ЧАСТЬ 4 АМЕРИКА. ДЕНИЗ.
ЧАСТЬ 4
АМЕРИКА. ДЕНИЗ.
1
Прибыв в Нью-Йорк, семья расположилась в огромных апартаментах на двадцать пятом этаже роскошного отеля, в который Сименону удалось попасть благодаря его вездесущим высокопоставленным поклонникам.
Еще на борту судна знаменитого детективиста осаждали репортеры, в Нью-Йорке его уже ждали. О прибытии знаменитости сообщили по радио и в отель нагрянули журналисты, фотографы. Пресс-конференции происходили в гостиничном холле.
Все хотели знать планы писателя, его отношение к эмиграции и войне.
– Вы никогда не занимались политикой. Почему вы не рассмотрели вариант работать при фашистах?
– Я занимался человеком. Идеология, разделяющая людей, как колбасные изделия на ценные сорта и малоценные, для меня неприемлема.
– Вы – коренной европеец – были вынуждены покинуть насиженное место и сменить континент. Это очень тяжело. Не отразиться ли такие перемены на вашем писательском труде?
– Я всегда любил путешествовать, побывал с женой на всех континентах. И везде писал. Даже два последних года бегства от фашистской оккупации, с волнениями и сплошной переменой мест не повлияли на ритм моей работы.
– Многие знаменитости, эмигрировавшие из Франции, буквально льют слезы по Парижу. Вы уже начали скучать?
– Я предпочитаю вести деревенский образ жизни. Париж – место отдыха, развлечений, встречи с друзьями. Но, поверьте, домик на морском побережье, куда более подходящее место для писательской работы. В отличие от многих испуганных и ностальгирующих эмигрантов, попавших из Европы в Америку, я испытываю радость и удовлетворение, словно вернулся домой. Мало того, я и не думаю о возвращении, а намереваюсь прочно обосноваться здесь.
– Вы планируете поселиться в провинции?
– Пока, я думаю, нам рано «покорять» Америку. Сыну шесть лет, знание английского у меня и жены весьма приблизительное. Поэтому мы решили осесть в Канаде, в Монреале или его пригородах и начать с освоения языка.
– И тогда вы сможете писать по-английски?
– Полагаю, об этом рано говорить. Пока я намерен заключить новые контракты в Америке и Канаде и пользоваться переводами. В Канаде, надеюсь, найдется много людей, читающих по-французски.
Сименону 42 года, он в расцвете сил, живописно падают на лоб волны густых волос, умные глаза смотрят сквозь дым трубки на журналистов, ловящих каждое его слово. «А ты, сим, и впрямь знаменитость! «
В Нью-Йорке Сименон заключил новые контракты, встречался со старыми парижскими знакомыми из богемы, стонавшими по Франции, а через 10 дней семья отправились в Монреаль, где снова остановилась в отличном отеле, а Сименону предстояли новые интервью и встречи.
– Чего вы хотели бы получить от Канады? Возможно, новое вдохновение? – спросил его один из журналистов.
– Мое вдохновение всегда при мне и не зависит от географии. От Канады я хочу получить машину и секретаршу.
– Машина – это сейчас большая проблема. Все заводы работают на военные поставки. Даже за старые тачки просят колоссальные деньги. А вот с секретаршей будет намного проще – вы останетесь довольны! – улыбнулся журналист.
Если бы знал Сименон, чем обернется это случайно брошенное обещание нового знакомого.
Машина он достал легко – для великого создателя Мегрэ проблем не существовало и в Канаде. Секретаршу решил выбрать самостоятельно. Дал объявление в газету и получил 180 писем. Всех претенденток принял, побеседовал и не выбрал ни одной, поскольку имел вполне определенные требования, касавшиеся не только профессиональных, но личных качеств.
Жорж пребывал в отличном настроении – здесь он, наконец, устроит жизнь по своему вкусу – найдет время и для общения с семьей, и для личных развлечений. Сименон решил снять или купить виллу в пригороде Монреаля, чтобы ездить оттуда в Нью-Йорк «по делам», то есть – иметь достаточно свободного от семейной опеки времени. Ведь необходимость прятаться от жены отпала, хотя она и не оставляла его. Тижи не воспользовалась своей свободой, решив остаться мадам Сименон и посвятить себя сыну. Она намеревалась сохранить с Жоржем добрые дружеские отношения, чтобы не случилось в его личной жизни. За исключением нового брака.
В сорока километрах от Монреаля Сименоны присмотрели подходящее жилье. Хутор Сент-Маргерит, расположенный вокруг замерзшего озера, под охраной заснеженного ельника был похож на рождественскую картинку. Домики из толстых бревен, засыпанные снегом перелески, поля – настоящая зимняя сказка! Кроме того – вилла из серого камня, расположенная отдельно от дома, очень подходила для кабинета Сименона и обиталища его будущей секретарши.
Сименон заключает новые, выгодные договора на издание своих книг на французском языке, находит для шестилетнего Марка и жены гувернантку с хорошим английским. Милая женщина, в прошлом школьная учительница, к тому же играла на гитаре и пела чувствительные песенки.
Впереди зима и местные морозы могут превышать 20 градусов, а значит, надо запастись лыжами и теплой одеждой. С наслаждением Сименон включается в новую игру – готовит семью к зимним холодам.
Наконец, семья обеспечена всем необходимым и Сименон может заняться личными делами. Он уезжает в Нью-Йорк, чтобы заключить договора с издателями. Здесь он быстро убеждается, что ситуация с красивыми сговорчивыми женщинами ничуть не хуже, чем в Париже и заводит роман с длинноногой рыжей красавицей манекенщицей.
Секретаршу ему обещает найти некий издатель-горбун. Горбун знает весьма подходящую опытную и образованную особу, но она задерживается в Филадельфии. Сименон ужинает с рыжей красавицей в итальянском ресторанчике, отмечая успешное завершение борьбы за гонорары – контракты на издание книг выглядят внушительно.
Глядя в зеленые глаза новой пассии, на ее молочной белизны кожу и слушая нежный голос с приятным акцентом, Сименон думает о том, что эта молодая женщина хорошо смотрелась бы рядом с ним в роли жены и, наверняка, понравилась бы Марку. После ужина пара танцует в полумраке почти пустого зала, потом она идет к нему в отель на чашку кофе. Но Сименона предупредили, что американку нельзя тащить в постель в первый же вечер. И дело ограничиваются поцелуями. Он решает пойти в наступление через 3–4 дня. Она, похоже, отпираться не будет. Обволакивает его страстным взглядом, напевно растягивая нежное Д-жерд-ж…
2
Утром Сименона разбудил звонок из Монреаля – приехавшая в Нью-Йорк из Филадельфии претендентка на должность секретарши и готова с ним встретится.
Сим неохотно назначает встречу в ресторане «Брюссель» на 78–й Ист-Стрит, в котором всегда обедал приезжая в Нью-Йорк. Ему совершенно не хочется встречаться с дамой из Филадельфии, это мешает его планам на сближения с рыжеволосой манекенщицей. Ну, хотя бы можно будет с удовольствием пообедать. Хозяин ресторана– итальянец – сумел привлечь изысканную клиентуру разнообразными блюдами европейской кухни. Сим обожал специальное бельгийское блюдо – угри под зеленью, где зеленью, в данном случае, служила дикая крапива.
Сименон навестил больного приятеля и неохотно заторопился: посещение ресторана было совершенно не к стати. К тому же, не удалось поймать такси, пришлось идти пешком, а он сильно опаздывал к назначенному времени. Весь взмыленный и раздраженный он вошел в холл ресторана.
Симпатичная гардеробщица лукаво сообщила:
– Мистер Сименон, за вашим столиком ждет красивая дама.
«Красивая» – сейчас это его совершенно не волновало, ведь предстояло свидание с желанной красавицей, возможно, будущей женой.
За столиком сидела маленькая женщина в синем костюме с белым жабо. На черных стриженых волосах косо сидела белая шляпка. Да, действительно, довольно красивая, но совершенно не в его вкусе – мала, черна, расфуфырена не в меру.
– Я жду вас уже полчаса. – Недовольно сказала женщина, подавая ему руку. – Я к этому не привыкла. Если бы у меня была мелочь, а не чеки, я давно бы ушла. А поскольку я выпила два коктейли, и мне нечем было расплатиться, пришлось ждать вас.
– Вам нужно разменять очень крупный чек?
– На 200 долларов, это моя месячная зарплата в консульстве.
Сочинитель детективов усмехнулся – он насквозь видел людей, тем более, лукавящих женщин. Двести долларов в те дни считались очень крупной суммой, но Сим знал, что без всяких проблем здесь могли бы разменять купюру. Однако дама не ушла, а предпочла подождать его, найдя, как ей казалось, подходящий предлог.
Она уловила легкую насмешку в его взгляде и поторопилась объяснить:
– Ах, не смотрите вы так! Считаете, то у меня слишком короткая юбка и узкий жакет. Это лишь от того, что в военное время лимитирована покупка тканей. – Брюнетка одернула юбку. – Впрочем, я не уверена, что стану вашей секретаршей. В половине четвертого в отеле «Астория» у меня встреча с директором канадского филиала «Жидкий воздух». Ему нужна секретарша. Ваше имя мне известно. Меня зовут – Дениз Уимэ. Миссис Уимэ – она протянула руку для поцелуя. Встав, он выполнил ненавистный обряд рукоцелования.
Обед с вином и коньяком прошел почти молча. Сименон наслаждается любимыми угрями и ему было совершенно безразлично, станет ли эта женщина его секретаршей или устроиться в этот идиотский «Жидкий воздух».
Когда они вышли из ресторана, взглянув на часы, она сказала:
– У меня еще есть время до встречи. Можно немного прогуляться в Центральном парке.
Осенний день блистал во всей красе – солнце на красно-золотой листве, на розовом гравии дорожек и зеркальной глади пруда. Они долго смотрели на утку с выводком утят выпрашивающих кусочки хлеба.
– Вы любите животных? – спросила она.
– Очень.
– Я тоже.
– Я родилась в Квебеке, затем жила в Оттаве. В английском и французском у меня равные возможности.
– Не заметил ни малейшего акцента ни в том, ни в другом языке.
– У меня много способностей, – она взглянула мельком как-то странно. Или так показалось, оттого, что ее белая шляпка едва доходила ему до подбородка, а взгляд снизу кажется лукавым?
Совсем не его тип, к тому же сильно накрашена, и туфли на очень высоких каблуках. Брюнетка с рыжеватым отливом и карими глазами, постоянно менявшими выражение.
Расставаясь, она протянула ему руку, и в подведенных глазах промелькнуло нечто трагическое, хотя накрашенные губы улыбались.
– От результата моего собеседования будет зависеть, смогу ли я принять ваше предложение. Ждите меня до половины пятого. Если я не приду к вам в отель, значит, приняла приглашение в «Жидкий воздух».
Она ушла на встречу, а Сименон вернулся в отель и заказал бутылку Сент-Эмильона – бордосского вина, которое она хвалила за обедом. «На случай, если дама вернется», решил он и никак не мог понять, почему с таким нетерпением поминутно смотрит на часы. Пытался думать о манекенщице, обладавшей довольно пышными формами, столь привлекавшими Сименона. Мода на худышек еще не настала, а пышная грудь и округлые бедра считались главными признаками женственности. Символами соблазна считались pine–up girls, которые на протяжении сороковых успешно поднимали боевой дух американских солдат. Распевая незатейливые любовные песенки и выставляя на всеобщее обозрение свои внушительные прелести, pine–up перестали быть армейской экзотикой, превратившись в своего рода знак времени. Пикантные журнальные версии Клары Боу, Бетти Грейбл или Мэй Уэст красовались на лобовом стекле грузовиков, на обратной стороне крышек потертых армейских чемоданов, висели над изголовьем видавших виды кроватей. Pine–up часто бывали чуть коротконоги, толстоваты и вовсе не так изысканы, как холеные парижские дивы. Но любили их именно такими. Идеал Сименона совпадал с требованием времени, его притягивали простые, смешливые пышечки. Странно, как его занесло в брак с костлявой, мрачноватой интеллектуалкой Тижи? Впрочем, Марк так мил и хорош, что жалеть не о чем.
3
Ожидая в номере мисс Дениз Уимэ, Сименон пытался отвлечься, но все время возвращался мыслями к новой знакомой: она сказала, что если договорится с фирмой, то в отель не вернется. Так ждать ее или нет? Неопределенность начинала его бесить.
Он снова смотрел на часы и злился на себя: – Какого черта! Она заставляет меня терять время!
На пять минут позже назначенного времени портье сообщил, что к Сименону пришла девушка.
– Пропустите.
– Ну и как? – спросил он мисс Уимэ с неожиданным волнением, удивляясь вибрации собственного голоса.
– Все решил зеленый свет… – Она смотрела как-то неопределенно и говорила загадками, то ли шутя, то ли имея ввиду предначертание судьбы.
– Зеленый свет?
– Выйдя из «Астории», я пошла вверх по Парк-Авеню. – Присев, она закурила. – Загадала про себя, что приду к вам, если на всем пути будет попадаться лишь зеленый свет. А если нет… приму любое другое предложение.
Опытный детективист тут же сообразил, что светофоры в Нью-Йорке переключаются автоматически через равные промежутки времени. А значит, при равномерной ходьбе, пешеход попадает непременно на один и тот же свет. «Зеленый коридор» к нему устроила вовсе не высшие силы. Он не высказал свое соображение вслух.
– Это чудо! – воскликнула она. – Всю дорогу горели зеленые светофоры! За меня решила судьба.
Все, что произошло дальше, Сименон помнил в деталях до конца своих дней и много раз перебирал в памяти, стараясь понять, что же произошло с ним тогда? Вероятно, все начиналось как обычная связь, всегда волновавшая Сименона в начале знакомства. Игрок шел по финишной прямой к цели, все сильнее воспламеняясь.
При свете настольной лампы, они распили бутылку «Сент-Эмильона», сверля друг друга взглядами в накалявшейся атмосфере. Маленькая худышка не выдерживала никакого сравнения с рыжеволосой тициановской красавицей, с которой у него уже было на следующий день назначено свидание. Теперь он знал, что отменит его.
– Прогуляемся? – она встала и надела свою шляпку.
Выйдя из отеля, они медленно дошли до Рокфеллеровского центра и направились к Таймс-Сквер. Она купила у уличного торговца галстук восточной расцветки.
– Это в честь нашего знакомства. Восток – нечто пряное и жаркое.
– И совершенно загадочное.
Стемнело, она взяла его под руку, и Сименон вздрогнул, удивившись – откуда этот юношеский трепет? В первом баре, куда они зашли, она заказала шотландский виски со льдом, с несколькими вишенками и долькой апельсина. Второй бар с фотографиями Черчилля и Эйзенхауэра на стене, они пьют еще что-то крепкое…
Ужинали в маленьком ресторанчике при дрожащем свете свечей, стоявших на каждом столике и под звуки фортепиано, игравшего блюзы.
Она тихо пропела «Kiss me once
And kiss me twice…»
……….
Its been a long long time…
«Поцелуй меня разок,
Поцелуй меня другой…
…..
Это было давным-давно»
У нее был низкий хрипловатый голос, как у певиц ночных ресторанов и баров.
Сименона пробрала дрожь: он, повидавший множество самых разных женщин, впервые – именно впервые (что он с удивлением и даже испугом осознал) почувствовал лихорадку, которую называют страстью. Он отказывался в это верить – ведь никогда до сих пор не влюблялся с первого взгляда, да и не предполагал, что такое может случиться с ним.
Кроме того, считал, что сама любовь, как явление – не слишком долгостойкий «фрукт».
«Любовь, или чувство, которое за нее принимают, с течением времени прокисает, портится все сильней, и, наконец, окончательно прогоркнув, превращается в ненависть».
Это умозаключение он сделает позже. Сейчас же случилось то, что случается с молниеносной влюбленностью: прежние ориентиры и устойчивые принципы были потеряны. Он попал в ураганный циклон страсти с полностью отключенными «приборами навигации»
Дениз тихо мурлыкала: Kiss me once
And kiss me twice…
И смотрела на него глазами, вбирающими всю печаль мира. Эти переменчивые, странные глаза… Ничего не умея объяснить себе, Сим почувствовал, что вся его жизнь пошла кругом. Впрочем, они были изрядно пьяны.
После ужина вышли в свежесть ночи и шли, держа друг друга за руку.
– Не пойти ли нам потанцевать?
Он соглашался на все:
– Я отвезу вас в одно из «Caf?– Society», но не знаю, какое выбрать. В одном собираются знаменитости и артисты Бродвея, в другом публика пестрая, богема, моргиналы…
– Хочу именно туда! – Она тесно прижалась к нему и рассмеялась с пронзившей его чувственной хрипотцой.
Сим обладал феноменальной памятью, но что-то в конце жизни ему придется откапывать в кладезях жизненного багажа. Этот же вечер впечатался в его память с мельчайшими подробностями.
Он запомнил, как перед снесенным домом, в высоком кресле на тротуаре восседала какая-то полная женщина, освещенным двумя лампами, и ей делал завивку парикмахер, объяснявший в рупор зевакам, что эта прическа – самая практичная и сексуальная.
– Всем дамам, которые желают сделать новую прическу не придется долго ждать – каждая получит свое! – Обещал пронырливый малый.
– А вы? Вы хотите получить свое? – пошутил Сим, сжимая ее локоть.
Она рассмеялась грудным смехом, от которого его бросило в дрожь.
В полумраке накуренного кафе, они танцевали тесно, слишком тесно прижавшись. Она, наверняка, почувствовала его желание и именно в этот момент спросила:
– Кажется, вы довольно известный французский романист?
– Пока написал всего шестьдесят романов.
– Полагаю, что один из них я читала. Мельком пробежала в поезде. Вообще, я читаю лишь английские книги.
– И кого из авторов предпочитаете?
– Генри Джемса… в основном.
Больше никаких познаний в сфере мировой литературы – ни русской, ни американской, ни французской она не проявила.
– Почему вас не переводят на английский?
– Меня переводят уже более десяти лет. Переведены тридцать романов.
– Конечно, в душе я француженка, хоть и воспитывалась в Оттаве. Все мои предки по материнской линии были французами.
– А семья отца?
– В 1850 году мой дед был одним из самых знаменитых премьер-министром Оттавы. А дядя… – Она говорила и говорила, упоминая своих родственников, добившихся высокого общественного положения.
Он почти не слушал, задавал вопросы машинально и лишь тупо смотрел на нее, ощущая всем телом ее присутствие рядом.
Ее волосы, щекотавшие его подбородок, пахли горько. Худая и гибкая, она все теснее прижималась к нему. И чем больше пили они виски, тем теснее становились объятия.
Музыкант – красивый негр, игравший блюзы, сделал паузу. Вдруг просияв улыбкой, она оставила Сима:
– Подождите меня! – и направилась к негру. Они сели за столик, мисс Уимэ что-то писала в блокноте, музыкант охотно говорил, иногда срывался к фоно и наигрывал обрывки мелодий.
Она вернула обратно, явно довольная, что на нее смотрела вся публика.
– Это твой знакомый? (Сим не помнил, в какой момент они перешли на «ты»)
– Это очень известный пианист. Я слышала несколько его пластинок. Мой отец в прошлом был журналистом и музыкальным критиком. Вот я и выдала себя за журналистку и сделала вид, что беру у него интервью.
– Ты записывала, что он говорил?
– Разумеется, нет! Только дела вид. Это так интересно – играть роли!
Он положил руку на ее колено, посетители из благовоспитанных буржуа, стали коситься на разнузданную пару, демонстративно оборачиваться и осуждающе шипеть – в те времена в Америке были весьма пуританские нравы. Жорж и Дениз вели себя вызывающе, они шокировали, и это еще больше подогревало желание. На сувенирной стойке он купил ей деревянную утку с выводком утят, в память о прогулке в сквере.
– Я должна была уехать сегодня вечером, но на поезд давно опоздала, а в гостиницу уже не устроишься. – Вид у Дениз был виноватый и, в то же время, насмешливо-манящий.
– В моем номере хватит места для двоих.
– Нам придется пройти почти пятьдесят кварталов.
– Может, взять такси? – предложил он, сгорая от нетерпения.
– Я обожаю ходить пешком!
– Это и мое любимое занятие. Каждый новый город я непременно вначале обтопаю ногами. Но, надо же перекусить?
– Вон из той забегаловки пахнет яичницей с салом! – она показала на какой-то сарай. Там, в самом деле подавали яичницу, горячие сосиски и хот-доги. Она заказала себе хот-дог, который ела на ходу с видом простоватой школьницы.
– Обожаю есть на улице хот-доги и мороженое.
Она не переставала болтала без умолку, лицо ее постоянно менялось – то она преображалась в наивную девочку с распахнутыми глазами, то в надменную буржуазку с поджатыми губами. Сименон не мог оторвать от нее взгляд. Они часто останавливались, что бы поцеловаться.
– Ты не будешь возражать, если я сниму туфли? Ноги натерты, а нужно пройти еще десять кварталов.
Сбросив туфли, она пошла по асфальту в чулках.
– Моя мать из очень богатой семьи. В пятнадцать лет у меня была верховая лошадь, дед владел в Монреале целой улицей. Но потом он разорился, пропадая в игорных домах, и оставил моему отцу лишь один большой загородный дом… – Она снова пустилась в рассказы о родственниках, сделавших блестящую карьеру, о своей любви к музыке, о том, что воспитывалась в женском монастыре…
А его терзало безумное желание, и он прерывал ее болтовню поцелуями.
– Я мечтала стать актрисой, но играла лишь в любительском театре. В восемнадцать лет я основала в Оттаве клуб девушек, мы ставили спектакли и устраивали балы!
Он проглатывал все то, что до сего момента терпеть не мог. Ему нравились полные блондинки, женщина, манившая его, была худая и смуглая. Ему нравились простые люди, претила буржуазность, амбициозность, все эти пошлые «балы для барышень» – и вот он получил все сразу. Но не ретировался, а прилип к ней, как загипнотизированный.
– Когда началась война, я поступила в Красный Крест, и работала в госпитале. Мой отец стал главным переводчиком в Парламенте в ранге министра. Англичане просили меня возглавить отдел в консульстве в Филадельфии. Там я и служу. Но…это так скучно.
– Разумеется, обязанности моей секретарши будут куда разнообразнее… – пообещал он, но Дениз сделала вид, что не расслышала.
4
В отеле же ночной порте сделал вид, что не заметил пришедшую с Сименоном даму, ибо правила проживания были очень строги. В номере Жоржа стояли две кроватями. Осмотревшись, она попросила:
– Обещай мне, что ничего не будет. У тебя найдется лишняя пижама?
– Хмм… – Несколько опешил он, не понимая, означают ли ее слова провокацию, призыв к немедленным действиям или же, и впрямь, эта женщина не так уж доступна. Но пижаму выдал.
Она зашла в ванную и возвратилась в его пижаме, слишком большой для нее.
– Ты мне обещаешь? Мне нечего бояться? – взмолилась она, словно была девственницей.
Он бросился в свою постель и отвернулся к стенке.
«Мы, каждый в своей кровати, несколько минут лежали молча.
– Ты спишь?
– Нет.
– Ты не находишь, что мы идиоты?
– Может быть. Но ты же обещал…
– Ты могла бы освободить меня от моего обещания….
Она не отвечала, но откинула одеяло и не стала возражать, когда я снял с нее мою пижаму. Обнаженной, она выглядела гораздо хуже. У нее была грудь совсем юной девушки, а живот перечеркивал широкий шрам ярко-красного цвета.
Я набросился на нее, и она, едва я в нее вошел, застонала, дрожа всем телом. Стон перешел в крик, который, наверное, был слышен в соседнем номере. Наконец, когда ее сотрясла судорога, глаза у нее закатились, и я был почти испуган тем, что вижу одни ее белки.
Я знал многих женщин, но не встречал ни одной, которая так испытывала оргазм. Через мгновение я подумал, настоящий ли это оргазм и, как показало дальнейшее, не ошибся. Мне пришлось ждать более полугода, пока она стала переживать оргазм по-настоящему.
– В двадцать один год я была девственница. Я сама попросила одного друга, который работал в посольстве Франции, переспать со мной. Я пришла к нему в отель и потребовала, чтобы он научил меня всему тому, что мне хотелось знать. До сих пор я вижу, как он расстилает на простыни махровое полотенце…
– Вот оно что! – Нет, ее признание не охладило мой пыл, и мы снова занялись любовью раз, потом второй, и опять она закатывала глаза, кричала, дрожала, не обнаруживая ни малейшего внутреннего признака оргазма. Ее друг из посольства оказался жалким учителем. Другие ее любовники тоже. Ибо у нее были и другие, числом двадцать семь, ибо она мне их перечислила, как бы из вызова. Нет, не «как бы». Просто из вызова».
Неоднократно в воспоминаниях и интервью Сименон объясняет свою тягу к женщинам творческой потребностью изучить характер, повадки, особенности слабого пола. Однако фантастическое количество сексуальных связей не научило его разбираться в женщинах. Удивительный «тонкач» в социальных, нравственных, психологических аспектах, Сименон выглядит младенцем во всей долгой и печальной истории с Дениз. С первого же раза он решает: – закатывание глаз – возможный блеф, имитация сексуального наслаждения. Но не подумал о том, что ни одна женщина, какой бы страстной она ни хотела казаться, не позволит сознательно уродовать себя в момент близости с мужчиной. Лицо с белками, вместо глаз выглядит пугающе и отталкивающе – этого она не знать не могла. Но, скорее всего, не могла и контролировать себя в момент наивысшего наслаждения. Реакция на оргазм у Дениз менялась в зависимости от количества выпитого и ее психологического состояния, далеко не уравновешенного – именно это покажет весь дальнейший опыт ее совместной жизни с Сименоном. И как бы ошеломляюще не росло количество его сексуальных партнерш, не совершенствовался опыт, Дениз постоянно ставила его в тупик, оставаясь загадкой. Вероятно, таково ослепляющее действие сокрушительной, оглушающей и оглупляющей страсти. А Сименон испытывал к Дениз Уимэ именно это чувство.
… – Потом у меня было еще двадцать семь любовников, – сообщила она с гордостью.
Жорж на секунду вспыхнул. Но ревность подогрела возбуждение и они снова и снова занимались любовью. Она кричала и закатывала глаза, всем своим поведением демонстрируя высшую степень наслаждения.
И вдруг сразила его известием:
– Вчера, когда я приехала в Нью-Йорк, у меня была мысль о самоубийстве. Она давно меня преследует. – Женщина разрыдалась: – Я неудачница, мужчинам нужна только для утехи. Много красивых слов, а на деле…Все они рано или поздно исчезали… Я перевязала ленточкой пачку писем, купила красивую шкатулку, что бы сохранить хотя бы слова. Не смейся…
Он не смеялся, ему казалось, что он начинает что-то понимать: эта несчастная слишком часто ошибалась, принимая обычные приемы светских соблазнителей за чистую монету. А ее, наивную глупышку, так тянуло к романтике, к возвышенным отношениям! Как же далеко он был тогда от разгадки – разгадки обольстившей его женщины.
– А еще я заказала шикарный портрет у знаменитого фотографа и решила, что оставлю после себя только это. Пусть мои племянницы думают, что их тетя была прекрасной дамой… А не старой никому не нужной девой… – она заливалась слезами и Сим, изнывая от жалости, провел пальцем по шраму на животе. Он не понимал, что в ее поведении было подлинным, а где она разыгрывала комедию. Но шрам бы настоящим. А сострадание – подлинное, а не показное, всегда было украшением его жесткого, прямолинейного характера.
– Это была серьезная операция?
– Мне удалили яичник. Теперь я, вероятно, еще останусь бездетной. Меня заразил офицер французского корабля… Обожаю офицеров! – она смеялось, обливаясь слезами…
– Думаю, ты никогда не покончишь с собой.
– Ты намерен мне помешать?
Жорж целовал мокрое от слез лицо, повторяя:
– Да. Да!
Его чувства в полном смятении, глубина страданий этой женщины потрясла жалостливого писателя. Он – «адвокатом отверженных», всегда старался оправдать своих, запутавшихся в виражах судьбы, героев. И сейчас всей душей разделял несчастья маленькой, наивной и беззащитной женщины.
Они еще долго сидели рядом, держась за руки в знак союза, заключенного слабой женщиной и сильным мужчиной. А тень злого рока уже витала над соединившейся для многих бед парой.
Утром она с аппетитом позавтракала в номере, и совсем не была похожа на близкую к самоубийству женщину.
– Ты не дал бы мне денег на билет до Филадельфии?
Он протянул ей 200 долларов и спросил:
– Скоро ли я тебя увижу?
– Не знаю. Может быть, в ближайший уик-энд, может быть, никогда. Я должна подумать. Позвони мне вечерком домой. Правда, я обычно бываю на вечеринках. – Она надела перед зеркалом свою белую шляпку, и послала воздушный поцелуй.
Он слушал, как удаляется по коридору стук ее каблучков, сливавшийся со стуком его сжавшегося от разлуки сердца. Возможно, они никогда больше не встретятся! Она сказала – «не знаю» – так легко и просто, словно он ничего не значил для нее – всего лишь очередной эпизод. И ничего не случилось этой ночью – ни взрыва сокрушительной страсти, ни печальных признаний, ни заключенного с Сименоном «союза о поддержке».
На переговорах с издателем Сименон рассеянно подписал договор. К счастью, ему помогал адвокат, присутствовавший на заключении контракта по американским законам. Это был один из самых выгодных договоров в карьере Сима.
Сын спросил по телефону:
– Ты скоро приедешь, Дэд?
– Не знаю.
Он думал лишь об одном – как можно скорее увидеться с Дениз. Ничто не подсказывало ему, что их встреча была самым роковым событием в его пестрой судьбе. Выяснится это не скоро. Он не скоро поймет, как был наивен. Знаток женщин, блестящий сочинитель интриг, психолог Сименон. Ему предстояло испытать многое, воспылав страстью к маленькой, лживой брюнетке, которую он станет нежно называть Ди.
5
В тот же вечер он сел в ночной поезд и вернулся в Сент-Маргерит. Сын повис на его шее – волнующая нежность оттеснила любовные переживания.
– Ты выглядишь усталым, – заметила Тижи.
– Так и есть, – он поспешил уединиться в своем домике.
В новом кабинете, в комнате, теплой от пылающего камина, он разобрал накопившуюся почту и открыл печатную машинку. Но мысли витали далеко – никогда еще ни одной из женщин не удавалось помешать ему работать.
Вечером он шутливым тоном сообщил Тижи:
– Кажется, на этот раз я по-настоящему влюблен.
– Поздравляю. – Тижи усмехнулась краешком рта. – Удивительный дар – каждую связь принимать за великую любовь! И при этом заявлять, что в любовь ты не веришь.
Да, он чувствовал себя влюбленным мальчишкой, а она не звонила! Неужели, приняла другое предложение и уже забыла о нем? Он страдал, не подходя к печатной машинке. Лишь через пару дней, не выдержав неизвестности, сам позвонил ей.
– Алло, кто это?
– Сименон…
– Кто?! А…Да, да, вспомнила. Вам повезло, что я дома. Только что вымыла голову и собираюсь на вечеринку.
– Вы свободны в уик-энд? – Они снова перешли на «вы».
– Не знаю… постараюсь. – Голос Дениз звучал холодно, но от ее глубокого контральто Сима словно ударило током.
– Спой мне: Kiss me once And kiss me twice…
Эта песенка уже стала их собственной мелодией, наполненной воспоминаниями. Он попросил спеть ее и ждал, как пароля, открывающего вход в их короткое, но такое бурное прошлое.
Она пропела пару фразу. Слушая их, Сим ликовал: – Не забыла! Значит, все было на самом деле, а не привиделось в пьяненькой дреме. Он дрожал от возбуждения, не переставая удивляться тому, что с ним происходит.
– Ты хоть немножко любишь меня? – вымаливал он признание.
– Не знаю пока… – В трубке жужжал фен, она торопилась на вечеринку.
– Я буду встречать тебя на вокзале в субботу, – не сдавался Сим.
Пауза, жужжанье фена и, наконец, усталое: – Хорошо, я приеду с 11 часовым.
На огромном, бестолковом вокзале, полном людей и шума, Сим метался и паниковал от нетерпения и сомнений – приедет ли? Он был одержимый лишь одной мыслью: только бы она появилась! Совсем измученный, он увидел в толпе маленькую фигурку в синем костюме и рванулся навстречу. Сжал ее в объятиях, покрывая поцелуями
– С ума сошел! В Америке так не принято! – Дениз оттолкнула его и с независимым видом пошла к остановке такси.
Она привезла шляпную коробку и, когда они вошли в отель, не дала нести ее груму.
– Что там у тебя? – удивился Сим тяжести коробки.
– Говорят, в отелях, особенно таких серьезных, как этот, очень строгие правила. Если бы я несла свой «набор для случки», они бы, наверняка, меня не пустили.
– Что? Что несла? Я не понял. – Оторопел Жорж.
– «Набор для случки» – маленький чемоданчик, который женщины обычно берут с собой, если едут на уикэнд с мужчиной.
– И у тебя он есть?
– Как у всех! – она смеялась над его смущением и смотрела вызывающе. – Я встала совсем рано. – Объявила, входя в номер, где уже ждали заказанные заранее Жоржем вино и фрукты.
Устало рухнула в кресло:
– Вчера на парти в загородном доме банкира гуляли почти до утра. Были политики, бизнесмены, очень красивые женщины. Я немного заскучала и пошла к бассейну. Безумно люблю плавать! Темная вода, вокруг зелень, цветы. Купальник я, конечно, прихватила. Но тут никого не было, и я разделась догола. Резвилась, ныряла, прыгала в полном самозабвении и вдруг со всех углов бассейна вспыхнули прожектора. Стало светло, как днем и я увидела, что вокруг стоят гости и глазеют на меня!
– Пикантное происшествие… – Выдавил Сим, сдерживая желание дать ей пощечину.
– Они поняли, что выйти я не могу и, смеясь, разошлись. Тебе хотелось бы другого? Я вижу, вижу – у тебя злые глаза! Ты собственник. Ухватить добычу и держать в клетке – вот ваш принцип. Ты такой же, как все! И всем надо одно и тоже. – Она была готова разрыдаться.
– Как все? Все эти двадцать семь прохвостов, что бросили тебя? Составь мне поименный список. Я хочу знать тех, с кем ты спала.
Жорж получил пощечину и ответил. Раз. Второй. Третий. Они дрались, переходя к страстным объятиям.
Потом он поймет, что Дениз нарочно провоцировала его грубость, чтобы подстегнуть накал эмоций. На свиданиях они много пили – в основном, виски, хотя прежде Жорж предпочитал вино. Но Дениз нуждалась в изрядной дозе спиртного, поддерживающего возбуждение. Она давала ему пощечина, перечисляла любовников, упоминала подробности своих связей – делала все, что бы привести его в ярость.
– Пойми, я все знаю о мужчинах! И ты такой же, как и все, как все они!
Сименон был убежден, что любит ее отчаянно, до самозабвения. Она была совершенно непредсказуема, но он впал в зависимость, как впадают в зависимость от наркотика.
«Я очень хотел сделать ее счастливой, изгнав у нее из головы все то, чего она стыдилась, все то, чего она боялась, избавить ее от приступов гордыни и от слез…»
Он многого хотел и полагался на себя – свой опыт, свое умение добиваться цели.
А что хотела она? Этого понять было не возможно. Вопрос занозой впился в его мозг, не давая покоя.
6
Последний уик-энд перед Рождеством. Нью-Йорк в праздничной лихорадке – из всех репродукторов вырываются развеселые песенки Санта-Клауса, повсюду рождественские огни и елки: сверкающие базары, распродажи, балы и лотереи. Жорж ненавидит эту мишурную суету, он в смятении – Дениз не смогла приехать на Рождество. Она собирается идти на прием к послу в Филадельфии, а потом навестить мать и родных.
– Когда ты приедешь в Сент – Маргерит? – кричал он в телефонную трубку.
– Я еще не решила. Вероятно, в январе, если мать и брат меня не задержат дома.
– Приедешь и останешься у меня?
Она не ответила.
От неопределенности он сходил с ума. Злой и несчастный, вызвал проститутку. Но не получил никакого удовольствия, несмотря на ее соблазнительное тело и веселый нрав. Происходило невероятное – он не чувствовал себя мужчиной!
– Она тебя покинула? – спросила опытная жрица любви. – Так всегда бывает, когда мужчину бросают.
Он похолодел от одной только мысли о том, что Дениз могла бросить его. Что он был в ее жизни лишь проходным эпизодом – одним, среди многих.
Рождественский ужин в Сент-Маргерит превратился в пытку. Милый семейный круг, подарки, шампанское. Жорж старался не испортить праздник, но все время срывался.
– Ты стал такой раздражительный – взрываешься, словно порох, по каждому пустяку! – Тижи собрала с ковра разбитую тарелку. – И как мальчишка бегаешь к телефону.
– Мне должны позвонить по делу.
– Какие дела в Рождество? – Тижи посмотрела на него с сочувствием и насмешкой. – Грустишь о своей великой любви?
В полночь зазвонил телефон. Жорж вырвал трубку из рук подошедшей к телефону Тижи.
– Кто это? Не молчите же! Алло!
Послышался хрипловатый голос:
Kiss me once And kiss me twice… – и щелчок – Дениз повесила трубку.
Он замер, не выпуская трубку, в которой только что был ее бесценный голос. Он почувствовал, что готов расплакаться при всех.
– Она еще и поет! – усмехнулась Тижи.
Морозное солнечное утро. Первые январские дни. Засыпанные снегом ели, крыша виллы, поля и озеро – весь мир вокруг празднично и радостно сверкает на ярком солнце.
Спальня Жоржа и его ванная комната в общем доме располагались в мезонине, опоясанном террасой.
Рано утром он ушел в свой кабинет, а в полдень вернулся в дом, чтобы что-нибудь выпить перед обедом. Нервы натянуты и настроение поганое – он проклинал себя за то, что впал в зависимость от этой странной женщины, и который раз давал себе слово поскорее забыть ее.
В комнату вбежал радостный Марк:
– Она внизу! Я пригласил ее в гостиную. Это твоя новая секретарша?
Жорж сбежал вниз и остолбенел: Дениз стояла посреди гостиной в свободном манто из дикой кошки, в меховой шапочке. Она сияла от радости.
– Ты удивлен?
Заметив Марка, спохватилась:
– Ваш сын настоящий джентльмен. Он принял меня и даже пододвинул вот это огромное кресло.
Она была спокойна, весела, с морозным румянцем и золотыми искорками в глазах. Жоржу не терпелось обнять ее, но вместо этого пришлось изображать светскую учтивость: помочь снять шубу, расположиться в кресле. Он вовсе не хотел, чтобы Тижи догадалась, кем для него является эта женщина. Что она и есть та самая «великая влюбленностью», от которой он сходил с ума в последнее время. Для Тижи и Марка Дениз должна была оставаться всего лишь новой секретаршей. Он позвал Тижи и представил дам друг другу. Последовал семейный обед с непринужденной беседой.
Сим радовался, как ребенок: Дениз была спокойной, естественной и он готов был поклясться, что именно сейчас она подлинная – без всякой наигранности, фальши. Впереди виделась вполне идиллическая, без надрыва и диких страстей, жизнь.
Наконец, он привел Ди в свое уединенное бунгало, где в камине уютно трещали поленья, и жадно набросился на нее. Не раздеваясь, они предались любви. Их любовное объятье было короткими. Она не кричала и не закатывала глаза – она была настоящей!
– Ты приехала! Ты – вся тут! – он ощупывал ее, целовал простое черное платье, делавшее Дениз похожей на пансионерку.
– Твоя жена, наверно, догадалась. – Дениз поспешно встала, одергивая платье.
– Не думаю. Как тебе наш кабинет?
Из окна было видно озеро, заснеженный лес, дорога к засыпанной снегом деревушке – настоящая Рождественская открытка.
– Наш? Мне все тут нравится. Твой сын такой красивый.
Мельком взглянув на пейзаж за окном, Дениз торопливо восстанавливала макияж.
– Зачем ты красишься? Вся эта замазка скрывает подлинное лицо и делает всех женщин похожими друг на друга.
– Без макияжа я совсем страшненькая. Бледная и блеклая.
– Без краски ты настоящая. Ты выполнишь мою просьбу? Пожалуйста, ради меня, выкинь всю эту ерунду. Я хочу видеть твое подлинное лицо.
– Уверяю, милый, ты сам испугаешься и попросишь меня приукраситься.
– Никогда. И еще, прошу тебя, не стригись больше. Пожалуйста! У женщины волосы должны быть длинные и роскошные.
Прошла неделя, а они все еще скрывали свою любовную связь.
Они совершали долгие лыжные прогулки, хотя мороз доходил до двадцати градусов.
– Ты не прочь заняться любовью прямо в снегу? – Дениз сияла от своей идеи. – Это забавно.
– Ты уже пробовала? – тут же напрягся ставший страшным ревнивцем Жорж.
– Нет. – Засмеялась она. – Ты напрасно подозреваешь меня во всех грехах.
Он теперь верил всему, что говорила Ди. Она почти отказалась от макияжа и была похожа на бледненькую девочку – правдивую, старательную гимназистку.
Шубка защищала Ди от снега, кругом не было ни души, и они с полным удовольствием рухнули в сугроб.
К вечеру у Жоржа поднялась температура, стало ясно, что он серьезно простужен. Как всегда, Тижи была готова ухаживать за больным и днем и ночью.
– Не надо, дорогая. Мы уже не супружеская пара, мы не спим вместе. Уход за больным – интимное дело.
– Ты хочешь, чтобы я вызвала сиделку?
– Нет. Ухаживать за мной будет Дениз.
Только теперь Тижи все поняла. Что чувствовала эта молчаливая, сдержанная женщина? Конечно, обиду. Она и сама не знала, как сложится дальше ее «семейная жизнь». То надеялась, что Жорж «перебесится», и с возрастом захочет восстановить нормальную семью, ведь он так любил сына. То с ужасом ждала, что другая женщина войдет в дом и станет заводить здесь свои порядки. Похоже, эта кроха не так безобидна, она еще покажет себя. Но ведь Сим не выносит никакого давления, пройдет какое-то время и он постарается освободиться от надоевшей обузы. Ведь эта «певунья» явно ни в его вкусе.
С этого момента любовники стали жить в одной комнате.
7
Едва выздоровев, Сим принялся за работу и написал «Мегрэ в Нью-Йорке» так, словно всю жизнь прожил в этом городе. Карты, всевозможные справочники, пособия для туристов и телефонные книги, в которых он находил фамилии и имена для персонажей сделали его «коренным Нью-Йоркцем», знающем о городе больше, чем его жители. Об это взахлеб твердили критики.
Дениз рвалась выполнять обязанности секретарши, ведь она не простая любовница, а опытный работник со стажем. Жорж должен понять, каким сокровищем он обзавелся.
Он объяснил Ди систему классификации материалов, которая помогала разобраться в куче договоров из разных стран, переписке с издателями, потоками публикаций, в контактах с кино, радио, телевидением.
– Ну вот. Все готово! – Дениз показала на полки с каталожными ящиками и папками. – Такого порядка у тебя еще не было!
– Посмотрим… – ознакомившись с новшествами Дениз, Жорж опешил – все бумаги были разложены в алфавитном порядке! Перепутаны страны, кино, радио, издательства…
– Что это?! – он готов был впасть в ярость, но она простодушно улыбалась, довольная проделанной работой.
– Это же теперь моя епархия!
– Но мне было удобно держать документы в другом порядке. Издательства, радио, кино – все отдельно! Как разобраться в этой свалке?
– Алфавит – лучший гид. Нас так учили, ты увидишь, это значительно удобнее.
.
Тижи решила съездить в Нью-Йорк вместе с гувернанткой. Марку, которому уже исполнилось семь, пришлось спать одному в опустевшей комнате матери. Мальчик испугался, и в первую же ночь пришел звать отца. В одной пижаме он прибежал по снегу в бунгало Жоржа.
– Дэд! Разреши мне остаться тут. Пожалуйста, разреши! Пока мама приедет.
– Но тут нет места для твоей кроватки. Мы с Дениз заняли почти всю комнату.
– Что за проблема! – поднявшись, Дениз обняла мальчика. – Здесь места мало, зато в комнате Тижи его предостаточно. Пойдем туда!
Жолж смутился – то, что им предстояло спать на широкой супружеской кровати Тижи, показалось ему чересчур бестактным. Но Дениз настояла, и они перебрались в спальню Тижи. Рядом стояла кроватка Марка. Мальчика ничуть не удивляло, когда отец занимался любовью с Дениз. Так же, как прежде его не смущала аналогичная ситуация с Буль.
И все же, эпизод выглядит, мягко говоря, странно.
Заниматься сексом, бурно, с воплями и изысками на глазах семилетнего сына – довольно смелая идея для пуританского времени и сорока двухлетнего мужчины, находящегося в здравом рассудке. Нельзя не удивляться слишком вольному отношению к вопросам физиологии и морали такого глубокого исследователя нравов, как Сименон. Не в этой ли первобытной простоте отношения к сексу таился корень его грядущих трагедий?
Однажды в честь северного сияния Дениз решила устроить праздник. Тижи так же была в отъезде, а гувернантка мышкой сидела в своей комнате – она уже знала, что поведение хозяина не отличается сдержанностью.
– Что если мы отпразднуем это восхитительное природное явление с размахом? – предложила Дениз, загадочно сверкая глазами. – У тебя есть здесь фрак?
– Разумеется, есть. Но к чему мне фрак в этой глуши?
– А шампанское?
– Вряд ли.
– Пустяки, мы закажем его в ресторане. Тогда ступай, сделай заказ в ресторан, пусть привезут поскорее. И переодевайся, а я устрою тебе сюрприз.
Пока он заказывал шампанское, облачался в крахмальную сорочку, возился с воротничком и запонками, Дениз готовила сюрприз. Двери отворились, и она явилась в платье моды 1900 годов и сделала реверанс.
Жорж оторопел: Дениз одела платье «Бовари», которое Тижи еще до войны заказала у Жанни Ланвен.
Ди церемонно протянула кавалеру руку, и они спустились в гостиную, освещенную свечами. Шампанское, еще шампанское! В небе за окном переливались бегущие радуги сияния, превращая снежное великолепие в заколдованное царство.
Она включила патефон, тихо зазвучало «Kiss me once And kiss me twice…»
– Поцелуй меня! – Ди прильнула к нему и, не размыкая губ, они начали танцевать. Глубокое декольте волновало его – ведь уже были выпиты три бутылки шампанского. Жорж поднял подол ее платья, но Дениз вырвалась.
– Еще рано. Выпьем за северное сияние! А теперь закрой глаза…И, пожалуйста, не подглядывай.
Она сменила пластинку. Зазвучало страстное «Besa me mucho». Когда Жорж обернулся, Дениз стояла голая на столе и раскачивалась под музыку. Танец с бокалом шампанского длился довольно долго, ее движения становились все более волнующими. Наконец, дрожа всем телом, Дениз села к нему на колени и страстно прижалась…
Был шестой час утра, когда они ушли в свою комнату. Платье «Бовари заняло свое место в шкафу. Тижи не узнает об этом, пока не прочтет книгу воспоминаний Сименона, со спокойной откровенностью, как само собой разумеющееся, описавшего довольно странные отношения со своими женщинами. И эту ночь и многие другие, доставившие ему, очевидно, жгучее наслаждение.
8
Ревность к прошлому Дениз, ее опытности, мучила Жоржа, а ее развращенность возбуждала. Он хотел видеть простенькую, застенчивую девочку без макияжа с наивными деревенскими косами. Но распалялся именно тогда, когда Дениз становилась похожей на шлюху.