Потом курсы радистов. Прием… Передача… Инструктор с листком принятого ею текста:
— Чисто взяла, товарищ Давидюк. Молодец!
Она молчит, смущена.
— Как положено отвечать?
— Служу Советскому Союзу!
Потом вызов к начальнику курсов и разговор с каким-то военным с тремя шпалами в петлицах. Клара тихонько спрашивает:
— А папе тоже нельзя говорить?
Затем поездка в зашторенной «эмке». И снова беседа, снова курсы, но учат уже другому.
Первый выстрел в мишень.
Первый бросок гранаты.
Первый прыжок с самолета.
Первый убитый враг.
Пистолет чуть дрожит в ее тонкой руке. Она ничего не слышит. И внутри все дрожит. Кто-то обнимает ее: «Молодец, девчонка».
Неужели все позади? Все? И жизнь? Без всякого сомнения, горячо, убежденно Клара отстояла свое право остаться около раненого командира. Но эта гнетущая тишина… И мысль, что, может быть, через два часа все кончится.
Капитан молчит. Он думает о своем: как уберечь эту девушку. Наконец он нарушает молчание:
— Если тебе все-таки уйти в лес… Пусть лучше они обнаружат тебя одну. Скажешь, заблудилась в лесу, заснула.
— Не выдумывай. К ним в лапы сама? Никогда! Лучше смерть. Ничего не случится. Цепи пройдут над нами.
— Если бы я не был ранен. Мы бы с тобой победили целую армию, а?
— Конечно. Мы и сейчас победим.
— Иди к рации, может, она заработает?
— Села. Ну… Что передать? Только коротко, несколько слов.
— Что? Сейчас, сейчас, погоди. Надо самое главное. Подай огарок, я еще раз посмотрю донесения…
Первые шаги… О них-то как раз очень мало известно. Поступают сообщения: взорван мост, спущено под откос столько-то эшелонов. Там создан отряд, здесь группа. Пожалуй, и все. Сведений, так сказать, чисто разведывательного характера от него поступает немного. Создается такое впечатление — вот он вышел на простор и еще не знает, куда и что. А крушит. Вроде бы хорошо, но вот начальство, разведотдел по радио в мягкой форме дают ему совет:
«В дальнейшем прибегайте к подобного рода актам лишь для получения нужных сведений».
Это тех сведений, которые в свой час лягут на стол командования.
Капитан пробует перестроиться. Но все-таки его еще влечет «эффектная» сторона дела. Он появляется в Киеве в форме офицера СС. В трофейном автомобиле вместе с двумя своими помощниками въезжает в расположение немецких войск. Он действует рискованно, почти авантюрно. Правда, Гнедаш добывает нужные сведения, но это едва не стоит ему жизни. Гестапо тоже не дремлет. Вот тут-то капитан вспоминает совет Бондарева: «Предполагай в противнике умного человека. Окажется дурак — это не страшно. Хуже, если наоборот».
И Гнедаш решает, что так дальше действовать нельзя. Наступают часы раздумий. У него возникает широкий план организации разведывательной работы на Левобережной Украине, оккупированной фашистами. План этот одобряется.
Мундир эсэсовца — все это захватывающе смело, но для задуманного дела он не подходит. Нужно скромное гражданское платье и какая-нибудь простенькая легенда. С Красной Армией не ушел, остался, теперь добывает себе пропитание. Он идет по селам, расположенным близ шоссейных и железных дорог. «Много вас шляется», — встречает его староста в селе Малино, подозрительно рассматривая поданные Гнедашем документы.
— Это почему я шляюсь? — возмущается он.
Прибедняться нельзя. Молодой парень, заподозрят — чего это… Лучше быть поершистей. Словом, не очень отступать от своего образа. Какой есть — такой есть. Кто — это другое дело.
Теперь важно в селе отыскать людей, связанных с партизанами. Тут нужен опытный глаз разведчика.
Гнедаш и Андрей, связной партизан, сидят у керосиновой лампы в одной из маленьких изб. Вечер. Жена Андрея, Света, ставит на стол угощение — капустные листья, хлеб и несколько тонко нарезанных ломтиков шпика в честь дорогого гостя. Муж кивает значительно, и Света достает запыленную, старую бутылку «Московской» водки. Какая же это редкость… Да, пожалуй, это неплохо со всех точек зрения. Выпили за победу. Поговорили. Теперь Кузьма Гнедаш был в роли майора Бондарева.
— Но в партизанах я могу оставаться? — спрашивает Андрей. — Хоть иногда выйти на дело…
— Твое дело теперь другое, — немного уклончиво говорит Гнедаш. — Считать вагоны, смотреть, что в них и сколько. Орудий, танков, людей… Смотри и запоминай. Память хорошая?
— Не жаловался.
— Видишь, какое дело: занизишь данные — плохо, фронт прорвать могут. Завысишь — тоже плохо. Значит, наши с другого участка войска перебрасывать будут. Знаешь, что прежде всего интересует командующего накануне сражения?
— Разведданные?
— Ну конечно. Их командованию каждое утро докладывают. Передавать-то кто будет? Ты?
— Света. С делом знакома.
Малинская рация — это первая точка, созданная Кузьмой Гнедашем. По-видимому, он нашел верного и знающего человека. Андрей вскоре стал давать довольно точные сведения о проходивших немецких частях. Следуя своему плану, Гнедаш ставит разведчиков по кольцу: Киев — Чернигов — Коростень — Житомир, где в скором времени развернутся бои. И к началу наступления на Киев наши штабисты уже знали систему обороны противника, количество войск, орудий, боеприпасов, снаряжения.
Потом Гнедаша отозвали в тыл и дали короткий отпуск. Вручая капитану орден Красного Знамени, генерал, начальник разведотдела, сказал:
— Начало у вас неплохое… Были шероховатости — выровнялись. Готовьтесь ко второму этапу. Будет труднее. А пока отдыхайте.
Ехать ему было некуда. Несколько дней он бродил по городу, отдыхал. В клубе на танцах познакомился с девушкой. Он даже думал сперва, что она школьница. Но оказалось, что она уже окончила школу и работает в полевой почте телеграфисткой. Зовут Таня. Он несколько раз провожал ее по вечерам.
Скоро его вызвали к командиру и приказали срочно написать отчет о работе в тылу врага. В отчете среди сухих цифр, советов есть и просто наблюдения:
«Были случаи, когда удавалось завербовать офицеров… В общем, фашистов можно купить, но на это требуются большие деньги.
Низшие чины, как, например, фельдфебелей, можно покупать за спирт и жиры».
Есть в записке и такие строчки:
«Суд над предателями народа нужен. И нужен, он, чтоб страдающие под фашистским гнетом наши советские люди видели, знали — есть карающая рука. Но важно не впасть в ошибку. Я сам убедился, что среди назначенных немцами старост есть люди просто слабовольные. Оккупанты заставили их работать на себя. Они согласились, работают, но особого вреда стараются не приносить своим односельчанам. С этими можно разобраться потом. Сейчас нужно карать явных злодеев-предателей».
Война. Много городов и сел лежит в развалинах. Гнедаш видел все это. Не так-то все просто…
И в то же время все просто. Война. И разведчик остается разведчиком. Однажды в коридоре капитан Гнедаш встретил майора — своего первого шефа.
— Ну, поздравляю, все же я не ошибся, — улыбаясь, сказал он. — А поначалу я уже было опасался, смотрю, как под Медынью работаешь. Теперь дошло?
— Кое-что, — вздохнув, отвечал Гнедаш.
— Понял, когда надо голову фашисту ломать, а когда жать ему руку?
— Все же я этого избегал…
— Напрасно. Чтобы угробить дивизию, можно одному и руку подать и даже… дружбу завести.
— Ну, в общем я это понимаю.
— Слава богу. А так «почерк» ничего. Еще выработается.
— С вашей легкой руки…
— Желаю успеха!
Короткий отпуск окончен. Теперь — Белоруссия, Слуцк, Осиповичи, Барановичи, Минск, Новоельня, Слоним, Лунинец, Пинск, Волковыск, Белосток — это все в его «орбите». Численность войск, расположение обороны врага — словом, все. И программа:
«С приходом частей Рабоче-Крестьянской Красной Армии в районы действия группы по указанию Центра отходить все глубже и глубже в тыл противника (ось отхода Пинск — Брест — Варшава) и там продолжать выполнять свои задачи».
Все это и есть тот «новый этап».
Когда ему стали называть людей, которых предполагалось включить в состав группы, Гнедаш кивал головой в знак одобрения. Многих он уже знал по совместной работе, о других слышал. Но вот его новый начальник полковник Белов назвал имя «Клара Давидюк», и капитан сделал настороженное движение.
— Есть возражение? — спросил Белов.
— Это будет единственная девушка в группе? — в свою очередь спросил капитан.
— Да. А что смущает?
— Не в том смысле, но…
— Тогда я ставлю вопрос так: если вы хотите иметь в своей группе отличную радистку, так берите девушку. Работает очень точно.
Гнедаш задумался. Белов продолжал:
— У мужчин, конечно, будет больше тревоги за нее, я это все понимаю. Но все же вы не раскаетесь.
— Надеюсь, не со школьной скамьи?
— Вот именно, со школьной… Двадцать четвертого года рождения, стало быть, сейчас ей девятнадцать.
— Гм… Это не самый лучший вариант…
— Спешите. Она уже ходила в тыл с группой «Север», награждена орденом Красной Звезды. И вот — снова просится в тыл…
В группу вошли двенадцать человек. Московские, рязанские парни, украинцы. Молодые — двадцать первого — двадцать второго года рождения. Но уже все побывали в тылу врага.
— О заместителе своем думали? — спросил Белов.
— А если Франкля? — немного помедлив, проговорил Гнедаш.
— А, Иван Бертольдович, чех. Его я хорошо знаю, — ответил полковник. — Школу прошел… С тридцать четвертого года член Компартии Чехословакии. Работал в подполье. После захвата родины Гитлером эмигрировал в Польшу, затем к нам.
— Да, и языки знает — немецкий, польский, русский, украинский и французский. Отличный конспиратор. Камень… Утверждаете?
— Согласен, — кивнул полковник.
Затем Гнедаш беседовал по отдельности с каждым из членов группы…
И вдруг к нему в комнату вошла Таня. Несмотря на выдержку, которой капитан немного даже гордился, он чуть-чуть смутился. Но тотчас взял себя в руки. Понял, кто она.
— Клара Давидюк, назначена к вам радисткой, — доложила девушка.
— Эх, Таня, вот видите, как плохо обманывать, — рассмеялся он.
— Но ведь и вы обманули меня, Остап Федорович.
— Да, да, ну конечно, теперь вы, надеюсь, все понимаете? Мне говорили о вас… Но я все же никак не могу представить себе: вы — и радиостанция! Так, значит, теперь вы — Смирная?
— Так точно, товарищ капитан.
Он заметил, что она немного встревожилась — а вдруг снимет ее кандидатуру… Все-таки девчонка…
Перед отправкой в тыл командир группы был вновь зашифрован в подполковника Шевченко Остапа Федоровича. А затем еще раз кодом Новый. Иван Франкль стал сержантом Тисовским и вторично закодирован как Окунь. Остальные члены группы также получили псевдонимы — Левый, Мудрый, Лихой и т. д.
Последняя беседа Гнедаша с полковником Беловым состоялась утром 18 декабря 1943 года. Капитан доложил о готовности и повторил все полученные инструкции.
— Составом группы довольны? — спросил Белов.
— Вполне.
— Впечатление о вашей радистке?
— Впечатление-то хорошее…
— Понравилась? Она всем нравится. Мы бы рады ее не пускать, но таких не удержишь в штабе. Вы уж ее берегите.
— Вот это как раз тревожит меня.
— Хорошо, что тревожит. Будете осторожнее. Радистка радисткой, но в тех условиях, в которых вы окажетесь там, всем вам нужна мадонна… А? Похожа?
— Не знаю. Я не видел мадонн… Просто милая девушка…
Пауза.
— Контакт с заместителем?
— Абсолютный. Спрашивал меня, как насчет гражданства. Он ведь еще не получил его.
— Получит. Документы его в Президиуме Верховного Совета СССР вместе с нашим ходатайством. Надежный будет помощник. Просьб, пожеланий нет?
Гнедаш пожал плечами.
— Если только письма будут — велите хранить. А так… Нет, ничего…
Белов молча кивнул в знак согласия и обнял Нового. Уже на следующий день, 19 декабря, на стол к полковнику легло первое донесение, правда, еще с нашей стороны:
«Белову. Обстановка ясна. Сегодня в ночь на девятнадцатое ухожу. Результаты сообщу завтра в час тридцать. Новый. Смирная».
Заброска группы Гнедаша в тыл предполагалась на самолете. Однако после десятидневного ожидания летной погоды решили отказаться от этого варианта. Ночью разведгруппа двинулась на запад. Линию фронта перешли удачно в 12 км южнее Паричи. Через несколько дней достигли района Лунинца.
Здесь разведчики сориентировались, спрятали снаряжение в лесу и разошлись небольшими группами по два-три человека. Было уже намечено, кто куда. Клара с рацией обосновалась в поселке Хоростово. Здесь не было немецкого гарнизона, и потому поселок решили сделать базой. Место подготовили через разведку партизан.
Гнедаш предъявил документы на подполковника Шевченко. Отсюда, из Хоростова, потянулись нити в Пинск, Лунинец, Барановичи, Кобрин, Брест, Белосток, Варшаву.