ГЛАВА II. НА ОРБИТАХ «ИНТЕРКОСМОСА»

ГЛАВА II.

НА ОРБИТАХ «ИНТЕРКОСМОСА»

Все флаги в гости к нам. — «Волк» из садов «джонатана». — Будни и праздники. — Весенний визит. — «Полеты» до полета. — Думать и еще раз думать! — Игрушки с орбиты. — И все-таки летим!

То ли я, как участник этого полета, пристрастен, то ли венгры действительно выделялись из нового пополнения крепких, подтянутых и симпатичных парней — кандидатов в космонавты-исследователи из социалистических стран, но Берталан Фаркаш и его земляк Бела Мадьяри сразу привлекли наше внимание. Живые, приветливые, общительные ребята хорошо играли в футбол и быстро стали «звездами» в нашей команде, отнюдь не бедной спортивными талантами. Оба носили усы, были вообще похожи, и даже разница в их возрасте исчислялась несколькими днями...

С Фаркашем мы и составили экипаж, начали подготовку к полету и вскоре подружились семьями. Приятно было убедиться, что и в профессиональных делах Берталан оказался отличным специалистом с быстрой реакцией: схватывал все, как говорится, на лету. Как мы шутили, продемонстрировал «волчью» хватку (ведь его фамилия в переводе на русский означает «волк»).

Они разные, очень разные, пути, приведшие меня, выросшего во владимирских краях, на берегах Клязьмы, и парня из глубинного венгерского села Дырлахаза в кабину советского космического корабля «Союз-36». И у каждого из нас была за плечами своя жизнь.

Покинув родные Вязники, я приехал в Москву — поступать в МАИ. Именитость этого столичного вуза не пугала меня, выпускника провинциальной школы. Серебряная медаль, как мне казалось, гарантировала успех при собеседовании, которое нужно было выдержать вместо вступительных экзаменов. Почему МАИ? Отец мой, Николай Иванович,— механик. С детства я жил в мире болтов, гаек, шестеренок. Сколько помню себя, все пытался что-то мастерить, хотя не отстранялся и от любых домашних дел — мать-то была тогда разнорабочей, и часть забот по хозяйству лежала на мне и сестре Галине. Приходилось не только держать в порядке дом, но и заниматься огородом, сажать и копать картошку...

Как и многие мальчишки, грезил авиацией, которая совсем недавно стала реактивной, и мы, помнившие еще по военному времени стремительные винтовые «ястребки», теперь провожали восторженными взглядами невиданные прежде стрелокрылые МиГи. Звуковой барьер, полеты на сверхзвуковых скоростях... Было от чего пойти кругом голове. Решил окончательно и бесповоротно: буду инженером, самолетостроителем.

Но время научно-технического прогресса скорректировало мечту! я стал специалистом по ракетно-космической технике и через год после памятного всем запуска первого спутника начал работать в КБ, которое возглавлял Сергей Павлович Королев...

Берталана Фаркаша ничто не связывало с космонавтикой до его приезда в Звездный городок. Село Дьюлахаза, что неподалеку от границы с нашей Закарпатской Украиной, славится садами, знаменитыми яблоками «джонатан». Фаркаш-отец — сапожник, сейчас на пенсии. Мать — домохозяйка, на ней приусадебный участок: сад и огород.

Берци рос подвижным, любознательным, хорошо учился, преуспевал в спорте. Средней школы в селе не было, и продолжать учебу пришлось в городе Кигдварда. Домой удавалось приезжать не чаще чем раз в месяц.

В интернате страстно гонял мяч и показал себя настолько способным футболистом, что всерьез подумывал о спортивной карьере. Семья, правда, выбор не одобряла: что это за профессия такая — гонять мяч.

Чем ближе было окончание школы, тем больше Берталан отдавал предпочтение авиации. В клубе Венгерского оборонного союза он поднялся в воздух на планере, когда ему было шестнадцать, прыгал с парашютом. Выбор сделан: после школы Берталан поступил в Высшее летно-техническое училище имени Дьердя Килиана. Окончил второй курс и продолжил летный «университет» в Советском Союзе. С 1972 года лейтенант Фаркаш — профессиональный военный летчик, а через четыре года — пилот первого класса, один из лучших в своей части. В 1976 году он стал членом Венгерской социалистической рабочей партии. А через некоторое время, после подписания соглашения о пилотируемых полетах по программе «Интеркосмос», перед ним открылась возможность стать космонавтом.

Всем памятны июльские дни 1975 года, когда многолетний, чрезвычайно напряженный труд тысяч специалистов увенчался стыковкой на орбите нашего космического корабля «Союз» и американского «Аполлона». Не забыть и обращение тогдашнего президента США Дж. Форда, которое мы, международная пятерка, прослушали, встретившись в «Союзе». «Я уверен в том,— сказал он,— что не за горами тот день, когда такие космические полеты, которые станут возможны благодаря этому первому совместному полету, будут в какой-то мере обычным делом». Они действительно стали «обычным делом», международные космические полеты. И мы искренне сожалеем, что так успешно начавшееся советско-американское сотрудничество в космосе ныне прекращено по вине тех безумных политиков, которые хотят превратить космос в сферу военных действий.

Зато с околоземной орбиты в эфире зазвучали голоса представителей социалистических стран. Вместе с советскими товарищами на советских кораблях в космос стартовали космонавты-исследователи из ЧССР, ПНР, ГДР, НРБ, ВНР, Вьетнама, МНР, Кубы и СРР.

Уже на первых порах подготовки этой серии полетов были оговорены их основные задачи, сроки, принципы формирования экипажей. Вот типовая схема: экипажи составляются для так называемых экспедиций посещения, продолжительность полета около восьми суток, международный «дуэт» состоит из советского гражданина — командира корабля и космонавта-исследователя одной из социалистических стран. Стартовав, корабль выходит на околоземную орбиту и стыкуется с орбитальной научной станцией «Салют», на борту которой выполняет долговременную полетную программу советский экипаж. На борту комплекса «Салют — Союз» космонавт-исследователь выполняет научные эксперименты и исследования.

Как и к любому космическому старту, полную подготовку проходят два интернациональных экипажа — основной и дублирующий. Каждая страна — участница программы направляет в Центр подготовки космонавтов по два своих представителя.

Первыми в Звездный приехали кандидаты из Чехословакии, Польши и ГДР. И началось для этих молодых военных летчиков новое дело, о котором несколько лет назад они могли только мечтать.

Знакомство со Звездным городком, с советскими космонавтами, изучение «Союза» и орбитальной станции «Салют», зачеты, призванные выявить, сколь успешно новое пополнение усваивает теоретический и практический материал, тренировки — с этого начался путь на орбиту «новобранцев» отряда космонавтов. И хотя требования к уровню их подготовки несколько отличались от тех, что предъявляются командирам кораблей и бортинженерам, все кандидаты продемонстрировали не только то, что они полностью владеют методикой научных экспериментов, но и хорошо знают корабль и станцию. Во всяком случае, каждый из космонавтов-исследователей мог помочь при необходимости командиру в работе со сложнейшими системами.

Настала пора «разбиваться на пары», определять состав экипажей и начинать уже совместные практические тренировки. После скрупулезного анализа кандидатур советская сторона назначила командирами международных экипажей для первых экспедиций космонавтов В. Быковского, В. Горбатко, А. Губарева, П. Климука, Н. Рукавишникова и автора этих строк. Все мы уже летали на «Союзах», а Валерий Быковский пилотировал даже корабль-ветеран «Восток».

Вечером 17 июня 1977 года нас, советских космонавтов, и зарубежных кандидатов собрал в своем кабинете Г. Т. Береговой — начальник Центра подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина. Присутствовали также А. Елисеев, А. Николаев и В. Шаталов. Георгий Тимофеевич официально огласил составы экипажей, представил друг другу командиров и будущих космонавтов-исследователей, рассказал о программе совместных тренировок, приступать к которым предстояло завтра же на контрольно-испытательной станции завода — изготовителя космических кораблей.

КИС — грандиозное сооружение. Сюда, прежде чем стартовать на орбиту, поступают для дотошнейшей проверки всех систем космические аппараты. Все поражает в этом зале — и стерильная чистота, и километры кабельных жгутов, за которыми едва видно проверяемые аппараты, и особая тщательность «прослушивания» и «прозванивания» больших и малых, сложных и простых систем, агрегатов, узлов и деталей корабля. Специалисты станции дают «добро» на отправку изделий на космодром лишь после того, как испытают его на всех возможных режимах и убедятся, что выходные параметры соответствуют заданным.

Под сводами КИСа находится и «двойник» аппарата, работающего на орбите. Если нужно, например, экипажу использовать какую-нибудь систему в новом для нее режиме, проделать в корабле или за его пределами незапланированную работу, то всякая новинка проверяется и отрабатывается сначала на точной копии «Союза», «летающего» в безопасных условиях, на Земле. Только потом отработанная методика рекомендуется экипажу...

В тот день это предприятие впервые открыло двери для иностранцев. И было видно, какое сильное впечатление произвел КИС на новичков, которые хотя и понимали, что лишь троим из шестерых доведется слетать на представленной здесь космической технике, но с энтузиазмом начали готовиться к экспедиции на «Салюте».

Естественно, в дублерах должны были остаться и трое из нас, советских космонавтов. Но до окончательного решения, кому лететь, а кому ждать на Земле, к совместному советско-польскому полету готовился я с Зеноном Янковским, Петр Климук с Мирославом Гермашевским.

За полтора месяца до первого пилотируемого полета по программе «Интеркосмос» в Звездный прибыла вторая группа космонавтов-исследователей — болгары, венгры, кубинцы, монголы и румыны. А вскоре окончательно определился основной советско-польский экипаж, и мне, дублеру Петра Климука, вновь предстояло готовиться к полету, на этот раз в составе советско-венгерского экипажа. Ничего не поделаешь, такова наша профессия.

В начале марта 1978 года всей семьей собираемся в Звездный городок — первый визит семье Берталана Фаркаша, венгерского летчика. Мы с ним в одном экипаже, и таких встреч-визитов будет, вероятно, много, но эта первая...

Трое из нас — жена Людмила, дочь Катя и я сам — уже готовы. Осталось собраться в дорогу лишь семилетнему Митьке, что, как выясняется, дело не простое, настолько он увлечен игрой в «солдатики». Приступаю к переговорам:

— Митька, поедем в Звездный городок?

— Зачем? — деловито осведомляется «главнокомандующий солдатиками». Надо что-то придумывать, просто знакомством с новыми людьми его не заинтересовать.

— Будем сниматься в кино,— отвечаю, не слишком погрешив против истины: в Звездном действительно будут венгерские кинодокументалисты.

— А деньги будут платить? — столь же деловито спрашивает Митька.

Мы в шоке, от которого, правда, вскоре оправляемся,— оказывается, он где-то слышал, что актерам за киносъемку причитается гонорар. К тому же нам ясно, что Митькин меркантилизм вызван вовсе не стремлением к длинному рублю, а неохотой бросать «солдатиков»...

Примерно через час мы уже в Звездном, проезжаем мимо памятника Юрию Гагарину, у подножия которого всегда живые цветы, и сворачиваем к высокому зданию, где живет семья Фаркашей.

Под стать обаятельному Берци, как его стали называть в отряде, оказалась его жена Анико и маленькая дочка Аида. И хотя все еще немного смущались, а больше всех — хозяйка, вечер прошел очень тепло. Пример непринужденности всем показывала Аида — большая любительница сладкого. На всякое предложение чего-нибудь вкусного она согласно кивала очаровательной головкой.

А через неделю мы семьями отправились на ВДНХ — покататься на русских тройках. Подумалось: два человека, русский и венгр, собирающиеся на работу в околоземное пространство, предаются редкому сегодня, но приятному развлечению и что именно Россия, лишь несколько десятилетий назад сплошь гужевая, лошадная, вывела на орбиту первый спутник, послала в космос первого человека и вот теперь посылает туда нас, международный экипаж, представителей двух братских стран социалистического содружества...

Итак мы начали готовиться с Берталаном Фаркашем к выполнению новой научной программы. Было решено, что на первом этапе Берталану полезно будет работать без меня, чтобы привыкнуть к кораблю, к системе управления, а потом уже тренироваться вместе. Какое-то время, правда, понадобилось, чтобы четко расписать многочисленные обязанности во время таких ответственных операций, как сближение и стыковка, и добиться автоматизма действий.

Обо всей подготовке, длившейся два года, разумеется, не расскажешь. Но о некоторых фрагментах дают представление строки из дневника тех лет,

15 марта 1979 года. Очередное занятие на тренажере. Все происходит, как в реальном полете: идет радиообмен с Землей, шелестят маршевый двигатель и двигатели ориентации. «Включать» их пришлось потому, что наш «Союз» «сближался» со станцией и два раза «облетел» вокруг нее. Тронешь ручки управления — и уплывают из иллюминатора звезды, уступая место другим, ранее невидимым. Движется под нами и Земля с радужным ореолом атмосферы, океанами и континентами. Видим мы и светило. Оно то уходит из поля зрения, то бьет прямо в глаза.

На табло перед нами скачут цифры: мы приближаемся к станции, автоматика сообщает о скорости сближения и расстоянии... Все настолько реально, что как-то забываешь о своем весе и кажется: ЭВМ, которая управляет целым арсеналом техники, имитирующей многие условия полета, ухитрилась создать даже невесомость.

В конце занятия выяснилось, что техника, способная воспроизвести на Земле космический полет, не справилась на этот раз с простенькой задачей — снабжать свежим воздухом. У нас разболелись головы, и, хотя я чувствовал, что не работает система вентиляции, техник уверял: дескать, просто нет охлаждения, поэтому нам кажется, что нет воздушного потока. После занятий предложил ему самому проверить вентиляцию внутри тренажера. Он проверил и... согласился: кондиционер неисправен. В кабине объемом 3 кубических метра мы находились 2 часа (по инструкции максимальное допустимое время — не более 40 минут). Но тяжело в учении, легко в работе.

10-11 мая. Практический экзамен на комплексном тренажере. В первый день введены пять отказов — нештатных ситуаций, во второй — четыре, в том числе разгерметизация спускаемого аппарата при расстыковке, Справились успешно.

25 мая. Принято решение о запуске корабля «Союз-34» в беспилотном варианте. Советско-венгерский полет откладывается до будущего года.

Очень расстроило нас это известие. Все наши чувства и мысли настроены на полет, а он откладывается. Важно держать себя в руках, не расслабляться, продолжать подготовку будто ничего не произошло. Но в глубине души каждый из нас чувствует себя, как спортсмен, находящийся в пике формы, настроенный на состязание, которое вдруг перенесли па следующий год. Что ж, терпение, способность управлять своими эмоциями — не из последних свойств людей нашей профессии.

25 октября. Отрабатываем выход из приводнившегося в море спускаемого аппарата. Волнение на Черном море около четырех баллов. Накупались вдоволь: тренировку проводим то в скафандрах, то в гидрокостюмах. Переодеться в таких условиях очень тяжело. Пот заливает лицо. Когда открыли люк, от свежего морского воздуха закружилась голова... Еще бы, ведь имитируется также и отказ системы вентиляции спускаемого корабля.

Кто-то после такой тренировки в шутку сказал, что не повторил бы ее даже в том случае, если на дно аппарата положили бы в качестве приза сто рублей.

21 февраля 1980 года. Зачетная тренировка на комплексном тренажере. Такие тренировки бывают время от времени. «Летали» четыре с половиной часа. Нам вводят один отказ за другим. Гироскоп, ориентация, датчики угловых скоростей, система энергопитания... Кажется, что весь корабль вышел из строя. Наконец не выдерживает сам тренажер, что выводит из равновесия уже нас самих. Поступаем по проверенному принципу: если что-то случается и при этом ничего не понятно, надо думать и еще раз думать. Иначе можно и дров наломать. Постепенно разбираемся в ситуации и хорошо — по оценке тех, кто контролировал наш «полет»,— выходим из нее...

18 марта. Провели занятие в КИСе. О станции рассказывал Олег Макаров, один из немногих, к счастью, космонавтов, кто пережил серьезную нештатную ситуацию, да еще при старте корабля. В 1975 году при старте «Союза» с экипажем Василий Лазарев — Олег Макаров на высоте около 180 километров автоматика, следящая за важнейшими параметрами выведения, из-за отказа в ракете дала команду на аварийное возвращение корабля по баллистической траектории. Выдержав значительные перегрузки, космонавты благополучно достигли Земли, их корабль приземлился в 2 тысячах километров от места старта, в горном районе Алтая. Василию и Олегу весьма пригодились тренировки на выживаемость — с поисковой группой они встретились через несколько часов.

Олег прекрасно знает станцию «Салют-6»: в 1978 году он вместе с Владимиром Джанибековым составил первую на эту станцию экспедицию посещения.

11 мая. Межведомственная комиссия по подготовке космонавтов назначила наш экипаж основным. Наши дублеры — Владимир Джанибеков и Бела Мадьяри.

12 мая. Сегодня отлет на космодром! Это всегда событие ритуальное. Утром в профилактории нам накрыли стол для завтрака с семьями и друзьями. Приехали гости: представители посольства ВНР в СССР, члены венгерской делегации. Шампанское, тосты, пожелания удачи, благополучного возвращения на Землю...

По пути на аэродром мой уже девятилетний Митька спросил, почему это дядя Валера Рюмин так быстро полетел в космос еще раз. Я было приготовился рассказать ему, что дядя Валя Лебедев, готовившийся вместо с дядей Лелей Поповым к длительной экспедиции на «Салюте-6» повредил ногу при тренировке па батуте, вместо него пришлось срочно готовиться дяде Валере, но Людмила решила, что для Митьки это слишком сложное объяснение, и просто ответила: не знаю. Митьку же этот ответ не удовлетворил, и он сказал:

— А он, наверное, поссорился с тетей Наташей, и она договорилась, чтобы его отправили в космос...

Знал бы Митька, что в космос не отправляют, а направляют на работу, что это — величайшее доверие и высокая честь. Знал бы он, как нелегко было Валерию Рюмину, лишь несколько месяцев назад вернувшемуся из 175-суточного полета, сообщить Наташе о новой, еще более длительной командировке на орбиту!

Сейчас-то Митька рассуждать горазд, не то что перед моим полетом по программе «Союз» — «Аполлон», когда ему было только четыре года. Помню, тогда спросил его один радиожурналист, что Митька желает мне перед полетом.

— Пусть привезет из космоса игрушки и жевательную резинку.

Я этому пожеланию особого значения не придал, а когда вернулся, встретился с семьей, вижу: что-то дуется на меня сын, вырывает свою руку из моей.

— Что случилось, Митя?

— А где игрушки и резинка?

— Да ты знаешь, где я был?

— Знаю, в космосе, раньше привозил оттуда...

Тут только я сообразил, что мои прежние поездки на тренировки в США он принимал за полеты в космос, а подарки, которые привозил ему из Америки, считал космического происхождения...

16 мая. Последнее посещение корабля — так называемая «отсидка». Примерка скафандров. Ракета установлена на той же стартовой площадке, с которой отправился на встречу с «Аполлоном» наш тогдашний «Союз». Замечаний к системам нет.

21 мая. Температура в тени с утра — плюс 30 градусов. Вчера кто-то поймал тарантула — прямо на тропинке, по которой мы бегаем по утрам, а днем прогуливаемся. Теперь он сидит в банке у одного из врачей. Любопытно: на тарантуле множество крошечных паучат, наверное, около сотни. Отбоя от любопытных нет.

24 мая. Наш экипаж окончательно утвержден к полету. Член Политбюро ЦК ВСРП, секретарь ЦК ВСРП Михай Кором, возглавляющий венгерскую делегацию, заявил в интервью специальному корреспонденту венгерского агентства МТИ: «Мы испытываем огромную радость в связи с тем, что являемся свидетелями начала советско-венгерской космической экспедиции, за которой в настоящий момент следят вся наша страна, весь народ. Она представляет собой символ тесного братского сотрудничества, которое связывает нашу родину с Советским Союзом, другими социалистическими странами...

Мы уверены в том, что наш космонавт с помощью своего советского коллеги успешно выполнит поставленные задачи. Полученные во время космического полета новые данные станут нашим общим достоянием, обогатят всемирную науку. На Байконуре мы вновь имели возможность убедиться в высоком уровне развития советской космонавтики. Ныне использовать эту космическую технику получил возможность и представитель нашей страны. Доброго пути, успешной работы и счастливого приземления желаем мы от имени всего венгерского народа экипажу космического корабля «Союз-36».

25 мая. Звонил домой. Поговорил с Людмилой, Катей, Митей. Завтра, может, не удастся поговорить.

Вечером смотрели, как обычно, «Белое солнце пустыни». Традицию эту установили мы с Алексеем Леоновым. После этого фильма всегда чувствуешь прилив сил и спокойствия.

Сейчас даже трудно поверить, что поначалу этот фильм вызвал такую недоброжелательную реакцию критиков. Защищая его, я писал тогда в «Литературной газете»: «Этот фильм мне довелось смотреть чаще, чем любой другой. Такая у нас сложилась негласная традиция. Перед полетом, накануне старта, экипаж смотрит этот фильм... Текст знают наизусть. Специалисты Центра подготовки космонавтов «выпустили» специальный опросник, где около ста шутливых вопросов по сюжету фильма. Только очень внимательный зритель, обладающий еще и чувством юмора, способен ответить на них. Так и получилось, что фильм «Белое солнце пустыни» от старта к старту демонстрируется на космодроме Байконур. Можно сказать, что он как бы включен в цикл предстартовой подготовки космонавтов».

26 мая. Вот и настал день нашего с Берталаном старта в космос. Сегодня проснулся в 8 часов утра. Ночью, видимо, прошел сильный дождь. Проверил, как обстоит дело с моими биоритмами. Судя по заранее вычерченным кривым, сегодня минимумы аж по двум циклам! Между тем чувствую себя прекрасно, ведь нынче такой день...

По традиции, перед тем как покинуть номер гостиницы, в котором провели предстартовую ночь, собираемся вместе с дублерами, друзьями-космонавтами, инструкторами и на минутку присаживаемся «на дорожку». Правда, не за «четырнадцать минут» до старта, а за пять с половиной часов, но традиция соблюдена. Сидим, молчим, потом встаем и расписываемся на двери номера. Это тоже традиция. Первыми на этой двери оставили свои автографы мы с Алексеем Леоновым — перед стартом на орбиту «Союза» — «Аполлона». Теперь дверь покрыта росписями чуть, ли не донизу: она считается счастливой. Расписавшись, выходим к автобусам...