Святейший Тихон, Патриарх Московский и всея Руси
Святейший Тихон, Патриарх Московский и всея Руси
«От Господа пути мужу исправляются». Эти вещие слова псалмопевца невольно вспоминаются, когда останавливаешься мыслью на необыкновенном призвании, выпавшем на долю возглавляющего в наши дни Российскую Православную Церковь Святейшего Тихона, Патриарха Московского.
Во время неслыханного лютого гонения, воздвигнутого против Церкви Христовой, среди развалин, покрывающих Россию, и среди дикого сатанинского разгула безбожной шайки злодеев, правящих страной, незыблемо уцелела от прежнего времени только Святая Православная Церковь; она сохранила свое священноначалие и объединяет молитвой и подвигом миллионы верующих русских людей. Возглавлять Церковь в такое время есть ежечасное мученичество, но, подкрепляемый Богом, Святейший Патриарх на обрызганной кровью свещнице Российской Церкви горит, как яркий светильник, и не могут потушить его бушующие ураганы.
На Московский Патриарший Престол Святейший Тихон вступил, имея всего 52 года от роду, но уже около 20 лет до этого он проходил епископское служение, первоначально в сане епископа Люблинского, викария Варшавской епархии. Этой епархией управлял тогда один из выдающихся иерархов своего времени, Высокопреосвящененнейший Флавиан (скончавшийся в 1916 году в сане митрополита Киевского и Галицкого). Родом из дворян Городецких, будущий митрополит, еще студентом Московского университета, рано поменял блеск и утехи мира на монашескую келью и на послушание в хлебопека в московском Симоновом монастыре. Затем мы видим его в Китае. После семнадцатилетнего миссионерского служения в Пекине Преосвященный Флавиан правил последовательно епархиями Варшавской, Тифлисской, Харьковской и Киевской, и везде оставалась о нем светлая память уставного служения, строгой доброты и приветливой монашеской «мерности» в отношениях ко всем. Архиепископ Флавиан был учителем и другом молодого викария, епископа Тихона, которого пришлось ему вскоре отпустить на самостоятельную Северо-Американскую епископскую кафедру в сане епископа Алеутского. Восемь лет, проведенные Преосвященным Тихоном в Америке, ознаменовались значительными трудами для благоустроения этой еще сравнительно молодой епархии, и, между прочим, она обязана ему сделанным под его редакцией переводом на английский «Православного Служебника».
В 1907 году Преосвященный Тихон был переведен с кафедры Американской на кафедру Ярославскую, и по этому поводу вспоминается мне не совсем обыкновенный случай. Это было в Петербурге. После длительного заседания в Александро-Невской Лавре спускаемся мы вдвоем с митрополитом Флавианом по лестнице митрополичьих покоев, и я заговорил с ним по поводу перемещения Преосвященного Тихона в Ярославль. «Скажите мне что-нибудь, владыко, про нового Ярославского архиепископа? Вы его, кажется, близко знаете, а меня интересует все, что относится к Ярославлю». Митрополит остановился, из-под белого клобука сквозь очки на меня уставился его пристальный взор, и он как-то особенно значительно, с расстановкой произнес: «Вы спрашиваете меня про Преосвященного Тихона? Так вот попомните мои слова: если когда-нибудь будут выбирать в России Патриарха, то лучшего, чем он, не выберут». Я всегда глубоко чтил светлый ум и высокий уровень милого Киевского владыки, но мог ли я тогда думать, что слышу из уст его поистине пророчество? Чаяния о соборности и о восстановлении Патриархата в России уже тогда носились в воздухе; по высочайшему почину и при неустанном личном внимании Государя Императора к этим вопросам уже тогда усиленно работало при Святейшем Синоде Предсоборное Присутствие, но, перебирая в уме вероятных кандидатов на Патриарший Престол – самого митрополита Флавиана, архиепископа Одесского Дмитрия (Самбикина), – кто мог предвидеть такого кандидата в лице плывшего в те дни по Атлантическому океану в Россию одного из сравнительно молодых и дотоле мало известных русских архиереев?
Около шести лет пробыл архиепископ Тихон в Ярославской епархии, с которой он быстро сроднился и где его искренне полюбили. Чудные ярославские и ростовские монастыри и храмы, сиявшие неподдельной церковной стариной, и глубоко церковное настроение населения находили живой отклик в его русской душе. И он с грустью покинул берега Волги, когда ему вскоре пришлось перейти на Виленскую кафедру.
В Вильно архиепископ Тихон пробыл около двух лет, пока взятие Вильно в 1915 году не заставило его покинуть епархию; за три дня до наступления немецких вооруженных сил в Вильно архиепископ Тихон выбыл в Москву, увозя из Вильнюсского Свято-Духовского монастыря святые мощи виленских мучеников Антония, Иоанна и Евставфия, временно положенные в Московском Донском монастыре.
Во время своего двухлетнего пребывания в Москве в сане архиепископа Виленского Преосвященный Тихон быстро стяжал почетную известность среди клириков и мирян первопрестольной столицы, и, когда в марте 1917 года, в связи с разыгравшимся в России пагубным революционным переворотом, престарелый митрополит Московский Макарий ушел на вынужденный покой в подмосковный Николо-Угрешский монастырь, Преосвященный Тихон был избран на кафедру Московской митрополии. Но недолго ему суждено было пребывать на этой кафедре, и уже в ноябре 1917 года, по избрании Всероссийского Поместного Собора, митрополит Тихон был переведен на Всероссийский Патриарший Престол, и с этим избранием связано трогательное народное толкование.
Голосованием Собора были намечены три лица. Первым шел митрополит Киевский Антоний (Храповицкий), доктор богословия, бывший ректор двух духовных академий – Московской и Казанской – знаменитый церковный вития и писатель, имеющий широкое благотворное влияние далеко за пределами чисто церковного ведения. Вторым шел митрополит Новгородский Арсений, тоже доктор богословия, бывший ректор Московской духовной академии, известный своей строгой прямотой. Третьим шел Московский митрополит Тихон. Почтив этим избранием всех трех намеченных лиц, Собор сознавал, однако, что не подобает избирать Патриарха просто по большинству голосов, как выбирают какого-нибудь президента республики или городского голову: было решено положить дело на волю Божию. Три жребия был положены на Святой Престол во храме Христа Спасителя и, после торжественного богослужения, вынуть жребий было предоставлено нарочито для сего прибывшему старцу – затворнику Зосимовой пустыни иеромонаху Алексию. Жребий пал на митрополита Тихона, и Москву облетело неизвестно откуда пришедшее слово: «Собор наметил трех мужей: умнейшего, сильнейшего и добрейшего. И Господь указал быть добрейшему».
Он не перешел на жительство в Кремль, которым уже с октября 1917 года владела сатанинская шайка, и остался жить на Троицком подворье.
19 января 1918 года Патриарх, возглавляя духовенство всех московских монастырей и приходских церквей, совершил крестный ход на Красную площадь и служил молебен перед Кремлевскими Никольскими воротами, на которых чудодейственно обновился стенописный образ Святителя Николая, пострадавший и временно померкший во время октябрьского разгрома Москвы и Кремля. Стечение народа было громадное. В полуразрушенном Кремле службы в храмах еще совершались, но постепенно наступали все большие стеснения, и доступ богомольцев был вскоре совершенно прекращен. Замолк Иван Великий, – и Патриарх основал свою кафедру в московском Храме Христа Спасителя, где, при громадном наплыве молящихся, торжественно священнодействовал по воскресным и праздничным дням. Он также совершал богослужения во многих московских приходских храмах в дни престольных праздников. Благочестивые москвичи сразу же сроднились со своим Патриархом, почувствовав в нем пастыря доброго, готового «положить душу свою за овцы своя» (см. Ин. 10: 11).
Когда открылось явное гонение на Церковь и ее служителей, в Москве упорно держались слухи о намерении арестовать Патриарха; из выбранных от приходов была образованна добровольная охрана: каждый вечер приходили на Троицкое подворье 20 человек, чтобы проводить там ночь, охраняя Патриарха.
Один из участвующих передавал мне, как трогательно-ласково относился к ним Патриарх: он приходил с ними беседовать, называя их шутя «моя гвардия», и чувствовалось им, что не они его, а он охраняет их душевную бодрость.
Я имел счастье видеть Патриарха у него на Троицком подворье в октябре 1918 года. Кто-то из присутствующих сказал тревожно: «Владыко, в городе говорят о возможности Вашего ареста?» «Ну и что же, пусть приходят, в животе и смерти Бог волен», – ответил Патриарх и благодушно рассмеялся. И чувствовалось, что это не фраза, не показное хладнокровие, а спокойная настроенность души, безраздельно преданной воле Божией.
Настроение благоговейного преклонения перед личностью Патриарха все нарастает. Когда он в 1919 году посетил Петроград, осталось незабываемое впечатление от духовного подъема, с которым его встречали.
Потрясающим покаянным призывом прозвучали слова всенародного Послания, оглашенного Святейшим Патриархом по случаю постигших Россию ужасов голода и мора.
«К тебе, Православная Русь, первое слово мое.
Омойся покаянными обетами и Святыми Тайнами обновись, верующая Русь, исходя на святой подвиг и его совершая… Воскреси в нынешнем подвиге твоем светлые, незабвенные деяния благочестивых предков твоих и угодников, воссиявших в тебе, когда в годины тягчайших бед собирали русскую духовную мощь беззаветная вера и самоотверженная любовь во имя Христа и духовной мощью этой оживотворялась умирающая русская душа и земля…
К тебе, человек, к вам, народы вселенной, простираю я голос свой: помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода. Спасите от ужасной смерти народ, явивший миру величайшие подвиги правды, самоотвержения и бескорыстия.
На помощь немедля! На широкую, щедрую помощь!.. К Тебе, Господи, простирает истерзанная наша земля вопль свой: пощади и прости!»
Впечатление от этого душевного величия сказывается и во вражеском стане. Передают рассказ, относящийся уже к последнему времени. На Патриаршем подворье получен дерзкий вызов: Патриарху явиться лично в таком-то часу в Чрезвычайную Комиссию для допроса. Окружающие умоляют Патриарха не идти, но он, спокойный и неутомимый, идет, и по мере его следования собирается толпа, которая запружает всю Лубянскую площадь. И тут произошло нечто неожиданное для самих безбожников, собиравшихся над ним издеваться: при входе Патриарха все почтительно встали, принесли ему кресло и просили извинения в том, что напрасно его беспокоили.
Одному Богу известно, долго ли еще суждено России переживать ужасы братоубийственной войны, голода и сатанинского засилья, но среди всей этой разрухи, как в темную ночь над бушующим морем сияет свет путеводного маяка, так личность Патриарха Тихона озаряет Россию, и, по выражению епископа Нестора Камчатского в его книге «Расстрел Московского Кремля», Патриарх действительно явился и является печальником, защитником и отцом верующего народа в кровавый период владычества большевиков.
Хочется верить, что Господь, дающий Патриарху Тихону дерзновение приснопамятного святителя Гермогена, пошлет ему и утешение, дарованное некогда другому его знаменитому предшественнику Патриарху Московскому Филарету Никитичу Романову: увидеть Россию возрожденной под сенью святой православной хоругви, нераздельной с величием наследственного царского стяга.
1922 год
Данный текст является ознакомительным фрагментом.