Не гетман, но президент
Не гетман, но президент
Есть легенда: после смерти Румянцева в его бумагах нашли несколько секретных документов — в одном из них Екатерина предлагала ему гетманскую булаву. Румянцев предусмотрительно отказался от такой привилегии: он и так станет правителем Украины, но без атрибутов символической самостийности.
А Разумовский, помня о своих заслугах во дни борьбы против Петра III, обратился к Екатерине с просьбой ввести наследственное гетманство. Разумеется, такая монаршая милость закрепила бы его власть. Но Екатерина стремилась к обратному: к упразднению гетманства. И Румянцев угадал её намерения. Да он и не грезил о булаве. Другое дело — фельдмаршальский жезл.
Поссорить великороссов и малороссов, русских и украинцев не раз пытались и честолюбцы, и геополитические противники, и обстоятельства. Во времена Ломоносова на политический климат в казачьих краях воздействовали и поляки, и турки, и крымские татары. Проявлялись и межрелигиозные столкновения — хотя с XVII века православная церковь, с помощью государства Российского, уверенно отвоёвывала позиции. На православное братство опирался и Румянцев — а как иначе? Сколько бы бурь ни пролетало над славянскими народами — более близких родственников, чем русские, у малороссов нет. И у русских нет никого ближе, чем сыны Украины. И по генетике, и по исторической судьбе, и по церковным традициям, и по культуре. Есть ли нужда напоминать, что у трёх нынешних восточноевропейских народов единый корень — Русь Киевская, Русь Новгородская? Братьев и соседей не выбирают, и поменять судьбу невозможно: в этом убеждались все противники единого русско-украинского государства. Однако в самоубийственном угаре наследники Древней Руси не раз обнажали оружие — и шёл брат на брата. К румянцевским временам ещё не зарубцевались раны войн XVII века, в которых принимали участие многотысячные армии — и, на радость врагам, малороссы сражались с великороссами. Румянцев не позволял себе и думать о возможном расколе империи: только укрепление, только умиротворение и накопление сил.
У политика в арсенале два вечных оружия: кнут и пряник. Тех, кто заигрывался с нагайкой и не заботился о репутации справедливого судьи и заботливого попечителя, — след простыл, если пуля не догнала. Румянцев управлял Малороссией как дивизией, разросшейся во все стороны.
Предшественник Румянцева — гетман Кирилл Григорьевич Разумовский — как-никак был коренным казаком. «Ея императорского величества гетман всея Малыя России, обоих сторон Днепра и войск запорожских, действительный камергер, Академии наук президент, лейб-гвардии Измайловского полку подполковник» — так титуловали любимца императрицы Елизаветы Петровны, который в юности, как поговаривали, из волопасов взлетел во графы. В столицах Гетманщины — Глухове и Батурине — он держался с царским размахом. Наладил придворные ритуалы, завёл театры. В окружении гетмана всё бойчее зазвучала французская речь и замелькала французская мода. Бог весть, откуда находились деньги на это великолепие — по крайней мере местные крестьяне от этого не стали зажиточнее.
На политику Екатерины в отношении Украины усиленно влиял Григорий Николаевич Теплов — он проехался по Малороссии ещё в начале правления Разумовского. Теплов оставил немало записок, посвященных обустройству Малороссии, — и они пришлись по нраву новой императрице, ибо не было более яростного борца с самостийщиной, чем Теплов.
Теплов — фигура занятная, полузабытая, он заслуживает отдельного разговора. Фамилия говорит сама за себя: будущий тайный советник родился в семье истопника. Не аристократ, но мужик, один из выдвиженцев Феофана Прокоповича. Такие, как Теплов, должны были продолжить петровский прорыв империи — но жизнь немилосердно рассеяла ретивых. Проявить себя на государственном поприще сумели немногие — и Григорий Николаевич в первую очередь. Учёный, агроном, наконец, музыкант-любитель, он умел произвести выгодное впечатление на вершителей судеб. Теплов поладил и с Разумовским, всесильным при Елизавете. Гетман всегда тянулся к просвещению, а в Теплове он разглядел чуть ли не идеал выучившегося русского человека.
Недруги, как водится, упрекали Теплова в корыстных устремлениях, даже в половой распущенности, а он служил одновременно просвещению российскому, империи и собственной выгоде.
С Петром III Теплов не поладил, даже угодил под надзор. Сблизился с Орловыми, участвовал в перевороте против нелюбимого монарха. После воцарения Екатерины он, несмотря на низкое происхождение, утвердился в узком кругу наиболее влиятельных советников императрицы — наряду с Никитой Паниным. Малороссийское направление политики Теплов курировал до последних дней, хотя Румянцев и не думал ему подчиняться. Теплов влиял на него через императрицу.
Инструкции, которые Екатерина направила генерал-прокурору Александру Алексеевичу Вяземскому и Румянцеву, составлены под влиянием Теплова.
Капитальная записка «О непорядках, которые происходят от злоупотребления прав и обыкновений, грамотами подтвержденных Малороссии» составлена ещё в елизаветинские времена, но Екатерина изучала её усердно.
«Значительное помешательство и непорядок в народе и от того происходит, что козаки, которые особые привилегии имеют от мужиков и особливый труд несут, а именно: отправляют Государеву службу с своих грунтов в походах, а поселение свое имеют по всей Малороссии в посполитых деревнях, как духовных, так и мирских, помещикам принадлежащих, — писал Теплов. — Все Малороссийские города, местечки, села, деревни, слободы и хуторы с пахотными и сенокосными землями, как в лесных, так и в степных полках, не имеют никакого обмежевания; а понеже живут старинными будто займами и фальшивыми по большой части крепостьми, а иные ни займом старинным, ни крепостью, но грабежом и наездом сильный на бессильного; к тому же козаки во всех деревнях, селах, местечках и городах перемешаны с мужиками: то из того последовал различный вред, как собственно самому народу, так и в интересе вашего императорского величества превеликий ущерб: 1) Помещики Малороссийские, живущие по большой части ни у каких дел, по своим хуторам или деревням, праздно, в том главное упражнение имеют, что за леса, за тростники, за степи, за мельницы, за подтопы плотин, друг на друга наезды делают вооруженною рукою, и из того рождаются многие смертоубийства. 2) Вступивши в процесс, волочатся лет по десяти и двадцати в разорение дому своему, судьям в несказанную корысть, а главному суду по апелляциям в бесконечное обременение ябедническими процессами, и сие есть собственное их разорение. 3) Ущерб вашего императорского величества интереса есть главный тот, что козаки живут в великом непорядке, яко разбросанные по разным местам от своего сотника, и находящиеся в руках у разных помещиков, яко крестьяне; почему сотник, имея их поселение на великом расстоянии, и в порядке содержать их не может; ибо, хотя всякому помещику в универсалах гетманских, при надаче деревни, писывалось прежде и ныне пишется, что помещикам до Козаков и их грунтов в деревне, селе и местечке том, которое помещику принадлежит, дела никакого нет; однако же, как возможно, чтоб козак бедный и беспомощный воспротивился сотнику в сотне, а сильному помещику в том селе, или деревне, где он козачествует? Всякий сотник не успеет только на сотню свою приехать, то козаки первые строители дому бывают, первые сенокосцы для его скота и первые подводчики, не упоминая о прочих разорениях. 4) Первый промысел козачий, которым они себе малые деньги в год промышляют, есть тот, что козаки, по снятии с поля хлеба, перецеживают его на горячее вино, и то продают у себя по домам, чего ради всякий козачий дом не что иное, как шинок. Последовательно то самое причиною и бедности их; ибо козак, запившися, не много ужо помышляет о хозяйстве, и сеет, и жнет хлеба не более, как лишь бы стало ему на зиму с детьми; а хотя бы земля плодородная и принесла свыше трудов его что излишнее, но он, привыкши к плодородию земли, не чувствует, и хлеба с поля не больше снимает, как сколько ему про всю его хату надобно до нового, а временем за леностию и того не умеряет; и гетман временем принужденным себя находит особливые ордеры о снятии хлеба, без успеха в том, посылать; чего ради иногда малый народ, или саранча, то есть мужики, остаются без пропитания и мрут с голоду, или отдаются в работу и подданство тем, которые на таковые случаи, не редко бываемые, с запасом живут; а это наибольше делают старшины и их свойственники. 5) Живущие козаки в деревнях, местечках и селах помещичьих и земли свои имеющие в одной границе, исчезают и перерождаются на мужиков, следующим образом. Помещик столько у себя выцеживает вина, что всегда вышинковать в своих маетностях не может, чего ради большую часть раздает из известной части вышинковать козаку в своей деревне, а ищет к таковому делу из таких Козаков, которые бы удобнее у него забраться и замотаться могли; напоследок, когда столько козаку задаст, что уже козак не в состоянии все вино прошинкованное выплатить помещику того же села, то помещик, вымучив у него облик, то есть правным обязательством удостоверение, бьет челом на козака о уплате долгу. Козак, будучи не в состоянии уплатить по облику, то есть по обязательству, судим бывает…» И далее в том же духе — практично и сердито.
Екатерина начала воплощать программу Теплова.
Указ об упразднении гетманского достоинства вышел 21 ноября 1764 года. Разумовский — не имевший армейского опыта — в утешение получил чин генерал-фельдмаршала, которого и Румянцев в то время не имел. Но он стал человеком прошлого — и, подобно другим видным елизаветинцам, надолго отбыл в Европу. Хотя умер всё-таки на родине, в Батурине.
В любой империи хватает геополитических противоречий, унифицировать все области обширного государства непросто. Но Екатерина упрямо стремилась к немецкому порядку… Как относиться к малороссам? Народ православный, несомненно, родственный русскому, с общими историческими корнями. Раздробленность и татарский напор некогда прервали общую судьбу росских славянских племён. Екатерина неплохо знала историю Киевской Руси, даже пьесу написала о легендарном Рюрике — первом нашем князе. Весьма примечательная пьеса! Императрица ощущала необходимость в государствообразующей мифологии. Не она первая, не она последняя. Но немногие монархи находили время на создание историософских концепций или — тем паче — мистерий.
«Малая Россия, Лифляндия и Финляндия суть провинции, которые правятся конфирмованными им привилегиями, и нарушить оные отрешением всех вдруг весьма непристойно б было; однако ж и называть их чужестранными и обходиться с ними на таковом же основании есть больше, нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью, глупость. Сии провинции, также Смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть, как волки в лесу. К тому приступ весьма легкий, если разумные люди избраны будут в тех провинциях; когда же в Малороссии гетмана не будет, то должно стараться, чтоб и имя гетмана исчезло, не токмо б персона какая была произведена», — писала Екатерина генерал-прокурору Вяземскому. Схожие инструкции (весьма подробные и обстоятельные) получил и Румянцев.
«Наставление, данное графу Петру Румянцеву, при назначении его Малороссийским генерал-губернатором» предписывало следующее: «Прежде всего должны знать порученную вам губернию по всем положениям ея околичностям и для того иметь верную карту в такой подробности, чтоб полки, города, местечки, села, деревни, хутора, отхожие и монастыри, пустыни, заводы и всякие, какие бы ни были селения, также реки, озера, болота, леса, пашенные земли, степи, проезжие дороги и как прилежащие внутренние рубежи с великороссийскими и новороссийскими губерниями, как государственная граница с Польшею и Турецкою областью в ней обозначены были. Сверх такой генеральной карты всей малороссийской губернии, надобно вам иметь разные специальные… Из таких карт, планов и чертежей составляемая книга может скоро сделана быть…» Предписывалось обратить особое внимание на «великое тамошней земли плодородие, а напротив того о прямом устроении оной общее земледельцев нерадение заслуживает також особого примечания вашего. Трудом своим полагают земледельцы уже изобильным награждением, когда могут только от одного лета до другого прибавиться нужным содержанием своим и временно удовольствовать алчбу свою к пьянству; большая же часть помещиков, по пропорции почти равным последуя праздности нерадения правилам, и не пользуются, как бы надобно было, плодородными землями своими и многими другими благорастворенного климата тамошнего преимуществами… разные продукты употребить в обращение как внутреннего, так и заграничного торгу…» За этими словами чувствуется политическая хватка, очевидны и сложность задачи, и конфликтный характер её выполнения.
Тогда, в 1764 году, Румянцев не понимал твёрдо — милость это или опала? Вроде бы его — самого прославленного генерала Семилетней войны — устраняют подальше от столицы. С другой стороны, Малороссия — стратегически важная территория, близка к Турции и Польше — к будущему театру военных действий. Война с османами назревала. Да и жить там Румянцеву нравилось.
Он стал президентом Малороссийской коллегии, располагавшейся в Глухове, и заодно был назначен малороссийским генерал-губернатором. После упразднения гетманства это была главная должность в тех краях. А последним гетманом так и остался вплоть до XX века непосредственный предшественник Румянцева по управлению Малороссией — Разумовский.
В пространных наставительных рассуждениях особо подчёркивалась своекорыстная роль пресловутой малороссийской старшины, которая старалась разжечь ненависть к империи (а то и попросту к великороссам) среди простого люда. «И как та ненависть особливо примечается в старшинах тамошних, — подчёркивала императрица, — кои, опасаясь видеть когда-нибудь пределы беззаконному и корыстолюбивому их своевольству, более вперяют оную в простой народ, стращая его сперва нечувствительностью, а со временем и совершенною утратою прав их и вольности, то нет сомнения, чтоб они при настоящей правления их перемене тем паче не усугубили тайно коварство свое, что пресечение прежних беспорядков и установление лучших учреждений не будет согласовываться с их прихотями и собственною корыстию».
Наставления не пропали даром. Румянцеву придётся долго взвешивать на аптечных весах качества и повадки разных социальных слоев Малороссии. Он обживал, познавал эти края. Румянцев, впрочем, всегда чувствовал себя в Малороссии своим человеком — даже местное певучее наречие любил и знал. Во-первых, он не стал устранять всех сотрудников Разумовского — со многими даже наладил добрые отношения. Во-вторых, показал себя защитником экономических малороссийских привилегий — и быстро снискал уважение общества.
Весной 1765-го Румянцев с основательным багажом прибыл в Малороссию — и тут же принялся объезжать вверенные ему области. Практические соображения и наблюдения он изложил в «Записке о усмотренных в Малой России недостатках, о исправлении которых в Малороссийской коллегии трактовать должно».
Что представляла из себя Малороссия в 1764 году? Она мало чем напоминала привычную современную Украину. Твёрдых границ не было. Казачество — некогда воинственное — переживало не лучшие дни. Деревня не процветала, хотя, пожалуй, и не отставала от губерний срединной России. Любя этот край, Румянцев ненавидел главный местный недостаток — разболтанность.
В первые полтора года малороссийской службы Румянцев действовал активно, оживлял местное чиновничество свежими идеями. После первой поездки по краю предложил коллегии произвести генеральную опись Малороссии. Цель этого предприятия — увеличение податей в казну, разграничение казаков и крестьян, определение имущественного состояния малороссийских подданных империи. Заботилась Екатерина и о закрепощении малороссийских крестьян. Екатерина строго наказывала Румянцеву бороться с крестьянскими переходами.
Малороссийские старшины должны были стать полноценными крепостниками. Беглых то наказывали, то призывали вернуться к хозяевам, обещая прощение. Недаром в своей сатирической «Русской истории от Гостомысла до Тимашева» А.К. Толстой писал про Екатерину: «И тотчас прикрепила / Украинцев к земле». Крестьянские волнения не прекращались до кончины Румянцева, продолжились и при новых правителях Малороссии. Серьёзную угрозу эти выступления не таили, но несколько раз для тушения социальных пожаров пришлось применять армию.
А опись шла своим чередом — год за годом. Ревизоры отправились по городам с писарями и солдатами. Переписывали не только людей, но и имущество — вплоть до свиней. Опись содержала сведения и о болезнях, и о распространении ремёсел, о пожарной безопасности, о нищих. Начиналось всё резво, но в результате работа затянулась на несколько лет и прервалась с началом Турецкой войны, в 1768-м. Румянцевские ревизоры успели описать три с половиной тысячи населённых пунктов.
Когда опись только начиналась — полководец уже определил первую проблему местного казачества и крестьянства: пьянство. В нём — корень бедности и отсталости, не говоря уже о разболтанности.
Ежедневно сталкивался правитель Малороссии с казацким вопросом. Загадочное происхождение запорожских казаков порождает немало фантастических легенд. Исследователь М.К. Любавский в конце XIX века утверждал: «Как в Великороссии, так и в Малороссии казак является сначала отхожим промышленником, ищущим заработков на стороне, чаще всего на степном приволье. Это степное приволье притягивает к себе выходцев из разных местностей Руси, чаще всего из окраинных. Выходцы, в видах самозащиты, группируются в вооружённые товарищества, вокруг отдельных вожаков — атаманов. С течением времени степи начинают колонизоваться этими выходцами, которые устраиваются в них на постоянное житьё, сохраняя свою военную и общинную организацию. В степях появляются казацкие хутора, казацкие слободы, являются домовитые казаки, начинается земледелие. Так было и в бассейне Днепра, так было и в бассейне Дона. Казаки — не остатки каких-то древнеславянских вольных общин на пограничье русской оседлости, а вооружённые артели промышленников, вытянутых из пределов этой оседлости пустотой степей. С пограничья шло в степь больше всего народа, но и внутренние области государства давали в казачестве известный процент. Весьма вероятно, что самоё слово “казак” зародилось в тюрко-татарской сфере и отсюда перешло и в генуэзские колонии, и на Русь, для обозначения добычника, степного промышленника, человека, живущего отхожими промыслами. С течением времени оно стало прилагаться к тому разряду людей, которые в наших летописях и венгерских грамотах называются бродниками… Как казацкое землевладение не было исконным фактом, а развивалось с течением времени, так и казацкая автономия, казацкая политическая свобода не была исконным фактом, а развивалась с течением времени».
До Румянцева русские полководцы относились к казакам опасливо, а то и пренебрежительно. Считалось, что они не способны воевать по правилам — и догматиков это ставило в тупик. Румянцев к правилам относился без лишнего почтения, выработал собственное мнение о роли кавалерии в современной войне — и практика показала, что именно казаки могут стать решающей силой, например, для разведывательных операций. Считалось, что русская конница уступает и пруссакам, и австрийцам, и французам. Это мнение сохранится в Западной Европе и ко времени Наполеоновских войн. Разумеется, русские полководцы, при всём уважении к гусарам Фридриха, с такой оценкой не согласились бы. Служа под командованием Румянцева, Суворов детально разработает боевую тактику для казачьей конницы. Да и в сражениях, которые дал Пётр Александрович, казаки участвовали непременно — и на прорывных участках. Казачьи разъезды — гроза вражьих арьергардов, лучшие разведчики и неукротимые храбрецы — стали незаменимы в любом походе именно с румянцевских времён.
Превратившись в империю, Россия нуждалась в логичной светской идеологии: Церковь уже не исчерпывала общественную потребность в нематериальной мотивации. Проблемы накапливались десятилетиями, по принципу «при Петре — прореха, при Екатерине — дыра». Неудивительно, что в екатерининские годы зародилось сразу несколько идеологических проектов. И будущая Украина оказалась на перекрёстке всех геополитических схем. Двадцать лет Румянцев был хозяином земли Малороссийской — дольше, чем Владимир Щербицкий возглавлял компартию Украины. После первой екатерининской Русско-турецкой войны он станет фельдмаршалом и богачом. Авторитет Румянцева тогда вознёсся до небес.
«Украинская старшина в большинстве своём удовольствовалась предоставленными ей сословными правами и выгодами и примирилась с утратою автономии», — признаёт теоретик украинского национализма Грушевский. Румянцев привил малороссам служебные амбиции имперского масштаба. Мудрец, остроумец, всё знавший о человеческих слабостях, Румянцев играл на шляхетском честолюбии как на балалайке.
В политических делах Пётр Александрович не был столь энергичен, как на поле брани. Частенько относился к обязанностям по-фамусовски, барственно и равнодушно. Его куда сильнее волновали философские вопросы, таящиеся в книгах, чем хозяйственные неурядицы и вечные тяжбы помещиков… Постарев, Румянцев окончательно отгородился от головоломной суеты. Много читал и размышлял, выглядел заправским мудрецом. При этом почти все вокруг уважали его.
Главное — он умел ладить с людьми, в том числе и с жёнами влиятельных господ. Многим нравилась обходительность Румянцева — радушного, учтивого хозяина. Частенько Румянцев дипломатически заболевал. Но спеси не допускал, со всеми держался с аристократической простотой, которая во все времена редка и ценится на вес золота.
О приступах меланхолии и мизантропии знали только родственники полководца. Он не ужился с жёнами, годами не общался с сыновьями, держался с ними как скупой рыцарь. Столь строгое воспитание оказалось действенным: поколение сыновей фельдмаршала не посрамило род Румянцевых.
Конечно, во всех начинаниях помогала громкая полководческая слава. Он жил-поживал на проценты с Ларги и Кагула. Даже отпетые наглецы не решались беспокоить фельдмаршала житейскими мелочами: понимали, что он причастен к делам истинно славным.
А под боком у малороссийского правителя в суицидальном припадке демократии маялось некогда могущественное Польское государство. С удовлетворением полководец наблюдал за тем, как некогда опасный соперник России превращался в «больного человека» Европы. Польша впала в зависимость от России. Разумеется, гордых поляков это не устраивало — и в стране бурлили революционные настроения. Движение Тадеуша Костюшко было попыткой революции не против монархического строя, но против внутренней слабости королевства и, конечно, против грозного восточного соседа. Удивительно: Пётр Александрович вроде бы олицетворял уничтожение малороссийской самостийности! Но украинские националисты вспоминают его незлым тихим словом… Знать, века не развеяли чары его обаяния. Да и возникло среди малороссов благодарное чувство по отношению к знаменитому герою, который полюбил Украину и не покинул её. Румянцев добился, чтобы к малороссийской шляхте в Петербурге относились как к дворянам. До этого их ведь и в Кадетский корпус не принимали… Эта мера была полезной для всех: способные, талантливые малороссы отныне служили России. А Россия их за это награждала — в имперских масштабах. Как-никак, страна великих возможностей!
А скольким малороссам — честолюбцам и служакам — Румянцев помог в карьере! Самый известный из выдвиженцев Румянцева — будущий граф (и даже князь) Безбородко, крупнейший дипломат и администратор, влиятельнейший «екатерининский орёл», не утративший первостепенных позиций и при Павле.
Малороссом был и любимец фельдмаршала Пётр Васильевич Завадовский — сын казацкого старшины. К Румянцеву он всю жизнь относился с сыновней благодарностью, был его агентом при дворе Екатерины. Карьера Завадовского блистательна: он побывал фаворитом императрицы и долгие годы возглавлял большие просветительские проекты. При Александре I он заслуженно стал первым министром просвещения империи.
Когда в 1782 году на Малороссию были распространены обычные порядки Российской империи в смысле административного управления — никто даже не охнул. Казачьи полки были переформированы в регулярные — и без серьёзных эксцессов. Как будто Румянцев загипнотизировал потенциальных бунтарей. Или доказал большинству, что совместное существование выгоднее? Вот так, по мнению историка Н.И. Ульянова, Малороссия «из рассадника смут превратилась в опору трона».
В Ташани Румянцев выстроил себе внушительный дворец, в котором, однако, жил скромно. Удил рыбку и философствовал. Замаливал грехи и страдал от недомоганий. Так прошли закатные годы полководца, десятилетиями не покидавшего надолго пределов Малороссии.
Когда-нибудь на Украине ещё появится памятник Румянцеву — и никто не свергнет его с пьедестала.