Домой, в отпуск!
Домой, в отпуск!
Соскучился Михаил Васильевич по дому, устал немного, но не переставал чувствовать, что сердце его рядом с близкими ему людьми — матерью Марией Кузьминичной, женой Марией Дмитриевной, детьми.
Перед отправлением на Северный полюс с московского Центрального аэродрома он успокаивал свою жену:
— Жди только хороших известий…
Из Главного управления Северного морского пути Марии Дмитриевне постоянно сообщали о продвижении экспедиции, держали ее в курсе событий.
Прошло некоторое время. Однажды ей позвонили и сообщили, что муж вылетел с острова Рудольфа на Северный полюс. Это была самая волнующая минута в ее ожиданиях. Скоро полюс, но как он встретит?
Днем позвонили еще раз, сказали, что самолет пошел на посадку.
Но только пошел, а не сел. Ведь самолет нужно посадить среди торосов, на льдину, на которую не ступала нога человека. Каждый метр в тех местах может грозить смертельной опасностью…
Часы ожидания показались Марии Дмитриевне целыми неделями. Наконец она не выдержала и стала сама звонить в Управление, спрашивать: где самолет Водопьянова, что с ним? Ей сказали, чтобы она не беспокоилась — просто ищут удобную для посадки площадку… Но как можно не беспокоиться?..
Только в два часа ночи ей сообщили: «Самолет благополучно приземлился на полюсе».
Дети Михаила Васильевича в эту ночь тоже не спали. Дочка Вера, лежа в кровати, чутко прислушивалась к маминому разговору по телефону. А мама, когда положила трубку, радостно крикнула, забыв, что сейчас ночь и детям она приказала спать, не обращать внимания на телефонные звонки:
— Папа опустился на полюсе!
Тут же повскакали Вера, Володя и с криками «ура» подбежали к матери. Не спала и Мария Кузьминична, мать летчика. Наконец-то, подумала она, сбылась мечта Михаила.
На обратном пути, при возвращении с полюса, в Амдерме, Водопьянов разговаривал с женой по телефону. Слышали друг друга они так хорошо, что невольно оба растерялись. От волнения задавали один и тот же вопрос друг другу: «Здравствуй, как здоровье?», Михаил Васильевич еще успел спросить о детях, как тут же их и прервали. Потом, вспоминая об этом, самом коротком в их жизни телефонном разговоре, они весело смеялись, шутили.
Он получал от семьи весточки постоянно. Еще перед броском на Северный полюс, на острове Рудольфа, его застала радиограмма, в которой дочь Вера сообщала: «Дорогой папочка! Экзамен сдала на «отлично». Вова перешел в следующий класс».
«Молодцы, ребята, — думал Михаил Васильевич, — не подкачали».
Значит, не зря он приучал их к дисциплинированности и аккуратности в учебе, выполнении домашних дел. Конечно, не часто ему приходилось бывать дома, иногда и очень короткое время, но его с нетерпением ждали. Как только он приезжал, квартира оживала, радостям не было предела. Дети сами просили каких-нибудь поручений, с удовольствием их выполняли, словно играли в какую-то интересную игру. Иной раз ему предстояло выступить на встрече, тогда Вере он давал небольшое поручение, например кому-то позвонить, передать то-то, Володю просил проверить парадную форму и т. д.
Мария Кузьминична, мама, сейчас, наверное, радуе-ется за него. Ей пришлось много увидеть нужды. Но, сколько он помнит ее, ни разу она не показывала перед ним, вообще перед кем бы то ни было своего невеселого настроения, своей печали. Ее видели всегда веселой, энергичной, волевой. Часто приходили к ней люди просить совета.
Приезжая в Москву, Мария Кузьминична не забывала о деревенских своих родственниках: всем накупит подарков, чтобы никого не обидеть.
Внучата в Москве ждали ее приезда с нетерпением. Она вносила веселую атмосферу в их жизнь, умела хорошо рассказывать. От нее они узнали о детских одах М. В. Водопьянова, о деревне Студенки, где он родился.
С детства Михаил Васильевич был настойчивым, обязательно добьется того, что задумал, заступался за слабых.
Его отец был хорошим ему примером: лишних слов не говорил, но работал споро, с огоньком. Всю жизнь не покладая рук он трудился: надо было прокормить семью.
М. В. Водопьянов с детства уже помогал родителям по хозяйству. Нужда, нехватка преследовали семью.
Однажды на семейном совете постановили переехать в Сибирь, в Тайшет, думали, что там больше повезет, появится хоть какой-то достаток. Там-то и вынуждены были отдать девятилетнего Михаила в работники. Хозяин не раз отмечал сноровку и ловкость Михаила, физически тогда уже сильного. Хотя работа и была напряженная, Михаил усталости не чувствовал. Умел находить отдохновение. Сгонял в ночное лошадь, спутывал ей ноги, а сам посидит в поле, не спешит домой…
— Лет в четырнадцать, — рассказывала бабушка своим внучатам, — ваш отец умел и пахать, и косить, и молотить, и плотничать… Всегда он был подвижным, интерес ко всему имел, не унывал, улыбается только — и все. Вот такой характер… Когда же мы вернулись в Студенки из Сибири, — а там тоже ничего хорошего не нашли, — Михаил вскоре и потянулся в авиацию: техника его заинтересовала. Сказал, что хочет летать на самолете…
Мать, жена, дети М. В. Водопьянова собирали газеты, в которых сообщалось что-нибудь о Михаиле Васильевиче. Мать Мария Кузьминична, бывало, просматривала их с удовольствием. В одной из них, датируемой 23 мая 1937 года, она увидела фотографию, на которой Михаил изображен вместе с ней. Это пе — ред самым отлетом снимали, она помнит. Оба они улыбаются. На фото она в повязанном белом платке, светлой кофте, Михаил Васильевич — в форме летчика, смотрит на нее, улыбается, как она его всегда помнит…
В других газетах крупным шрифтом даны заголовки: «Товарищ Водопьянов — близкий и родной нам человек» — это писала «Липецкая коммуна»; «Мужественный, отважный, храбрый», «Товарищ Водопьянов — один из лучших воспитанников партии», «Народный герой», «Душевный человек, наш Михаил Васильевич» — так писали центральные газеты страны.
А вскоре было напечатано сообщение, что М. В. Водопьянов — в том же, 1937 году — выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР: кандидатуру его предложили рабочие и служащие липецкого завода «Станкострой»…
Из газет стало известно, что Географическое общество при Академии наук СССР благодарит его за выдающиеся заслуги перед советской географией и Географическим обществом… Созданы пионерские дружины его имени, а в Горьком — авиаклуб имени М. В. Водопьянова (шестеро его воспитанников стали в годы войны Героями Советского Союза)… В городе Липецке одна из улиц названа именем Водопьянова. «Его» улица есть и в Москве…
К детям своим он проявлял неослабное внимание, правда, очень часто «на расстоянии», так как подолгу отсутствовал в многочисленных дальних перелетах, экспедициях, спецзаданиях, но всегда контролировал их учебу, был требовательным. Если обнаружит в дневнике у кого-то из них плохую отметку, хотя большей частью оценки были хорошие, строго, с нажимом в голосе скажет:
— Исправить! — и никакого послабления уже быть не может. Путей к отступлению нет — отец проверит, что обязательно!
Детям Водопьянова передались скромность, честность… В тридцатых годах произошел такой случай. Когда спасли челюскинцев, учительница спросила Владимира Водопьянова, ученика третьего класса: не его ли папа спасал челюскинцев? Володя не решился ответить, что это был его папа, сказал так:
— А вдруг он не спас? Я не знаю.
Когда уже героев встречали на Красной площади, а дети Водопьянова — Володя и Вера — стояли у Мавзолея, тут уж всякие сомнения отпали сами собой.
…Стажер училища мичман Юрий Водопьянов доложил о своем прибытии на корабль командиру.
— Не сын ли вы Водопьянова? — спросил тот.
— Нет, однофамилец.
Не хотел Юрий, чтобы известность отца как-то помогла ему в службе, дала бы какие-то преимущества перед товарищами.
Некоторое время спустя в эту часть приехал Михаил Васильевич — повидаться с сыном. Из штаба части стали звонить на корабль, справляться о сыне Героя Советского Союза Водопьянова. Но там ответили, что на корабле служит лишь однофамилец, а сына нет. Михаил Васильевич засмеялся, говорит:
— Ну пусть однофамилец приходит, — он-то знал, что это был его Юрий.
Пример отца заметно повлиял на детей (всего у Водопьянова семь человек детей). Второй по старшинству сын Водопьянова Владимир Михайлович так же, как его отец, хорошо разбирается в технике, умеет чинить различные механизмы, устройства, приборы. Всю свою трудовую жизнь он провел в авиации, был мотористом, бортмехаником, принимал участие в обслуживании советских экспедиций на Северный полюс, как специалист приобрел богатый опыт, с семнадцати лет участвовал в Великой Отечественной войне — в одной дивизии со своим отцом…
В семье М. В. Водопьянова дети были приучены к осознанности и тщательности во всем том, что они делали, в том числе и когда выбирали профессии. Есть среди них врач, юрист, фотограф, инженер, печатник — хорошие специалисты. Несколько его сыновей, племянник, внуки посвятили себя авиации.
Пустое созерцание, ничегонеделание всегда были чужды характеру Водопьянова. Сын Владимир Михайлович рассказывал много лет спустя: «Отец не любил праздношатающихся, сердился на таких. Как приедет на дачу, сразу начинает чем-нибудь заниматься, других вовлекает в работу: вскапывает землю, ремонтирует крышу, делает какое-то очередное приспособление…»
Любое задание воспринимал он как самое главное, главнее которого в этот момент для него и не было.
Вот небольшой эпизод из его летной деятельности, иллюстрирующий эту характерную для Водопьянова черту.
…Спасенные челюскинцы находились в Ванкареме, а их следовало переправить в Уэлен, к восточной оконечности Чукотского полуострова, ближе к воде. Водопьянов сделал, кажется, самую малость: запасся на мысе Северном бензином. Он предвидел, что в Ванкареме, откуда нужно будет вывозить людей, бензина не окажется. И как пригодилась его находчивость! Теперь, поделившись бензином с Молоковым, они на двух самолетах полетели в Уэлен, чтобы взять там бензина для всех самолетов. Такое, казалось бы, неприметное, будничное дело обеспечило быструю переправку челюскинцев из Ванкарема в Уэлен, как бы приблизило людей к дому, ко всей стране, которая ждала их с нетерпением.
Ведь вполне можно было при благополучном завершении челюскинской эпопеи и радостном всеобщем настроении, забыть о второстепенных вещах — задание выполнено, всякие другие дела можно считать неглавными. Но летчик Водопьянов продолжал работать, так же ответственно выполнял свой долг, заключавшийся теперь в обеспечении полного благополучия вверенных ему людей.
…Пока Михаила Васильевича не было дома, скопилось много писем, большинство из которых прислали ребята. Они интересовались его жизнью, задавали массу вопросов, им тоже хотелось стать героями.
Из этой обильной корреспонденции в ином мальчишеском письме нет-нет да и мелькнет, бывало, такая мысль: «Вам хорошо, вы были первыми героями, героическое само шло к вам в руки, а тут…»
Водопьянов задумывался, улыбался.
В самом деле, иной раз, глядя на известного человека, думаешь, что известность приходит по инерции, сама собой. Что он, мол, в такую уж эпоху жил. Но, присмотревшись, видишь, что основа всего — в действиях самого человека, что его жизнь управляема его волей.
Может быть, поэтому в письме к пионерам Украины, опубликованном в «Пионерской правде», Михаил Васильевич так подробно разъяснял ребятам простые, казалось бы вещи: что в первую очередь надо очень стремиться к поставленной цели, много и упорно трудиться, и тогда любимая мечта станет явью… Чтобы быть полезным Родине, писал он далее, мало одного желания, оружие героя — знания, дисциплина, твердая воля. И выковывается это оружие изо дня в день, с самого детства. Не раз горько посетует на себя тот, кто не запасся этим в юные годы… Тот, кто только мечтает о трудовом подвиге и ничего не делает для своего совершенствования, тот ничего стоящего в жизни не добьется. Достигают цели лишь те люди, которые умеют свою жизнь подчинить разумной дисциплине… И приводил такие примеры: «…школьник всю первую половину дня прокатался на коньках и опоздал в класс. А представьте себе, что этот мальчик вырос, стал летчиком и, задержавшись по какой-то маловажной причине, опоздал на аэродром к вылету самолета…
…Мальчик неаккуратен, у него грязные, мятые, рваные учебники и тетради. А что может случиться, если этот мальчик, став впоследствии хирургом, будет небрежно относиться к своим медицинским инструментам и сделает операцию ржавым скальпелем?
…Кем бы вы ни готовились стать в будущем, знайте, что каждая двойка, каждый пропущенный урок, каждое нарушение дисциплины, каждое замечание в табеле — это препятствие на пути к осуществлению нашей мечты. А если таких препятствий накопится слишком много, то никогда мечта не станет явью. Никто и ничто вам не поможет».
Надо сказать, что на письма технического характера помогал ему отвечать известный уже читателю К. А. Москатов.
— Писем приходило большое количество, — рассказывал Карл Арнольдович. — Я являлся к нему два раза в неделю, перед работой, пока еще была свежей голова. В квартире Михаила Васильевича на 5-й Тверской-Ямской специально стоял для меня стол, где я работал. К ответу на некоторые письма нужно было готовиться специально, что-то даже почитать из литературы. Многие советы, содержавшиеся в письмах читателей, помогали даже совершенствовать авиационную технику, не говоря уже о вдохновении, которое они давали Михаилу Васильевичу как человеку и специалисту своего дела…
К Водопьянову, приезжавшему куда бы то ни было — на фабрику, завод, в воинскую часть, санаторий, — всегда шли люди, прежде всего как к отзывчивому человеку.
Дочь Вера Михайловна рассказывала о таких его чертах:
«Михаил Васильевич все время помогал людям. После спасения челюскинцев он взял всех нас с собой отдохнуть. Поехали на его родину в Липецк. Он отдыхал там в местном санатории. Мы к нему приходили. Я помню, сколько к нему было всегда посетителей. Очередь целая. Шли к нему по разным вопросам, чаще, конечно, по житейским. И он составлял план, что надо сделать за день, чтобы успеть выступить в школе, воинской части, пионерском лагере, выполнить просьбы людей…»
А вот небольшое воспоминание участницы челюскинской эпопеи Л. Г. Кондратьевой:
«Как-то, уже в послевоенное время, я «терпела бедствие» и решила обратиться за помощью к Михаилу Васильевичу. В Купавне, где его дача, его все Знают — и взрослые, и дети, каждый говорит о нем что-нибудь хорошее. И вот я у него: «Я к вам, Михаил Васильевич, пришла из тридцатых годов». Он так просто сказал: «Проходите». И помог мне… Случается, что люди, достигшие высокого положения, утрачивают свою доброту. Михаил Васильевич ее не утратил, он стал еще добрее…»
Сын Владимир, другие дети, все, знавшие Водопьянова, приводят немало подобных фактов: за кого-то заступился, хотя тот и был виноват, кому-то еще помог. Иногда, правда, помощь была сверх «юридической» нормы. Тогда ему говорили официальные люди: «Вот тут уж, Михаил Васильевич, ничего нельзя сделать». Только после этого он вынужден был отступить… Однажды у Водопьянова похитили новенькую «Волгу», прямо от подъезда дома, где он жил; потом нашли угонщика, наступала расплата, но Водопьянов вдруг стал хлопотать о его прощении. Водопьянов верил в целительную силу доброты.
А один случай — совсем недавно — рассказал мне К. А. Москатов:
«Пришла однажды к М. В. Водопьянову женщина и попросила спасти ее сына, совершившего какой-то противоправный проступок. Михаил Васильевич встретился с ним, посмотрел ему в глаза — а он умел определять, кому можно верить, а кому нельзя, я бы сказал, душевно умел определять человека, больше чем врач, — и решил его спасти от суда. Имя Водопьянова было безупречно. Он пришел в суд и сказал: «Я его беру на поруки, отвечаю за него». Представляете, первый раз видеть человека и так за него поручиться! Но поступая так, Михаил Васильевич не смог бы допустить обмана со стороны того, кто дает ему клятву не совершать впредь плохих поступков. Он исключительно был сердечный человек и в такой же степени бескомпромиссный. Обманывать его было ни в коем случае нельзя. Парню же этому он сказал: «Ты должен дать мне слово, что больше никому не сделаешь плохо. Если нарушишь клятву, я тебя сам застрелю вот из этого пистолета без всякого суда». (А у него всегда при себе имелся пистолет.) И мы все знали, что раз он так сказал, он это сделает.
И парень это понял…»
В семье рассказывают с улыбкой, что много раз у Михаила Васильевича одалживали деньги и не отдавали. Сын Владимир спрашивал нередко отца: помнишь, тот-то и тот-то занимал у тебя деньги? Отдал? Михаил Васильевич долго не отвечает, потом усмехнется и скажет бодро и весело:
— А откуда он возьмет-то?! — махнет рукой и не то что не расстраивается, а словно доволен происшедшим.
Человеческие его черты вызывали всеобщее уважение к нему. Причем это уважение равнялось уважению за профессиональные его достоинства, а возможно, и превосходило его.
…Отпуск у Михаила Васильевича подходил к концу. Вновь его тянуло на Север. Скоро он отправится в какой-нибудь длительный рейс или ему поручат обследовать сложный участок далекой Арктики. Сколько еще впереди интересной работы!!!