Фотография 27. 1967 год

Фотография 27. 1967 год

Судьба улыбнулась пастуху Кобаидзе в весеннее утро 1967 года, когда тяжелая, сытая пчела, с трудом оторвав уста от цветка миндаля, полетела вверх к окнам анарского райкома партии. Ясон Ясонович Тугуши сидел в кабинете и смотрел на свое беззвучное изображение в телевизоре. С громким жужжанием пчела спикировала на букет белых роз. Тугуши удивленным взглядом проводил нарушительницу тишины кабинета номер один и крикнул кому-то:

– Когда они приезжают?

Вопрос застыл в воздухе, некому было отвечать, пчела беззвучно пила нектар. Открылась дверь кабинета, вбежал помощник.

– Когда они приезжают? – повторил вопрос секретарь райкома.

– Пушкинисты? Двадцатого июня.

– Как мы их встречаем?

– Программу составила Тереза Векуа…

– Позови ее…

– Уехала в Маффет…

Ясон Ясонович поднял кулак и убил пчелу, которая имела неосторожность сползти с лепестков роз… Если вы позволите, я не закончу эту фразу. Пчела умерла, больше она не появится в рассказе, зачем нам знать, куда собиралась она лететь… Из-под кулака Ясона Ясоновича ее маленькая душа полетела к Богу.

…В деревне Маффет школьный учитель географии Леонид Квирикадзе проводил контрольную работу (он замещал больного учителя математики Пачулию). Деревня Маффет была покрыта густым туманом. Во время контрольной работы языки тумана вплывали в открытые классные окна, в белом молоке исчезали фигуры школьников, учителя. Вместе с ними исчезали книжный шкаф, в котором стояли двадцать томов Ленина на грузинском языке и три тома Хо Ши Мина на вьетнамском, а также драное чучело шакала с красными стеклянными глазами. Заполнив класс, туман уползал через открытую дверь в спальню Леонида – учитель был приезжим и жил в здании школы.

– “Из пункта А в пункт Б едет железнодорожный состав…”

Читая контрольное задание, учитель прошел в спальню. На узкой кровати в красной кружевной комбинации сидела третий помощник секретаря райкома Тереза Векуа, та самая, о которой спрашивал Ясон Ясонович за три секунды до убийства пчелы.

– Почему не уезжаешь? – шепотом спросил Леонид.

Обогнув кровать и поцеловав Терезу, учитель вернулся в класс. Зазвенел звонок. Собрав тетради, Леонид вновь поспешил в спальню. Тереза указала на портрет Пушкина в разбитой раме.

– Что мне с ним делать?

– Когда юбилей?

– Не юбилей, а форум “Пушкин на Кавказе”. Международный. В июне. Тугуши требует придумать что-то особенное. А что я могу придумать?

Леонид потянулся к сковородке с остатками форели.

– Хочешь живого Пушкина?

– Как живого?

– Можно устроить вашим пушкинистам встречу с живым Александром Сергеевичем Пушкиным!

– Не понимаю…

– Поехали, поймешь.

…Пастух деревни Маффет двадцатичетырехлетний Тарзан (имя “Тарзан” записано в паспорте) Кобаидзе ловил пиявок особым способом: оголялся, натирал тело какой-то пахучей мазью, входил в болото, заросшее камышом, и стоял по шею в зеленой воде минут десять. Потом выходил на берег, густо облепленный пиявками, сдирал их и складывал в эмалированное ведро. Он сдавал пиявок в аптечную контору, получал деньги, покупал соль, крупу, макароны. Сложив продукты в дерматиновый чемодан и не возвращаясь в Маффет, уходил к своему стаду овец, к своим холмам, где жил в старом автобусе, брошенном кем-то и заржавевшем на перевале Семь Колоколов.

Тарзан вынес из автобуса кресла, загнал в него полусотню овец, готовил еду на примусе, неделями ни с кем не разговаривал, только кричал, подражая голосу Тарзана. Он любил кричать ночами, будил деревню, но деревня не злилась на него. Чуть тронутый умом, Тарзан был услужлив, добр, разбирался в лекарственных растениях, мог сделать бесплодную корову способной к зачатию…

С недавнего времени в автобусе кроме примуса и овец появилась туристка Зося, отставшая от своей группы № 207 маршрута Тбилиси – Пасанаури – Орджоникидзе. Тарзан плохо знал русский, никогда не читал стихов Пушкина, хотя окончил школу, где учитель Леонид Квирикадзе ставил его к стене, на которой висел портрет русского поэта, и все ученики ахали от сходства Тарзана с Пушкиным.

…Машина Терезы Векуа затормозила у болота. На зеленой воде покачивалась кудрявая голова “классика”. Он вышел на берег, облепленный пиявками. Тереза отвернулась. Минут пять ушло на отдирание пиявок. Украдкой взглянув на странную процедуру, в которой принимал участие учитель Леонид Квирикадзе, Тереза изумилась и даже испугалась, увидев огромных размеров инструмент любви Тарзана-Пушкина.

Спустя час Тарзан стоял в кабинете секретаря райкома Тугуши. Тереза держала портрет Пушкина в разбитой раме и с жаром говорила:

– Мы научим Тарзана стихам Пушкина, поставим его на постамент…

Тереза показала рукой на окно, в котором виднелась городская площадь с пустым мраморным постаментом. Не так давно там стоял каменный исполин – Иосиф Виссарионович Сталин. Памятник снесли, постамент остался.

– Наши пушкинисты приезжают, разглядывают: вроде Пушкин. Вдруг он оживает и начинает читать стихи!

Тугуши смеется, довольный. Потом спрашивает:

– А если они обидятся?

– Не обидятся. Их везут по пушкинским местам: Дарьял – Арагви – Терек… Так? Нас просили устроить им развлекательную программу… Вот мы и развлечем их… Не только же сациви и тосты…

Тугуши взвешивал предложение Векуа:

– Шестьдесят пушкинистов Европы, Америки, Японии. С ними сам Василий Павлович Мжаванадзе едет…

– Василий Павлович первым будет смеяться! Живой Пушкин! И потом, это символ единства грузинского и русского народов… А пушкинисты из Африки как будут рады! Их родной брат…

Тарзан Кобаидзе смущенно улыбался. Он не совсем понимал, что от него хотят.

– Стихи Пушкина читал? – спросил Тугуши.

– Нет…

– Читай, учи день и ночь.

– Я не знаю русского…

Тугуши почему-то продекламировал Маяковского:

– Да будь я и негром преклонных годов, и… что-то там… я русский бы выучил… за то, что им разговаривал Ленин!

Три дня спустя Леонид Квирикадзе писал на школьной доске большими грузинскими буквами русские слова: “Кавказ подо мною. Один в вышине стою над снегами у края стремнины…”

Леонид оглянулся на Тарзана, сидящего за партой.

– Читай!

Русские слова звучали в устах Тарзана ужасно. Леонид остановил этот поток абракадабры.

– Сейчас тебе объясню… “Кавказ подо мною. Один в…”

– Не объясняйте…

– Почему?

– Я не люблю русский…

– Тугуши сказал же тебе…

– Сказал. Но я не обезьяна, чтобы стоять на памятнике и…

К маффетской школе подъехала “Волга”. Сторож Шалва посмотрел вслед красивой женщине, затянулся “Казбеком”, выдул дым в пустую бутылку. Тереза Векуа вошла в класс, взяла чистый лист и протянула Леониду:

– Напиши “Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…”

Леонид раскрыл том Пушкина на нужном стихотворении.

– Писать грузинскими буквами?

– Да. Я пойду с Тарзаном в лес, когда мы вернемся, он будет знать стихотворение наизусть…

Тереза улыбнулась Тарзану, который сидел на последней парте и затравленным зверем смотрел на пышногрудую красивую женщину.

…В густых зарослях можжевельника, накрытая мощным торсом Тарзана, стонала, плакала третий заместитель секретаря райкома. Голова ее медленно вползала в лисью нору, около которой они упали час назад. В лисьей норе пахло прелой шерстью, из глаз третьего заместителя лились горячие, счастливые слезы: “Убей меня, Тарзан!”

Солнце ушло за холмы, когда они вернулись к Пушкину.

– Только на танцах на анарской турбазе я жалел, что не знаю русский…

– Читай…

– Но с Зосей я что-то говорю…

– Кто такая Зося?

– Со мной в автобусе живет…

Пчела, может, из того же улья, что и убитая Ясоном Ясоновичем, села на пышную ляжку третьего заместителя. Ее постигла та же участь.

– Читай!

Тарзан читал:

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви…

В Маффет ежедневно стала приезжать “Волга”. Шофер курил “Казбек” со сторожем. Тереза в можжевельнике грызла землю. Тарзан учил стихи Пушкина.

Деревенский милиционер Муртаз Хомерики, обладатель стеклянного глаза, предупредил Тарзана: деревне не нравится, что на утеху “высокопоставленных жоп”, как выразился Муртаз, Тарзан должен кривляться, читать стихи, стоя на памятнике Сталину.

Тарзан не внял предупреждению. Тереза повезла его в ателье индивидуального пошива. Портной Меликян не знал, как шьется камзол и прочие атрибуты одежды начала девятнадцатого века. Но раз партия велит, Меликян снял с Тарзана мерки и обещал через неделю сшить что-то похожее на пушкинские наряды.

В тот день, когда Тарзан примерял камзол, на перевал Семь Колоколов приехал газик. Два работника райкома посадили туристку Зосю в облепленный грязью вездеход и увезли куда-то, откуда она не вернулась. Тарзан нашел на примусе записку: “Уехала в Арзамас. Буду скучать. Целую. Зося”.

Тарзан разжег примус, стал варить сосиски, купленные в буфете райкома. Засмеялся, вспомнив, как сегодня, свернув с шоссе, они с Терезой поехали короткой проселочной дорогой. Неожиданно Тереза остановила машину, велела шоферу выйти погулять, собрать ежевику, и… Тарзан засмеялся сладким видениям.

Тарзану нравилось ездить на черной райкомовской “Волге”. Ему нравилось бывать в кабинете Тугуши, показывать Ясону Ясоновичу сшитые портным Меликяном наряды. Ему нравилось на виду всего города взбираться на мраморный постамент и репетировать свой номер. Ему нравилось, что заместитель Тугуши давала ему курить египетские сигареты.

Ночами в холодном автобусе он шептал сонным овцам:

Во тьме твои глаза блистают предо мною,

Мне улыбаются, и звуки слышу я:

Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя!

Приближался день приезда пушкинистов. Анарский райком партии гудел, как встревоженный улей. Надо было организовать застолье на восемьдесят человек. Отряд поваров закалывал баранов, индюков, речка Храмка взрывалась динамитами, серебряные форели падали в плетеные корзины. В лесу был застрелен кабан – Василий Павлович Мжаванадзе, святой отец всех грузинских коммунистов, любил кабаньи шашлыки…

– Что с тобой, Векуа?

– Замоталась, Ясон Ясонович.

Бледная, с бинтами на длинных ногах, с исхудалым задом, который совсем недавно пышно распирал ее платье, Тереза все эти два месяца пропадала в Маффете, обучая долдона-пастуха стихам Пушкина.

– Запри дверь, Тереза…

Тереза заперла дверь кабинета секретаря райкома, села на дубовый стол, через две минуты слезла с него. Открыла задвижку. Тугуши зашел в личный туалет.

Наступил тот день… С утра лил дождь. Гостей ожидали к обеду. Кортеж машин, выехавший вчера из Тбилиси, где завершилась официальная часть всемирного форума “Пушкин на Кавказе”, должен был остановиться во Мцхетах, далее в Пасанаури, там ночной банкет, утром короткий заезд на родину Важи Пшавелы. Дождь и пшавский завтрак, который мог затянуться, заполняли тревогой душу Тугуши.

В полдень из-под темных туч сверкали молнии, грохотал гром. Тарзан стоял на мраморном кубе, накрытый листом целлофана. Он нервничал, повторял, повторял: “Стою над снегами у края стремнины”. Он смотрел на мокрых пионеров с букетами роз, на оркестр духовых инструментов, на Терезу, шептал ей с высоты куба: “Во тьме твои глаза блистают предо мною”.

…В соседнем Пасанаури пушкинисты, одуревшие от адских выпивок, с трудом несли свои животы к машинам, стоявшим в дубовой роще. Пьяный монгольский пушкинист неожиданно вскочил на местного коня и куда-то унесся вместе с ним. Ждали его час. Вернулся конь один, без монгольского пушкиниста. Нашли его еще через час спящим в поле с одной туфлей. Искали вторую туфлю – не нашли… Долго ждали, когда выйдет Василий Павлович Мжаванадзе. К бронированной машине его вела молодая жена. Святой отец грузинских коммунистов шептал:

– Когда я принимал Александра Дюма, Лаврентий Павлович Берия предупредил: с ним не состязайся в выпивке. Пьет, как верблюд.

Святой отец грузинских коммунистов, когда напивался, путал времена, эпохи – и Дюма, и Берию сажал за один стол воспоминаний.

Мжаванадзе огляделся по сторонам, увидел в машинах головы храпящих пушкинистов: японцев, финнов, англичан…

– Пить не умеете, фраера! Поехали!

Вдоль Арагви вытянулась вереница из черных машин. Спалось хорошо. Через час показалась Анара. Помощник Мжаванадзе повернул голову к заднему сиденью и услышал шепот: “Не останавливайся, проезжай, нет сил”. Чуть приоткрыв глаза, Мжаванадзе увидел памятник Пушкину. Памятник снял цилиндр. “Что за бред”, – подумал Мжаванадзе и упал в глубокий сон. Дождь барабанил по стеклам. Машины одна за другой проехали мимо Тарзана Кобаидзе. Играл духовой оркестр. Какая-то из машин остановилась, вышла молодая поэтесса, посмотрела на памятник.

– Это вы, Александр Сергеевич?

Чья-то рука затащила поэтессу в машину. Она, задыхаясь, говорила что-то бессвязное, ей одной понятное:

– Он ангел, а вы гад… Такие, как вы, задушили его! И он убит… и взят могилой!!!

Машины пушкинистов проехали. Тарзан не мог понять, что происходит: “А мои стихи?” Он спрыгнул на землю, погнался за пушкинистами, матерясь по-русски и по-грузински… Скатился по травяному склону и оказался впереди кортежа, выехавшего из-за поворота. Тарзан поднял камень. Польский пушкинист Матей Пивовский протер очки и близоруко вгляделся в мокрую фигуру на дороге. Изумился:

– Пушкин! Камни кидает!

…На перевале Семь Колоколов туман. Среди овец, пощипывающих хилую траву, лежал Тарзан Кобаидзе. Его зло высмеяла деревня.

Из тумана выплыла шаровая молния, но Тарзан не видел ее, он спал. Ему снился сон: по снежному полю едет карета. Останавливается. Из кареты выходит Александр Сергеевич Пушкин.

– Здравствуй, Тарзан!

– Здравствуйте, Александр Сергеевич! Куда так рано?

– Еду стреляться с Дантесом…

Скрипит снег под ногами поэта.

– Хотел познакомиться поближе, распить по бокалу, но, видимо, не удастся… опаздываю, жаль.

Во сне появляется Ясон Ясонович Тугуши. Он говорит поэту:

– Александр Сергеевич, вы не поедете на Черную речку! Вместо вас поедет Тарзан Кобаидзе. Вы светоч советской поэзии! Партия не может рисковать жизнью поэта!

– Я еду на дуэль!

На Пушкина набросились двое – те, что увезли Зосю, – оттащили от кареты. Ясон Ясонович подтолкнул Тарзана:

– Езжай! Там, на Черной речке, с этим… как его… с Дантесом не разговаривай! Ты французского не знаешь, он поймет подмену! Постарайся убить его! Это партийное поручение и моя личная просьба!

Карета тронулась. Тарзан оглянулся, увидел в тумане Пушкина, крепко схваченного людьми Тугуши.

На Черной речке отмерили дистанцию. Выбрали пистолеты. Дантес улыбнулся Тарзану и что-то сказал по-французски. Тарзан молча кивнул. По команде начали сходиться. Шаг, второй, третий…

Тарзан поднял пистолет. Взял на мушку француза…

В это мгновение шаровая молния столкнулась с головой Тарзана. Он открыл глаза, хотел проснуться… Огненный шар расширился, потом сузился в черную точку…

Тарзана Кобаидзе нашли мертвым на перевале Семь Колоколов. Его убила шаровая молния. Рядом лежали четыре мертвые овцы…