Глава IV. Экспедиции на лодках и санях

Глава IV. Экспедиции на лодках и санях

В первые дни сентября мы занимались подготовкой первого санного путешествия по внутреннему льду. Я намеревался отправиться на «Мери Пири» в верхнюю часть бухты Мак-Кормика в среду 2 сентября утром. Но восточный ветер, дувший в это утро из бухты, поднял такую волну, что во время этого путешествия люди и снаряжение промокли бы до нитки. Поэтому я отложил поездку до тех пор, пока погода не улучшится, и мы были вынуждены ждать до утра пятницы 4 сентября.

Наступила пятница, день был ясный и светлый. Я взял с собой Икву и всю партию, за исключением Мэтта, который оставался дома. Кофе был подан в пять часов утра, так что мы могли отправиться рано. Снаряжение было погружено на «Мери Пири», все было готово, ветер и прилив благоприятствовали нам, как вдруг мы заметили, что у вельбота не было руля. По-видимому, его просто оставили без присмотра и его унес прилив. Мы искали его на берегу, пройдя вверх и вниз, но все тщетно. Я решил приспособить руль «Веры», и в одиннадцать часов утра мы тронулись в путь. Пару миль попутный ветер помогал нам, но затем он стих и мы взялись за весла, однако прилив был теперь против нас, и мы продвигались вперед очень медленно.

В три часа пополудни мы причалили под первым нависающим ледником, в 8 милях к востоку от дома Красной скалы. Его массивная передняя часть, около 100 футов высотой, поднимавшаяся и опускавшаяся в соответствии с рельефом местности, свисала далеко вниз сбоку холма. Здесь мы занялись завтраком, но как только чай закипел, мы были вынуждены срочно отвести вельбот от берега, чтобы отлив не оставил нас на мели и мы не потеряли еще несколько часов. Выйдя с мелководья, мы бросили якорь и оставались на месте, пока не покончили с трапезой.

Отправившись дальше, мы гребли против сильного встречного ветра и, подплывая к верховью бухты, увидели стадо оленей, пасущихся на покрытом травой склоне. Я высадил Аструпа охотиться на них, вельбот же отправился на поиски места для лагеря. У верховья бухты я увидел в море сплошную цепь валунов, протянувшуюся параллельно берегу на расстоянии около 100 ярдов от него, которая представляла собой у всей вершины бухты крутую, покрытую песком отмель от 6 до 20 футов высотой, усеянную валунами. Перед этой грядой море было достаточно глубоким, но из-за валунов, выступающих из воды с внутренней стороны, за грядой было очень мелко.

Плывя перпендикулярно верховью бухты, за устьем мутной ледниковой речки, впадающей почти в ее центре, мы нашли в гряде узкий проход. Я направил туда наш вельбот и в 7 часов вечера в том месте, где берег был ниже всего, причалил. Мы находились у северо-восточного края бухты.

Только мы перенесли наши вещи на берег и развели огонь в керосинке, как услышали несколько выстрелов из ружья Аструпа. Доктор Кук и Иква взяли ружья и присоединились к нему, оставив меня с Джибсоном и Вергоевым. Миссис Пири ушла вверх по долине вскоре после того, как мы высадились на берег. Поскольку Джибсон и Вергоев не спали практически всю предыдущую ночь, то я велел им залезть в мешки, а сам остался на вахте. Я натянул брезент и, хотя и не без проблем, соорудил нечто вроде палатки. Около полуночи мои товарищи вернулись с охоты и сообщили, что подстрелили оленя. Мы поужинали, полулежа на земле вокруг небольшой керосиной лампы. Термометр показывал +16 °F. Я назвал наш привал «Лагерь тукту» (так эскимосы называют оленя). Здесь я написал инструкции для путешествия по внутреннему льду, назначив Аструпа, самого опытного среди нас ходока по льду и снегу, начальником маленькой партии.

Экспедиция в составе Аструпа, Джибсона и Вергоева должна была оборудовать небольшой склад провизии – пеммикана, бисквитов и молока, с противоположной стороны земли Прудо, у южн-ого угла ледника Гумбольдта. Этот склад понадобится мне во время моего путешествия следующей весной, и лучше всего его оборудовать на нунатаке, если таковой обнаружится по соседству.

Для собственного пропитания Аструп и его партия взяли провизии на десять дней, и я рассчитывал, что за это время они пройдут и заложат склад на расстоянии 100 миль, т. е. сделают примерно так же, как сделал я в 1886 году.

В субботу утром, после нашей первой ночи в лагере, Аструп пошел вверх по склонам на ледяной покров, чтобы выбрать самый удобный путь для переноса припасов. Остальная партия отправилась за оленем, убитым накануне, назад же они принесли две туши. Аструп вернулся около 6 часов, результаты его разведки оказались вполне удачными. Он обнаружил, что от лагеря до ледяного покрова было менее четырех миль.

Эта ночь была, по-видимому, очень бурной в устье бухты, и утро воскресенья было мрачным и неприятным; половина бухты была скрыта падающим снегом. Партия, отправлявшаяся на внутренний лед, и доктор Кук пошли на утесы, каждый с грузом от 52 до 58 фунтов. Они вернулись в 4 или 5 часов, и я, перевернув вельбот вверх дном, отправил их спать в мешках под ним. Около 4 часов пополудни я разбудил их и отправил на утесы со второй партией груза. Вернувшись до полуночи, уставшие до предела, они все отправились спать под вельбот. Тем временем Иква застрелил еще одного оленя. Весь этот день у входа в бухту шел снег.

Погода в понедельник была точно такой же, как и в воскресенье… Разбудив всех в 11 часов утра, я велел приготовить последнюю партию груза, снять лагерь, спустить вельбот на воду и возвращаться в дом Красной скалы. Когда все было сделано, и члены партии пожарили на огне и поели дичины, было уже 4 часа вечера. По направлению к устью бухты дул очень сильный ветер. После того, как был перенесен оставшийся груз, я попросил доктора Кука вернуться как можно быстрее, чтобы мы могли тронуться в путь и пройти над скалистой отмелью раньше, чем спадет прилив. Как только мои люди скрылись за утесами, меня стали одолевать беспокойные мысли. На берегу остались трое: я, калека на костылях, миссис Пири и эскимос, не понимавший ни слова по-английски.

Перед тем как отправиться в путь, мои люди спустили вельбот на воду, принесли и положили в него мачты и паруса. Вельбот теперь находился на небольшом расстоянии от берега перед нашим лагерем, и был привязан канатом, обмотанным вокруг камня. Мы понемногу носили вещи из лагеря в вельбот, чтобы к моменту, когда придет доктор Кук, все было готово для возвращения к Красной скале. За этим занятием, когда мы находились в лагере и собирали оставшиеся вещи, нас застал сильный шквал, который пронесся над долиной и отбросил вельбот на несколько ярдов от берега вместе с его каменным якорем. К несчастью, каяк Иквы был привязан к вельботу и его унесло вместе с ним. Мачты были поставлены на место загодя, до отправления партии, так как я опасался, что это станет нелегким испытанием для миссис Пири.

Поэтому ветер относил вельбот с привязанным к нему каяком все дальше и дальше от берега. Если он выйдет из узкой лагуны между берегом и отмелью береговой морены, то его якорь повиснет на конце веревки, и вельбот, уже ничем не удерживаемый, растворится в метели и вскоре разобьется о скалы северного берега бухты или его унесет в пролив. Перспектива была малоприятной, так как в вельботе были все наши вещи, а на то, чтобы пройти пятнадцать миль вдоль скалистого берега к дому Красной скалы, мне, учитывая мое состояние, понадобится несколько дней. Хотя воды в бухте было только по пояс, Иква (а я хорошо знал, что эскимосы очень не любят соприкасаться с водой) отказался войти в нее; вместо этого он пытался набросить свою плетеную веревку на вельбот. К сожалению, «Мери Пири» отнесло уже достаточно далеко, и веревка до него не доставала. Все это время наша лодка все дальше и дальше удалялась от берега.

В этот момент миссис Пири осенило: она надела длинные прорезиненные сапоги доктора, вошла в воду и, после двух-трех неудачных попыток, набросила веревочную петлю на форштевень вельбота. Затем она и Иква подтянули его к берегу и привязали. И только позже я понял, что в сапогах были дыры и в них попадала вода, поэтому миссис Пири, когда ловила вельбот, стояла в ледяной воде.

Вскоре после этого приключения ветер стих. Мы сели в лодку, и я вывел ее из лагуны, чтобы не оказаться запертым отливом. Однако как только мы попали на глубокую воду, где якорь уже был бесполезен, ветер подхватил нас и погнал в бухту. Мы с Иквой снова попытались поставить переднюю мачту (так как обе мачты были сняты со своих мест, когда вельбот был у берега), чтобы поднять парус. После двух или трех неудачных попыток, во время одной из которых Иква уронил мачту на мою сломанную ногу, я отказался от этой затеи и сел вместе с ним за весла, а миссис Пири у румпеля.

Мы старались изо всех сил и привели наше маленькое судно под скалы, находящиеся с восточной стороны ледника и хотя бы немного защищавшие нас от ветра, а затем дюйм за дюймом продвигались вдоль берега, пока не бросили якорь с внутренней стороны морены. Я не скоро забуду чувство облегчения, когда мы оказались в безопасности после трех часов борьбы с ветром. Люди, которым не доводилось проходить через подобные испытания, не поймут, вероятно, моих ощущений: я, человек, всегда веривший в свои силы, способный не только сам выбраться из тяжелой ситуации, но и помочь другим, оказался беспомощным и не смог помочь ни своим ближним, ни даже самому себе.

Мы начали понемногу успокаиваться, когда услышали с берега выстрел доктора и сквозь снежную завесу увидели, как он спускается с утесов. Вскоре доктор Кук уже сидел в нашем вельботе, и мы, подняв фок, быстро пошли по бухте к дому Красной скалы, оставляя за собой буруны, в которых весело подпрыгивал каяк Иквы. Все шло хорошо, пока мы не добрались до нависающего ледника, где после нескольких минут тишины ветер изменил направление и стал дуть с носа, угрожая, несмотря на все наши усилия, снести нас назад, в глубину бухты. Направив вельбот к берегу, мы бросили якорь и, укрывшись от бешеного ветра нашими прорезиненными одеялами, ждали, почти до утра, когда ветер достаточно стихнет и позволит нам взяться за весла и привести вельбот к дому Красной скалы.

Прихрамывая, я с помощью доктора шел по снегу к дому и обещал сам себе не покидать его, пока полностью не восстановлюсь. Однако сидеть дома без дела оказалось еще хуже, и два дня спустя я снова сидел в вельботе, в котором мы собирались отправиться к вершине бухты, чтобы поохотиться на оленей. В этот раз меня сопровождали миссис Пири, доктор Кук, Мэтт и Иква, дома же оставалась только жена Иквы с детьми. Высадившись, чтобы позавтракать у нависшего ледника, я внезапно увидел следы – это, как сказал, ни секунды не колеблясь, Иква, был Вергоев.

Изучив путь следов на некоторое расстояние, я увидел, что людей было трое и, так как не было каких-либо признаков несчастья или истощения, подумал, что партия просто вернулась, встретив какое-то препятствие во время путешествия по внутреннему льду. Во время охоты удача улыбнулась нам, и в течение двух-трех дней Мэтт и Иква принесли в лагерь девять прекрасных оленей. Вернувшись с запасом мяса и шкур к дому Красной скалы, я расспросил моих людей об их приключениях на ледяном покрове, а затем послал их к вершине бухты на «Вере», чтобы привезти назад снаряжение.

Попытка оборудовать передовой склад провизии оказалась безуспешной. Санная партия вернулась к Красной скале 12 сентября, с донесением, что мягкий снег сильно затрудняет перевозку припасов. Им удавалось тащить одновременно только одни сани, и поэтому они были вынуждены дважды проходить один и тот же путь; 8 сентября партия преодолела только одну милю, достигнув высоты 2300 футов. Снежная буря и сильный ветер задержали их в лагере до 9 сентября. На следующее утро тащить сани было еще труднее, и они до полудня прошли только милю. Пройдя затем три мили и понимая, что дорога не улучшится, они оставили груз на нунатаке, на высоте 2600 футов над морем, и вернулись домой без саней и спальных мешков.

22 сентября я снова послал Аструпа и Джибсона в верхнюю часть бухты, где они должны были зайти на внутренний лед и изучить условия насколько возможно дальше к северо-западу. Через пять дней они добрались до высоты 4600 футов, после чего, утомленые снежными бурями и тяжелой работой, решили вернуться домой. На третий день у них испортился термометр; до этого самая низкая температура, показанная им, была 2 °F. Аструп высчитал, что они прошли около тридцати миль вглубь территории. Они повернули назад в тот день, когда потеряли из виду землю. Сильные морозы их не донимали, по мнению Аструпа, температура не падала ниже –10 °F; в иглу было еще теплее.

Благодаря результатам этой предварительной разведки следующей весной моя санная партия прошла до северо-восточного берега и назад более 1200 миль, совершенно не утомившись, хотя мы и везли с собой все свои припасы, за исключением овцебыка, убитого на берегах океана. Когда полярная партия отправлялась в свое второе путешествие, миссис Пири, доктор Кук, Мэтт, Иква и я, взяв провизии на неделю, 23 сентября вышли на «Мери Пири» к заливу Инглфилда, чтобы попытаться разузнать, какую дичь мы можем добыть в той местности и познакомиться, по возможности, с эскимосами.

Обогнув мыс Кливленда, мы увидели северный берег пролива Мэрчисона. Несколько гагарок летали над нами; свежий лед начал сковывать пролив. Мы шли до двух часов пополудни, когда были остановлены свежим льдом в полдюйма толщиной. Так как лед был слишком толстым, чтобы идти через него, то мы пошли по его краю к юго-востоку, по направлению к острову Герберта, но найти проход дальше на восток нам не удалось. А затем произошли события, которые заставили забыть нас об этой относительной неудаче.

Мы увидели полтора десятка моржей, лежавших на большой льдине; я не теряя времени направился к ним. Они, по-видимому, не обращали внимания на нас и стали сползать в воду только тогда, когда вельбот практически пристал к льдине. Затем по берегу прокатился оглушительный треск ружейного залпа, а Иква глубоко вонзил гарпун в бок самки, бросившейся за своим детенышем в воду.

Мы едва не перевернулись, когда загарпуненная моржиха с огромной силой дернула наш вельбот, и мы оказались, если можно так сказать, на буксире, быстро плывя за пойманным животным.

Картина была очень впечатляющей. Испуганные и рассерженные моржи выскакивали здесь и там среди айсбергов и льдин, «Мери Пири» шла «на привязи», разбивая острым носом свежий лед, доктор Кук стоял на носу вельбота над веревкой, готовый обрезать ее, если моржиха нырнет под один из айсбергов или под льдину; Мэтт и я пытались, хотя это было и очень трудно сделать на раскачивающейся во все стороны лодке, пустить животному в голову пулю и остановить. Моржиха еще долго таскала нас на гарпуне, пока наконец мы не добили ее и детеныша, и, развернувшись, пошли назад к льдине, где забрали оставленные там головы двух убитых моржей.

Наш охотничий азарт был только раззадорен этим происшествием, и спустя несколько минут нас ждало новое приключение. Мы внезапно буквально наехали на стадо моржей и, сделав залп, убили двоих. Это разозлило моржей, и мы вдруг из охотников стали дичью. Нам пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не подпустить к вельботу полсотни взбешенных животных. Стрельба не прекращалась ни на секунду, а Иква в это время, пронзительно кричал и колотил гарпуном по борту. Миссис Пири не теряла хладнокровия и перебралась с кормы, где она стояла рядом со мной, на дно вельбота – так она прикрывала своим телом мою сломанную ногу от случайных повреждений и перезаряжала магазины наших винчестеров, Это позволяло стрелять беспрерывно, так что ужасные животные во главе с огромным вожаком не смогли противостоять нам и, в конце концов, отступили, после чего мы перевели дух и подсчитали нашу добычу.

В лодке лежали четыре моржовых головы, и по меньшей мере еще четыре моржа были убиты и пошли ко дну. Мы наконец-то смогли причалить к берегу и расположиться на ночлег.

На следующее утро доктор Кук и Мэтт отправились на восток вдоль берега, к дому одного туземца, который, по словам Иквы, жил неподалеку от мыса Акленд. Их не было двенадцать часов, а я за это время нанес на бумагу рельеф и очертания пролива и сделал несколько его фотографий.

Доктор и Мэтт, пройдя, как они полагали, порядка 40 миль, вернулись в 10 часов вечера. Туземцев они не видели, но обнаружили четыре каменных иглу, превосходившие по размерам виденные нами ранее, из которых только один, по-видимому, был недавно занят. Они также отметили, что свежий лед, ставший на проливе, был уже достаточно крепким, так что по нему можно было пройти.

Поскольку лед не позволял плыть дальше, то мы, не найдя следов оленей на берегу, на следующее утро вернулись к дому Красной скалы, а еще через день, 26 сентября, переехали через бухту Мак-Кормика, чтобы поискать дичь в двух долинах на северной стороне. Отправившись в путь на «Мери Пири», мы вскоре встретили свежий лед и в течение трех часов шли, пробиваясь через него, к северному берегу. Причалив, я отправил доктора Кука и Мэтта разведать верхнюю долину. Миссис Пири и Иква остались со мной в лагере, где я сделал несколько фотографий и измерений. Около 8 часов вечера вернулись доктор Кук и Мэтт с двумя оленьими шкурами и одной тушей – трофеями, добытыми меткими выстрелами Мэтта. Поев, они принесли второго оленя. Из-за слишком крутого берега они не добрались до верхней долины и сообщили, что в глубине бухты лед намного толще. Был тихий, ясный, славный день, и ночью мы наслаждались заслуженным здоровым освежающим сном.

На следующее утро доктор Кук и Мэтт пошли за шкурой убитого тюленя. Когда они вернулись, мы спустили вельбот на воду и поплыли домой. Лед был плотнее, чем днем ранее. Положив свою сломанную ногу на нос лодки, я в течение семи часов ломал лед левой ногой. Вельбот приходилось иногда толкать вперед баграми или веслами, упираясь ими в лед. Если бы промедлили и остались еще на день, то попросту уже не смогли бы переплыть бухту. По пути мы видели много моржей и тюленей. Это путешествие настолько утомило нас, что мы пообедали прямо в нашей маленькой каюте, и эта скромная трапеза показалась нам просто великолепной.

Дни стремительно становились короче, и когда мы успешно завершили охотничью кампанию, переключились на подготовку нашего дома к зиме. В понедельник, 28 сентября, была установлена печка; мы за все время общения впервые увидели неподдельное удивление на лице Иквы, когда разгорелся огонь. Когда пламя с шумом потянуло в трубу, он даже стал пританцовывать, что-то выкрикивая на своем языке. Эта «новинка» отвлекла его на время от тюленьих и моржовых копий, которые он приводил в порядок для зимней охоты. Через две минуты после того, как я разжег огонь, температура поднялась до 90 °F.

На следующий день мы занимались вентиляционными отверстиями, ставили двойные рамы и т. д.

1 октября я установил наш домашний распорядок. Были определены четырехчасовые вахты, и доктор Кук, Вергоев, Джибсон и Аструп распределили их между собой.

В тот день, когда я распределил обязанности, я с удовлетворением насчитал в нашей кладовой пятнадцать оленьих туш; через несколько дней охота возобновилась, так как лед в бухте быстро утолщался. У берега скоро образовался ледяной пояс, и у нас впереди были целые недели хорошего санного пути.

Солнце быстро покидало нас, и 1 октября мы наслаждались его лучами только несколько часов после полудня. 3 октября я впервые прошел почти полмили без костыля и палки.

До наступления зимней ночи мы предприняли еще одно санное путешествие. Утром 7 октября мы отправились к вершине бухты Мак-Кормика, чтобы поохотиться на оленей и привезти назад груз, оставленный там партией, разведывавшей внутренний лед. Экспедиция состояла из миссис Пири, Джибсона, Аструпа и меня. Мы взяли трех собак и двое саней. Недалеко от первого нависающего ледника мы подобрали спальные мешки и принадлежности. Проскочив на санях через пару небольших прорубей и проехав с максимальной скоростью по тонкому льду, который прогибался под нами, мы снова оказались у ледяного пояса на расстоянии мили от верховья бухты и поехали по нему до лагеря, куда прибыли спустя восемь часов после отъезда из дома. Поставив палатку, мы забрались в нее, предварительно надев меховую одежду.

На следующее утро все снова пошли на охоту, я же из-за разболевшейся ноги пролежал весь день в лагере. В пятницу 9-го числа привезли с плато сани и груз, оставленный на внутреннем льду, и все снова отправились за оленями, оставив меня в лагере. Временами срывался снег, но я заметил, что теперь в верхней части бухты не было столько снега, как во время моего предыдущего посещения. 10-го числа снова была охота, и снова, как и день назад, безуспешная. Так как охота не приносила результатов, я решил вернуться к Красной скале. Прежде чем уехать, мы любовались видом откалывающихся от ледника (я назвал его «солнечным ледником») айсбергов,

Лицевая сторона ледника представляла собой крутой откос около ста футов высотой. Далеко вверху над широким фьордом, окаймленным отвесными черными скалами, возвышающимися на высоте от 1000 до 1500 футов над громадной ледяной рекой, мы видели внутренний лед, который постоянно питает ледник и неумолимо сталкивает его в море. Передняя часть ледника дошла до глубокой воды, и в то время как мы рассматривали ее, наше внимание привлекли зловещие звуки, доносившие от ледника. Громадная масса оторвалась с оглушительным грохотом, взметнув в воду тонны воды, и новорожденный айсберг поплыл, ломая свежий лед. На одном из небольших ледников, позади нашего лагеря, было большое место красного цвета, резко выделявшееся на белом фоне и растекавшееся вниз на лицевую сторону ледника. Цвет этого пятна был настолько ярким, что я назвал ледник «Ледником алого сердца».

После пятнадцатичасового путешествия мы прибыли в дом Красной скалы. Эскимосская собака и мой Джек без проблем все это время везли меня, миссис Пири и нашу поклажу, всего около 500 фунтов. Я решил, что это будет моя последняя прогулка в этот сезон, так как было понятно, что тяжелые физические нагрузки пока еще даются мне с большим трудом. Три месяца злоключений с ногой не могли не сказаться на моей выносливости, кроме того, нога начинала беспокоить меня, если я нагружал ее сверх меры.

В 9 часов вечера, в воскресенье 11 октября, стоявший на вахте Джибсон сообщил, что видит северное сияние. Это была бледная, трепещущая занавесь, расстилавшаяся от севера к югу и, по-видимому, не очень далеко от нас. В конце концов, сияние исчезло. В следующую ночь небо снова озарилось сиянием, которое началось в 11 часов и спустя три часа померкло.

Наши попытки раздобыть оленей в верхней части бухты оказались безуспешными, поэтому нас очень обрадовали результаты разведки 13 октября в Долине пяти ледников, на северо-восточной стороне бухты. Джибсон, Аструп и доктор Кук ушли на целых пять дней и вернулись домой с десятью оленьими шкурами, одной лисицей и одним зайцем. Мясо они спрятали. Доктор особенно показал себя во всей красе. До этого ему не удалось добыть ни одного оленя, а теперь он побил рекорд всей экспедиции, подстрелив пятерых во время послеобеденной охоты.

Мы вытащили «Мери Пири» на берег выше уровня приливов, перевернули вверх дном, положили на ледяные столбы, и построили вокруг нее стену из снега – так наш вельбот превратился в кладовую.

В понедельник вечером, 12 октября, Мэтт заметил на противоположном берегу бухты свет. Этот свет вызвал у нас удивление и даже некоторое смятение, мы пытались объяснить его появление причудливым отблеском каких-то блуждающих огней. Но более практично мыслящий Иква сказал, что это лампа эскимоса и что, вероятно, этот человек скоро прибудет к нам. И действительно, на следующий день после завтрака Мен прибежала в дом и взволнованно сообщила: «Там человек!»» В подзорную трубу я увидел мужчину с тремя собаками, который ехал через бухту, и вскоре быстрая упряжка появилась у ледяного пояса и подъехала к нашему лагерю. Эскимоса звали Наудингиа, но мы прозвали его Джамбо, так как для своего народа он был просто великаном – рост 5 футов 7 дюймов, весом более 170 фунтов.

Впечатление от немаленьких размеров Джамбо усиливалось эскимосской одеждой. У него были усы и бородка, одет он был в лисью куртку и штаны из шкуры медведя. Наудингиа, судя по всему, был вполне удовлетворен визитом, и на следующий день в сопровождении Иквы он ушел, чтобы, по-видимому, рассказать соплеменникам об увиденном и о нас самих Не прошло и трех дней, как он вернулся, вместе с двумя земляками, Кахуна и Аротоксуа. Лицо последнего, уже весьма пожилого мужчины, было очень кротким и мягким, его горло прикрывала шкура белого медведя, и мои не слишком почтительные спутники прозвали его «Гораций Грили». Вскоре они уехали домой, но 25 октября, уже вместе с семьями (Кахуна – с женой и тремя детьми, Аротоксуа – с супругой и одним ребенком) вернулись в наш лагерь; они прибыли на двух санях с всего по одной собаке в упряжке, вся партия, за исключением детей, шла пешком. Я позволил вновь прибывшим спать на полу дома.

Самым интересным и оригинальным персонажем среди наших туземных гостей была супруга «Горация Грили» – высокая и худощавая женщина с очень загорелым и морщинистым лицом. Впервые увидев миссис Пири, она принялась истерически смеяться. Затем она села возле печки и стала что-то говорить на своем непонятном языке, при этом не переставая хохотать. Неудивительно, что мы прозвали ее Сара Гамп[35]. Эта старая супружеская пара, как мы выяснили, была в свое время в доме «Полярис» и владела несколькими предметами, которые были подарены членами экспедиции доктора Холла, в частности, ящиком от секстанта и ожерельем из стеклянных бусинок.

1 ноября вечером к нам прибыла еще одна эскимосская семья – Аннаука, его жена Мегипсу и ребенок; они были из Нерке – поселения, находящегося далеко на северо-западе у мыса Александр, где они жили в своей уединенной хижине, ближе к полюсу, чем кто-либо другой на этом свете. Это была опрятная, хорошо одетая, добродушная молодая пара; особенно приятное впечатление производила женщина.

Мы прозвали Мегипсу Дези. Небольшого роста, сообразительная эскимоска сразу поняла все преимущества проживания в нашем доме. Она оказалась очень хорошей швеей и быстро заслужила наше расположение, так что я предложил ей и ее супругу поселиться в снежном иглу рядом с нашим домом и оставаться с нами до возвращения солнца, чтобы она могла шить для нас одежду из меха и спальные мешки.

Аннаука с энтузиазмом принялся за постройку иглу и вскоре уже накрыл его кровлей. Изнутри снежный дом был утеплен прорезиненным одеялом, пальто, которое Дези получила от Мэтта, одеялом, Джибсона и несколькими кусками просмоленного кровельного толя. Куски сала из моих запасов стали топливом для лампы, сделанной из жестянки от бисквитов, и моя швея со своим мужем без проблем прожили в иглу до тех пор, пока не привезли из своего отдаленного дома домашнюю утварь и запасы провизии. В снежном доме они жили до мая, а затем перешли в юрту, или, как ее называют эскимосы, тупик.

Эскимосы быстро сообразили, что имеют в моем лице безотказного покупателя собак. Иква и Наудинга рассказывали, что у эскимосов много собак, и я надеялся, что в будущем мы получим прекрасную собачью упряжку для весеннего санного путешествия. Я расспрашивал о собаках каждого эскимоса, приходившего к Красной скале, и к весне 1892 г. у меня уже были сведения о хозяевах буквально каждой собаки в округе, о том, где они живут и их, если можно так выразиться, финансовом положении; я четко знал, какое имущество у них есть и какие именно вещи они прежде всего захотят получить в обмен на своих собак.

Временами в октябре на наш лагерь налетали снежные бураны, но в целом погода была вполне благоприятной. 3 октября молодой лед достаточно окреп, так что Иква смог пройти полпути через бухту. Мыс Робертсон на противоположном берегу был покрыт красивой белой мантией. 3 ноября лед перед домом на расстоянии 150 футов от берега был толщиной 17 дюймов. Однако проливы между островами Герберта, Нортумберленд и Нетиулюме, на южном берегу Китового пролива, еще не были скованы льдом.

В течение всего октября солнце опускалось все ниже и ниже к горизонту, пока совсем не исчезло. 10 октября оно появилось очень низко за мысом Кливленда в 3 часа 10 минут пополудни и было сильно искажено рефракцией. 19-го числа солнечный свет озарил мыс Робертсона на противоположной стороне бухты около половины третьего пополудни, и мы наблюдали за переливом солнечных лучей, в свете которых искрились белые айсберги в Оменакском проливе и, пусть и совсем недолго, холмы на другой стороне бухты. Из-за облачной погоды мы не смогли точно установить, когда солнце окончательно спряталось за горизонт. 1 ноября для нас «официально» наступила полярная ночь. Однако в 7 часов утра, в ясную погоду, я еще мог различить горы в верхней части бухты. Луна во время полнолуния светила очень ярко.

7 ноября в лагере, не считая членов нашей партии, было семнадцать мужчин, женщин и детей; вой двадцати одной собаки делал ночь очень «оживленной». Мой маленький городок рос почти каждый день, и стало ясно, что нам нужно что-то вроде гостиницы. Поэтому 11 ноября был построен иглу площадью 60 квадратных футов, где могли остановиться посещающие меня друзья.

В это время мы по большей части работали в лагере, прежде всего в доме. Я устроил полки для моей библиотеки, сделал письменную конторку и занимался другими мелочами, которые должны были обеспечить наш комфорт во время зимней ночи. Миссис Пири украсила нашу комнату флагами. Все были заняты постройкой саней из привезенного мной дерева, одометров, предназначенных для измерения расстояния, пройденного нами во время наших будущих санных путешествий, и помп, которые могли понадобиться для откачки воды из наших вельботов при возвращении домой следующим летом; я же много внимания уделял приведению в порядок моего небольшого арсенала.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.