Из воспоминаний Сарвабхавана даса

Из воспоминаний Сарвабхавана даса

-  Нас заводили по одному, иногда по два в следственную комнату. На допросе мы повторяли Харе Кришна. Так было легче. Вопросы следователя были стандартными:

— Ты распространял книги?

— Да.

— А где ты их брал?

— Не знаю. Харе Кришна!

Как правило, за таким ответом следовал жестокий профессиональный удар.

— А теперь вспомнил?

-  Харе Кришна ...

Видя, что побои не действуют, следователь менял тактику.

Преданного сажали на стул и продолжали допрос «по-дружески» мягко, как бы желая добра.

— Да пойми ты, дурья башка, ведь с тебя нужно совсем не много. Сущий пустяк — где ты брал книги или кто тебе их приносил?

Ответ был один:

— Харе Кришна!

Тогда взбешенный следователь со всей силы пинал по стулу. Я падал на пол. Меня начинали пинать сапогами. Оставалось только повторять мантру. Затем поднимали и сажали к стене:

— Ты уйдешь отсюда завтра же. Я отпущу тебя. Ты знаешь, где печаталась литература. Чего стоит твое упрямство? Завтра ты будешь на свободе. Ну ...

— Харе Кришна! Харе Кришна!

Терпение следователей было на пределе, к лицу уже подносили раскаленную электрическую плитку. Все, что мы могли делать — это только повторять: «Харе Кришна!» Это укрепляло веру, Кришна становился ближе. Предать Его мы не имели ни права, ни малейшего желания. Мы знали, что по нашему поведению будут судить обо всем учении и его последователях. Следователи легко меняли пытку на пытку:

— Значит бесполезно. Хотя жжет сильно! Попробуем ещё раз...

Телесные муки были просто невыносимыми. И хотя мы теоретически хорошо знали, что мы не тело, а душа, терпеть боль было выше человеческих сил. Следственная комната оглашалась дикими адскими воплями и криками.

Шачи-сута сидел в камере. Через бетонные тюремные стены были слышны истошные крики Сарвабха-вана. По телу, непроизвольно то и дело, пробегали мурашки и волосы на голове вставали дыбом. Даже убийцы, бандиты и другие заключенные не могли спокойно этого выносить.

— Это твой орет? — спрашивали они.

— Да, мой друг, Гагик.

— Матерый, наверное?

— Нет, что вы? Мы не преступники, мы верующие, вы же знаете. Мы с Гагиком всю жизнь вместе — учились, служили, даже в тюрьму вместе попали.

Через пытки проходили все преданные. Несмотря на изуверские избиения и использование раскаленых предметов, услышать что-нибудь, кроме маха-мантры, людям в погонах и красных звездах так и не удалось.

Условия содержания в тюремных камерах тоже были жесткими. Из еды приносили только баланду.

Заключенные брали порции. Первое время Шачи-сута вставал из-под одеяла и тоже шел за пайком.

— Мне только хлеб. — Шачи-сута смиренно протягивал руку за куском хлеба.

Но надсмотрщик препятствовал:

— Нет, ты бери всё! Шачи-сута мягко отказывался:

— Я это не ем. Я просто не могу это есть. Тогда милиционер давал знак тюремщикам:

— Гляди, какой принципиальный нашелся. Мы едим, а он не ест!

-А ну ешь!

— Я не могу есть мясо! Это труп. Я не буду!

— Не будешь? А это мы сейчас посмотрим. А ну ребята, давай мы его из ложки покормим ...

— Нет, нет. Что вам от этого? Зачем вы?

Затем раздавался громкий шум побоев. Когда все заканчивалось, Шачи-сута забирался под свое худое одеяло и повторял имена Кришны.

Когда паек приносили в следующий раз, он уже не вставал. Кто-нибудь из заключенных брал хлеб и кидал ему:

— Держи свои 400 грамм...

Шачи-сута брал хлеб, предлагал и с жадностью кушал. Заключенные неодобрительно качали головой: «За что сидит — непонятно... Почему не ест — непонятно... Ненормальный какой-то.....»

Затем приходил очередной милиционер:

— Оганджанян Саркис.

— Огаджанян!

-  Эй, чокнутый! — кто-то из заключенных толкал Шачи-суту в плечо ...

— Тебя!

— Пройдемте.