Поездка в отпуск

Поездка в отпуск

С отпускным билетом в кармане и справкой от моего командира эскадрона о том, что я, как солдат-фронтовик, имею право на дополнительный паек, то есть надбавку за тяжелые работы и 2 яйца в неделю, я отправился на аэродром Одессы, где царило оживленное движение. Ежедневно приземлялись самолеты с грузами, обратно они отправлялись чаще всего с ранеными на борту. После долгого ожидания приземлился четырехмоторный Ю-90. Наземный персонал сразу взялся за работу и вынес из него светлые ящики, в которых находились запасные двигатели. Я тем временем проскользнул к группе пригодных для транспортировки раненых. Хотя в самолете незадолго до старта выяснили, что я единственный здоровый среди раненых, мне разрешили лететь до Мюльдорфа под Мюнхеном.

Во время промежуточной посадки в Бухаресте снова пришлось проходить проверку на вшивость. Спустил брюки, и после санитарной проверки мне удалось пройти в самолет, хотя пара вшей в моей нижней рубашке все-таки ползала. Последнюю часть своего путешествия до Фрайбурга я проехал поездом. После 23 месяцев службы я снова дома.

Во Фрайбурге мать меня баловала. Я мог выспаться, меня не будили ни команды, ни шум боя. Мать меня кормила лучшим, что было на кухне, лучшими сэкономленными продуктами и тем, что можно было получить на продовольственные карточки. Окруженный заботой и желанный, я немного почувствовал свободу. Так и должна была продолжаться жизнь и не возвращаться на войну. Страх смерти на короткое время был оттеснен. Его заменил другой — страх, что за тобой следят. В нашем доме жила на 100 процентов верная линии руководительница женской организации с большими чуткими ушами. Пришлось очень быстро перейти на шепот и очень осторожно потихоньку слушать вражеские радиостанции.

Я часто ходил в кино и снова с удовольствием слушал пластинки. Дни летели быстро. И чем ближе отпуск подходил к концу, тем больше омрачались дни скорым возвращением на фронт. Я сомневался, что здоровым вернусь с войны, и мрачно думал о том, что, может быть, в последний раз вижу дом. После слезного прощания я один отправился на вокзал. Моя мать и я не хотели прощаться на вокзале. Мы не хотели представлять картину плачущей матери с зареванным солдатом-фронтовиком перед чужими людьми, среди которых могут быть «товарищи по партии» с благородными лицами.

Первый день пути на фронт завершился в Мюнхене, второй — в Вене, где готовился транспорт в Румынию. Сразу его отправить не смогли, и через пять дней — тоже. Собравшиеся солдаты, выслушав информацию офицера транспортной службы о том, что поезда не будет, снова с громкими криками устремились в город Вену.

Наконец, 27 апреля 1944 года отправился поезд в Будапешт. Вторым этапом, после того как поезд протащили через карпатский перевал Клаузенбург четырьмя паровозами — двумя в голове состава и двумя в середине, — была станция Плоешти. Но ее поезд прошел без остановки. Почему, мне стало ясно на следующей остановке на перегоне. Когда я, выйдя из вагона, улегся на лужайке, то увидел множество самолетов, непрерывно бомбивших этот важный город нефтедобывающего района. Над Плоешти еще поднимались облака черного дыма, когда поезд пошел дальше в Бухарест.

5 мая я был в Бухаресте и доложил о своем прибытии в комендатуру. Такие комендатуры были на всех более или менее крупных станциях. Там солдаты узнавали, где находится их часть и как до нее добраться. На следующий день пассажирским поездом, теперь уже самостоятельно, почти как в мирное время, я снова отправился в Плоешти, так как оттуда должен был поехать в Бакэу. В вагоне четвертого класса я сидел вместе с рабочими, крестьянами и румынскими солдатами. Невыносимая чесночная вонь превращала поездку на поезде по мирной местности в пытку. Поезд едва тащился, останавливаясь у каждого столба, через Мицил, Буцеу, Рымнику-Сарат, Фокшаны. На каждой остановке я выскакивал из поезда и ложился на лужайку. 6 мая 1944 года в Марасештах моему взору представилась уже знакомая картина: все стены маленького станционного здания были оклеены новыми, но по содержанию старыми, уже известными приказами и приговорами генерала Шёрнера. Я снова понял, куда попал. Во время долгих остановок на станциях я видел вокруг только очень бедно одетое румынское население. Поэтому объявление «Солдаты! За грабеж полагается смертная казнь!» больше относилось к Шёрнеру, чем к реальности. Что было там грабить? Хотя по немецким военным носкам серого цвета с белыми полосками и по деталям немецкого военного обмундирования на некоторых румынах я понял, что они торговали или менялись с солдатами.

После невероятно долгой поездки, длившейся в общей сложности 25 суток, проехав поездом через Аджут, Бакэу и Роман и дальше на попутном грузовике, 12 мая 1944 года я оказался в своей части. К удивлению, меня там уже ждало письмо, которое моя мать отправила авиапочтой после моего отъезда!