Переворот
Переворот
Этот день современники воспринимали как революционный. 28 июня 1762 года. Екатерине Алексеевне и братьям Орловым удалось привлечь к заговору цвет гвардии, а также таких ушлых политиков, как Никита Панин, Кирилл Разумовский и даже И.И. Шувалов. В канун Петрова дня гвардия открыто выступила против императора — и Пётр Фёдорович не внял совету Миниха отправиться в Восточную Пруссию и опереться на проверенную в боях армию.
В Ораниенбауме император подписал отречение от престола, а вскоре при тёмных обстоятельствах скончался. Румянцев тем временем с армией продвигался к Штеттину — за фельдмаршальским жезлом, не иначе.
В Манифесте Екатерины о вступлении на престол (его составил Г.Н. Теплов) указывались причины отстранения Петра III: неуважение к православной церкви, подписание невыгодного мира с Пруссией. Ситуация образовалась противоречивая до крайнего предела: после отречения Петра логичным было бы ожидать воцарения Павла Петровича (ему шёл восьмой год) при регентстве матери. Но Екатерину в день переворота в Казанском соборе провозгласили самодержицей — и всё шло к венчанию на царство, которое и состоится 22 сентября, как положено, в московском Успенском соборе.
Румянцев не спешил присягать Екатерине после первых известий о перевороте. Есть тёмные сведения о том, что он позволил себе даже резкие отзывы о новой императрице. Не присягала, разумеется, и его армия — и такое промедление пугало новых хозяев достроенного Зимнего дворца. Только получив точные сведения о смерти (гибели!) Петра III, Румянцев присягнул новой императрице. Что это — демонстрация независимости? «Как Миних, верен оставался паденью Третьего Петра»… Возможно, Румянцев считал недостойным слишком борзо перебегать из-под знамён императора под флаги заговорщиков? Царь-голштинец доверял ему, а честь и самолюбие — не последние понятия для Румянцева. Но есть и другая причина, не забудем: перед нами — политик. Он не знал, насколько прочна власть Екатерины, и помнил о череде дворцовых переворотов в доелизаветинские времена. Присягнул, когда власть Екатерины не вызывала сомнений. Эта заминка стоила Румянцеву доверия императрицы, зато наследник, а в будущем — император Павел Петрович, узнав через несколько лет о почтительности Румянцева по отношению к Петру III, проникнется доверием к полководцу.
Пётр Александрович всё ещё пребывал при армии далеко на Западе, а Никита Панин уже замышлял широкую коалицию — так называемый «Северный аккорд». Пруссии отводилась в ней роль важного союзника России. Панин намеревался сыграть на британской щедрости и британском же честолюбии. После петровского переворота в финале Семилетней войны Франция и Австрия относились к России без доверия. Панин рассчитывал, что британцы, в пику Парижу и Вене, финансово и политически поддержат союз России, Пруссии, Польши, Швеции. Главной удачей Панина станет разрыв намечавшегося союза Франции и Швеции. Скандинавы должны были стать союзниками России.
Русские генералы быстро привыкли играть судьбами европейских монархий. В первые годы правления Екатерины эта тенденция прервётся, да и вообще в политике премудрой Фелицы почти не уделялось места авантюризму. Османская империя, Крымское ханство, Польша, Швеция — вот зона непосредственных интересов России в то время. И — никакой Пруссии, никакой Дании. Но, сосредоточившись, Россия стала сильнее — и оказывала ещё более сильное влияние на расстановку сил в Европе. Отныне полководец должен был становиться дипломатом, знатоком международной политики. Румянцев — сын выдающегося дипломата — и по этой части выделялся. Ни один из канцлеров Российской империи не был для него бесспорным авторитетом. И к расчётам Никиты Панина Румянцев подчас относился критически. Понимал, что рано или поздно найдутся противоречия в отношениях, например, со Швецией. Наверняка России придётся ещё не раз повоевать с этой скандинавской страной — как во времена Петра Великого. Да и польский вопрос стоял остро: России было что делить с ближайшими соседями. Румянцев лучше других знал, как притесняют в Речи Посполитой православное меньшинство — это происходило даже при лояльном к России правительстве. Знал, что православные подданные польской короны надеются на Россию. Как тут обойтись без войны? К тому же хитроумному Панину явно не удавалось найти общие политические интересы с Британией. Панин не был сторонником имперской экспансии — и умел выжидать, выстраивая оптимальные схемы. Он и внешне производил впечатление медлительного увальня. Хотя панинская мысль петляла энергично. Екатерина не зря называла Панина энциклопедией: он походил на французских просветителей, не уступал им ни в эрудиции, ни в смелости преобразовательных прожектов. Чего стоят его конституционные мечтания!
Румянцев, как и любой амбициозный молодой генерал, не представлял жизни без сражений, а значит, и без войн. В те годы никто не сомневался, что Российской империи предстоит ещё десятилетиями сражаться, расширяя границы. И стратегических целей было сразу несколько — их предстояло сформулировать идеологам времён Екатерины. Но и при Елизавете, и при Петре Фёдоровиче Румянцев предполагал сражаться в Западной Европе, сокрушая как лучшую в мире армию Фридриха, так и относительно небольшие, но недурно обученные армии германских и скандинавских государств. Можно было ожидать целое десятилетие войн на севере Европы, войн с германским оттенком, в которых немцы должны были быть и нашими союзниками, и противниками. Екатерина нарушила эти планы. Она переместила завоевательную активность империи на юг, хотя и с беспокойной Польшей предстояло иметь дело.
Но вернёмся к первым неделям правления будущей Северной Семирамиды. Сразу после Манифеста о вступлении на престол новой императрицы Румянцев получил от неё распоряжение сдать команду генерал-аншефу Петру Панину и незамедлительно отправиться в Петербург. Панину для этого пришлось торопливо ехать из Кенигсберга в Померанию. Румянцева эта поспешность оскорбила.
Он выполнил только первую часть распоряжения: в столицу Румянцев не торопился. В своём письме, ссылаясь на нездоровье, он просил у Екатерины отставку и, не дожидаясь ответа, поселился в Данциге как частное лицо. Не хотел Пётр Александрович оказаться под надзором, не желал и принудительной отставки. Ответ Екатерины удивил его обстоятельностью:
«Господин генерал Румянцев! Я получила письмо ваше, в котором пишете и просите об отставке. Я рассудила, что необходимо мне пришло с вами изъясниться и открыть вам мысли мои, которые вижу, что совсем вам неизвестны. Вы судите меня по старинным поведениям, когда персоналитет всегда превосходил качества и заслуги всякого человека, и думаете, что бывший ваш фавер ныне вам в порок служить будет, неприятели же ваши тем подкреплять себя имеют. Но позвольте сказать: вы мало меня знаете, приезжайте сюда, если здоровье ваше вам то дозволит, вы приняты будете с тою отменностию, которую ваши отечеству заслуги и чин ваш требуют. Не думайте же, чтоб я против желания вашего хотела сама принудить вас к службе, мысль моя от того отдалена. Не токмо заслуженный генерал, но и всякий российский дворянин по своей воле диспонирует о службе и отставке своей, и не то чтоб я убавить оный прерогатив хотела, оный паче при всяком случае подкреплю, а сие единственно пишу, дабы мы друг друга разумели и вы могли бы ясно видеть мое мнение. Если тогда, как вам на смену другой был прислан, обстоятельства казалися и были действительно конфузны, что, может быть, и вам поводом служило к подозрению о моей к вам недоверенности, то оное приписать должно случаю тех времен, кои уже миновались и которых и следу в моих мыслях не осталось».
Долго раздумывал Румянцев над этими словами, так и не проникся полным доверием, но оценил незаурядный ум правительницы. Такова была политика начального периода царствования великой императрицы: она старательно обманывала худшие ожидания вельмож, привыкших к самоуправству. Давала понять, что отныне только личные (мы бы, наверное, сказали: профессиональные) заслуги станут причиной фавора.
К тому же Екатерина, как рачительная хозяйка, умела разбираться в людях даже по слухам. В Румянцеве она (как и её покойный муж) видела многообещающего генерала. Разбрасываться такими героями не следует. А Румянцев вторично попросил об отставке и возвращаться на родину не намеревался.
Тем временем Григорий Орлов — один из вождей недавнего заговора — показал себя дальновидным политиком, первым открыв диалог с Румянцевым. Он (по-видимому, убедившись в отсутствии у Петра Александровича мятежных настроений) стремился сгладить наметившиеся противоречия: «Хотя ваше сиятельство персонально меня знать не изволите, однако же я несколько как по слухам, так и делам о вашем сиятельстве знаю. При сем посылаю письмо от всемилостивейшей моей государыни к вашему сиятельству, в котором, я чаю, довольно изъяснены причины и обстоятельствы тогдашних времен и что принудило ея величество ваше сиятельство сменить, которое я главной, так [же] как и все, почитаю причиной отсутствия вашего из отечества. Знавши б мой характер, не стали дивитца, что я так просто и чистосердечно пишу. Ежели вам оное удивительным покажетца, простить меня прошу в оном. Мое свойство не прежде осуждать людей в их поступках, как представя себя на их место. Я не спорю, что огорчительно вам показалось, но и против того спорить не можно, что по тогдашним обстоятельствам дело было необходимо нужное, чтоб вы сменены были. Кончая сие, препоручаю себя в вашего сиятельства милость и желаю, чтоб я мог вам персонально [дать] объяснения причин тогдашних обстоятельств вашему сиятельству».
Никакого бахвальства нет в этих строках — Орлов старался найти подход к Румянцеву, устанавливая уважительный тон.
В те же дни императрица предпринимает такой манёвр: приближает к себе мать полководца, даму, уважаемую в свете. Знакомство Марии Андреевны с Екатериной было давним, его осложняли и деликатные обстоятельства: во времена Елизаветы мать Румянцева возглавляла придворный штат молодой невесты наследника престола, Софии Фредерики Августы. Екатерина, не помня зла, назначила её гофмейстериной — то есть возвела в придворные генералы. Румянцева к тому времени потеряла здоровье, но не утратила азарта: по-прежнему бойко играла в карты, по-гусарски разбрасывалась деньгами и всё ещё любила танцевать. Просто пушкинская Пиковая дама, не иначе.
Она перетанцевала едва ли не со всеми русскими императорами, от Петра Великого до Александра Благословенного. И придворная слава Марии Андреевны подчас перекрывала громы побед её сына.
Румянцева! Она блистала
Умом, породой, красотой,
И в старости любовь снискала
У всех любезною душой;
Она со твердостью смежила
Супружний взор, друзей, детей;
Монархам семерым служила,
Носила знаки их честей, —
напишет Державин на смерть графини. Нечасто он удостаивал пожилых придворных дам таким поэтическим вниманием. Румянцева — явление особое. И она умела влиять на сына, хотя человека своенравнее, чем Пётр Александрович, и вообразить непросто.
Вполне вероятно, что Екатерина намёком, жестом попросила Марию Андреевну отговорить сына от отставки. Румянцева опасалась, что нынешняя императрица припомнит ей прежнюю строгость, — и бросилась убеждать сына подчиниться монархине и вернуться в Россию. Он вроде бы отмахивался от материнских советов, но исподволь, спустя некоторое время, следовал им. Так Екатерина получила славного полководца, а Румянцев смирился с новой участью: служить тем, кто отстранил от власти Петра III, кто пугал его непредсказуемостью.
Но случилось это не в одночасье. Пауза затягивалась. Екатерина ожидала генерал-аншефа, а тот как будто гнушался повелительным приглашением. Гофмейстерина оказалась в двусмысленном положении: почти заложницей. В марте 1763-го она укоряет сына: «Ты пишешь, болезнь тебя удержала, а другие видели письма, что ты свое намерение совсем отменил… Ты сам писал к ней (императрице. — А. З.), что будешь, а так поступаешь? Никто в свете твое упрямство не похвалит… Таперича пуще через свои поступки делаешься подозрителен…»
На одно из писем Румянцев ответил резко — о чём мы можем судить по следующему материнскому посланию: «Петр Александрович, свет мой, здравствуй! Письмо твое я получила и с сокрушительным сердцем вижу, что ты обо мне так рассуждаешь. Какая бы я такая злая мать была, чтоб в твое состояние не входила. Прости, друг мой, не имей обо мне таких мыслей…»
И всё-таки он явился в Петербург — пред очи новой императрицы и её победительных «орлов».
Приехал в Петербург Румянцев, можно сказать, холостяком. Жена за это время потеряла Петра Александровича. Она ещё цеплялась за их супружество, писала разобиженные письма — ведь он даже о своём приезде в Петербург ей не сообщил: «Батюшка мой, Петр Александрович, на прошлой почте через почтарских людей сведала о приезде твоем в Петербург… Ты ко мне хотя строчку написал о своем приезде». Нет, не расщедрился граф, он уже ускакал далеко от неё и предпочитал не оглядываться… «Покорная верная жена Катерина Румянцева» его более не интересовала. Разве что подчас он использовал её энергию в хозяйственных делах.
Жили они розно. Она — по преимуществу в Москве, он — в Петербурге и повсюду, если того требовала служба. Не раз в письмах Катерина Михайловна просила его сжалиться и позволить ей приехать в Петербург — повидаться. Ответ один — отказ. Осталась графиня Румянцева «титулярной женой» — то есть номинальной, а на самом деле брошенной. Она не обольщалась по поводу супружеской верности: конечно, Пётр Александрович не коротал вечера в одиночестве. Предпочёл супружеству связи кратковременные, яркие, ни к чему не обязывающие. Краткая встряска чувств — и можно возвращаться к делам. А там, по старинной офицерской присказке, сколько городов — столько и женщин. Есть в этом известная закономерность: выдающиеся полководцы сплошь оказывались людьми несемейными. Даже если учесть тайный брак Потёмкина и Екатерины — вместе они продержались недолго, а далее — расставание и свободное плавание для обоих. Тут же и вечные лихие холостяки Багратион, Милорадович и Скобелев, любвеобильный Ермолов, не знавший законного супружества. Суворов, которого отец чуть не силой принудил к поздней женитьбе, провёл в браке ещё меньше дней, чем Румянцев, после чего со скандалами расторгнул сии узы. Только для Кутузова жена стала истинным сердечным другом — и даже многочисленные амурные увлечения Михаила Илларионовича не разбили их союз. Но это — то самое исключение, которое подтверждает правило. Если Суворов, несчастливый в личной жизни, был аскетом, то все остальные, включая Румянцева, в вольной жизни находили время для разнообразных удовольствий, снимающих переутомление и тоску. Что скрывать — нравы нравами, а природа во все времена «берёт своё». И, представьте, даже в те ханжеские годы никто не смел упрекать наших генералов в аморальности. К концу XIX века пришло время военачальников семейных и чинных, только не хватало им румянцевской мудрости и суворовского гения. А те полководцы — вольные стрелки, вечные кочевники, которым не до усадебного уюта, всё отдавали службе. Ну а мимолётные связи добавляли им куража. Кстати, холостяками останутся и трое сыновей Петра Александровича — хотя все они изберут не походный стиль жизни.
Для официального церковного развода не было причин, да и не любил Румянцев выносить сор из избы. Катерина же Михайловна и вовсе противилась разрыву — готова была даже к унизительным формальным отношениям, лишь бы сохранить хотя бы видимость семьи. «Нахожу последнее уже сказать: коли хочешь жить и любить по-прежнему — так оставь езду свою к водам и приезжай сюда… или я с охотою к тебе поеду и ничего в жизни, ниже живота своего, не пожалею, буде же к водам намерения не переменишь, я… не хочу этого более. Ты будешь ездить со своею полюбовницею да веселиться, а я здесь плакать да кручиниться, да в долги входить». Пётр Александрович ответил отказом, без пощады.
Несколько лет Катерина Михайловна не стеснялась ронять себя в жалобных письмах неверному мужу, даже пыталась продемонстрировать ему гордость его победами, а потом отчаялась и перешла на более деловой тон, хотя слёзы время от времени прорывались и в последние годы. Эти письма нашли издателя: ради суетного интереса публики их выпустили в свет в 1881 году. Вдова полководца доживала свои дни в подмосковном имении, названном — конечно, не случайно! — Троицкое-Кайнарджи. Таковы топонимические результаты румянцевского триумфа: одна из близлежащих ферм получила название Кагул. Всё это — по милости императрицы, побывавшей у Румянцева как раз после подписания Кючук-Кайнарджийского мира — тогда ещё просто в Троицком. Там долго шло строительство усадьбы и храма, устройство парка и дорог. Румянцев нехотя оплачивал счета, а собственной персоной в подмосковные края не наведывался десятилетиями.
Вместе с женой Пётр Александрович забросил и детей, надолго отвернулся от них. И не побоялся оказаться недругом для династии Голицьшых. У них были причины ненавидеть знаменитого родственника — ведь красавица, гордость знаменитого рода «до того пренебрежена своим супругом и так худо трактована им, что николи ни о чём не говорил, что она после ни о чём не хотела ему советывать».
…Летом 1763-го Румянцев наконец-то приехал на берега Невы. При дворе его приняли не столь триумфально, как при Петре Фёдоровиче, но вполне достойно. Но пришлось вести светскую жизнь, а нелюдимый генерал не любил маскарадов.
Зато он с воодушевлением немедленно включился в работу Воинской комиссии, в которой быстро приобрёл решающее влияние. Тогда-то и обновлялись воинские уставы — армейская основа основ. Кольбергская операция потрясла всех, кто хотя бы немного понимал в военном деле. Румянцеву стремились подражать — и полковники, становившиеся отцами для солдат, в тихих российских уездах уже грезили о наступлении колоннами, о подразделениях стрелков.
Охота к составлению теоретических трудов захлестнула в те годы многих военачальников. Румянцев письменно сформулирует свои взгляды несколько позже, но и в 1763-м его переполняли идеи. На заседаниях комиссии истина рождалась и хирела в спорах. Салтыков вёл себя миролюбиво. Не отмалчивались П.И. Панин, П.И. Шувалов, В.И. Суворов.
Воинскую комиссию возглавил фельдмаршал Салтыков. С учётом румянцевского опыта — в особенности это касается Кольбергской операции — подготовили новый пехотный устав, вышедший в свет в 1763 году, а разработанный непосредственно во время боевых действий. Тогда же вышел Устав воинский о конной экзерциции, а ещё через год — Инструкция полковничья пехотного полку, а также аналогичная инструкция по конным полкам. К этим документам Румянцев имел непосредственное отношение, хотя ему и не удалось чётко узаконить в уставах все свои тактические новинки. Так, новый пехотный устав не подчёркивал решающее значение в бою штыковой атаки. Зато кольбергские «колонны» вошли в канон. Примерно в те же годы Суворов работает над своим так называемым «Суздальским учреждением», которое много лет оставалось неизвестным широкой публике. Румянцев к своему главному теоретическому труду ещё не приступил, но служил примером и для Суворова.
Главное достижение тогдашней российской армии — появление к началу 1760-х годов лёгкой стрелковой пехоты — охотников, егерей. Этим нововведением Россия обязана главным образом инициативам Румянцева. Вторым энтузиастом егерских соединений был генерал Панин — извечный соперник и сослуживец нашего графа. После первых же сражений, в которых участвовали егеря, генералы оценили достоинства этой новинки.
А Румянцев грезил о едином управленческом центре армии — и в мирное время, и, тем паче, в военное. И чтобы ворочали делами в этом центре не профаны, пороху не нюхавшие, а опытные (даже если и молодые) генералы. Это — так называемое единое (главное) военных дел правительство. Идея, так и не осуществлённая, хотя отчасти воплощённая и в Генеральном штабе, и в министерствах. В то же время Румянцев понимал, насколько важна полномощная власть главнокомандующего, а в действенность коллегиального (тем более — заочного) командования не верил. В годы сражений и походов власть военных дел правительства над главнокомандующим нелогична: «Военные дела… по своим следствиям более всех иных требуют осмотрения и осторожности, а всякий полководец не иначе учреждать может как релятивно его понятию и дел соображению». Равенства генералов перед уставом не было: многое зависело от личного авторитета полководца.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
БРЕЖНЕВСКИЙ ПЕРЕВОРОТ
БРЕЖНЕВСКИЙ ПЕРЕВОРОТ Снятие Хрущева и избрание на его место Брежнева в моем окружении не произвело особого впечатления. Оно прошло как заурядный спектакль в заурядной жизни партийной правящей верхушки, как смена одной правящей мафии другою. По моим наблюдениям также
Провалившийся переворот
Провалившийся переворот На первые две недели нового 1966 года возможно намечались два переворота. Данные о том из них, что так и не был осуществлен, главным образом косвенные, но весьма правдоподобно выглядят утверждения, что переворот 15 января помешал другому перевороту,
Дворцовый переворот
Дворцовый переворот Мы вернулись в Москву 14 октября. Меня в аэропорту встретил Жора Владимов. Мы с ним ехали на его «Запорожце», и он мне по дороге сказал, что Никита Хрущев снят со всех своих должностей. Я спросил, откуда он знает. Он сказал:– Слухи. Второй день имя Хрущева
Переворот без государства
Переворот без государства Практически с первых же недель вступления барона Врангеля в должность Главнокомандующего Русскою Армией, по меньшей мере с апреля 1920 г., Слащов неоднократно вступал в конфликт с самим Врангелем или кем-либо из его окружения. Наружно, впрочем,
Переворот
Переворот Я вернулась в Псков холодным зимним утром в начале 1917 года. Было еще темно. Город, ставший для меня родным, теперь казался чужим, враждебным; и я сама смотрела на все другими глазами.В воздухе висела неопределенность. Открытые и доверчивые прежде лица стали
НЕУДАВШИЙСЯ ПЕРЕВОРОТ
НЕУДАВШИЙСЯ ПЕРЕВОРОТ Вскоре выяснилась полная бездарность министров Временного правительства. Они говорили речи и бездействовали. Далеко им было до прежних министров, которых они так ругали. Великая Россия поручила свою судьбу маленькому болтливому присяжному
ПЕРЕВОРОТ
ПЕРЕВОРОТ К концу "демократического совещания" был, по нашему настоянию, назначен срок второго съезда Советов на 25 октября. При тех настроениях, какие нарастали с часу на час не только в рабочих кварталах, но и в казармах, нам казалось наиболее целесообразным
Октябрьский переворот
Октябрьский переворот Когда-то, в двадцатых годах, вот так попросту у нас называли революционные события в Петрограде 25–26 октября (7–8 ноября) 1917 года. Потом их стали пышно именовать Великая Октябрьская социалистическая революция. Да, и Великая, и социалистическая, верно,
Переворот
Переворот В литературе до сих пор нет единого мнения относительно того, был ли у Пилсудского в мае 1926 года разработанный план переворота. Несомненно, если говорить о перевороте как о военной операции с целью устранения всех существующих институтов государственной
Глава V ПЕРЕВОРОТ
Глава V ПЕРЕВОРОТ Была весна 1832 года. Аксаковы жили тогда в доме на Сивцевом Вражке. По субботам у них обычно собирались приятели хозяина, обедали, коротали вечер. В один из таких вечеров Сергей Тимофеевич сидел у себя в кабинете, наверху в мезонине, играя с гостями в карты,
Октябрьский переворот
Октябрьский переворот 25 октября (7 ноября) 1917 года генерал Краснов получил от Керенского паническую телеграмму с приказом спешно перебросить 3-й конный корпус под мятежный Петроград. На следующий день в Псков к Краснову прибыл и сам трусливо бежавший из Петрограда
Октябрьский переворот
Октябрьский переворот Смольный институт, куда в ночь с 24 на 25 октября заглядывал Владимир Маяковский, был основан императрицей Екатериной Второй в 1764 году при Воскресенском Смольном Новодевичьем монастыре. Он был назван тогда «Императорским Воспитательным Обществом
Заговор и переворот
Заговор и переворот Сначала все развивалось не так уж и радостно. В гулянках и кутежах Орловых принимал участие некий поручик Перфильев. Человек это был недалекий и завистливый. Вероятно, он затаил обиду на Григория Орлова за то, что тот имел успех у дам, вероятно, еще
ПЕРЕВОРОТ ДИТЕРИХСА
ПЕРЕВОРОТ ДИТЕРИХСА Я почти никогда не бывал в кинематографе, но на этот раз ко мне зашёл генерал Болдырев и усиленно стал звать пойти с ним. Генерал был чем-то обеспокоен; спустя час к нему кто-то подошёл. После коротких переговоров Болдырев, не досидев до конца сеанса,