ЧАСТЬ 5 В ПОИСКАХ РАДОСТИ.
ЧАСТЬ 5
В ПОИСКАХ РАДОСТИ.
1
Вернувшись в Америку, они на двух автомобилях устремились на запад. Аризона поражает Сименона экзотикой: улицы забиты автомобилями, а между ними пробираются всадники – сплошные ковбои в разукрашенных седлах и в сапогах, отделанных серебром. Ночью путешественники въезжают в столицу штата Тусон. Отель начала 19 века, все носят облегающие ковбойские рубахи, сапоги на высоких каблуках черные или бежевые шляпы, с лихо заломленными полями. На голове Жоржа бежевая, и он чувствует себя здесь своим. У прибывших такое ощущение, что они попали на съемки вестерна.
После обеда, устроившись с трубкой в плетеном кресле на веранде отеля, и наблюдая за живописными всадниками, Сим с удовлетворением заявил:
– Наконец-то мы приехали!
– И надолго тебя хватит? – Съязвила Тижи.
– Навсегда!
О, она знала цену этому столь безаппеляционному «навсегда».
В городе две торговые улицы, а кроме деревянных вилл с верандами старинного стиля, глинобитные дома мексиканского типа. Им удается снять гасиенду с огромным садом и просторными комнатами, при каждой из которых имеется ванная. Марка отдают в лучшую школу. Женщины заводят знакомство с местным кружком интеллигенции. Сименон активно работает.
В подвале на уровне садовой лужайки он нашел огромное сводчатое помещение, похожее на зал древнего монастыря с двухметровыми каменными статуями в нишах. Эта была мастерская покойного мужа хозяйки дома, занимавшегося скульптурой. Сименону, устроившему письменный стол у окна, здесь прекрасно работалось. Вечерами он совершал конные прогулки. После прогулки, как правило, писал целую главу, а утром перепечатывал, внося, изменения. Это касалось «серьезных романов». «Мегрэ» он писал сразу на машинке.
Метод работы плодовитого автора обсуждался постоянно. Он же придерживался привычной схемы, сложившейся с первых лет писательства. Сименон – «жаваронок» по натуре, при любых обстоятельствах поднимался не позже шести утра и после огромной чашки кофе (и дозы секса) приступал к беспрерывной шестичасовой работе. Иногда она сопровождалась двумя-тремя бутылками вина, иногда чаем или кофе. И непременно – курением трубок.
Начинал Сименон литературный путь с репортажей, рассказов и очерков, которые, как и «романы для горничных», печатал прямо на машинке. Так появился и первый «Мегре». В дальнейшем, Сименон набрасывал вечером на желтом конверте с названием задуманного романа список действующих лиц и весьма приблизительный сюжет. Утром сразу набело печатал роман, увлекаясь и отступая от намеченного плана.
По иному происходила работа над «серьезными романами», требовавшими больших усилий и затрат времени. Здесь не обходилось без черновиков. В начале рабочего дня Сименон первым делом любовно и кропотливо затачивал два десятка карандашей, с которыми садился за очередную главу. Как только графит одного карандаша стирался, он брался за другой. Точно так же он никогда не курил два раза подряд одну и ту же трубку, заготавливая заранее целый набор из своей коллекции, насчитывавшей более двухсот штук. Трубки набивались экзотическими смесями светлых тонов табака, изготавливаемых специально для него «Данхиллом». Дорожные справочники, географический атлас, карты железных дорог – все это помогало ему насыщать свою прозу реальными деталями и придавать романам завораживающую документальную достоверность. Остальное (а точнее, самое главное) делали – вдохновение и талант. На следующий день он перепечатывал текст с мелко исписанных листков на машинке.
В своих интервью Сименон не раз говорил, что пишет для «простого человека», вне зависимости от его образовательного уровня, поэтому его романы не велики – 4–7 печатных листов, то есть от 200 до 300 машинописных страниц. Они не только коротки, но и предельно лаконичны по стилю. Писатель сознательно ограничивал свой словарный запас до, самое большее, двух тысяч слов. Короткими были и сами слова, ибо находились под сильнейшим эмоциональным давлением. Некоторые его психологические романы обрывались внезапно сжатой концовкой, словно автор сам не мог больше выдержать их высокого напряжения…
«Я никогда не знал, почему выбираю ту или иную тему для романов. В моих произведениях нет живости и блеска, у меня бесцветный стиль, но я положил годы, чтобы избавиться от всяческого блеска и обесцветить свой стиль»
Он писал без заранее составленного плана, изобретая интригу «по ходу дела», радуясь и зачастую удивляясь тем неожиданным поворотам мысли, в которые вовлекало его это спонтанное творчество. На каком-то этапе герои нового романа начинали жить как бы своей собственной жизнью, и ему оставалось «всего лишь» описывать ее. На одной из карточек своего досье он пометил: «Это не классические детективы, а «романы обстановки», где погружение читателя в атмосферу психологического наблюдения значит гораздо больше, чем ход полицейского расследования»
2
Наконец-то прибыла Буль, получившая американскую визу. Тижи встречает ее приветливо, словно забыв пережитую обиду. Во взглядах женщин нет теплоты, но и вражда не чувствуется. Теперь, и в самом деле, роман Жоржа с Буль для нее не актуален. Путь об этом беспокоится Дениз.
Сименон снимает Буль маленький уютный домик по соседству со своей усадьбой. Добродушную простушку, кинувшуюся со слезами обнимать Марка, тепло встречают и Дениз. Но по поведению Жоржа сразу понимает, что его отношения с Буль не останутся платоническими
– По-моему, вы понравились друг другу. – Довольный встречей, Жорж обнял Дениз.
– Дорогой, мне хорошо известны твои сексуальные аппетиты. Бедняжка Тижи сильно заблуждалась и осталась у разбитого корыта. – Дениз усмехнулась. – Я вовсе не ревнива. Пухлая простушка Буль не является серьезной соперницей изысканной худышке Дениз. Но знаешь, моя самоуверенность совсем не похожа на нелепые претензии Тижи играть роль полноправной хозяйки дома! Смешно – какая она «мадам Жорж Сименон»?
– Верно. – Согласился Жорж, не задумываясь и не слушая Дениз. Он уже воображал, как обнимет Буль. – Каждая хороша по-своему.
– Можешь не стесняться, я не намерена ограничивать твой аппетит «диетами».
– Ты не диета, ты – лакомый кусочек, – заверил Жорж, но в первый же вечер решил определить ситуацию:
– Пойду к Буль, ей, верно, очень одиноко.
Ди кивнула, заговорщически подмигнув.
Буль ждала своего Маленького красивого господина. Рассказ о ее жизни в Париже оказался печален. Деньги, оставленные на ее содержание Сименоном, присвоили какие-то негодяи, и бедняжка едва сводила концы с концами.
– Сладкая моя Булочка! – Жорж привычной рукой прошелся по ее прелестям. – Даже исхудала, детка. Помнишь, как ты подсматривала за мной в деревне? А потом увидела «шампиньон»!
– Я ж была совсем глупая… – раскинувшись, она крепко обняла его.
– У меня такое чувство, что я вернулся домой, – Жорж с наслаждением совершал привычные маневры.
Буль то плакала, то смеялась, повторяя: «Мой красивенький господин»…
Она была более женственна, чем угловатая, костистая Тижи. И так проста, так естественна, в равнении с непредсказуемой Ди!
Когда он вернулся в спальню, Дениз спросила:
– Вы занимались любовью?
– Да.
– Тогда теперь моя очередь.
«Публичного дома в Тусоне не было. А соблазнительные женщины, крутившиеся возле бара, показались мне не очень чистоплотными». Так что приезд Буль оказался весьма кстати.
Приходит приглашение на прием в Голливуде. На карточке значится: «Мистеру Сименону и мадмуазель Дениз Уимэ». О Тижи, которая все еще оставалась мадам Жорж Сименон, не было и упоминания.
– Ты ставишь меня в смешное положение, появляясь в свете со своей любовницей! – бросив на стол приглашение, Тижи обиженно хлопнула за собой дверью.
Дениз получила в подарок о Жоржа элегантное черное платье. Черные перчатки до локтя и золотая сумочка в руках заменили украшения. Она без макияжа (как считает Жорж), но глаза оживленно блестят, темные волосы падают на плечи – вполне достойная пара высокому красавцу с всемирной славой.
В ресторане «Романофф» много оживленных знакомых лиц. Сименона приветствует Чарли Чаплин, обнимает старый друг Жан Ренуар. Дениз в восторге от того, что видит знаменитостей. Все шло хорошо и Сименон даже не заметил, в какой момент Дениз сорвалась. Заливаясь слезами, она схватила свою короткую накидку из белого шелка, и выбежала на улицу.
. – Ди, постой! Этот парень заядлый остряк. Он вовсе не хотел тебя обидеть.
– Этот пошляк сказал что-то вроде «зимой, чтобы не мерзнуть, хорошо иметь на себе канадку»! За кого он меня принимает?!
– К тебе эта шутка не имела никакого отношения. Глупый каламбур – так называют куртку на меху, ты же знаешь. Вернемся – я ни с кем из друзей не успел проститься.
– Тебе не обязательно уходить со мной. Это твой круг. Компания пошляков и нахалов! – Она споткнулась о бордюр тротуара и чуть не упала. Тут только он догадался: Дениз успел набраться сверх меры.
– Какого черта ты столько пила? Неужели нельзя было потерпеть до дома?
– Ты тоже пил!
– Но я не устраиваю скандалы по пустякам. А ты закатываешь истерику в ответ на невиннейшую шутку, которую почему-то сочла для себя оскорбительной!
«…Я не питал к ней никакой злости, только слегка сожалел, что привез ее сюда слишком рано. Короче говоря, она еще не «выздоравливает» и я понимаю, что потребуется больше времени, чем я думал для… для чего? Для того, чтобы обрести подлинную Ди? Но какую Ди? Я чувствовал, что разрываюсь между страстью и своего рода отчаянием, садясь в нашу машину и возвращаясь в отель»
В отеле Дениз, бурно рыдая, раскаивается в случившемся. Жорж ее успокаивает, и они как прежде, неистово предаются любви.
«Мне грустно. Моя страсть не угасла. Завтра нам придется делать вид, что ничего не произошло, возвращаясь обратно в Тусон».
3
Инцидент на приеме в Голливуде показал Сименону, что его желание «вернуть Дениз самой себе» пока еще далеко от исполнения. Анализируя ее поступки, он теряется. Какая она – настоящая? Та, что сокрушалась о жестокой судьбе и хотела покончить жизнь самоубийством? А не была ли вся эта идея с самоубийством просто эффектной ролью?
Какова настоящая Ди? Она больше не делает парикмахерские прически и носит простые платья. Она прекрасная подруга для Марка и пылкая возлюбленная.
Но достаточно было первого конфликта в среде его друзей и она сорвалась… Странно, почему Сименону не приходит в голову простой ответ: Дениз слишком много пьет и, выпив, срывается. Ее психика не может совместить роль леди и шлюхи – а ведь именно такой он страстно жаждал ее.
Ди не бросает обязанности секретарши. Напротив – она постепенно забирает в свои руки все дела и даже заводит самостоятельную переписку с издателями, продюсерами, журналистами. Приносит «патрону» на подпись пространные письма по любому пустяковому поводу.
– Смотри, здесь «твой» ответ в два издательства и уточнение насчет экранизации.
– Да тут целый роман! – Жорж просмотрел принесенные Дениз письма. – Я потратил бы на все эти дела пару фраз.
– У тебя мало времени, поэтому ты отделываешься короткими ответами. Я могу позволить «тебе» больше общения в переписке.
– Да они решат, что я впал в маразм! Развожу «ля-ля», как пансионерка в письме к подружке!
– Я старалась! И я уверена – так будет лучше. Ты слишком жесткий с людьми. И ты не во всем идеал, Джо! Знай это.
– Верно. Я уже жалею, что доверил тебе вести дела. Уступил по мягкости характера. Такой неразберихи у меня в бумагах никогда не было.
– Ах, так? Ты нарочно издеваешься надо мной! Я больше не секретарша! – Дениз схватила письма и порвала их на мелкие кусочки. Она уже рыдала, и пришлось ее успокаивать – это маленькую беззащитную девочку.
– Прости. Это не мой стиль ведения дел. – Жорж уже расстегивал брюки дрожащей рукой. – Но я не хочу ущемлять твою самостоятельность… Делай, как знаешь…
И она делала: в кресле, на полу, на столе, на подоконнике, с закатыванием глаз и без, с воплями и молча…Что еще она могла предложить этому жеребцу?
Вскоре и Тусон перестал быть домом. Они исколесили всю Аризону. Новый городок Тумакакори – новое пристанище. Поселение индейцев племени понагос, вождем которого оказался садовник снятого ими домика, привело Сименона в восторг. Это не резервация, а настоящая деревня с кокетливыми домиками, над которыми возвышалась белоснежная церковь, относящаяся, по видимому, к периоду испанского владычества.
На холме, несколько в отдалении, стояло здание из красной глины – публичный дом под названием «Пещера». Гости попадали в большой зал с баром и щебечущими девушками разной национальности – сплошь юными и красивые. Клиенты пили текилу и пиво, а потом уводили одну из девушек в комнаты.
Жорж и Дениз часто приходили туда. Выпивали, общались с девушками разных мастей и национальностей. Дэниз легко нашла с ними общий язык и увлеченно болтала, пока Жорж исчезал в комнатах. Атмосфера действовала на нее возбуждающе.
– Спорим Джо, что ты ни разу не спал с представительницей индейского племени? – Дениз кивнула на смуглую девочку.
– Да эта крошка еще совсем ребенок!
– Она говорит, что ей тринадцать. Но она давно созрела. Я вот созрела в девять лет.
«У малышки огромные черные глаза, внимательно смотрящие на меня, и мне кажется, будто я читаю в них мольбу… Для нее все дело в том, чтобы не уронить себя в глазах старших, более зрелых чем она, что смотрят на нее с усмешкой.
Я неохотно увожу ее. Меня никогда не привлекали слишком юные девочки, и даже девственницы. Я пошел с маленькой индианкой…лишь потому чтобы не огорчить ее, но понимал, что мы с ней далеко не зайдем.
В побеленной известкой комнате, где на почетном месте висит распятье, а на комоде стоит Богоматерь под стеклом, она сбрасывает красное ситцевое платье, которое скрывает ее тельце, хорошо очерченную грудь, лобок, уже затененный редкими черными волосами.
Она что-то мне говорит, но я не понимаю. Она подает мне знак тоже раздеться и, но я стою неподвижно. Тогда, подходит ко мне – невинная, гордая, вынимает мой член, и начинает ласкать. Смущенный, злясь на себя, я не могу сдержать эрекцию. Тогда она, победоносная, ложится на кровать, раскидывает ноги, и смуглыми, тонкими пальцами раскрывает губы своего полового органа.
Я отрицательно качаю головой, но она недовольно надувает губы. Тогда я заставляю себя ее ласкать и меня удивляет ее реакция, движения уже зрелой женщины. И она не притворяется, ибо вскоре ладонь у меня мокрая, а через несколько секунд она напряглась в оргазме. Меня это радует, я делаю ей знак подниматься и подаю ей платье. Она бегло целует меня перед тем, как закрыть за собой дверь, горделиво подходит к кружку товарок, где снова садится на свое место.
Здесь Ди не участвует в наших играх, но чувствуется что ей легко и радостно посреди своей маленькой свиты.
… Атмосфера здесь была непринужденная, хотя и без скабрезности, как будто грех и стыд вообще не существовали в этой стране…»
Это не сочинения желтой прессы, а изданные в разных странах «Воспоминания о сокровенном», адресованные Сименоном выросшим детям. С какой естественной простотой описывает Сименон этот эпизод, подчеркивая строгость своего моральный кодекс, запрещающего вступать в сексуальную связь с малолетками. Дух этого первобытного края, этих людей, столь же близких к природе, как и к Богу, (статуя Богоматери и крест над постелью проститутки) позволяет его с придельной откровенностью и нескрываемым удовольствием восстанавливать детали. «Что естественно – то и прекрасно», такова установка Сименона, отметающего табу цивилизации. Вспоминаются его эротические игры с Ди рядом с кроватью семилетнего сына и невинная простота в приобщении Ди к радостям сексуальной свободы в Гаванском борделе. Какие последствия будет иметь его установка на сексуальную раскрепощенность, называемую чаще распущенностью? Видимо, он был столь уверен в своей правоте, что о последствиях не задумывался.
Удивительный человек, этот плодовитый писатель, хорошо знающий, что в своих романах даже описывать страстный поцелуй не стоит. Не тот «формат»
После того, как Сименон бросит писать, он надиктует гору откровенных воспоминаний – двадцать один том! Даже изучив их, трудно разобраться в тайне феномена Сименона – совмещавшего дидактику писателя-моралиста и откровения темпераментного мужчины.
4
«Несмотря на мою внешнюю самоуверенность, я, скорее, человек беспокойный, особенно, во всем том, что касается любимых мною людей, и всегда склонен чувствовать свою ответственность за то, что с ними случается. Мысли о том, что я огорчил кого-то, пусть даже незнакомого человека, достаточно, чтобы вызвать у меня угрызения совести»
Здесь Сименон не лукавит.
Во время прогулки с Жоржем и Марком по пустыне Дениз падает с лошади. Мальчик в ужасе, его отец едва не теряет рассудок от горя – Ди, вероятно, сломала все кости!
Ее отвозят в больницу и до тех пор, пока не прошли обследования, и не был сделан рентген, Жорж буквально сходил с ума от неизвестности. Наконец, выяснилось: Дениз чудом избежала серьезных травм, отделавшись синяками и ушибами. Но врачи хотят подержать ее в больнице.
Это сущий ад для измученного беспокойством Сименон. Он носит в судках больной горячие обеды и ужины по составленному ею меню, он живет в гостинице, расположенной рядом с больницей, он не может ни спать, ни есть и во всем винит себя.
И вот он допущен к больной.
Бледная, обессилевшая Дениз протянула ему горячую вялую руку – у бедного Жоржа едва не разоралось от жалости сердце. И еще – брюки. От возбуждения.
– Меня тебе очень не хватает? – догадалась Дениз. – Я имею в виду, что тебя не тянет сходить на холм к нашим приятельницам?
– Пожалуй, – соглашается он, так как знает, что она пробудет тут еще не меньше недели.
– Возьми двоих, – просит она.
«Ди посылает меня на красный холм и, признаться, меня это устраивает. Почти каждый из наших визитов я находил одну или две новеньких, которых чаще всего и выбирал. Они ни в чем не похожи на женщин, которых находишь в гостеприимных домах Парижа даже самых аристократических, тех домах, куда правоверные жены приходят без ведома мужей, чтобы за час заработать на обновление своего гардероба.
Здесь не существует ничего тайного, нет жеманства, скрытых уловок, мнимой пристойности. Никто не ломает комедию.»
– Ну что? – спрашивает Дениз на следующее утро. – Был там? Они не удивились, что меня нет?
– Я им все рассказал, и они обрадовались, что опасность миновала.
– Ты взял двоих? Кого? Ты должен рассказать мне все в подробностях.
Рассказ Жоржа, очевидно, так живописен, что больная возбуждается.
– Потерпи, милая. Мы не можем делать этого, пока ты не поправишься окончательно.
Январь 1949, Ди только что выписалась из больницы. В доме все еще живет санитарка, мешающая интимному сближению. Жорж удаляет сиделку и сам ухаживает за больной – нежно и внимательно. Однажды, когда он обмывал ее на ночь – всю голую, уже без синяков и ссадин, он робко спросил:
– Ты думаешь, я могу?
– Конечно, идиот!
С третьего месяца интимной жизни с Дениз, Жорж перестал предохраняться, подумав, «будь, что будет!». Ничего не случилось, Дениз не беременела три года, и, наконец, она сказала:
– У нас будет ребенок, Джо. Это будет мальчик я уверена, – после визита к гинекологу, подтвердившему предположение, Дениз светилась радостью.
– Когда? – Сообщение о том, что он еще раз станет отцом, перевернуло Жоржа – большей радости он не мог и придумать и уже горел нетерпением. – Когда это случится?
– Осенью!
Узнав о беременности Дениз, Буль заплакала.
– А как же я? Вы возьмете другую няню.
Она обожала детей и боялась лишиться Марка и жизни вблизи Маленького господина – ведь это ее единственный дом и ее семья.
– Тебя я никогда не брошу. – Пообещал Жорж.
Тижи, узнав новость, побледнела. Она понимала, чем это может ей грозить. Дениз добилась своего – до замужества осталось сделать один шаг – вытолкнуть из дома ее, Тижи.
– И что ты решил? – настороженно спрашивает она Жоржа.
– А что я должен решать? Все останется по-прежнему.
– Ты не намерен развестись?
– Нет! И так все хорошо. – Твердо ответил он. – Марк обрадуется малышу. Буль привыкнет.
– Во Франции и Бельгии мужчину не преследуют за адюльтер. Но сочтут виновным, если он «содержит сожительницу под супружеским кровом»
– Полагаю, в пуританской Америке дела обстоят еще хуже. Я проконсультируюсь с адвокатом.
Дениз больше не курит и не пьет. Она стала удивительно нежной.
– Наш мальчик будет самым красивым – твой сын, Джо! – она нахмурилась:
– Одно тревожит: как теперь все сложиться? Боюсь… боюсь нам придется заключить брак.
Через несколько дней Жорж вызвал Тижи на серьезный разговор:
– Я думаю, нам все же придется развестись. Ты сама это прекрасно понимаешь. Иначе нас могут отправить назад в Европу как «нежелательных элеменов». По американским законам наше общее сожительство аморально.
– По человеческим тоже. Помяни мое слово… – она устремила на него свой суровый взгляд из-под нахмуренных бровей: – Однажды, Жорж, ты придешь просить у меня утешения.
Неожиданная поездка в Лос-Анджелес несколько разряжает обстановку. Один из продюсеров решил снимать фильм по роману Сименона «Цена головы». На главную роль приглашен Чарльз Лаутон, уже прославившийся в ряде фильмов. Они познакомились – писатель и актер. Сименон пришел в восторг – «огромная глыба, движущаяся с легкостью танцовщика – вот что такое Лаутон!» Расстались друзьями и сохранили добрые отношения на много лет.
Марку исполнилось десять, он с радостью ждет братишку, трогая живот Дениз, уже ощущавшей толчки малыша.
Ребенок должен родиться в сентябре. Дениз и Жорж каждую неделю вместе посещают гинеколога с бутылочкой мочи. Низкорослая Дениз превратилась в колобок, но Жоржа это не смущает – он с восторгом ждет появление малыша.
– Милый, я чувствую себя виноватой, – Дениз погладила огромный живот. – Я так тебе сочувствую. Знаю, что тебе не хватает «этого»…
– Еще мальчишкой я привык заниматься любовью каждый день, чаще всего, два-три раза в день. Это так же необходимо мне, как чашка кофе или трубка. Но дом на холме помогает преодолеть голод.
– Теперь уже скоро…
Срок приближался, Дениз чувствовала себя нормально, и они решили подыскать клинику.
Роскошный монастырь с мраморным полом, милыми монашками – медсестрами приходится будущим родителям по вкусу.
Жорж хотел добиться разрешения присутствовать при родах. Однако ему позволили остаться с Дениз лишь до того момента, как начнутся схватки.
29 сентября Дениз без особых трудностей родила большого, крепкого малыша. Хотя весил более пяти килограмм и был самым крупным мальчиком в родильном отделении.
Счастливый отец велел доставить Дениз ворох роз, но медсестра пришла в ужас, увидав охапки цветов:
– Мистер Сименон, у нас здесь не цветочный магазин.
Жорж ликует: Жан-Дени-Кретьен Сименон родился! Он был совершенно счастлив и гордился своим крупным сыном.
Он был очень нежным и заботливым отцом: научился менять подгузники, кормить сына из бутылочки с соской, поскольку молока у Дениз для такого богатыря не хватало. Пока искали няню, Дениз и Жорж проводили часы на кухне: вместе стерилизовали бутылочки и подогревали молоко. Совершенно идиллическая, нежно любящая друг друга пара. Всем ясно – развод с Тижи неотвратим. Сименон нанимает для Тижи и для себя самых дорогих адвокатов, ибо раздел имущества не так прост, как казалось вначале. Письма адвокатов следуют одно за другим. Что бы успокоиться он пишет роман «Мой друг Мегрэ» – третий из написанных в Тумакакори. Действие происходит на острове Поркероль, где он много рыбачил и часто играл в шары с рыбаками.
Снова предстоит переезд: Марку исполнилось 10 лет и ему необходима более серьезная школа, чем та, которую он посещал здесь.
5
Жорж решает поселиться в Сан-Франциско, считая его самым красивым городом в США. Но по дороге видит красные крыши Кармеля, утопающие в зелени на берегу океана. И в тот же день находит там виллу.
Кармель-на-море уникальное место в Калифорнии. Городок с его садами и виллами прилепившимися к довольно крутому склону, выглядел игрушечным. Это курорт для очень богатых, здесь все комфортабельно и солидно, несмотря на небольшие размеры. Здесь нет рекламных панно, автомобилисты проявляют старомодную учтивость. В магазине продаются французские деликатесы – консервированные улитки и лягушечьи лапки. В книжном невиданное разнообразие – литература на всех языках.
Их дом выстроен из отливающей всеми оттенками розового орегонской сосны и толстых стекол, заменяющих стены. Просторные комнаты залиты светом. Спальня с одной стороной выходит на террасу, где часто спит малыш. Море цветов и зелени окружает дом, кухня нашпигована современной техникой, от которой у Сименона захватывает дух. За террасой – лес, а за ним – синева океана.
Идет 1949 год. Неистовая бурная страсть Жоржа к Дениз успокоилась. Успокоилась и Дениз. Она уже не провоцирует его на скандалы и, похоже, перестала играть роль соблазнительницы. Это простая и любящая женщина, забывшая о макияже, души не чающая в своем сыне. Правда, она снова начала курить, но делает это без эффектных жестов. Между ними уже не происходят мучительные сцен, как в прошлом. Она скромно одевается, ее лицо на морском воздухе порозовело – милая, простая молодая мать. Приятельница Дениз, зашедшая к ним на обед, спросила у Ди, где она может подкраситься после еды. Дениз увела ее к туалетному столику в спальне:
– Вы знаете, в моем доме вместо пудры только тальк.
– Нет ни губной помады, ни румян?
– И туши для ресниц, и даже карандашика для бровей!
Жорж, куривший на террасе, слышит театральные интонации в ее голосе, понимает, что Дениз приятна демонстрация полного преображения. Ему не приходит в голову, что тайные средства макияжа Ди хранила в специальном ящичке. Не может же настоящая женщина остаться совершенно «безоружной»?
Он счастлив и хочет, что бы все вокруг были счастливы.
Сименона огорчает единственное – вмешательство Дениз в дела с издателями. Когда речь заходила об авторских правах, то он действовал по собственному усмотрению. Остальные вопросы решала Дениз, обсуждая часами по телефону и в пространных письмах кучу мелких деталей. Сименон старается не вмешиваться, он так дорожит обретенным покоем.
– Дорогая, где свежие газеты? – Жорж вышел на террасу – рабочий день окончен.
– Ты уже испек очередной пирожок? Славно, что я не остаюсь без чтения.
– А мне нравится, что первый мой читатель – непременно ты! В сущности, получается, что я пишу для тебя.
– И не перестаешь меня удивлять! По-моему, сочинить детектив с запутанной интригой – самое сложное, что может быть.
– Ошибаешься! – он выбил о деревянный парапет трубку. – Нет ничего проще, чем написать детективный роман. Прежде всего, необходим хотя бы один труп. Затем необходим инспектор или комиссар полиции, который ведет расследование и имеет права рыться в прошлом любого человека. И наконец… – Что еще надо, моя секретарша?
– Любовь! Без любовных сцен было бы скучно.
– Любовь может играть разную роль – стать обвинителем или защитником. – Он закурил другую трубку и, как всегда, раскуривая, пустился в рассуждения. – Все зависит от того, толкнула ли она на преступление или оградила от него, погубила или спасла.
– Преступная любовь – это волнует! А вот мадам Мегре очень уж правильная – все возится у плиты и ждет своего благоверного.
– Мадам Мегрэ – идеал женщины для миллионов читателей, которые заглядываются на легкомысленных девушек, а дома мечтают всегда иметь надежную женщину и вкусное рагу.
– А дамы мечтают о комиссаре. Такой умный и сильный мужчина!
– Главное в моем Мегрэ – стремление понять людей. Понять истоки их слабостей и никогда не осуждать.
– Не полицейский, а «Служба спасения».
– Именно так! Но мы забыли о еще одной непременной составляющей детектива – о подозреваемом.
– Верно! Ведь в нем вся соль. Особенно интересно, когда подозревают уважаемого и состоятельного человека. – Дениз прищурилась, выпуская дым сигареты к морской сини. – В каждом читатели находится толика зависти к хозяевам жизни и им очень приятно, когда толстосумов застукивают с поличным. Принеси вино из холодильника.
На стеклянном столике появились бокалы и бутылка «бордо»
– И ты заметила, – Жорж наполнил бокалы, – подозреваемых должно быть как можно больше. То есть, как можно больше людей должно иметь мотив к свершенному преступлению. Необходимы подозреваемые, которых автор, ради финального сюрприза, более или менее удачно замаскировывает.
– А следователь мечется от версии к версии, нащупывая верный след. – Дениз улыбнулась.
– Инспектор или комиссар как бы играет роль перил на крутой лестнице. Читатель идет следом за ним. Вместе с ним подозревает, порой делится с ним опасениями. И вот на последних страницах раскрывается правда. Даже если детектив плох, редко бывает, чтобы читатель отшвырнул его после нескольких первых глав.
– Каждому хочется знать, чем дело кончится. С обычными романами все не там: если он не трогает, его бросают после второй или третьей части. Мне кажется, я могла бы стать неплохой Агатой Кристи. Ты не находишь?
– Достаточно нам одного Сименона! – он развернул американскую газету.
– А ты молодец – свободно читаешь газеты на английском.
– Не забудь, что я никогда не учил его. Такой способный парень.
– Джонни плачет! – Дениз вскочила, столкнувшись с Жоржем – они оба бросились к проснувшемуся ребенку.
«Идиллия! – подумала Тижи, сидевшая с вязаньем за углом террасы. – И как смешно, что этот опытный «исследователь судеб» попался на мякине. Развод? Что ж, я постараюсь огорчить эту стерву, отхватив большой куш от имущества Сименона, на которое она уже метит»
Сименон в это время, занимаясь любовью с Дениз на полу у кроватки сына, мысленно продолжал «лекцию»:
– Персонажей можно, с некоторой долей условности, отнести к двум основным категориям, резко противопоставленным друг другу. С одной стороны – властьимущие всех рангов и степеней, которые почти всегда находятся за кулисами. Этих я не терплю и подаются в резко отрицательном плане. С другой – простые маленькие люди. К ним я отношусь с бесконечной симпатией. Ведь именно они являются жертвами бесчеловечного социального буржуазного уклада! А-а–а… Это было так неожиданно… Извини, детка, я задумался.
– Задумался на мне? Это что-то новое, – Дениз поднялась, запахивая халатик. – А знаешь, что я тебе подарю?
– Галстук? Парфюм? Эротические плавки?
– Вот скажи, какие у нас у входа цветы?
– Яркие.
– А название?
– Это не розы. И не ромашки.
– Я подарю тебе справочник растений. – Дениз подвела Сименона к окну: – Это кусты олеандра, а те малиновые кусты, что лезут до самой крыши – бугенвиллии.
– Я знаю про яд белладонны, куррары и про ландышевые капли…Этого вполне достаточно. Брр, мне пора в душ.
В декабре Сименон написал два романа «Мегрэ и старая дева», «Подруга мадам Мегрэ». Что не мешало ему в десять часов утра катать малыша в коляске вокруг дома, в то время как Дениз готовила бутылочки с сосками. Днем оба шли пешком к центру города, катя малыша в нарядной коляске. Заходили в бакалейную или мясную лавку, целовались украдкой. Невероятно, но вопреки предсказаниям Тижи, молодые родители были счастливы. Правда, Дениз Уимэ еще не стала женой и ночью, втихаря, потягивала из бара виски.
В январе 1950 Сименон написал роман «Зеленые ставни». В феврале «Похороны господина Буве».
В мае, когда уже начались морские купания в уютной бухточке в ста метрах от дома – был написан последний в Калифорнии роман «Рождество Мегрэ».
Неожиданно Сименон узнает, что новелла «Семь крестиков в записной книжке» опубликованная в Нью-Йоркском журнале, принесла ему премию имени Эдгара По, которую присуждали ежегодно за лучший американский детектив. Спустя два года столь же неожиданно он получит премию «За лучший детективный роман года» в виде револьвера начала Х1Х века, времен «дикого запада», с выгравированной дарственной надписью.