Долгожданные известия

Долгожданные известия

За время нашего пребывания на острове Завьялова вернулся в бухту Нагаева конный транспорт. Вместе с конюхами прибыл заболевший коллектор Юрий Дзевановский, который привез письма от С. В. Новикова и Ф. К- Рабинович.

Фаина Клементьевна сообщала, что провела геологическое картирование и опробование нижней части долины реки Хеты. Это задание должно было повторить мой маршрут 1929 года, но только более детально, с заходами в глубь долин притоков Хеты. Тогда не было возможности этого сделать из-за ограниченности времени и большой усталости людей и лошадей. Пробы брали мы редко, и в одной из них были обнаружены зерна касситерита. Сейчас в партии у Фаины Клементьевны был довольно опытный промывальщик Колесов, который и провел более широкое опробование. Фаина Клементьевна сообщила, что результаты опробования долины Хеты, как и долины самого Малтана, отрицательные. В долине Хеты лишь в нескольких пробах были «пойманы» мельчайшие чешуйки золота, и то по две-три на пробу, а в трех пробах — мелкие зернышки касситерита. Это подтверждали и записки от Новикова.

При первой же встрече, информируя Пачколина о результатах поездки на остров, я рассказал ему о вестях из партий и своих выводах. Если пробы брались с применением закопушек и расчисток бортов террас и при этом промывались качественно, то, очевидно, граница распространения промышленных золотых россыпей проходит где-то севернее. Следовательно, одна из поставленных задач — приблизить горнопромышленные районы к побережью Охотского моря, к бухте Нагаева, — отчасти потерпела неудачу. А эту задачу я считал очень важной. Ведь расширение добычи золота в разведанных россыпях бассейна рек Среднекана и Утиной из-за их отдаленности, при полном бездорожье и безлюдье было связано с огромными трудностями, особенно по доставке людей и грузов. Надо учесть, что добыча тогда производилась только ручным способом, поэтому приходилось завозить много людей. Если же золото было бы обнаружено в долинах Малтана и Бохапчи, расстояние сокращалось почти вдвое.

— Да, жаль, что не оправдалась эта надежда, — сказал Пачколин. — Но не все ведь зависит только от вас. Кое-что, наверное, и от природы? — заключил он, мягко улыбаясь. — Будем надеяться, что другие задачи будут выполнены успешнее.

При первом знакомстве с Александром Михайловичем многим казалось, что секретарь объединенной парторганизации слушает собеседника как-то бесстрастно, хотя и очень внимательно. Тогда думалось, что эта черта характера связана с его обязанностями партийного руководителя, которые требуют вначале присмотреться к людям, узнать их, вникнуть в их задачи. Но по мере дальнейшего знакомства с ним становилось понятно, что им движет не только формальная обязанность, но и истинная, живая заинтересованность, что за бесстрастность мы принимаем удивительную выдержку и постоянную собранность этого человека. И наша скованность в общении с ним постепенно проходила.

— А вот вторая часть письма Фаины Рабинович и записки Новикова меня порадовали, — продолжал я рассказывать. — Оказывается, отрезок нового пути непосредственно из бухты Нагаева по долинам рек Дукчи, Уптара, Хасына в верховья Олы, затем по существующей уже тропе в долину Малтана относительно легко проходимы: заболоченности мало, перевалы доступны и вполне достаточно мест с травой для выпаса лошадей. Весь путь они прошли без происшествий. Ориентирами им служили затесы на деревьях и почти всюду заметные конские следы, оставленные партией Вознесенского, которую вел проводник Макар Медов.

Значит, в приисковые районы Колымы дорога может быть проложена без особых сложностей непосредственно из бухты Нагаева — будущего морского порта. К тому же она будет значительно короче, чем существующие летняя вьючная тропа и зимник по долинам Олы и Буюнды, — закончил я свой рассказ.

При возвращении в эти места в 1929 году нам удалось спрямить и упростить путь от Среднекана до верховьев Малтана, а теперь и этот участок от бухты Нагаева. Судя по схеме, такой вариант сокращает путь от Охотско-Колымского водораздела не менее чем на 60–70 километров. Это сообщение было важным и для нас, и для объединенной парторганизации. Мы уже не раз в разговорах с Пачколиным и сотрудниками Союззолота обсуждали вопрос о необходимости срочного изыскания наиболее короткого и удобного варианта для строительства дороги, на первых порах хотя бы времянки-зимника для подвоза грузов на лошадях. Об автомашинах тогда и мечтать не приходилось.

Перевозки летом на вьючных лошадях, а зимой — на оленьих нартах очень тормозили бы развитие золотодобычи. Нужно было срочно строить зимник, с, соответствующими станциями для конных перевозок на санях… Кроме того, мы усиленно рекомендовали Союззолоту! избрать портом для морских перевозок вместо. Тауйской косы у поселка Ола бухту Нагаева, откуда и вести; изыскания дороги и ее последующее строительство. Сейчас я снова вернулся к этому наболевшему вопросу и старался всеми доводами убедить секретаря в нашей правоте.

Я рассказал, насколько затруднительна выгрузка в Тауйской губе. Из-за прибрежных отмелей пароходы вынуждены вставать там на открытом для всех ветров рейде в 10–12 милях от берега. При этом разгрузку можно производить только небольшими баркасами, буксируемыми к берегу катером, и то два раза в сутки— в часы максимума приливов. Разгрузка из-за этого сильно задерживается, что приводит к непроизводительному простою судов, удорожанию перевозок. В штормовую же погоду разгрузка прекращается иногда на много дней, а осенью штормы довольно часты и длительны.

Во время Первой Колымской экспедиции мы были свидетелями одного драматического эпизода, разыгравшегося буквально на наших глазах.

…Пароход «Нанси Моллер», на котором участники экспедиции возвращались из бухты Нагаева во Владивосток, должен был зайти в Тауйскую губу и забрать с Ольской рыбалки бочки с красной икрой, соленой кетой и горбушей. В Тихом океане и Охотском море уже много суток свирепствовал шторм. При подходе к «воротам» бухты Нагаева пароход раскачивало все сильнее и сильнее. По пути к Оле качка стала еще ожесточенней. Пароход был старой постройки, с довольно ПО

широким, округлым, почти плоским днищем, малоустойчивым. К тому же без груза его швыряло буквально как скорлупу. Огромные волны с шипящими белопенными гребнями с глухим ударом разбивались о борт и омывали палубу. Весь корабль содрогался, раскачиваясь и сильно кренясь то на один, то на другой бок. Часто качка менялась на диагональную. Тогда у парохода то высоко вздымался нос, то он зарывался в пучину, и вверх поднималась корма.

Все вокруг было окутано плотным туманом. С трудом опустили на бушующую воду катер с командой матросов и два небольших баркаса с одним рулевым на каждом. Но стоило только катеру с баркасами отплыть от борта парохода, как их поглотила плотная масса тумана. Прошло немало времени, пока катер снова появился у борта, но только с одним баркасом и без груза. Второй баркас, оказывается, вскоре после отплытия оторвало и унесло вместе с рулевым. Команда катера тщетно пыталась разыскать его, то включая сирену, то выключая мотор и оставляя включенными сигнальные огни, чтобы услышать крики о помощи. Через некоторое время катер вновь ушел на поиски, которые продолжались до темноты, но снова оказались безрезультатными.

Туман и качка к утру не уменьшились, и капитан парохода, американец, принял решение покинуть Тауйскую губу, прекратив дальнейшие поиски баркаса.

На нас, немногочисленных пассажиров, этот случай произвел удручающее впечатление. Мы были возмущены бесчеловечностью капитана и команды и искренне жалели матроса-китайца, обреченного, вероятнее всего, на гибель.

Рассказав этот эпизод, я хотел еще раз убедить Пачколина, насколько неудобна Тауйская губа для разгрузки судов.

Бухта Нагаева выгодно отличается в этом отношении. Во-первых, имеется детальная карта кромки ее берегов и промеров глубин. Во-вторых, у берегов она приглуба, и пароходы могут подходить близко к берегу во многих местах. Бухта также защищена от ветров всех направлений, и разгрузку судов в ней можно производить с небольшого расстояния и почти в любую погоду. Кроме того, в бухте суда могут пополнить запасы пресной воды, для чего на речке у «Каменного венца» сделаны желоба, по которым вода может самотеком заполнять баржи, а затем перекачиваться на пароход. Здесь же сложен аварийный запас каменного угля. Защищенность бухты от штормов позволяет значительно продлить осенний срок навигации.

Из бухты Нагаева временная зимняя, а потом и постоянная дорога может прокладываться по долинам рек меньших размеров и не таких глубоких и быстрых, как Ола в низовье. Эти реки замерзают раньше Олы, следовательно, зимнюю перевозку грузов по ним можно начинать тоже раньше.

На Оле, особенно в нижнем и среднем ее течении, очень долго, почти до декабря, остаются большие опасные полыньи, а на некоторых участках, на быстринах, — тонкий лед.

Мне невольно вспомнился случай, происшедший со мной в конце ноября 1928 года. Я тогда предпринял поездку по спасению отряда Ю. А. Билибина, отправившегося сплавом по Малтану, Бохапче и Колыме к устью Среднекана. Хотя мне и не верилось в гибель отряда, но все равно нужно было срочно выехать. Даже если просто отряд застрял где-то в пути, следовало оказать необходимую помощь, захватив продовольствие и теплую одежду для всех его участников. Удалось найти всего пять собачьих упряжек, хозяева которых согласились принять участие в поездке.

Шестая упряжка была без каюра: он в то время сильно болел. И я решил каюрить сам.

Утром я выехал первым. Со мною сел наш проводник Макар Медов — он почти всегда ехал на передней нарте. Собаки бодро съехали с берега на лед реки, прикрытый тонким слоем снега. Утро было тихое, но достаточно морозное, и при движении нарт леденило лицо. Вскоре Макар, спасаясь от встречного воздуха, повернулся спиной к упряжке.

Уплывали назад занесенные берега, полозья пели монотонную песню, и ничто не оживляло пустынного ландшафта. Задние нарты отстали, и казалось, что мы одни в этом безмолвном мире. Так мы проехали десять-пятнадцать километров, как вдруг собаки с силой рванулись вперед. Я посмотрел по направлению их настороженно поднятых голов и увидел летящую вдоль берега кедровку. За ней и рвались собаки, стараясь догнать. Мне всегда нравилась быстрая езда, и поэтому я не стал тормозить остолом нарту, подумав: «Так скорее приедем к цели». Макар тоже промолчал. Но тут неожиданно раздался глухой треск ломающегося льда, и я, еще не осознав, что произошло, увидел образовавшуюся полынью с левой стороны нарты. Прямо подо мной, на метр ниже полоза, нависшего над кромкой льда, бурлила темная вода, затягивая двух провалившихся собак. Это было настолько неожиданно, что мы с Макаром на мгновение оцепенели. Но тут я заметил, как всю упряжку собак, несмотря на их отчаянное сопротивление, затягивает в образовавшуюся полынью. Псы, распластавшись, старались зацепиться за лед когтями, но тщетно.

— Держи нарту с правой стороны! — крикнул Макар и, ухватившись за край, резко потянул нарту на себя, а я мгновенно перебросил свое тело направо.

— Вперед! Вперед! — закричали мы и одновременно рванули нарту, вытащив отчаянно барахтавшихся в воде собак. К счастью, лед был крепким и выдержал нас. Пострадавшие собаки начали энергично кататься в снегу, часто вскакивая и остервенело отряхиваясь. Так они сушились. Затем стали выгрызать смерзшийся между когтями лап снег. Мы помогали им, раздавливая кусочки промерзшего снега.

Наконец мы двинулись дальше. Нам повезло — полынья была не очень большой, иначе затянуло бы под лед всю нарту…

Возвращаясь к нашему разговору, я сказал Пачколину:

— Вы, вероятно, знаете, Александр Михайлович, что из Иркутска приехал начальник дорожно-изыскательской экспедиции Богданов. Он принял наш вариант как один из основных для изыскания будущей дороги. А я со своей стороны в порядке помощи уступаю ему нашего отличного проводника — Макара Захаровича Медова. Как только он проведет геологопоисковую партию Вознесенского до места сплава на реку Малтан, так поступит в его распоряжение. Медов долго отказывался, говорил, что привык к нам, не хочет от нас уходить, допытывался, возможно, чем не угодил нам. Убедил его, когда сказал, что надо помочь дорожникам найти самую короткую и хорошую дорогу к золоту, что это важнейшее государственное дело. И только тогда он согласился.

— Это очень хорошо, — улыбнулся Александр Михайлович. — Настоящая взаимопомощь и выручка с вашей стороны.

— Зато мне пришлось выслушать немало упреков от наших геологов и рабочих из-за отсутствия опытного проводника, — горько усмехнувшись, добавил я. — Среди конюхов у них нет ни одного коренного жителя. Немудрено в тайге сойти со следа и заблудиться.

…По сообщению Рабинович, в начале августа к сплавному участку на Малтане собрались партии С. В. Новикова, Д. А. Каузова и ее. Партия Д. В. Вознесенского отправилась к участку работы раньше.

Начало сплавного участка они избрали ниже того, с которого сплавлялся в 1928- году отряд Билибина. Вызвано это было тем, что в районе продолжительное время стояла сухая и даже жаркая погода, в результате чего реки сильно обмелели.

Опасаясь застрять на мелях, Рабинович поспешила закончить полевые работы в бассейне Хеты и спуститься до сплавного участка. Там она и застала С. В. Новикова и Д. А. Каузова, которые вместе с рабочими строили для себя баркасы. К ним присоединились и рабочие партии Рабинович, а через несколько дней прибыла партия Н. И. Едовина. Решили держаться вместе: сплав по неизвестной порожистой реке порознь казался страшноватым. Перед тем как сплавляться, они объединили лошадей в караван и отправили его обратно в бухту Нагаева. Старшим назначили рабочего М. А. Лосева, который и привел благополучно караван.

Партиям предстоял трудный и опасный сплав по порожистой, сильно обмелевшей в засушливый период Бохапче, а затем по Колыме. Об этом сплаве я имел представление из рассказов участников Первой экспедиции, сплавлявшихся на двух плотах вместе с Билибиным и Раковским в сентябре 1928 года. Сам я испытал коварство порогов лишь в 1931 году, возвращаясь на плоту после геологопоисковых работ в бассейне Бохапчи на Оротуканскую базу.

Нашим партиям предстояло прежде всего миновать очень мелкий и широкий галечный перекат в низовьях реки Малтана. Этот перекат наискось пересекает русло. Геологи Первой экспедиции дали ему название Ложечный, потому что при переправе через него «утопили» несколько столовых ложек, позднее за ним сохранилось название Широкий.

Перекаты обычно менее опасны, чем речные пороги, но преодолеть Широкий будет нелегко из-за очень быстрого течения и мелководья. Карбасы здесь придется тащить волоком., Далее встретятся семь порогов на реке Бохапче, каждый из которых коварен по-своему. Первому из порогов отряд Билибина дал название Два Медведя. Остальные получили имена участников сплава: Ивановский — в честь промывальщика Ивана Алехина, Юрьевский — в честь Билибина, Степановский — по имени промывальщика Степана Дуракова, Михайловский — по имени рабочего Михаила Лунеко, Сергеевский — в честь прораба-поисковика Сергея Раковского и последний Дмитриевский — по имени рабочего Дмитрия Чистякова.

Названию первого порога «Два Медведя» предшествовало необычное событие. История эта малоизвестна, поэтому мне хочется рассказать о ней подробнее.

Отряд Билибина отплывал двумя плотами по три человека на каждом. На первом плыли Билибин, Алехин и Чистяков. На втором — Раковский, Дураков и Лунеко. Оба плота подплывали к порогу уже в сумерках. Небо еще освещалось бледным отсветом заката. Но долина, особенно там, где она сужалась и где неистово шумела Бохапча, погружалась в темноту, поскольку закат заслонялся гранитным массивом — Малым Анначагом. Порог расположен за небольшим изгибом русла Бохапчи, немного выше устья ее левого притока — речки Большой Мандычан. У поворота реки, перед самым порогом, правый берег резко поворачивает влево, образуя широкую галечную косу, заметно выделяющуюся на фоне темных гор светлым пятном — из-за розовой, серой и белой гальки. На этой косе сплавлявшиеся еще издали увидели два темных пятна. Решив, что это медведица с большим медвежонком, и, забыв о пороге, все стали наблюдать за зверями, а те, кто имел ружья, взяли медведей на прицел.

Плоты тем временем продолжали все стремительнее приближаться к порогу. Медведи, не чувствуя опасности, спокойно что-то вынюхивали и собирали по берегу. Вот-вот могли прозвучать выстрелы, но вдруг с первого плота раздался крик — плот наскочил на камень. Его мгновенно накренило набежавшим валом и под крутым углом прижало течением к подводной глыбе. Тут уж всем стало не до медведей. Трое сплавщиков, идущих следом, начали усиленно отгребаться носовыми и кормовыми веслами, чтобы не наскочить на первый плот и не усугубить его положение. Они стремительно. пронеслись мимо застрявших и, попав на боковую струю, сместились в небольшой затон у левого берега. И тут, после того как прошел первый испуг, кто-то взглянул на косу и обомлел: на месте медведей стояли люди — мужчина и мальчик. Они стояли неподвижно, наблюдая за происходящим, и вдруг, словно поняв, какая им угрожала опасность, рванулись к лесу. С обоих плотов им кричали на русском и якутском языках, но… оба «медведя» скрылись в густом кустарнике. Когда причалили к берегу, расположились на ночевку, то вспомнили: Макар Медов как-то рассказывал о якуте Дмитрии Амосове, обосновавшемся на берегу Бохапчи со своей семьей. Видимо, это он и был. Хорошо, что не произошло беды. Искать его уже не было времени: надо было скорее выгрузить, разложить и развесить на кустах подмокший груз, затем переодеться, обогреться у костра и подсушить свои вещи. В эту ночь Билибину и его двум спутникам пришлось спать «без удобств»: вымоченные спальные мешки, вывернутые мехом наружу, висели для просушки на кольях.

Эту историю я вспомнил во всех подробностях перед отправкой наших партий и рассказал ее геологам и рабочим, подчеркнув при этом, что порог «Два Медведя» безопаснее проходить несколько левее основного стока. Обратил их внимание также на пороги Ивановский и Сергеевский — наиболее трудно проходимые, самые бурные и каменистые. На этих участках река прорезает граниты и течет с большим уклоном в довольно узких каньонах. На дне русла много глыб гранита, частично обнажающихся лётом в малую воду. Именно на Сергеевском пороге в Первой экспедиции застрял плот Раковского. Поэтому я советовал геологам перед сплавом осмотреть пороги с берега и, если можно, провести лодки на канатах.

Казалось, многое было предусмотрено, подсказано, о наиболее трудных участках пути обговорено, но тревога не покидала меня. Старался успокаивать себя тем, что большая часть сотрудников экспедиции — молодые здоровые люди. К тому же в каждой партии есть один-два бывалых таежника с большим опытом работы в таких условиях. С некоторыми из них я был знаком уже по Первой экспедиции. Они многое знали, многое умели, гораздо больше, чем в свое время знали и умели мы — новички в тайге.