Из воспоминаний Сарвабхавана даса

Из воспоминаний Сарвабхавана даса

— Шачи-сута буквально изнурял себя тяжелым трудом. Я часто говорил ему:

— Саркис, дорогой, отдохни немного. Ты уже столько часов работаешь. Посмотри, опять руки в кровь истер.

Шачи-сута смотрел на распухшие и отекшие руки и смиренно улыбался:

— Ничего, Гагик, зато сколько книг готово. Завтра распространять будем. Мне много надо, чем больше книг, тем лучше.

Тогда я опять спрашивал:

— Может прасада хочешь? Давай принесу. И я с тобой. Давай ?

—  Ну давай! Кто же от прасада откажется — это же милость.

Я уходил и возвращался с наполненными прасадом тарелками.

— Вот Саркис, кушай дорогой, кушай. Прасад у тебя замечательный. Никогда я не ел ничего вкуснее. Хотя это простая пшенка, но она такая вкусная.

— А хочешь ?.. — спрашивал Саркис.

— Хочешь, она ещё вкуснее станет?

Он вставал, шел к рабочему столу, собирал стружку, образующуюся при обрезке книг и обильно посыпал ею порции прасада. Потом как бы пояснял:

— Знаешь Гагик, карми говорят, что эта стружка ядовитая. Но стружка от наших книг совсем трансцендентная, нектарная. Ешь дорогой, набирайся сил. Так много нужно нам сделать.

Преданные работали сутками. Часто даже засыпали на рабочем месте.

По обыкновению Шачи-сута вставал рано утром. Настроение у него всегда было бодрое, но видя новые книги он словно окрылялся:

— Совсем светло уже! Хари бол! Сколько новых книг! Сердце радуется!

Все его лицо расплывалось в нескончающейся улыбке. Он с удовольствием складывал новые «Гиты» в рюкзак, готовый тут же бежать на улицу. Я пытался остановить его:

—  Саркис, да ты подожди! Ты куда бежишь? Поешь сначала.

Но Шачи-сута не слушал:

— Дорогой прабху, ты извини, я не могу ждать. Когда эти книги ждут сотни людей, как я могу ждать? Сам посуди. Я просто быстро вернусь.

Он стремительно, молодо убегал, а я кричал ему во след:

— Смотри, осторожнее, Саркис!

—  Конечно, конечно. Я постараюсь осторожнее. Хорошо бы, если б вы еще немного книг сделали. А то вдруг этого не хватит. Постарайтесь, а? Я вернусь, и ещё пойду.

Я опять повторял:

—  Главное, будь осторожнее. Да что тебе говорить, я же лучше твоего знаю, что не умеешь ты быть осторожным.

Саркис возвращался, мы крепко обнимались на прощание и Шачи-сута просил моих благословений.

Как правило, Шачи-сута целый день распространял книги и возвращался уже очень поздно, не раньше, чем к вечерней службе. Но входил он окрыленный, со счастливой простой улыбкой на лице. Всех приветствовал привычным «Харе Кришна!» Кланялся Панча-таттве. Затем доставал из пустых рюкзаков кипы денег и складывал у алтаря:

— Сегодня только 104 книги было, я их все распространил. Пожалуйста, дорогой Чайтанья Махапрабху, сделай так, чтобы у нас много книг было. И я их все распространю.

Шачи-сута распространял книги очень удивительным образом — вокруг него собирались целые толпы людей. Люди чувствовали его искренность и самое главное его любовь. Он действительно любил людей. Он всем сердцем болел за судьбу каждого, с кем сводил его Господь. Иногда Шачи-сута просовывал свою большую голову в какой-нибудь продуктовый ларек и начинал проповедовать на очень простом и понятном языке:

— Здравствуй дорогой, здесь вот книги. Это очень редкие книги — о йоге, об индийской философии. Возьми! Вот и здорово. Джайя, Прабхупад!

В другой раз подсаживался к кому-нибудь на скамейку:

— Здравствуйте! Здесь очень интересные книги. Они глаза на мир открывают. И без них говоришь интересно? Ну что ж интересного? Крутишь целый день баранку, а к вечеру сам как баранка. А здесь так много нового. Возьми...

Нередко во время таких бесед к нему подходил милиционер и забирал в участок.