В небе Китая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В небе Китая

7 июля 1937 года зарево войны вспыхнуло на востоке. Японские милитаристы начали агрессию против Китая. Китайский народ, помня о помощи советских военных специалистов В. К. Блюхера, М. М. Бородина, В. М. Примакова, А. Я. Лапина и многих других во время Первой гражданской революционной войны 1923—1927 годов, обратился к своему правительству с требованием просить помощи у Страны Советов.

В ответ на просьбу Китая правительство СССР согласилось направить в Китай необходимую военную технику, а также военных советников, специалистов-инструкторов и летчиков-добровольцев. Эта помощь была оказана незамедлительно. Первая партия боевых самолетов была направлена в Китай в 1937 году. Вот как о ней пишет в своих воспоминаниях бывший доброволец, генерал-лейтенант авиации С. В. Слюсарев:

«Маршрут нашего перелета начинался из района озера Байкал и дальше шел через Улан-Батор. Первую посадку мы произвели на аэродроме в 15 километрах южнее столицы МНР. На аэродроме, между прочим, нас поджидали и некоторые представители западных посольств, аккредитованных в МНР, желавшие, видимо, установить, откуда появились армады новых скоростных бомбардировщиков, до тех пор невиданных в монгольских равнинах. Через некоторое время множество автомашин с дипломатическими номерами окружило аэродром. У нас не было причин скрывать преимущества нашего скоростного самолета. Чтобы произвести еще больший эффект, мы опробовали наши спаренные пулеметы ШКАС, скорострельность которых была и то время непревзойденной. Длинной очередью из этого пулемета можно было перерезать любой металлический и деревянный самолет. Выстрелы оглушили всех находящихся поблизости. После такого грохота все военные атташе и другие представители немедленно ретировались.

На следующий день, задолго до рассвета, мы поднялись в воздух и взяли курс на Далан-Цзадагат, последний населенный пункт на юге МНР. Устойчивая погода благоприятствовала прямому перелету на основную базу в Китае — аэродром в Ланьчжоу. Здесь был организован перевалочный пункт для боевой техники, прибывшей из СССР транспортными самолетами. Боевые самолеты перелетали также по маршруту Алма-Ата — Урумчи-Хами — Ланьчжоу».

Начиная с конца ноября 1937 года в Китай направлялись советские военные специалисты. Летчиков-добровольцев возглавил П. В. Рычагов, комиссаром был назначен А. Г. Рытов. Это были люди с большим опытом. Павел Васильевич Рычагов вернулся из Испании, где сбил 20 фашистских самолетов, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Андрей Герасимович Рытов имел богатый опыт политической работы в Красной Армии.

1 декабря 1937 года в Нанкин прилетели первые 25 советских летчиков-истребителей на самолетах И-16 под командованием Героя Советского Союза Г. М. Прокофьева. В первый же день они пять раз поднимались к воздух, чтобы отразить налеты самураев, сбили шесть японских бомбардировщиков и без потерь вернулись на аэродром.

На помощь Китаю в борьбе против японских захватчиков пришло немало советских воинов-добровольцев. В авиачастях подбирались лучшие летчики. Некоторые из них имели опыт боев в Испании, другие показали безупречное мастерство в пилотировании и стрельбе на учебно-тренировочных занятиях.

Ранним февральским утром 1938 года, когда город еще спал, к дому, где жил Григорий Кравченко и его родные, подъехала машина. В доме все были на ногах. Собирали в командировку Григория еще с вечера. «Командировка, — объявил родителям Григорий Пантелеевич, — будет более длительной, чем прежние, но вы не волнуйтесь. Выполню задание и вернусь домой».

Ночью выпал большой снег. Дорогу замело. Автомашина, на которой ехали летчики Кравченко и Бородай, с трудом пробивалась по улицам. Решили вернуться в штаб. Тогда подали аэросани и летчики уехали.

Через несколько дней группа, в которой был Кравченко, выехала из Москвы в Алма-Ату поездом. Некоторые добровольцы летели подразделениями на своих самолетах с места дислокации. Из Алма-Аты летчики на транспортных самолетах добрались до Ланьчжоу, а оттуда через Сиань и Ханькоу до базы в районе Наньчана. Здесь их встретил командир истребительных авиаэскадрилий А. С. Благовещенский. Это был талантливый летчик-истребитель. Поражал всех удивительным хладнокровием в воздухе, выдержкой, виртуозной техникой пилотирования. К прилету Кравченко в Китай А. С. Благовещенский уже имел на счету несколько сбитых японских самолетов.

Наши авиаторы, находившиеся в Китае, подготовили пополнению хороший подарок. В начале февраля они разбомбили крупную базу японцев близ Ханчжоу, уничтожив там более тридцати самолетов и склады с военным имуществом. А 23 февраля разгромили японскую базу на острове Тайвань. В результате налета было уничтожено 40 самолетов на аэродроме, потоплено и повреждено несколько кораблей, разрушены ангары и портовые сооружения. Сгорел трехгодичный запас горючего. Наши не потеряли ни одного самолета.

После таких ударов японские самолеты долго не появлялись в небе Китая. Это дало возможность прибывшим добровольцам «облетаться» в новых условиях, перенять опыт тех, кто уже знал тактические приемы самураев.

И вот первый бой. Новички его ждали, но синий флаг затрепетал на мачте все-таки неожиданно. Летчики бегом занимали места в строю.

— Крупный отряд неприятельских бомбардировщиков в сопровождении истребителей перелетел линию фронта и идет в направлении нашего аэродрома. Будут здесь через 40 минут! — объявил Благовещенский и, быстро поставив перед каждым звеном задачу, дал команду: — По самолетам!

Через считанные минуты самолеты один за другим поднялись в небо. Для многих пилотов наступало боевое крещение. Вот как описывал этот день в своем дневнике Григорий Кравченко:

«Признаюсь, ожидая команду на боевой вылет, я волновался, и по спине пробегали мурашки. Японские самолеты уже в воздухе. Они неслись нам навстречу. Истребителей противника в охране не было. После боя мы узнали, что их отвлекла на себя другая наша эскадрилья, базировавшаяся на соседнем аэродроме. Японцы, видимо, надеялись беспрепятственно сбросить свой груз на город и аэродром. А тут появились мы. От этой неожиданности строй разорвался. Они рассыпались на отдельные группы и, не долетая до города, начали сбрасывать бомбы. Огонь наших истребителей всюду настигал врага. Вспыхнули белые точки, потом сверкнули белоснежные зонты. Это японские летчики выбрасывались из горящих машин, спасаясь на парашютах.

На полных скоростях удирали уцелевшие бомбардировщики. Догоняя одного из беглецов, я заметил, что город подо мною исчез. Стреляю в хвост бомбардировщика, но он продолжает лететь, намереваясь во что бы то ни стало удрать. Нервы напряжены до крайности. Почему он не горит и не падает? И тут догадываюсь: надо быть выдержаннее, не злиться, не спешить и не бить мимо. В прицеле удирающий бомбардировщик казался совсем близко, но нас, видимо, еще разделяло большое расстояние. Обернувшись на миг, увидел, что позади никого нет. Вот я у самого хвоста бомбардировщика. Жму на гашетки. Струей хлещут трассирующие пули по баку бомбовоза. Огонь и дым охватил самолет. Ура! Как будто конец!

Но оказалось, что до конца было еще далеко. Огнем полыхал обреченный на гибель самолет. И тут внезапно я услышал за спиной быстрый и резкий стук. В тот же миг стекла очков потускнели, синева застлала глаза. Лицо словно обожгло. Бросил самолет вниз, но не мог понять, что произошло. И тут только увидел позади себя вражеский истребитель. Я взвился свечой ввысь и бросился на врага в атаку. Сорвал забрызганные маслом очки, стало еще хуже. Едкий бензин больно режет глаза. Неужели погибну? В первом же бою, после первого успеха? Но если уж придется умирать, то надо уничтожить и врага!

Развернулся и кинулся на противника в лобовую атаку. Вражеский истребитель увернулся от боя и, набирая предельную скорость, стал удаляться. Внезапно перед глазами промелькнул новый самолет. Глаза мучительно резало. Приготовился сражаться, но увидел, что это «ласточка». Свой! Да это же Антон Губенко! Его № 9. Спасибо, друг, за выручку! На сердце стало легче. Подлетел и увидел лицо товарища. А боль в глазах все сильнее. Из пробитых баков хлещет бензин и масло. Вражеский истребитель удирал. Губенко не преследует. Он показал на пулеметы. Я понял: пулеметы пустые. Нужно сейчас же идти на посадку.

Антон дал понять, что надо садиться «на пузо». Иду на посадку. Самолет пронесся над рисовым полем, плавно коснулся земли, заскользил, пополз и остановился. Я выскочил из кабины, сорвал с головы шлем, помахал им Губенко «все, мол, в порядке». Губенко скрылся из виду. Состояние беспредельной радости пережил я, стоя у самолета и провожая взглядом исчезающего Губенко. Спасибо, дорогой друг, выручил!

Глаза болели, кружилась голова, при посадке еще ударился левой щекой и лбом о прицел, но в горячке не заметил боли. Я испытывал радость. Мой первый бой состоялся! Я все-таки сбил бомбардировщика!

Правда, кончился этот бой как-то несуразно, изуродована моя «ласточка». Со всех сторон сбегались крестьяне. Боль в глазах и в голове усилилась. Люди окружили меня и проводили к ближайшему телефону.

Оставив у самолета охрану из крестьян, я отбыл в Наньчан. Пришлось ехать на поезде почти целые сутки. Только к вечеру 30 апреля прибыл в Наньчан, явился в часть и… попал на вечер в честь Первого мая. Не описать, как я был счастлив, видя вокруг друзей, слыша их голоса. Летчики наперебой рассказывали мне подробности сражения. В этом бою мы уничтожили 12 бомбардировщиков и 9 истребителей.

Под разноцветными праздничными первомайскими огнями мы праздновали победу».

Воздушные бои стали частыми. Добровольцы успешно срывали попытки японцев нанести бомбовые удары по военным базам и промышленным объектам Китая.

Разведка установила, что японское командование готовит массированный авиационный удар по Уханьскому аэродрому, где было сосредоточено много наших самолетов СБ. В разработке плана защиты авиабазы и города приняли участие Жигарев, Рытов и командиры истребительных групп Иванов, Благовещенский и Захаров. Спланировали все до мелочей. К Ухани были скрытно переброшены более ста истребителей И-15 («чижи») и И-16 («ласточки»). Все экипажи находились в готовности № 1. Время тянулось медленно. Людей мучило сомнение: «Вдруг разведка ошиблась и японцы не прилетят?»

В 10 часов утра посты наблюдения донесли, что на Ухань идет несколько групп японских бомбардировщиков под сильным прикрытием истребителей.

Авиагруппа А. С. Благовещенского поднялась в воздух первой, за ней остальные.

Внезапно на одну из групп из-за облаков начали пикировать японские истребители. Они подошли над облаками на высоте около 5000 метров, рассчитывая связать боем наши истребители, чтобы бомбардировщики прорвались к аэродрому.

Маневр был разгадан. Часть советских истребителей завязала бой, а основная группа под командованием Зингаева пошла на перехват двухмоторным бомбовозам и атаковала их. Два японских самолета были сбиты сразу же, в том числе ведущий группы — японский полковник. Бой разгорелся жаркий. В соответствии с разработанным планом в небе наращивалось число наших истребителей. Строй японцев распался. Они, отчаянно отбиваясь, стремились уйти на свой аэродром, а наши добровольцы отсекали им путь к отступлению. С той и другой стороны в бою участвовало не менее, чем по сотне самолетов. Бой шел на всех высотах. Беспрерывно трещали пулеметы. Завертелась такая карусель, что с земли было трудно разобраться, где свои, где чужие.

Тридцать шесть японских самолетов были сбиты в этом бою. Два из них уничтожил Григорий Кравченко. Таких сражений и таких результатов не знала тогда еще история авиации. Китайский журналист, наблюдавший за боем, писал:

«У англичан есть термин для определения жаркого воздушного боя — «дог файтинг», что означает собачья схватка. Нет, я бы этот бой советских летчиков назвал «игл файтинг!» — орлиной схваткой».

Результаты боя потрясли японское командование. И оно решило взять реванш за поражение. 31 мая 18 бомбардировщиков под прикрытием 36 истребителей попытались вновь совершить налет на Ухань. Но и на этот раз они получили сокрушительный отпор. Японцы потеряли 15 машин.

Когда наши самолеты приземлились, было обнаружено, что нет Антона Губенко. Никто из товарищей не поверил, что он погиб. Отвага и исключительное мастерство отличали этого летчика. И действительно, вскоре на горизонте показался самолет. Да, это девятка Губенко! Приземлился он неуклюже. Винт погнут, фюзеляж прострелен во многих местах. Вот что рассказывал позднее Антон Губенко:

«В этот день я участвовал в ряде схваток, провел несколько атак, много стрелял. В конце боя повстречался с одиночным И-96. Зашел ему в хвост, прицелился и нажал гашетку. Пулеметы молчали, кончились патроны. Видимо, справедливы были упреки командования и авиатехника, что я стреляю слишком длинными очередями и потому быстро расходую боезапас.

Было досадно упускать противника. Решил заставить его сесть на наш аэродром. Прибавив тазу, пристроился рядом. Пилот, увидев меня так близко, испугался, лицо его побледнело, глаза забегали. Я погрозил ему кулаком и несколько раз ткнул рукой вниз, в направлении аэродрома. Противник понял, согласно закивал головой и спиралями пошел на снижение. Я своим самолетом как бы нажимал на него сверху. У самой земли И-96 вдруг рванулся в сторону с намерением уйти от преследования. Патронов у него, видимо, тоже не было. Я, пользуясь превосходством в высоте, снова настиг врага, теперь уже решившись идти на таран.

Сначала хотел рубить противнику хвост, но передумал, подвел пропеллер под элерон левого крыла. «Чиж» дрогнул от удара. И-96 посыпался вниз, а мою машину забило, затрясло как в лихорадке. Я понял: деформирован винт. Уменьшил обороты мотора и на этом режиме дотянул и сел»[3].

Подбежавшие к самолету авиатехники и летчики увидели, что лонжерон моторной рамы надломлен, мотор еле держится. Отвались он на малой высоте, и Губенко не смог бы даже воспользоваться парашютом. Это был первый таран в небе Китая и второй в истории советской авиации. На год раньше, в Испании, Евгений Николаевич Степанов таранил фашистского аса, совершив первый в мире ночной таран.

Подобно Губенко дрался с самураями и Кравченко. Исключительное мастерство Григория Пантелеевича в пилотировании и хладнокровие ошеломляли противника. Японцы терялись перед неожиданными действиями советского летчика. Кравченко пользовался этим и наносил удары. На его счету было уже несколько побед. Старший лейтенант завоевал уважение самых бывалых истребителей. Все забыли, что этот смельчак, виртуоз воздушного боя, еще недавно был новичком.

Однажды с утра на сигнальной мачте взвился флаг. Шел дождь, медленно ползли тучи. Неужели в такую погоду появятся японские самолеты? Однако все по сигналу кинулись к машинам.

Капитан Губенко со своим звеном первым поднялся в воздух. И в этот момент из-за туч выскользнуло шесть вражеских машин. Начался бой. Вот Губенко длинной очередью пробил самолет врага, и тот пошел к земле.

— Молодец, Антон! — радовался Григорий. Его звено тоже в воздухе. Губенко и Кравченко, ведя свои звенья, искали скрывшихся в тучах самураев. Вот промелькнули перед глазами темные силуэты. Две группы вражеских самолетов вывалились из облаков.

«Тридцать», — успел подсчитать Кравченко. Шесть — и тридцать! Григорий сделал свечку и, совершив бешеный бросок ввысь, моментально оказался позади самураев. Звено «ласточек» следовало за ним. Открыли огонь. Один японский самолет задымился и пошел к земле. Но торжествовать некогда. Григорий увидел, как самолеты заходят ему в хвост. Его «ласточка» оказалась под огнем пяти самолетов врага.

…А вот еще один… Нет, это «ласточка» Антона Губенко. Он снова пришел на выручку. «Спасибо, родной!», — обрадовался Григорий. В мгновение Губенко залетел в тыл самураям и пятерка рассыпалась. Перед Кравченко открылся простор. Губенко выручил его, но сам тотчас попал под яростный огонь. Кравченко ринулся ему на помощь. Но было поздно. Подбитая «ласточка» падала. Выбросившись из самолета, Губенко снижался на парашюте. Три самурая открыли по нему огонь. Кравченко бросился в атаку. Антон, подобрав стропы, падал камнем. Кружа над другом, охраняя его, Григорий стрелял из пулеметов, не давая врагам приблизиться. Когда Губенко оказался на земле, Григорий взвился в густое облако и увидел, как совсем рядом мелькнули две «ласточки» из его звена. Он сделал им знак идти на аэродром: кончалось горючее. А в следующий миг Кравченко увидел летящие совсем близко три вражеских бомбардировщика под охраной четырех истребителей. Не теряя времени, бросился на ближайший истребитель, с разгона зашел ему в хвост, нажал на гашетки. Но пулеметы молчали. Патронов не было. Один на один с врагом. «Ну что ж! Все равно я не выпущу тебя!» Кравченко по-губенковски навис над вражеским истребителем и стал «прижимать» его к земле. Несколько раз противник пытался вырваться вперед на предельной скорости, но Григорий настигал его, упорно прижимал книзу.

Японец растерялся, настолько грозен был вид нависшего над ним истребителя. И тут Кравченко увидел, что мотор вражеского истребителя задымился от перегрева. «Не отставать. Еще немного. Еще!»

Самурай попробовал извернуться, но Кравченко едва не обрубил ему хвост. Самолет врага рванулся вниз и врезался в землю. В баках «ласточки» иссякли последние капли бензина, мотор заглох. Григорий удачно приземлился вблизи аэродрома.

Радостной была встреча друзей. Они стояли под дождем и смотрели на небо.

— Великолепная погода для авиации, — сказал Кравченко.

— Редко бывает такой чудесный день! — ответил Губенко.

…А жизнь шла своим чередом. Бои сменялись напряженной учебой. Всем летчикам были выданы записные книжки. Благовещенский требовал, чтобы после вылета каждый подробно описывал свое участие в бою: что видел, результаты атак, расход боеприпасов, оценка действий товарищей и противника, замечания по тактике действий, претензии к организации и т. д. Обычно командир не начинал разбора боевого вылета, не убедившись, что все проанализировали бой, сделали соответствующие записи.

Это помогало каждому увидеть бой глазами товарищей, лучше изучить сильные и слабые стороны своих действий, перенять опыт. Взыскательность за промахи была строгой. Ведь говорили о них боевые друзья, говорили без утайки, потому что от действий каждого в бою зависела жизнь самого летчика и его друзей. Выступления Григория Пантелеевича на таких разборах были всегда глубоки и справедливы. Он подмечал новое в тактике, умел просто объяснить, научить.

Вскоре Григорию Пантелеевичу доверили командование отрядом.

И вновь на мачте синий флаг. Вылет. Обнаружены японские самолеты. Встретили их в воздухе. Завязался бой. Японцы потеряли в нем почти половину своих машин. Три из них сбил командир отряда Григорий Кравченко. Продолжая бой, на предельной скорости он догнал вражеского истребителя, но в это время три японских летчика обрушились на него, подожгли самолет. Кравченко выбросился из кабины, падал, не раскрывая парашюта. На высоте около 800 метров дернул кольцо. Внизу озеро, левее горы. Регулируя стропами, спустился на воду. Озеро оказалось не глубоким, вода доходила до груди. Он почувствовал, что подвернул ногу в ступне. Подплыл пожилой китаец, посадил Кравченко в лодку. На берегу встретила толпа рыбаков. Они с интересом смотрели на летчика. Оказалось, что Кравченко не может идти, — острая боль в голеностопном суставе. Старик-китаец ощупал ногу и неожиданно дернул ее. Стало легче.

У каждого летчика был «мандат», отпечатанный яркими, красно-синими красками на шелковой материи. Кравченко показал его рыбакам, привели человека, умеющего читать. Он прочел: «Предлагается всем оказывать необходимую помощь военнослужащим европейцам-авиаторам». На документе стояла красная четырехугольная печать. Она внушала уважение.

Рыбаки помогли высушить одежду, напоили чаем. Поселок, где был телефон, находился в 20 километрах от озера. Хотя боль в ноге и утихла, но Кравченко идти не мог. Рыбаки нашли старый паланкин и на нем донесли летчика до поселка, откуда Григорий Пантелеевич позвонил в штаб.

Вскоре на машине приехал комиссар Рытов. Он разыскал Григория в рыбацкой хижине. Кравченко сидел на циновке и что-то жестами объяснял собравшимся китайцам. Разговор был дружеский, настроение у всех отличное.

Жители поселка вышли проводить летчиков, низко кланялись в знак уважения, жали руку. «Ка-чен-ко, рус. Хау! Хын хау!» — (Кравченко, русский. Хорошо! Очень хорошо!) — говорили они. Уже в машине Рытов сказал:

— Ну, и мастер ты, Григорий Пантелеевич, сходиться с людьми. Тебе бы политработником быть!

— А мне и летчиком неплохо! — рассмеялся Григорий.

В Ухани началась подготовка к эвакуации. Бомбежки участились, бои шли почти каждый день.

Стояла ранняя осень. «Ласточки» кружились на высоте 6000 метров, охраняя аэродром. Командование получило сведения, что японцы задумали совершить налет. Солнце слепило глаза, в небе плыли редкие облака. На аэродроме все настороженно ждали.

Вдруг Кравченко заметил, как от пышного облака отделились блестящие точки. Бомбардировщики! На полной скорости, заходя им в тыл, Григорий Пантелеевич повел отряд в атаку.

Бомбардировщики шли к аэродрому. Но вот японцы заметили «ласточек» и открыли огонь из кормовых пулеметов. Отряд не отвечал, пока не приблизился. Затем истребители разом обрушили огневой шквал на крайний левый самолет. Он вспыхнул и рухнул на землю. Однако остальные бомбардировщики по-прежнему шли к цели. Они летели плотным строем. Впереди флагман, в его охране два корабля. Чуть поодаль, слева, еще два самолета, справа — три. Неожиданно для всех Кравченко свечой взвился вверх и появился над флагманом. Потом ринулся вниз, вверх и «пристроился» к хвосту самурая. Все увидели: летит в строю японцев «ласточка». Стрельба прекратилась. Экипажи бомбардировщиков не пытались стрелять. Иначе неминуемо поразишь своего флагмана.

Никогда еще не случалось в воздухе ничего подобного! Кравченко, не теряя времени, точно рассчитал прицел и открыл огонь из пулеметов. Громадный корабль закачался. Пламя скользнуло по металлу, взорвались бензобаки. Полыхающий самолет полетел к земле. А Кравченко штопором пошел вниз, потом взвился ввысь и вместе с остальными истребителями открыл огонь по японцам. Сбили еще два самолета, остальные рассеялись. Это был последний бой Кравченко в небе Китая.

Эскадрильи Благовещенского и Полынина перебазировались в Ичан, западнее Ханькоу. Сюда, на базу, прибыли новые группы советских летчиков-добровольцев, чтобы сменить повоевавших уже товарищей.

Добровольцы с честью выполнили свой интернациональный долг. Советский Союз оказал огромную помощь китайскому народу в борьбе с японскими агрессорами.

В первые годы войны Китай получил от СССР 885 боевых самолетов. В боевых действиях в 1938—1939 годах постоянно участвовало около 200—250 советских летчиков, не считая техников и людей из других служб. Можно без преувеличения сказать, что наши люди, сражаясь в китайском небе, приняли на себя главный удар японских воздушных армий. Только в первые месяцы в воздушных боях наши летчики-истребители уничтожили более 100 самолетов противника. Бомбардировочная группа с мая по октябрь 1938 года потопила свыше 70 военных и транспортных судов, уничтожила до 30 самолетов на аэродромах, сбила 17 истребителей в воздушных боях. Было уничтожено большое количество живой силы и техники врага на полях сражений.

В воздушных боях над Китаем советские люди проявляли исключительное мужество, отвагу и боевое мастерство, нередко жертвуя жизнью во имя выполнения интернационального долга. Более 200 советских летчиков пали смертью героев.

Григорий Кравченко прибыл домой в конце сентября. В сером штатском костюме вошел в длинный полутемный коридор, остановился.

— Вам кого, гражданин? — заглянула в дверь со двора Мария Михайловна.

— Кравченко Григорий Пантелеевич здесь живет?

— Здесь. Но его нет дома, он в командировке, — ответила мать. И тут же, всплеснув руками, бросилась сыну на шею.

— Да это же Гриша! Как ты изменился, родной мой! И костюм на тебе гражданский! Прости старую, сразу и не признала.

Сколько было радости в семье: Гриша вернулся!

Вечером пришли товарищи, пришел Борис Бородай, с которым Григорий вместе воевал в Китае. Родители рассказывали о домашних новостях, о родных и знакомых. О боях в далеком Китае говорил Борис Бородай. Во многих эпизодах героем был Григорий Пантелеевич. Ведь он одержал в небе Китая более десяти побед, дважды выбрасывался на парашюте из горящей машины. Разговорам не было края.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 ноября 1938 года Алексею Сергеевичу Благовещенскому и Федору Петровичу Полынину было присвоено звание Героя Советского Союза.

В тот же день был принят второй Указ — о награждении группы военнослужащих орденами, в том числе летчиков, воевавших в Китае.

Орденом Красного Знамени были награждены старший лейтенант Г. П. Кравченко, лейтенант Б. Г. Бородай, полковник А. А. Губенко, лейтенант Н. Т. Зингаев, лейтенант Г. Н. Захаров, старший лейтенант А. П. Николаев, майор Е. М. Николаенко, батальонный комиссар А. Г. Рытов. А в ноябре 1938 года приказом НКО старшему лейтенанту Г. П. Кравченко было присвоено внеочередное звание — майор.