XVII. Обманывать

XVII. Обманывать

Вы будете смеяться, когда узнаете, что я часто без зазрений совести обманывал повес, пройдох и глупцов.

Мы в конце 1784 или начале 1785 года. Лоренцо Да Понте, автор либретто к операм Моцарта, и Джакомо Казанова в Вене. Он – секретарь Себастьяно Фоскарини, посла Венецианской республики. Они мирно прогуливаются по широкому проспекту Грабен. «И вдруг я вижу, – рассказывает Да Понте, – что он нахмурил брови, вскрикнул, скрипнул зубами, дернулся всем телом, воздел руки к небу, а затем поспешным шагом бросился вослед какому-то мужчине и схватил его за воротник с такими словами: “Вот я до тебя и добрался, убийца!” Толпа, привлеченная этим странным нападением, беспрестанно росла. Поначалу оторопев, я какое-то время оставался в стороне, не стремясь быть замешанным в общественный скандал; но поразмыслив две минуты, подбежал к нему и, взяв под руку, утащил подальше от драки. Тогда-то он и рассказал мне, жестикулируя, как человек, который более за себя не отвечает, историю старой дамы, и объяснил, что тот мужчина был Джоакино Коста, который предал его»[79], сбежав с его шкатулкой и сокровищем.

На самом деле этот Коста, молодой невежа, много о себе думающий, но рубаха-парень, был нанят Казановой на службу в 1760 году: «Он был не лишен ума, и по этой причине глуп; я нашел это оригинальным и оставил его при себе. Я был еще более глуп, чем он», – признается Казанова в своих мемуарах (II, 512). Действительно, приняв участие в мистификации г-жи д’Юрфе, Коста сбежал с драгоценностями и кругленькой суммой денег. Вечная история старухи и прорухи. Когда Казанова встретил его в Вене, тот служил графу фон Хардиггу. «Я знал Джоакино Коста, – продолжает Да Понте, – разврат и дурные знакомства окончательно погубили его, теперь он влачил нищенское существование… Мы продолжили нашу прогулку и увидели, как он вошел в кафе, откуда вскоре вышел мальчишка и вручил Казанове записку; записка была составлена в виде четверостишия следующего содержания:

“Казанова, не шуми; ты крал, я следовал твоему примеру. Ты мой учитель, я всего лишь твой ученик. Ты хорошо преподал мне свое искусство. Ты дал мне хлеба, я вернул тебе калач. Не грозись! Это лучшее, что ты можешь сделать”.

Эти несколько слов произвели величайший эффект; Казанова задумался; потом, расхохотавшись, склонился ко мне и шепнул на ухо: “Честное слово, этот проходимец прав”. Подойдя к кафе, он сделал знак Косте, который вышел к нему, и оба пошли бок о бок, беседуя так спокойно, словно ничего и не случилось»[80].

В общем, рыбак рыбака видит издалека! Всю свою жизнь Казанова был на стороне авантюристов. Время от времени он даже мог оценить как знаток проделки, жертвой которых становился он сам. Однажды, на почтовой станции Леричи неподалеку от Ливорно, он заранее заплатил одной португалке за четверых лошадей, которых впрягли в его карету. Когда через некоторое время он потребовал от станционного смотрителя сдачу, тот холодно спросил с него деньги за лошадей. Ошеломление и гнев Казановы, который сначала говорил громким голосом и ругался. «Потом я понял свою ошибку, заплатил во второй раз и посмеялся над ловким плутом, который меня провел. Вот как учат жизни. С того дня я платил за почтовых лишь под хорошей вывеской. Нет такой страны, где плуты столь же изворотливы, как в Италии, если не принимать в расчет древнюю и современную Грецию» (II, 565).

Обращаясь к читателю в предисловии, Казанова не колеблясь пишет, что «всегда любил правду с такой страстью, что для начала лгал, чтобы ввести ее в головы, не знакомые с ее очарованием. Они меня не осудят, узнав, как я опустошал кошелек своих друзей, чтобы удовлетворить свои прихоти. Они строили химерические планы, и, внушая им надежду на успех, я в то же время надеялся излечить их от безумия, выводя их из заблуждения. Я обманывал их, чтобы они поумнели; я не считал себя виновным, ибо действовал не из скупости. Я оплачивал свои наслаждения из денег, призванных попасть во владение к тем, кому это противопоказано природой. Я не чувствовал бы своей вины, если бы сегодня был богат. У меня ничего нет; я все бросил, и это меня утешает и оправдывает. Это были деньги, уготованные на глупости; я изменил их назначение, заставив послужить своим капризам» (I, 8).

Никогда Казанова не отступится от этих странных нравственных принципов. Именно нравственных, даже этических, ибо Казанова будет стоять на своем: ничего безнравственного в его поступках нет. Во-первых, потому, что ложь в его глазах является необходимой пропедевтикой правды. Во-вторых, потому, что лучше использовать самому состояния, которые будут без толку потрачены и развеяны на абсурдные химерические проекты. Наконец, потому, что он выманивает деньги не ради накопительства, а чтобы немедленно их потратить, ускорить их обращение в обществе.

Правда, да он и сам это признает, Джакомо Казанова обманул в совокупности много народу, используя свой неоспоримый талант шарлатана всякий раз, как к тому представлялся случай. С ранней юности. По пути в Марторано, где он должен был занять должность священника, Казанова, страшно нуждавшийся в деньгах, продал одному греку способ увеличить объем ртути наложением на нее свинца. На наш взгляд, это очевидность, а на взгляд грека – мошенничество, потому что чистота и качество ртути от этого изменятся. Но Казанова смотрит на дело иначе: «Плутовство порок, но честная хитрость – всего лишь осторожность ума. Это добродетель. Правда, она похожа на плутовство; но через это надо пройти. Тот, кто не умеет ею пользоваться, – глупец. Такую осторожность греки называют “лисьей хитростью”» (I, 160). Надо уметь быть хитрым, искушенным, когда ты не благороден и не богат по рождению. Иначе ты круглый дурак. Для Казановы не существует абстрактной и трансцендентной морали. Существует только мораль практическая, которая учит выкручиваться в жизни, когда происхождение поставило вас в невыгодное положение по отношению к другим.

На протяжении всей своей международной карьеры авантюриста он обведет вокруг пальца множество людей. Он убежден, что несколько восстановил равновесие при разделе богатств в свою пользу, не разорив при этом своих венецианских покровителей. Они могли бы попасть и в худший переплет, наткнуться на бессовестного вора, который оставил бы их без штанов. Он же всего лишь выкачал из них немного денег, не доведя до паперти. В конце концов, они платили за удовольствие, которое он им доставлял, поощряя их фантазии!