Земные пути

Земные пути

Мы с Алексеем Ивановичем так и не смогли привыкнуть к славе сына. Умом-то я понимала, что стал он человеком знаменитым, а все-таки как-то необычно, что многое из его жизни известно, что люди интересуются не только его работой, но и домашними делами. Как будто он все время на сцене находится и виден всем.

Говорить мы об этом с Алексеем Ивановичем не говорили, но знаю — он тоже задумывался над особым положением Юры. Поняла я это по одному случаю. Когда у нас в городе ремонтировалась пекарня и хлеб привозили из района, машина иногда задерживалась, возникали очереди. Как-то захожу в магазин, а там как раз хлеб только-только привезли, народу полно. Стала я в конец очереди, а тут одна женщина и говорит:

— А что, Гагарина, тебе, что ль, без очереди не отпустят?

Сказала не то что зло, а вроде бы с подковыркой. Люди-то ведь разные бывают! Я отвечаю:

— Отпустить-то отпустят, но вдруг, хлеб перед тобой кончится, ты и скажешь, что Гагарина мой хлеб взяла, да еще без очереди. Нет, не хочу, чтобы имя наше трепали. Постою — мне нетрудно.

Домой пришла, на сердце как-то неуютно. Случай вроде пустяковый, а тревожит, как заноза. Алексею Ивановичу рассказала. Он прежде успокоил:

— Нюра, ну что ты на такое внимание обращаешь? Небось другие-то ее одернули?

— Конечно.

Потом уж какое-то время прошло, он и говорит:

— Нюр! Ты бы это Юре рассказала. Имя-то не говори, не жалуйся. А пусть поймет, пусть знает.

И замолчал. Я тоже об этом же думала.

Когда Юра приехал, как бы между прочим пересказала. Он послушал, засмеялся:

— Воспитательное значение притчи понял. Не беспокойтесь! Я тоже не допущу такого, чтобы имя наше — как ты, мама, выразилась — трепали. Но... что у вас с хлебом?

Мы объясняем, а он построжал, брови сдвинул, говорить стал даже резче:

— Как это — очереди? Давно пекарня на ремонте? А что же мне ничего в исполкоме не сказали? Надо решать! Подождите!

Оделся. Ушел. Возвратился часа через два, улыбается:

— Ну вот, все в порядке. Я как-никак у вас депутат. Мне до всего дело.

Такие дела решал, а вот по дому помогать не удавалось. Бывало, только начнет какую-нибудь работу — забор поправлять, картошку сажать или копать, огурцы полоть или поливать — глядишь, кто-то из городских руководителей идет, вопросы важные нужно обсудить, Юра улыбнется:

— Мам! Освобожусь — помогу.

Но какое там — освобожусь! Идут и идут люди. Я вижу, ему домашними делами хочется заняться — физический труд он всегда любил, да другие заботы к себе требуют.

Нам не то обидно, что Юра не помог, а то, что побыть-то одним почти что не удавалось. Может, Юру такое положение тоже немного утомляло, только он никогда такого не сказал — ни словом, ни намеком. А кто приходил, никогда его неудовольствия не чувствовал, потому что не было его. Усталость, может, и была. Я думаю, Юра потому и к охоте пристрастился, что порой одному хотелось побыть. Ему как-то Алексей Иванович сказал, что охота — это вроде бы барство. Но Юра возразил:

— Подумать человеку тоже нужно. Природа к этому располагает.

Но эти замечания так, к слову. Юра приезжал обычно энергичный, подтянутый. Так и вижу: быстро выходит он из машины, несколько шагов, и он уже в доме. Глянешь — важный военный, улыбается — мой Юра, прежний: простой, ласковый, заботливый. А он уж подарки достает, да все нужное, желаемое. Значит, внимательный, присмотрелся, кто в чем нуждается, кто чего хочет,— отец, я, Зоя. А уж племянниц да племянника игрушками, сластями порадует.

Сам по дому, огороду ходит. Все обсмотрит, новое оценит, слово обязательно скажет:

— Абажур, мам, красивый. Или:

— Вот как Зоина клубника выросла, аи да ягоды!

А нам уж не терпится поговорить, о семье узнать, если он без Вали и девочек приезжал, о поездках послушать. Конечно, как каждой матери, угостить его хочется своим, домашним обедом.

Юра в дом пройдет — тут уж обычно вся семья собиралась, китель снимет, за стол сядет и эдак радостно-удивленно скажет:

— Щи! Ох, здорово как! Как я, мама, твои щи люблю!

 Зоя накрывает, заметит:

— Между прочим, я их готовила.

— И твои всегда вкуснющие!

А мы уж расспрашивать начинаем. Половина времени уходила на рассказы о его поездках по свету. Раз он даже шутливо посетовал:

— Мало мне пресс-конференций за границей, так приходится родным отвечать на многочисленные вопросы.

Но вместе с тем не поделиться с нами он не мог. Был полон впечатлениями, мыслями, наблюдениями.

В скольких же странах он побывал! Финляндия, Англия, Польша, Куба, Канада, Венгрия, Индия, Цейлон, Афганистан, Египет, Гана, Либерия, Греция, Кипр, Австрия, Япония, Дания, Франция, Мексика, Швеция, Норвегия... Разные были встречи. Юра встречался и беседовал с рабочими, королями и королевами, студентами, журналистами, крестьянами, учеными, миллионерами, летчиками, артистами.

У нас никогда не возникал разговор о значении этих поездок. Но вот припоминается прежде всего, как Юра рассказывал об Австрии. Посетил он небольшой городок Маутхаузен, который сейчас известен миру тем, что возле находился фашистский концентрационный лагерь. В знак памяти, для предостережения всем людям сохранили это место. Высокая, сложенная из серого камня, обвитая колючей проволокой стена. В «лагерь смерти» привозили борцов против фашизма, и мало кто вышел живым из его ворот. Высятся сейчас там памятники погибшим. На большой мемориальной доске, установленной у ворот, выбит длинный перечень загубленных в лагере людей.

Юру так поразили тогда эти цифры горя, что он записал их, прочитал нам, рассказывая о лагере. С июня 1938 года по май 1945 года здесь было замучено фашистами 122 767 узников. Из них граждан СССР — 32 180 человек, поляков — 30 203, венгров — 12 923, югославов — 12 870, чехов — 4473, немцев-антифашистов — 1500, австрийцев-антифашистов — 235... От рук гитлеровских палачей тут погибло 8204 француза, 6502 испанца, 5750 итальянцев, 3700 греков, 742 бельгийца, 178 голландцев, 77 норвежцев, 34 американца, 19 жителей Люксембурга, 17 англичан. И еще 3160 человек, не имевших подданства. В этом лагере был зверски замучен видный советский ученый, генерал Д. М. Карбышев, не согласившийся ни за какие посулы продать свои знания гитлеровцам.

Тот Юрин рассказ мне как-то особенно запомнился. Сидели мы за столом: Юра, Алексей Иванович, я, Зоя — она ради Юриного приезда все домашние дела бросила, пришла. Конечно, тут же прискакали внуки — Тамара и Юрик. Сын говорил негромко, а как до описания издевательств фашистов над людьми дошел, голос его вовсе как бы прервался. Встал он, к окошку отошел... Я чувствовала, что ему виделись дни оккупации, издевательства фашистов над нашей семьей, над Бориской, над нашими соседями, над советскими людьми. Знала, что думалось ему об участи угнанных тогда в неволю Валентина и Зои.

Постоял немного, успокоился, сел рядом с Зоей и приобнял ее. Сурово, сдержанно произнес:

— Какое счастье, что наш народ выдюжил в этой ожесточенной борьбе с врагами человечества, что он наголову разгромил фашистов и тем самым дал нам, молодому поколению советских людей, возможность жить такой богатой творческой жизнью, летать в космос, строить коммунизм!

Юра не любил громких слов, стеснялся произносить их, но тут сказал:

— Я дал клятву, отдать все силы борьбе за мир. Все силы! Рассказать, доказать, что наша страна, от войны пострадавшая, делает все возможное, чтобы предотвратить новую войну.

Я поняла: Юрины поездки необходимы. Люди других стран убеждаются, как добра наша страна, если простой, очень простой человек становится героем. Что главное для нас — мир, коль даже военный летчик отдает себя для проведения научного дела. И еще... Только пусть никто не упрекает меня в нескромности, вывод этот не только мой.

Многие говорили, что улыбка Гагарина — лучшее доказательство наших мирных помыслов. Юра всегда был честным, смелым, отзывчивым. Это было написано на его лице.

Может, это была хорошая, убедительная иллюстрация к искренности наших заявлений о желании мира. Такую мысль я не раз слышала от людей авторитетных, знающих.

Враги разрядки — и те это, конечно, понимали.

В той же Австрии, рассказывал Юра, в один из дней его пребывания одна венская газета поместила заметку, где пыталась настроить читателей против визита советского космонавта. В ней с удивлением отмечалось: как же это так — офицер Советской Армии разъезжает по территории страны, да еще в военной форме?! А на другой странице та же газета сообщала, что якобы группа студентов Венского университета против приглашения Гагарина к ним на лекцию о космосе, что будто ректор поступил вопреки воле студенчества.

Но Юра поехал на встречу. Конечно, студенты приняли его горячо, слушали внимательно, вопросов задавали много. Никаких провокаций — если они даже кое-кем и готовились! — не допустили.

Простые люди его везде понимали. Потому что народы всей земли хотят мира, не хотят войны. Еще при посещении Маутхаузена Юра отметил, что на подходах к бывшему «лагерю смерти», на стенах домов в соседних селениях много надписей: «Мир», «Дружба», «Никогда больше фашизма!», «Никогда больше концентрационных лагерей!». Так мирные австрийские труженики, сами немало пострадавшие от фашизма, выражали свою подлинную волю.

Вспоминал Юра и другой случай в Австрии.

Однажды всем им пришлось ночью сделать короткую остановку в одной придорожной таверне. Народу там было очень много: туристы, шоферы грузовиков, лесорубы. Австрийцы узнали наших людей, тепло поздоровались с Юрой, Валей, сопровождавшими их товарищами. Один молодой лесоруб подошел к музыкальному автомату. Раздался отрывистый счет по-немецки: «Пять, четыре, три, два, один, ноль!», потом шум и грохот, как при запуске ракеты, и голос, похожий на Юрин, сказал по-русски: «Поехали!» Зазвучала веселая мелодия. Оказывается, это была очень популярная в те дни у австрийцев «космическая» пластинка под названием «Полет к звездам».

Лесоруб так своеобразно приветствовал советских людей. Ставили эту мелодию несколько раз. Все были довольны: и гости и хозяева.

Дружелюбие побеждает. Особенно когда встречаются труженики Земли. Юра щедро, не таясь, нес свои знания, свои впечатления тем, кто его принимал. Встречавшие дарили ему взамен свою теплоту.

В Гаване, когда самолет с делегацией приземлился, разразился тропический ливень. Аэродром сразу же залило водой. Но никто из встречавших — а их были тысячи — не сделал даже попытки укрыться от дождя. Генерал Николай Петрович Каманин, Юра, все прибывшие тоже вышли под ливень.

Вместе с Фиделем Кастро ехали от аэродрома к центру столицы в открытых машинах, а на обочинах и тротуарах выстроились тысячи и тысячи радостных людей, наших кубинских друзей.

Сотни тысяч человек собрались в большом парке в индийском городе Бомбее, чтобы повидаться с первым космонавтом планеты Земля.

В Египте в знак признания огромных заслуг советской науки и техники в освоении космических просторов Юре вручили высшую награду страны «Ожерелье Нила», передали на вечное хранение золотые ключи от древних ворот Каира и Александрии. В Либерии одно африканское племя избрало его почетным вождем, ему сказали, что совет вождей доверяет мудрости советского человека.

На острове Кипр, где немало английских военных баз, выступавшие на митингах киприоты особенно горячо говорили о мире, о необходимости за него бороться, пускали в небо стаи голубей. Президент республики архиепископ Макариос, по словам Юры, был энергичным, живым человеком с умными, добрыми глазами. Он расспрашивал Юру о подробностях космических полетов, заинтересозался книгой «Утро космической эры».

Бывало, поручали Юре и деловые переговоры, которые неизменно заканчивались успешно, к удовольствию обеих сторон.

Почему?

Юра объяснял так: может быть, дело в том, что он не знал дипломатических, внешнеторговых правил, а считал, что в откровенном разговоре многое можно выяснить, конкретно о чем-то договориться. Вот и договаривался. «С заданиями справился»,— как он сам оценивал свои деловые встречи.

...Немало пришлось сыну поездить и по нашей стране. Его приглашали, рассказов его ждали, надеялись на его подсказку, помощь.

Трудно припомнить да и перечислить те места, где он только не побывал: Ленинград, Красноярск, Калуга, Рязань, Краснодарский край, Оренбург, Саратов, Ташкент, Подмосковье, Смоленск, Комсомольск-на-Амуре, Ростовская область. Каждая встреча, каждая поездка приносила много волнений и впечатлений.

Часто обращался Юра мыслями к встрече с Михаилом Александровичем Шолоховым. В станице Вешенской Юра был в одно время с группой молодых писателей. Потом не раз вспоминал ту или иную деталь этой встречи, реплики Михаила Александровича, его замечания, оценки. Юра преклонялся перед гением Шолохова, его мудростью, простотой, смелостью и принципиальностью человека и коммуниста. Говорил, что все мы можем гордиться им.

Это все была та часть жизни сына, о которой было известно, которая была открыта взорам. О поездках сообщала печать, о различных встречах печаталось в журналах, газетах, беседы передавались по радио и телевидению.

Но была и другая часть его жизни...