Вступительное слово
Вступительное слово
Андрей Михайлович Достоевский — родной брат писателя Федора Михайловича, гражданский инженер, всю жизнь работавший по своей специальности, сначала на юге — в Елисаветграде, Симферополе, Екатеринославе, а потом на севере — в Ярославле. Здесь он в 1887 году овдовел, все дети его вели уже самостоятельную жизнь в Петербурге, и он, выйдя в 1890 г. в отставку, жил совершенно одиноко. К составлению своих воспоминаний он приступал несколько раз, причем одна часть их, а именно воспоминания о детстве, частично была предоставлена автором в 1883 году О. Ф. Миллеру для составлявшейся им тогда биографии Федора Михайловича.
Воспоминания Андрея Михайловича охватывают время с 1825 по 1871 год и были написаны за 8 месяцев с 14 ноября 1895 г. по 16 июля 1896 г. Осенью этого года он заболел, писать уже не мог, переселился в Петербург в семью своей старшей дочери Евгении Андреевны Рыкачевой и 7 марта 1897 года, окруженный заботами дочери, зятя и внуков, скончался от рака.
Благородная личность этого скромного деятеля, добрейшего из добрейших людей, легко представится каждому, кто прочитает настоящую книгу.
Воспоминания Андрея Михайловича не претендуют на художественно-литературное изложение, не затрагивают широких политических или общественных вопросов, а представляют собою простой бесхитростный рассказ сначала о семье, в которой он вырос, затем о школе, где учился, и, наконец, о впечатлениях и наблюдениях в провинции, куда его забросила жизнь.
Но воспоминания Андрея Михайловича Достоевского о детстве своем дают яркую картину той обстановки, в которой вырос его брат, писатель Федор Михайлович. Андрей Михайлович принадлежал к старшей группе детей штаб-лекаря Михаила Андреевича Достоевского и рос и воспитывался вместе со своим знаменитым братом, хотя был и моложе его почти на 3,5 года.
Описание патриархальной семейной жизни в родительском доме и отношений между родителями и детьми, воспоминания о многочисленных родственниках, тесно связанных с семьей Достоевских, и о небольшом круге знакомых, бывавших в семье, описание детских игр и поездок в деревню, рассказы про прислугу, воспоминания о пансионе, где обучались все дети, и пр. — все это является первоисточником для суждения о том, что могло влиять в детских годах на психику будущего писателя.
Старшие братья, Михаил и Федор, как погодки, большею частью держались вместе и были дружнее между собою, чем с братом Андреем, на которого они, как на младшего, совершенно по-детски смотрели несколько свысока.
Эта некоторая обособленность Андрея Михайловича, чисто возрастная в детских годах и затем в зрелом возрасте, когда жизненные пути братьев уже разошлись, — эта обособленность давала ему возможность наблюдать брата Федора Михайловича вполне объективно, что особенно интересно в его рассказах о тех годах, когда они встречались с братом Федором уже изредка. Несмотря на совершенно различно сложившиеся обстоятельства жизни у Федора и Андрея Михайловичей, их братски-родственные отношения никогда не прерывались, и Андрей Михайлович всю свою жизнь преклонялся перед гением Федора Михайловича и благоговел перед его памятью.
Таким образом, воспоминания Андрея Михайловича, особенно в первой своей части, представляют несомненный историко-литературный интерес, так как дают обильный материал для биографии Федора Михайловича.
Вторая часть воспоминаний заключает в себе описание уже самостоятельной жизни автора, отдельной от родных братьев и сестер. Тотчас по окончании курса строительного училища в 1849 году Андрей Михайлович переселился на службу в провинцию, в Елисаветград, и с тех пор прожил вообще на юге до половины 60-х годов.
Эта южная жизнь автора в воспоминаниях его отразилась в виде характеристик тамошних административных деятелей, в описании различных эпизодов, как служебных, так и житейских, в рассказах про обывательскую чиновничью жизнь, в анекдотах и пр. Эти живые впечатления молодого культурного человека, почти со школьной скамьи погрузившегося в провинциальную тину, представляют яркую иллюстрацию к эпохе 50-х годов, с ее военными поселениями, с самоуправством местных властителей и пр.
К сожалению, по условиям издания, мы должны были особенно сильно сократить именно эту часть воспоминаний, но и в таком, урезанном, виде они дают много интересного в бытовом отношении для характеристики одной из наименее еще исследованных эпох русской жизни.
Нам представляется уместным остановиться здесь несколько на первой части записок, и именно с той их стороны, где они дают сведения об отце Федора Михайловича.
Обыкновенно принято считать, что характер Федора Михайловича, все направление его мышления, вся мрачность его литературного таланта объясняются главнейшим образом влиянием на него свойств его отца и той исключительно тяжелой, созданной отцом, семейной обстановкой, в которой протекало детство писателя.
…Объяснять характер Федора Михайловича Достоевского наследственностью и первыми тяжелыми впечатлениями детства совершенно естественно и очень легко, но для этого у нас нет никаких конкретных материалов, а все основывается на каких-то преданиях, неизвестно откуда идущих. Биографы принимают на веру эти предания, сгущают около личности Михаила Андреевича темные краски, приписывают ему чуть ли не демоническую мрачность, болезненную скупость, дефективную жестокость. Дело дошло до того, что представители психоаналитического метода, как, например, немецкий исследователь Нейфельд, придавая огромное значение отрицательным свойствам отца в характере Федора Михайловича, приписывают последнему не только вражду и ненависть к отцу, но даже безотчетное стремление к его убийству.
Нас в данном случае интересует не личность самого Михаила Андреевича. Нами руководит отнюдь не желание реабилитировать никогда невиданного нами предка, нас интересует лишь чисто теоретический вопрос: были ли у Михаила Андреевича те резко отрицательные свойства, которыми будто бы объясняется все направление творчества Федора Михайловича.
Воспоминания Андрея Михайловича рисуют патриархальный быт семьи, где главенствует отец, а мать — добрейшее существо — является лицом, примиряющим детское свободолюбие со строгими правилами уклада домашней жизни. Андрей Михайлович рисует своего отца как человека доброго и только лишь очень вспыльчивого. Отец строг, но отнюдь не внушает детям панического страха перед собой. Они охотно, без всякого стеснения, делятся с ним своими детскими впечатлениями и наблюдениями и абсолютно ничего не скрывают от него. В юношеском возрасте они относятся к нему, как к другу, и в письмах своих беседуют с ним совершенно откровенно на разные темы, их волнующие. Старший сын Михаил Михайлович даже пересылает ему для одобрения образцы своих юношеских литературных упражнений, и это именно дружеское отношение к отцу, а не какое-либо неприязненное или даже просто официальное проглядывает и в письмах старших братьев между собою (см. письмо Ф. М. к брату Мих. Мих. от 31 октября 1838 г. в изд. «Достоевский. Письма», т. I, стр. 52 и от 16 августа 1839 г., т. II, стр. 549).
Андрей Михайлович, хорошо помнивший отца и любивший его горячо, протестует против той характеристики, которую дал ему О. Ф. Миллер в составленной им биографии Федора Михайловича, где отец назван угрюмым, нервным, подозрительным без всяких оснований, а лишь по свидетельству каких-то родственников, как говорит Андрей Михайлович (см. стр. 94).
Сам Федор Михайлович от себя лично нигде не говорит о своих тяжелых детских годах, а в «Воспоминаниях Анны Григорьевны» отмечено, что Федор Мих. в беседах с нею охотно вспоминал о счастливом безмятежном детстве (см. «Воспом. А. Гр.» Госизд., стр. 56).
Как Федор Мих. уважал своего отца, видно из рассказа Андрея Михайловича (см. стр. 94) и из письма к нему же Ф-ра Мих.
Не могло бы этого ничего быть, если бы отец действительно обладал такими отрицательными свойствами, какие ему без всяких фактических оснований приписываются.
Покойная дочь писателя, Любовь Федоровна, в своей известной книге об отце много погрешила против истины, изобразив своего деда каким-то исчадием рода человеческого. Она такой характеристики от своего отца не слыхала и не могла слышать уже по той простой причине, что, когда Федор Мих. скончался, ей было всего лишь 11 лет и едва ли Фед. Мих. мог рассказывать ребенку о таких ужасах об ее деде, которых на самом деле и не было.
Здесь кстати заметить, что вообще более чем странная книга Любови Федоровны могла бы быть приемлема только в тех страницах, где автор передает свои личные детские воспоминания о Федоре Михайловиче, но, к сожалению, ее сочиненными показаниями (по всем вероятиям, искаженными рассказами матери) часто пользуются как фактическим материалом для характеристики Федора Михайловича.
Михаила Андреевича, отца Достоевских, называют болезненно скупым и, приводя фразу из письма Федора Мих. к нему: «Уважая Вашу нужду, не буду пить чаю», обвиняют его в том, что он, по своей скупости, заставляет сына голодать.
Федор Мих. в письме от 10 мая 1839 г. подробно излагает свои лагерные нужды и просит отца выслать ему 25 руб. В ответ на это (см. стр. 88) отец посылает ему 35 р. и припоминает, что немного раньше, на его просьбу о 10 р., он послал ему 75 р., думая, что этого на первое время будет достаточно. Едва ли скупой человек мог бы так таровато отзываться на материальные нужды сына, а отцу приходилось еще помогать и старшему сын в Ревеле. Нет никаких оснований не верить отцу, что он не может высылать больше при тех крайне стеснительных обстоятельствах жизни, в которых он сам находился (см. письмо отца, стр. 88). Все жалобы Федора Мих. на недостаток в деньгах надо относить не к скупости отца, а к его собственному юношескому ложному стыду показаться беднее товарищей. В этом и сам Федор Михайлович проговаривается: «Волей или неволей, а я должен сообразоваться вполне с уставами моего теперешнего общества. К чему же делать исключение собою? Подобные исключения подвергают иногда ужасным неприятностям» (письмо от 10 мая 1839 г. Долинин. «Достоевский. Письма», т. I, стр. 52).
Настоящей, действительной нужды во время лагерной жизни у Федора Мих. не было, так как все необходимое отпускалось из казны и многие юноши жили в лагере на гораздо меньшие средства, чем Федор Мих. На этом обстоятельстве особенно настаивает П. П. Семенов Тян-Шанский, говоря в своих воспоминаниях о Федоре Михайловиче (см. его «Детство и юность», Птгр., 1917, стр. 203, а вообще о нуждаемости Фед. Мих. в деньгах см. письмо докт. Яновского в сборнике Долинина «Достоевский», т. II, стр. 393).
Михаилу Андреевичу приписывают какую-то необычайную жестокость. На это также нет никаких доказательств, но так как такое мнение существует, то надо во что бы то ни стало найти ему подкрепление. И вот что из этого происходит.
В семье Достоевских была няня, всеми любимая и уважаемая Алена Фроловна, умершая в глубокой старости (см. стр. 108). Она была очень полна и грузна, и Михаил Андр. часто сам «отворял ей кровь», после чего ей всегда становилось легче, и она говорила, что от этой операции она вся «исчезает». Над ее полнотой и «исчезанием» добродушно подтрунивала вся семья. Ее между собою в шутку называли 45-пудовой гирей, «45-пудовая гиря свидетельствует тебе свое почтение, — пишет Марья Федоровна из деревни Михаилу Андреевичу, — детям поручает сказать то же, прибавляя, что она исчезает. У ней кашель, а она думает, что это чахотка» (см. стр. 91). Мих. Андр. в ответном письме благодарит няню за память и не без юмора в виде остроумной шутки выражает свое удовольствие, что у нее «чахотка», так как от этого обстоятельства груза в ней убавится и перевозить ее из деревни в Москву будет легче, хотя еще и останется: «42 пуда. Страшно сказать!» (Из переписки, хранящейся в Истор. музее в Москве. Письмо от 9 мая 1835 г.)
Этот добродушный комический эпизод в быту семьи Достоевских получает следующее освещение у Л. Гроссмана («Путь Достоевского». Лгрд., 1924 г, стр. 22).
«Предания о его (т. е. отца) жестокости подтверждаются одним поистине потрясающим штрихом его переписки. В семье Достоевских долгие годы жила нянюшка Алена Фроловна, предложившая однажды в трудную минуту своим господам все свои сбережения. На службе у Достоевских эта кроткая женщина заболела чахоткой. В письмах к матери четырнадцатилетний Федор Мих. с чувством живейшей боли говорит о страданиях нянюшки: „Жалко Алену Фроловну, она так страдает, бедная, скоро вся исчезнет от чахотки, которая к ней пристала…“ И вот отец семейства, в придачу врач и культурный человек, пишет по этому поводу жене в деревню: „Няньку поблагодари за память, очень жаль, что у ней чахотка, но из этого я усматриваю немаловажную пользу, ибо до поездки в Москву весу у ней убавится до 3 пудов…“»
Из немногочисленных дошедших до нас писем Михаила Андреевича и его жены нельзя усмотреть признаков какой-либо особой мрачности, болезненной скупости или жестокости его характера. Напротив, в них скорей видны свойства как раз противоположные этим отрицательным, ему приписываемым качествам. Так, например, судя по письмам, он первый всегда волнуется тем, что кто-нибудь из близких нуждается в деньгах; когда надо получать деньги с крестьян, он подходит к этому очень деликатно и пишет жене 23 августа 1834 г. (см. стр. 349): «Поговори, милая, мужикам, не уплатят ли хотя некоторые из них хоть сколько-нибудь денег»; в письме 6 августа 1833 года (стр. 87) описывается аллегорически какая-то комическая история, участником которой он был сам, что совершенно не свойственно было бы человеку от природы мрачному и угрюмому.
Михаил Андреевич был человек хозяйственный, зорко следивший за всем происходящим в доме, расчетливый и, по всем вероятиям, прижимистый, но не во вред делу, настойчивый и упорный в проведении своих целей придерживавшийся старых укладов жизни. У него было только одно свойство, которого дети, да и все вообще в доме побаивались, — это его повышенная вспыльчивость. Эта-то вспыльчивость, как объясняет Андрей Михайлович, может быть, даже, прибавим от себя, иногда сопровождавшаяся недозволительными, с нашей точки зрения, действиями по отношению к крестьянам, и привела его к катастрофе, т. е. к его убийству.
Но вспыльчивость — это нервное проявление, как скоро возникает, так же скоро и проходит. Мы остановились на характере Михаила Андреевича для того, чтобы показать, что тех ужасных основных свойств, которые ему приписываются и которые будто бы исключительным образом влияли на характер писателя и весь склад его творчества, таких свойств у Михаила Андреевича не было, по крайней мере, нет на то никаких фактических указаний. И если действительно общее направление творчества Федора Михайловича зарождалось уже в его детских годах, то объяснений этого надо искать не в личных свойствах отца, наследственно к нему перешедших, а в тяжелых социальных условиях жизни того времени, необычайно чутко воспринимавшихся будущим писателем.
Возвращаясь к воспоминаниям Андрея Михайловича, мы должны указать на некоторые характерные свойства автора, а именно: на его кристальную честность, правдивость, аккуратность и точность. Эти свойства Андрея Михайловича, отразившиеся и в его воспоминаниях, делают их особенно ценными для установления различных фактических данных в историко-литературных и бытовых исследовательских работах.
В «Приложениях» к настоящему изданию мы даем ряд неизданных еще писем Федора Михайловича и его родителей, которые автор почему-либо не ввел в свой текст или не использовал их, так как не успел довести своих воспоминаний до конца.
Достоевский Андрей Андреевич
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Е. И. Фроловой («Мое вступительное слово…»)
Е. И. Фроловой («Мое вступительное слово…») Мое вступительное слово И кратко и без громких фраз, И Вы, Евгения Фролова, Его усвоите зараз. Обещанного ждут три года, Но ожиданье это нудь, Да и хорошая погода Мне подсказала не тянуть. И ровно через две недели По точному
Вступительное слово
Вступительное слово Темучжин, сын Есугая храброго, Чингисхан, император и царь всей Монголии, являлся современником Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, который подчинил Киев, Чернигов, Рязань и Новгород и при котором Владимиро-Суздальская Русь достигла наивысшего
Вступительное слово
Вступительное слово Но человек рождается на страдание, как искры, гроб устремляется вверх. Книга Иова 5,7 К созданию этой книги меня побудила отнюдь не склонность к литературному труду или желание добиться дополнительной известности. Я пишу ее, потому что меня убедили в
Вступительное слово
Вступительное слово Имя коренной москвички княжны Е. А. Мещерской (1904–1995) хорошо известно всем, кто читал опубликованные фрагменты ее воспоминаний.В своих мемуарах Екатерина Александровна (Китти) рассказывала о родителях — князе Александре Васильевиче и княгине
Вступительное слово
Вступительное слово Я верю, что самые сокровенные тайны мироздания прячутся не где-то далеко, в других звездах и галактиках, а лежат глубоко внутри нас, сосредоточены в совершенстве нашего сердца, разума и души. Пока мы не исследуем то, что внутри, нам никогда не получится
Вступительное слово
Вступительное слово Августовский путч и его провод — безусловно, кульминационный пункт, рубеж в бурном потоке событий последних лет. Реакционные силы потерпели полное поражение, демократия защищена. Тем самым от страны была отведена непосредственная угроза возврата к
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО АЛЕКСАНДРЫ
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО АЛЕКСАНДРЫ Совершенно не знаю, с чего начать, как продолжать, и как написать обо всем, о чем хотелось бы, в точной последовательности? А хотелось бы рассказать обо всем, что помню, обо всем, что было хорошего в этом человеке, чье имя даже теперь
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО В годы революционного подполья, в ссылке, а затем и после Октябрьской революции мне приходилось встречаться со многими латышами — старыми большевиками, бывшими политкаторжанами и ссыльными. Юрий Гавен занимал среди них видное место. Я узнала его со
Вступительное слово
Вступительное слово Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне многолетние дружеские отношения и сотрудничество с очень интересными людьми. Одним из них является автор этих воспоминаний. Книга, которую Вы держите в руках, завершается 1950-м годом, а с Юрием Андреевичем
Вступительное слово
Вступительное слово Посвящается 30-летию со дня смерти 3. Г. Фосдик (13.11.1889 -16.07.1983) Семья Рерихов прибыла в нью-йоркскую гавань в октябре 1920 года, проведя перед этим год в Англии, где выставки картин Николая Константиновича и его декорации и костюмы для оперного театра
Вступительное слово
Вступительное слово Седьмую симфонию Дмитрия Дмитриевича Шостаковича я исполнял много раз — и за границей, и в Большом зале Петербургской филармонии. Мысль о том, что ее ленинградская премьера состоялась здесь, в блокадном городе, 9 августа 1942 года, подсознательно всегда
Вступительное слово
Вступительное слово Андрей Михайлович Достоевский — родной брат писателя Федора Михайловича, гражданский инженер, всю жизнь работавший по своей специальности, сначала на юге — в Елисаветграде, Симферополе, Екатеринославе, а потом на севере — в Ярославле. Здесь он в 1887
Вступительное слово
Вступительное слово Писать о Фредерике Паулсене мне и легко, и сложно. Легко потому, что за наше 15-летнее знакомство мы вместе побывали в десятке экспедиций, относящихся к категории «самых-самых». А сложно по той же причине – как бы о чём-нибудь не забыть, показать
Вступительное слово
Вступительное слово …Вечер 1999 года. В Паневежисском драматическом театре имени Юозаса Мильтиниса идет спектакль по пьесе Э. Томпсона «У Золотого озера», посвященный 75-летнему юбилею Донатаса Баниониса. Он исполняет роль главного героя — пожилого профессора Нормана