Жребий брошен

Жребий брошен

С каждой новой провокацией на мундире Кейтеля появляются новые ордена, он повышается в чине.

Разгромлены Норвегия, Бельгия, Голландия, Франция. Кейтель — фельдмаршал.

1941 год. Гитлеровская Германия хозяйничает почти во всей Европе. Грудь Кейтеля украшается еще несколькими наградами. Он получает от Гитлера все увеличивающиеся по своим размерам «дотации». Потомственный помещик округляет свои владения — ему преподносят в подарок большое поместье.

Кейтель вовсе не устал от славы. Его не тяготят лавры. Но при всей своей политической и военной близорукости он постепенно постигает, что дальнейшее расширение программы экспансии, наряду с возможными новыми успехами, таит в себе и неожиданности, которые могут поставить под угрозу все уже достигнутое Германией и лично им (что не менее важно!). При всем авантюризме, свойственном германским милитаристам, Кейтель предпочел бы закрепиться на занятых позициях, во всяком случае, не делать ничего, что угрожало бы их потерей. Но как на грех, еще в конце лета 1940 года Гитлер сообщил ему о своем решении напасть на Советский Союз и приказал готовиться к «новой операции».

На процессе в Нюрнберге Кейтель заявил:

— Когда мне стало ясно, что речь идет о серьезных намерениях, я был крайне поражен и считал их большим несчастьем. Я серьезно обдумывал, что можно сделать, чтобы, приведя Гитлеру все соображения военного порядка, воздействовать на него. Как кратко рассказал здесь министр иностранных дел, я лично написал служебную записку, в которой изложил свои мысли, и независимо от соответствующих специалистов генерального штаба и штаба оперативного руководства собирался представить ее на рассмотрение Гитлеру...

Как это ни курьезно, но, по словам Кейтеля, в его записке содержалось напоминание фюреру о существовании между Германией и Советским Союзом договора о ненападении. Мастер чудовищных провокаций, человек, достаточно понаторевший в организации разбойничьих нападений на соседние страны (с которыми у Германии тоже были договоры о ненападении), вдруг стал размахивать оливковой ветвью мира.

Известно, что война против Советского Союза была краеугольным камнем внешней политики гитлеровской Германии. И тем не менее как только эта война была поставлена Гитлером в порядок дня, Кейтеля взяла оторопь. В месяцы, предшествовавшие нападению на СССР, Кейтель часто вел разговоры с другими видными генералами, и здесь, в Нюрнберге, он вспоминает, что некоторые из них были не в восторге от этой идеи.

Затевалась война, в которую легко вползти, но из которой, бог ее знает, каким выползешь. Ведь и некоторые дипломаты выступали против этой войны, в частности германский посол в Москве Шуленбург, германский военный атташе в СССР Кэстринг. А им ведь многое видно лучше.

При всей своей ограниченности Кейтель не прибегает к банальным утверждениям о том, что Германия якобы не была готова ко второй мировой войне. Он уже видел, чем кончились такие попытки других подсудимых и их свидетелей, тщетно стремившихся доказать, что Германия вообще не помышляла об агрессии, да и не могла воевать, дескать, потому что не была к этому готова. Кейтель мог вспомнить «блестящие результаты» таких попыток хотя бы при допросе фельдмаршала Мильха.

Обвинитель допрашивает Мильха. Вот выдержка из стенограммы этого допроса:

«Обвинитель. Итак, вы пришли сюда сказать, насколько я понял ваше показание, что режим, составной частью которого вы были, ввергнул Германию в войну, к которой она совершенно не была подготовлена. Правильно я вас понял?

Мильх. Я не могу вспомнить, чтобы эти высказывания делались публично, но мне кажется, что для всех сидящих здесь на скамье подсудимых война явилась большой неожиданностью.

Обвинитель. Вы хотели бы верить в это?

Мильх. Да, я верю в это.

Обвинитель. Ах, вы верите... А сколько времени потребовалось для германских вооруженных сил, чтобы захватить Польшу?

Мильх. Завоевать Польшу? Кажется, восемнадцать дней.

Обвинитель. Восемнадцать дней. Сколько времени у вас заняло изгнание Англии с континента, включая трагедию Дюнкерка?

Мильх. Кажется, шесть недель.

Обвинитель. Сколько времени у вас занял захват Голландии и Бельгии?

Мильх. Несколько дней.

Обвинитель. Сколько времени потребовалось для того, чтобы пройти Францию и взять Париж?

Мильх. Всего около двух месяцев.

Обвинитель. Сколько времени потребовалось для того, чтобы пройти Данию и захватить Норвегию?

Мильх. Также немного времени. Данию совсем за короткое время, так как она быстро сложила оружие, а для Норвегии потребовалось несколько недель.

Обвинитель. И вы, давая эти показания, хотите убедить трибунал в том, что Германия не была подготовлена к войне, что вы не знали о ходе такой подготовки? И вы даете эти показания, как офицер?

Мильх. Простите, я не понял вас».

Да, войны, о которых говорил Мильх, были великолепными, их можно было начинать с полной уверенностью в молниеносной победе. Но война против восточного колосса — совсем другое. Это сознавал Кейтель, сознавали при всем своем авантюризме и некоторые другие гитлеровцы.

В связи с вопросом обвинителя о судьбе названной выше памятной записки на имя Гитлера Кейтель показал:

— Оставшись с Гитлером наедине после одного из докладов в Бергофе об обстановке, я передал ему памятную записку. Он мне тогда, кажется, сказал, что ознакомится, забрал ее, но так и не вызывал меня, чтобы заслушать объяснение.

Больше по этому поводу Кейтель на процессе не распространялся. Таким образом, должно было создаться впечатление, что на этом и закончилась его дискуссия с Гитлером о нападении на Советский Союз.

Но Кейтель явно о чем-то умолчал. О чем именно, стало известно много позднее. Уже когда кончился процесс, когда судьи Международного трибунала удалились на совещание для вынесения приговора, доктор Нельте встретился со своим подзащитным. Это было 25 сентября 1946 года, за пять дней до оглашения приговора. Адвокат просил Кейтеля написать свои воспоминания о войне. Отношения между Кейтелем и Нельте характеризовались отнюдь не только тем, что один был подсудимым, а другой адвокатом. Познакомились они задолго до Нюрнберга и даже состояли в родственной связи. Кейтель отнесся к просьбе с пониманием. В тюремной камере, за неделю до приговора, он пишет воспоминания и затем передает их доктору Нельте.

Там-то мы и встречаемся с новыми подробностями в отношении записки, переданной Гитлеру в Бергофе. Кейтель вспоминает, что в течение нескольких дней он безрезультатно ждал ответа. Потом напомнил фюреру о своем представлении, и после этого, в августе 1940 года, состоялась беседа. Кейтель утверждает, что она «носила поучающий характер». Во время этой беседы Гитлер сказал ему: «Россия находится лишь в стадии создания своей военно-промышленной базы, но далеко еще не готова в этом отношении». Смысл высказываний Гитлера состоял в том, что Россия в общем-то слабое государство, и пока можно быть вполне уверенным в успехе затеваемого нападения.

Кейтель внимательно и подобострастно слушал своего фюрера, но не мог отделаться от личных впечатлений об этой стране. Он слушал Гитлера, а память уносила его к не столь далекому 1931 году. В том году Кейтель пересек советскую границу, поездил по советской земле и, пользуясь духом добрых отношений между Веймарской республикой и СССР, внимательно всматривался в жизнь незнакомого государства. Беседуя с Гитлером через девять лет после этой поездки, он невольно вспоминает о своих тогдашних наблюдениях: «Неслыханные просторы, наличие всевозможного сырья как предпосылка развития независимой экономики. Непоколебимая вера народа в восстановление и в пятилетний план... Необычайно напряженный темп строительства... Западная часть России напоминает гигантскую строительную площадку... Каждое предприятие имеет свой пятилетний план, который оно стремится выполнить в соревновании. Деньги при этом не играют никакой роли... Красная Армия является любимицей Коммунистической партии».

Чем больше Гитлер твердит о внутренней слабости России, тем отчетливее всплывает перед мысленным взором Кейтеля все виденное в этой загадочной стране. Но вот, фюрер неожиданно переходит к другой теме, более близкой Кейтелю. Начинается разговор о советском генералитете. Гитлер подчеркивает, что лично он придает большое значение расправам над советскими маршалами и генералами. Бывший начальник штаба ОКВ дословно приводит реплику Гитлера:

— Первоклассный состав высших Советских военачальников истреблен Сталиным в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Таким образом, необходимые умы в подрастающей смене еще пока отсутствуют.

Эти слова Гитлера глубоко запали в душу Кейтеля. Не хуже Гитлера он понимал, что означает для боеспособности армии талантливое военное руководство. Не хуже его знал, что представляли собой Тухачевский, Якир и многие другие из славной плеяды советских полководцев, уничтоженных ежовско-бериевской бандой. Кейтель представил себе Красную Армию без них и, может быть, впервые после того, как печать сообщила о трагической участи советских маршалов, подумал о том, какие действительно благоприятные перспективы открываются в битве на Востоке.

Германское командование уже давно с тревогой наблюдало, как настойчиво советские военачальники укрепляют боеспособность Красной Армии, ориентируясь на то, что в связи с победой фашизма в Германии именно со стороны последней надо ожидать нападения. Не прошли бесследно многократные выступления маршала Тухачевского, в которых он с присущим ему талантом предупреждал весь личный состав Вооруженных Сил СССР о планах германского милитаризма. Немецких генштабистов, исподволь уже разрабатывавших планы нападения на Россию, раздражали эти выступления.

В 1936 году в СССР были проведены большие маневры, на которых отрабатывались меры и способы активного отражения внезапного вражеского нападения. Маршал Тухачевский сам командовал на этих манёврах войсками, имитировавшими противника.

Кейтель не мог в душе не согласиться с Гитлером относительно того, что преждевременная гибель этого дальновидного советского полководца, равно как и многих других, ему подобных, — дело серьезное. Надо форсировать события, пока в России не появятся «новые большие умы».

Беседа с Гитлером была длительной и для Кейтеля впечатляющей. А если учесть, что сомнения начальника штаба ОКВ вовсе не затрагивали вопроса о том, нужно ли напасть на Советский Союз, а касались лишь того, что надо ли нападать в 1941 году или лучше это сделать попозже, то нетрудно представить, насколько просто было собеседникам прийти к единому мнению.

9 января 1941 года на совещании высшего нацистского генералитета, посвященном подготовке нападения на СССР, Кейтель вновь услышал от Гитлера:

— У них нет хороших полководцев.

Гитлер выражал непоколебимую уверенность в победе над Советским Союзом. А начальник штаба ОКВ снова сомневался — на этот раз уже... по поводу своих недавних сомнений. Ведь если придет победа, если окажутся правы Гитлер, Иодль и молодые генералы, которые полностью их поддерживают, каково тогда будет Кейтелю? И в конечном счете он весь отдается подготовке к нападению на Советский Союз.

Но, оказавшись на скамье подсудимых, Кейтель и Иодль опять вдруг разошлись в суждениях относительно войны на Востоке. Начальник штаба оперативного руководства утверждал, что эта война была превентивной, а начальник штаба ОКВ был убежден, что в такую версию никто не поверит. Ведь тогда непонятным становится, почему он, Кейтель, на первых порах выступал против этой войны, почему Геринг требовал отложить нападение на СССР до окончания войны с Англией и почему Геринга поддерживал Редер.

Иодль приводит данные о якобы опасном сосредоточении советских войск на германской границе, что должно было свидетельствовать о готовящемся нападении Красной Армии на Германию. Под нажимом обвинителей Кейтелю приходится опровергнуть это. По поводу цифровых выкладок Иодля он заявил на процессе:

— Во всяком случае, я должен сказать, что получал очень мало сведений от службы информации ОКВ и ее начальника адмирала Канариса и не мог предоставить их командованию сухопутных сил... Советская территория была хорошо ограждена от германского наблюдения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.