Смятение духа

Смятение духа

Интервью доктору Эскоффье-Ламбиотту

Полагаете ли Вы, что моральная растерянность и смятение духа являются новыми чувствами для мира ученых и чему в условиях современного развития науки Вы приписываете их появление?

– Действительно, эти чувства новы, но они присущи не только ученым-атомникам. Вызваны же они главным образом великим прогрессом науки за последние годы.

Этот прогресс сопровождается такой специализацией, что отныне любой человек может овладеть всего лишь незначительной долей человеческих знаний. Это вызывает ощущение невежества и одиночества и, очевидно, ощущение тем сильнее, чем больше знает человек. Современные ученые тоскуют по единому ключу, по той единой оси любых форм знаний, в которую верили их предки и которую они никогда уже не встретят в будущем.

Что же касается специалистов в области атомной энергии, то для них к этой грусти по прошлому прибавились ужас перед тем оружием, чудовищность которого невозможно переоценить, и растерянность, которую должен испытывать каждый честный человек, принужденный осуществлять власть. Все, что на протяжении своей жизни вобрали в себя эти люди, мечтавшие работать ради чистой науки, не помогло им в момент, когда они оказались вынужденными взвалить на свои плечи ответственность.

– Полагаете ли Вы, что современные достижения теоретической физики могут доказать то, что уже издавна провозгласили как догмат различные религии, а именно, что способности Человека познавать и осмысливать Природу имеют непреодолимые пределы?

– Мне кажется, что идея научного прогресса отныне неразрывно связана с судьбами человечества. На мой взгляд, такая точка зрения чужда какой бы то ни было религии. Развитие науки наглядно показало несоответствие между теоретически безграничными возможностями человеческого познания и ограниченными способностями одного человека, между бесконечностью и индивидуумом. И хотя в будущем возможность познать что-то новое, вероятно, станет привилегией меньшинства все более и более специализирующихся ученых, тем не менее сама эта возможность остается практически безграничной. Вот почему некоторые препятствия, которые еще в XIX столетии, казалось, лишали нас возможности представить себе единую картину мира, недавно оказались устраненными. Последние работы по определению возраста Земли, по выявлению сущности процесса перехода от неорганической материи к живой клетке, открытие свойств некоторых протеинов передавать от поколения к поколению генетическую информацию, а также исследования природы нервных импульсов – все это – не что иное, как мосты, перебрасываемые через непознанное.

– Кое-кто стремится к возрождению на новой основе спиритуализма, с помощью которого, по их мнению, удалось бы представить эпоху как нечто единое, дать ее синтез. Не думаете ли Вы, что подобного рода синтез может сделать только наука?

– Подобное понятие синтеза, на мой взгляд, основано на ошибке, свойственной самой структуре наших знаний. Мне кажется, что наши знания никогда не смогут в будущем быть всеобщими. Всеобщность знания из-за отсутствия критериев оценки и сравнения станет понятием, лишенным смысла, или догматизмом. В наши дни восхождение на каждую новую ступень познания уже не может представлять собой обогащения общей культуры, как это было в Древней Греции или в Европе середины пятнадцатого столетия; оно становится привилегией небольшого общества крупных специалистов, которым не удастся сделать свои открытия доступными для простых смертных, как смог сделать в свое время Ньютон.

Мне, например, кажется невозможным объяснить основные принципы теории относительности и квантовой теории или же принцип сохранения четности. Мне ни разу не довелось слышать такого объяснения этих положений, которое могло бы как-нибудь обогатить общую культуру.

Что же касается спиритуализма, то боюсь, что человечеству не доведется переживать в дальнейшем эпохи, которые можно было бы сравнить со славным XVIII столетием во Франции. Мы осуждены на жизнь в таком мире, где каждый поставленный вопрос влечет за собою другие вопросы, и процесс этот бесконечен. Одним из мучительных свойств процесса познания является его необратимость.

Боюсь, не взывают ли те, кто сегодня стремится к синтезу, или единству, к ушедшим в прошлое временам. Мне кажется, что подобного рода синтез они могут установить лишь ценою тирании или отречения.

– Может ли научный опыт служить в этом мире, лишённом единства, руководящим критерием для необходимого морального обновления?

– Мне кажется, что единственный открывающийся перед нами путь состоит в поисках равновесия, которыми занимается человек Науки. К этим поискам его принуждает то постоянное разделение, которое ученый по соображениям научной дисциплины должен проводить между новым и привычным, между геройством и раболепством, между необходимейшим и излишним. Ученый требует Правды, полностью освобожденной от двусмысленности, потому что в нашем сегодняшнем мире двусмысленность может быть только причиной разброда… Наконец, этот путь безотлагательно требует братства, единства мыслей и дел, без которых Человек остается беспомощным пленником слишком узкого взгляда на свое поведение в нашем слишком сложном и слишком обширном мире.

Если бы можно было передавать опыт науки, а мне кажется важным добиваться этого, то стало бы возможным подготовить значительно большее число людей к трудному испытанию «Человек перед лицом мира», испытанию, в котором философы и правительства кажутся мне глубоко анахроничными.

Газета «Монд» от 29 апреля 1958 года.